Первый раз я увидел эту дверь месяца четыре назад. Я, как обычно, опаздывал на работу. Бегу со всех ног, чтобы успеть провести магнитным пропуском по бездушной железной громадине до 09:00 и ничего вокруг не замечаю, лишь те лица, которые вижу изо дня в день.
Неказистый мужичок лет семидесяти вновь ходит туда и обратно по десять шагов вдоль забора, опираясь на палку - так он разрабатывает своё тело после инсульта. Это сложно назвать шагами в нашем понимании. Это больше похоже на маленькие победы над непослушным телом.
Девушка с вечно грустными глазами, лет двадцати пяти, торопиться в детский сад. На её руках маленькая девочка, которая в своем осеннем полушубке кажется больше матери раза в два. Эта девушка вечно бежит, как и я. На безымянном пальце её правой руки нет кольца, и я никогда не видел, чтобы кто-то помогал ей. Она мчится в детский сад, а потом мчится на работу. Стремительно пролетающая жизнь, стремительно подрастающая дочка в глазах уставшей матери.
Мужчина-дальтоник, в специальных очках, снова никуда не спешит - идёт медленным и размеренным шагом, выбивается из нашей суетливой процессии. Он, видимо, выходит из дома заранее. Самый собранный из нас.
Я не киваю им. Не здороваюсь. Даже не улыбаюсь. Как, впрочем, и они мне. Мы каждый день, вот уже пару лет, как сталкиваемся, бежим вместе, смотрим друг на друга, наблюдаем, как меняется гардероб или длина волос, как растёт маленькая девочка на руках у матери. Но мы упорно продолжаем делать вид, что одна общая дорога - это лишь одна общая дорога и больше ничего. Будто бы завтра мы все разойдемся по разным. Но другого пути у нас нет и ровно в 08:45 мы сталкиваемся все вместе, чтобы метнуть друг на друга острые взгляды и убедиться, что всё хорошо, что наш общий "день сурка" не оборван чьим-то внезапным несогласованным отсутствием.
Я снова бегу. Мне остаётся минут 10 до момента, когда мой пропуск может коснуться бездушной машины и не нарваться на штраф. Но вдруг мой взгляд цепляется за обычную, практически неприметную дверь маленького двухэтажного строения дореволюционной постройки. Я хожу мимо него уже два года, но никогда раньше не замечал, какая прекрасная в своей банальности, у неё дверь. Она покрашена оранжевой краской и ярким пятном сияет на обгоревшей плоти обветшалого дома.
Краска на штакетнике кое-где уже ободралась, а в щели забилась вековая пыль. Цифра "3" из неприятного жёлтого металла покосилась и больше напоминает изогнутую "ш". Я остановился лишь на долю секунды, подумав, что было бы неплохо сделать фотографию этого вида.
Всё вокруг умирает. Я хотел лишь запечатлеть то, что еще имеет способность жить.
Когда я шел домой вечером, я забыл о своём желании и не заметил двери. Мне хотелось лишь поскорее уснуть, чтобы снять усталость.
А следующее утро - это новый "день сурка": старик после инсульта, женщина с ребёнком, мужчина в странных очках. Интересно, а замечали ли они, как необычайно прекрасна эта яркая дверь?
Я снова торопился. "Сфотографирую как-нибудь потом", - думал я, пробегая мимо дома, чтобы успеть.
А дальше началась зима. Долгая, протяжная, какая бывает всё чаще в наших краях. Утром дверь утопали в темноте. Вечером они сова утопали в темноте. Я не заметил даже того момента, когда на доме появился белых баннер с кровавой пугающей надписью: "Мы боимся поджога". Лишь подумал, что фотография двери в сочетании с такой фразой была бы куда удачнее. Но я вновь откладывал секундный процесс фотографирования на потом.
Прошло четыре месяца между моментом, когда я захотел сфотографировать эту дверь и когда я действительно решил её сфотографировать. Я уткнулся в телефон, меняя настройки камеры, когда заметил, что дома больше нет. Вместе с пожаром, бушевавшем всю ночь, исчезла и дверь. И вековая пыль и вековая история. Лишь черные перекладины старинного дома, обугленными костями торчали во все стороны. Да почерневшая от копоти цифра "3" валялась под ногами.
Я поднял её и еле сдержал слёзы, чтобы не разрыдаться.
Впервые за 30 лет жизни я не стал торопиться, чтобы успеть приложить пропуск и не получить штраф. Мне стало совершенно безразлично всё, что было до пожара. Я осознал, насколько страшно не успеть сделать что-то по настоящему важное...
На следующее утро я вышел из дома пораньше, чтобы спросить у старика, как он себя чувствует...