Был выспренен как Вертер,
И благостен закат,
Притихли даже ветер
И мат.
Но что-то тихо выло
В курятнике впотьмах
И вдруг провозглазило:
«Кудах!»
И некий бодрый старец,
Сказал, встряхнув лицом:
«Рябая опросталась
Яйцом!»
Мне почти пятьдесят…
Я не верю в различные сказки:
Колобков,
буратин
и рябых говорящих курей.
Но опять и опять
Кто-то вдруг предаёт их огласке,
И на раны души
их торжественный льётся елей.
Понимаю вполне,
Что такого увы не бывает.
Но играть так играть!
Так и быть,
я пойду до конца.
Вот и видится мне,
Как отчаянно осиявает
Этот глупый сюжет
самоварное злато
яйца.
Всё это, в общем, было
изматывающе:
Старуха била, била –
Вотще!
Старик в слепом угаре,
Весь яростный такой,
Подпрыгнул и ударил
Ногой.
Трах-тах-тах!
Перестук, перерезвон, перебранка.
- Кочергой его, суку!
- Постой-ка, а ну топором!
- Я уже не могу…
- Как не можешь?
- Устала…
- Засранка!
Трах-тах-тах!
Ходуном вся изба, ходуном!
Кто бы их вразумил,
старых,
глупых,
убогих умишком?
Кто бы им доказал,
что сия простота не свята?
Чу! За печкою шум!
И шаги приближаются.
Мышка
Оголтело воздела
летучий арапник хвоста.
Приедается всё.
Лишь тебе не дано разлюбиться.
Дни проходят
И годы проходят,
И тысячи, тысячи лет.
Но хрустит скорлупа,
И в глазунье
желток
золотится,
И прекраснее завтрака
Не было в мире и нет.