Закон Мартини

   
Мерцающей сферой завис косяк сардин над дайверами. Причудливый шар слегка смещался из стороны в сторону, неизменно сохраняя исходную форму. Внутри косяка металось рыбье сообщество, сгоняя молодняк в центр. По внешним орбитам искрящейся оболочки сновали крупные особи охранного легиона. Их юркие тела сверкали блестками рассыпанного бисера, усиливая магию пульсации.
 
Блики мечущихся рыбок завораживали и манили, оживляя в памяти мельтешение отсветов вечерней дискотеки. Ими выстреливал крутящийся под потолком шар, оклеенный зеркальными осколками. Именно там, Сергей впервые увидел свою будущую жену. Легкая как перышко, девчонка порхала в полутьме зала, почти не касаясь пола. В блуждающих зеркальных  сполохах, девичьи глаза казались медово - бархатными. В них неудержимо тянуло погрузиться с головой и затеряться. И он затерялся на долгие годы, пока горькая слеза не обесцветила манящую глубину любимых глаз.

Ведомый колдовским приворотом сферы, Сергей отделился от группы дайверов. Вопреки правилам подъема, он резко пошел вверх и вклинился в центр искрящегося косяка. В налаженном ритме стаи возник хаос. Лопнувший шар перестроился в плотное кольцо, которое с бешеной скоростью начало вращаться вокруг Сергея. Быстрый подъем и мельтешение рыбьих тел ввергло парня в ликующий транс. Впервые за последние полгода, захотелось закричать от восторга, и он закричал. Безмолвно, во все горло, во всю силу тренированных легких, не жалея рвущихся от напряжения голосовых связок.

Обогнув косяк сардин, мимо продефилировала невозмутимая черепаха. Кульбиты дайвера не удивили пловчиху в латах. Она прожила здесь целую вечность и знала, что не прощает море вольности и панибратства; что бьет оно прихожан перепадами давления; рвет сосуды человеческой плоти в круговерти обморочного вихря. Но с годами, старая черепаха очерствела сердцем и утратила юношеское любопытство. Сегодня она была сыта, а значит, и безразлично-счастлива по-своему, по-черепашьи.   

Странные манеры человека не смутили и стайку кальмаров. Их вуальные плавники призывно колыхались в водных потоках, старательно выполняя игривый танец обольщения. Острозубая барракуда укрылась под коралловым козырьком, наблюдая из засады за лакомым выводком и выжидая удобного момента для нападения.
 
Хоровод морских существ неожиданно смазал белесый туман, поднявшийся со дна морского. Сквозь его зыбкое марево проступили контуры лесной поляны и уютного дачного домика. В идиллию дачной пасторали вплелся отдаленный звонок детского велосипеда. К садовой калитке подъезжал сын, живой и невредимый. Схватив отца за руку, малыш потащил отца к столу под навесом беседки. У стола стояла жена. Она осторожно наполняла молоком миску с земляникой. Молочная струя казалась тугой и плотной, как сметана. Она поднимала ягоды на поверхность, розовея от мятых плодов. Земляничный аромат был чрезмерно настойчив и выразителен. Заросли палисада поражали неестественно яркой зеленью, а молочные капли на столе застывали кремовой горкой. Было красиво и сказочно. Но самым странным в этом видЕнии был сын, аппетитно уплетающий молочно-ягодный десерт.

Злая память не давала забыться, постоянно возвращая Сергея в страшный полдень. В тот звонкий летний полдень, когда он увидел на пыльном тротуаре неподвижное тело малыша. Глаза сына, открытые и удивленные, невидяще наблюдали за исчезающим мотоциклом. В немом крике застыла жена. Исковерканный велосипед, жалобно звякнув клаксоном, неспешно крутил одинокое колесо. Эти кадры осели в памяти вязким осадком боли, неизлечимой тоской, вечной виной, опухшими от слез глазами жены и одиночеством. Но сейчас, на глубине колдовского моря, Сергей обрел желанный покой и утерянное счастье. Сном казались и смерть сына, и уход жены, и его затворничество. Душа ликовала. Эйфория и восторг звенели в каждой клеточке естества, вытесняя назойливую боль. 

Некто чужой, настойчивый и дерзкий, выбил из рук Сергея ложку с яством. Причудливой розовой каплей повисло ягодное молоко в воде. Померкла пронзительная зелень беседки. Потускнел и исчез образ сына. Глаза инструктора выдернули парня из дурмана, а целительная баллонная смесь настойчиво изгоняла из отравленного организма азотное опьянение. 

Только на суше  Сергей ощутил последствия коварного закона «Мартини», или азотного наркоза. Раскалывалась голова, нутро выворачивалось от приступов тошноты, жаром пылало тело. Но иногда приходило облегчение. Нежные касания прохладных рук уменьшали страдания. Чуть позже размытый силуэт гостьи приобрел четкий контур. Округлившаяся от беременности фигура принадлежала единственной и любимой женщине с медово-бархатными глазами. В них неудержимо тянуло погрузиться с головой и затеряться в желанном мире покоя и любви.