43. Анубис, Довлатов и новоселы
Тьма именно захлопнулась. Сияние голубых светлячков осталось за порогом, как будто кто-то задернул штору, отгородив лазурный грот от провала пещеры. Некоторое время Антон осторожно пробирался на ощупь, касаясь правой рукой холодной и влажной каменной стены.
Прерывистый звук шагов терялся гулким эхом в глубинах лабиринта. Вскоре Антон стал различать какие-то сторонние шумы – казалось, чуть впереди парочка маленьких старичков шаркают мягкими ботинками. Нет, это кто-то один, четвероногий, вернее, четверолапый, движется рядом тяжелой трусцой. Койот Чебурек? Не может быть: проводник по Миру троп еще на скалистом уступе предупредил, что ему в пещеры нельзя.
- Очистить душу от мутных наносов неизбежного мрака, сохранить себя в темноте помогают лопата памяти и губка облаков, - глубокомысленно произнес знакомый голос.
- Фей Ерофей! – обрадовался Антон. – Как давно я тебя не видел!
- Ты не видишь меня и сейчас, - справедливо заметил фей Ерофей.
- Я собственных пальцев не вижу, - подтвердил Антон и помахал перед носом раскрытой ладонью. Действительно, ничего не видно, лишь движение воздуха по лицу.
- Вот и хорошо, - решил Ерофей. – Нечего на меня смотреть, слишком стар я для собачьих выставок.
- Как выберусь на ту сторону, непременно заеду тебя повидать, - пообещал Антон. – в ближайшие дни и заеду…
- Не стоит, - прозвучал быстрый ответ.
Ерофей надолго замолчал. Антон не нарушал тишину – из вежливости. Наконец фей заговорил снова.
- В солидном возрасте люди будут любить тебя за добрый нрав и былые заслуги. В зрелости будут уважать за интеллект и щедрость. И только в молодости любят за саму эту молодость.
- Надеюсь, мой возраст не исключает наличие и прочих ценных качеств, – усмехнулся в темноту Антон. – Кроме того, не так уж я и молод.
- Сказал младенец, кивая седовласой головой, - подтрунил собеседника Ерофей. – И вот пока ты пребываешь в данном блаженном периоде жизни своей, формируй интеллект для зрелого возраста, а к старости постарайся сохранить добрый нрав. Обеспечь себе непрерывный поток любви и уважения.
- Странное напутствие, - удивился Антон. – Ты пришел только за этим?
- Прибыли, - сказал Ерофей, и тьма сменилась сиянием дня.
Ка-Це скончалась несколько лет назад. Кошку похоронили в полях, положив куцее тельце в коробку из-под обуви. Не было слез и речей, не было церемоний, разве что Нестор Иванович в тот день выпил несколько больше обычного.
Ерофей был слишком большим, его нельзя было спрятать в картонную коробку, его нельзя было закопать на чьем-то незастроенном участке, его похороны могли бы превратиться в настоящее ритуальное действо. Поэтому Нина позвонила в похоронное бюро.
К воротам дома на Кисельной, 8 подъехал черный микроавтобус. На его бортах красовался зловещий древнеегипетский бог Анубис с телом человека и головой койота Чебурека. С обеих сторон фургона морды койотов были обращены в сторону кабины. Оба Анубиса держали в руках бамбуковые жезлы.
- Хенти Аменти, - загадочно произнес Нестор Иванович, который наблюдал за происходящим с высоты крыльца. В отличие от сына Осириса, Нестор Иванович сжимал меж большим и указательным пальцами ножку винного бокала. Бокал был наполовину полон густым красным вином.
- Не ругайся, - с торжественной грустью в голосе осекла его Нина.
- Повелитель Запада, - перевел Нестор Иванович. – Анубис не только провожал души умерших в загробный мир, но и повелевал Западом. Весьма иллюстративно, на мой взгляд.
- Что здесь иллюстративного? – безразлично спросила Нина. Нестор Иванович многозначительно промолчал.
Водитель фургона и его помощник, два крепких коротко стриженных парня, умело схватили мешок с Ерофеем за четыре угла и водрузили его в багажный отсек. Водитель поднялся на крыльцо с планшетом и документами. Протянул ручку хозяину дома.
- Здесь и здесь, - ткнул широким рабочим пальцем. – Кремация завтра, на девять утра. Сегодня все расписано. Много заказов. Очередь. Ажиотаж. Вас устраивает время?
- Мы не будем присутствовать на кремации, - ответила за мужа Нина.
- Но вы заказали индивидуальную, - удивился служитель бюро. – Вам нужно выбрать урну.
- Урна нам тоже не нужна, - ответила Нина. – Вернее, ему не нужна. Мы не будем хранить прах.
