Глава 6. Откуда оно взялось?
Погода сводила с ума!
- Это разве видано?
Все говорили с шумом и на перебой:
- Зима на дворе, почти, а тут…
- Кажется, возвратилось лето. – Эталь с улыбкой смотрела на свои загорелые коленки, на руки, которые теперь снова были свободны от длинной громоздкой и всегда неудобной одежды, стесняющей лёгкие движения.
- Странное дело… За один день.
Пятнадцатое ноября показывало на градуснике плюс тридцать.
- Ещё один катаклизм…
- Шутка природы.
- Природа сходит с ума!
- Зато тепло и снова можно улыбаться солнцу! - не прекращала радоваться девушка. Ей было всё равно на то, что творилось, пусть даже такое – не ясное. – Главное, мне хорошо.
По случаю возвращения лета люди тут же организовали много увеселительных мероприятий, и в центре городского парка открыли большую ярмарку. Не так давно тут проезжал цирк и был он, видимо, из-за моря, клоуны работали не только клоунами, но и продавали животных, и по сути вся ярмарка была посвящена только им.
- Пойдём? Только оденься полегче! – крикнула в трубку подружка.
Люба снова была бела, как призрак.
***
Решила зайти в гости. Надо было поговорить. Буквально на пару минут. Поговорили, пора прощаться.
Из комнаты раздался странный чирикающий звук.
- Ах да, я совсем забыла! – блондинка Люба бросилась в комнату.
- Ты куда?
- Погоди, забыла покормить зверя!
- У тебя есть зверь? – немного удивившись, выдавила улыбку Эталь.
- Да, теперь есть… Ну, ты чего на меня так смотришь? Он совсем не страшный. И не кусается. Хочешь, могу показать.
Эталь кивнула.
- Я не тороплюсь. Так что показывай.
Девушка позвала за собой, глаза её горели странным сияющим блеском.
- Птицу купила?
- Приобрела! – Люба открыла дверь. В залитом солнцем помещении, в самой его середине стояла небольшая клетка.
- Какая красивая!.. Ах.
- Да. Мы не смогли жить друг без друга… Она такая маленькая и беззащитная.
Птичка чирикнула что-то в ответ. Жаль, что не разговаривала.
- Не кусается?
- Что ты! Даже на руки даётся, смотри! – говорящая запустила ладонь в клетку, пищащая от страха птица тут же оказалась снаружи.
- Она боится тебя! – прозвучало больше как убеждение.
- Не думаю. Мы любим друг друга.
- Нет… Невозможно успеть так быстро.
Пушистые крылышки нахохлились, послышался тихий звук.
- Боится, говорю же! Посади её обратно.
- Как хочешь.
Люба нехотя согласилась на действие, хотя сама, было видно, хотела поиграться с пернатой.
- У меня только один вопрос. Когда ты успела? – удивилась Эталь, с интересом разглядывая небольшую жёлтую птичку. Та тоже рассматривала девушку, внимательно, опустив головку на бок и распушив пёрышки. Их жизнерадостная внешность идеально подходила друг к другу и совершенно не вязалась к Любе, холодной, белой и молчаливой. Хотя, возможно, что птице предназначалась роль, способная «растопить лёд».
- Купить? – прошептала девушка.
- Да. Я же только вчера гостила у тебя, после прогулки… А до этого мы были в парке. Я видела таких птиц. Мы видели. Мы долго перед ними стояли. Но ты не покупала никого…
- Однако, там и купила.
- Я не видела этого. Не обманывай. Мы ушли поздно. А сегодня уехал цирк. – сказала спокойно, голосом, не желающим никого обидеть. - Мне просто интересно, когда, ведь возвращались-то мы без клетки… Ярмарка вряд ли работала допоздна. Точнее вряд ли, что на ней продавали кого-то ночью.
- Значит, мне повезло, и я успела. Главное, что мы теперь вместе. – прозвучало с оттенком тайны. Глаза говорящей были опустошены и устремлены в клетку. – Прекрати цепляться по мелочам!
Эталь кивнула, прошептала что-то, ушла. Она так и не поняла, что ей наговорила Люба, а та явно предпочитала словам молчание.
***
Ноябрьская жара кончилась так же, как началась. Уже на следующий день стало холодно, к вечеру ударил первый мороз. Шутки природы оказались на редкость злыми – заболело много людей и детей. Разбились мечты случайно заезжих туристов. Остыло море, нагретое за один день. Всё стало таким, как прежде, как будто не было ничего.
Одно изменилось – печаль. Её становилось меньше. Люба начинала улыбаться. Только жаль, никто не знал этого, но улыбку видела птичка. Испуганная и ошеломлённая увиденными в доме картинами, она сидела на краю клеточки и наблюдала за своей хозяйкой, за той странной тишиной, что обрушилась, как стена, вслед за уходом розововолосой девчонки; тишины, которая нарушалась только тиканьем старых часов и чириканьем.
Голоса звучали, как ватные, тонули в этом доме, никогда не становились криком. Силуэты тускнели и почему-то казались размытыми. А хозяйка не внушала доверия – только ужасный страх.
Птичка редко пускалась в пение, не ела и почти не пила. Но когда девушка с белыми волосами всё же приближалась к ней, то почему-то забывала про страх и начинала тихонько чирикать…
Девушка доставала птичку на руку, та сидела на ней, ни разу не посмев взлететь. Её крылья точно застывали, не позволяя сделать этот поступок и, может, к лучшему – она ещё совсем не умела летать. Была маленькой, месяца два от роду. В цирке родилось слишком много птенцов – их некуда было девать, дрессировке не все поддавались – так якобы она оказалась здесь.