- Общая кремация в два раза дешевле, - пожал плечами водитель, забирая подписанные Нестором Ивановичем документы и стопку банкнот в уплату за услуги.
- Нельзя ему в общую, - строго сказал Нестор Иванович.
Микроавтобус зарычал и уехал, увозя труп собаки в мешке. Семья вернулась в дом – помянуть друга. Нина собрала стол на скорую руку – овощной салат, нарезки мяса, колбас и сыров, зеленый лук, черные маслины. Нестор Иванович решил, что вином печаль не смоешь, и достал из кухонного бара бутылку ирландского виски. Нина посмотрела на мужа с укоризной, но возражать не стала – горкой насыпала из морозилки в креманку мутные кубики льда. Выпили из широких бокалов, помолчали положенную минуту.
- Завтра на смене? – коротко спросил отец.
- Нет, завтра отсыпаюсь, - хмуро ответил Антон.
- Не планируй дел. К нотариусу поедем. Часам к двенадцати, - предупредил отец.
- Ерофей оставил мне наследство? – попытался пошутить Антон.
За столом шутку никто не принял. Не то было настроение.
- Мы с матерью подумали и решили, что нечего вам с нашей внучкой в съемной квартире жить, - пояснил отец. – Как Маша родила, мы стали присматривать. Завтра договорюсь - юрист застройщика за расчетом приедет. К нотариусу. Нужна твоя подпись на договоре купли-продажи. Квартира небольшая, две комнаты. Гостиная с кухней совмещена. Зато вид хороший. В общем, сам посмотришь. Завтра и глянем. Можем маму взять – с Майей посидит, а вы с Машей отправитесь на экскурсию.
Антон не знал, что ответить. Он растерянно переводил взгляд с отца на мать и наоборот. Отец понял эту растерянность и поспешил перевести тему на нейтральную, философскую.
- Читал Довлатова? – спросил отец уже в прихожей
Антон отрицательно покачал головой.
- И правильно, - одобрил отец. – Лет в тридцать прочтешь. А я вот перечитываю…
- Интеллигенты книг не читают, они их перечитывают, - вспомнил Антон услышанную где-то мудрость и улыбнулся.
Отец улыбнулся в ответ – в благодарность за комплимент.
- Часто Довлатов эксплуатирует образ Хемингуэя, - продолжил Нестор Иванович. – То книгой мастера, то его портретом на стене, то названием повести. «Наши», например: глава «У наших» из «Бесов». То цитатой. «The end of something, как выразился бы господин Хемингуэй»…
- Нет ничего плохого в том, чтобы любить Хемингуэя, - несколько удивленно удивился Антон.
- Не любил Довлатов Хемингуэя, - отрезал отец. - Признавал, что с его, Довлатова, пороками нужно быть как минимум Хемингуэем. Но он не был Хемингуэем. Он был физически сильным, но потому еще более слабым человеком. И на фоне спокойной, целеустремленной воли диссидентские метания слабого человека кажутся еще более хаотичными и нелепыми. То надзиратель в лагере, то экскурсовод в Пушкинском заповеднике и, наконец, эмиграция. Ни одной любимой работы, а вся мечта – лишь бы печатали. То, что прежде называли «пораженчеством». Многие авторы реализовали себя в то время через Запад. Запад любит Достоевских. Ему, Западу, нравится упаднический дух.
- Ты категоричен, - примирительно сказал Антон; он уже решил для себя не читать Довлатова.
- Есть такое, - кивнул отец. – Завтра на двенадцать готовься.
- Машу брать?
- К нотариусу? Да. Там положено. Потом на объект поедем – тут уж по желанию. Твоему и Машиному. – Подумал и напомнил:
- Мама с Майей посидит.
Маша хотела на объект. Очень хотела. И если Антон принял отцовско-материнский подарок с растерянностью, то Маша посчитала его само собою разумеющимся. Если Антон промолчал при таком известии, то Маша щебетала весь вечер, даже порывалась позвонить Нестору Ивановичу, чтобы уточнить адрес. Не позвонила. Позвонила утром, рано, часов в семь. Отец был сонным, мучился похмельем, буркнул что-то вроде: «Пару часов осталось. Все сама увидишь». Маша ответила на внутрисемейную грубость горячим «спасибо!» и бросилась разбираться с вещами: что паковать для переезда, что выбросить, что раздать.
Потом был нотариус, ставили подписи – Антон нерешительно, Маша с задором. Потом ехали, смотрели. Маша ахала всю дорогу, потому что район, который был местом назначения, оказался престижным. Потом были обнимания и целования в лифте: Нестор и Нина пустили новоселов вперед. Потом был звон ключей и последнее «ах!» за спиной Антона.
А потом Антон, переступив порог квартиры, оказался не в коридоре, а в в лазурном гроте. Проводница спала, спрятавшись в ракушку….