СВЕТЛАНА СТЕПАНОВА - http://www.proza.ru/avtor/stepbystep16 - ТРЕТЬЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ ЛАУРЕАТ 47 МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Так бывает иногда: идешь, разговариваешь с мамой и думаешь параллельно о своем. О чем? Да, ни о чем серьезном. Что лето уже почти на носу, и надо бы клубники купить. Что детские босоножки производства Турции заломили цены до небес, придется искать что-то похожее, но дешевле. Что хочется осенью выйти из декрета на работу, но надо как-то маме так деликатно намекнуть, что немного рассчитываешь на помощь и поддержку в плане больничных, но в общем, не очень понимаешь, как эту щекотливую тему начать. И еще немножко о том, что для весеннего вечера, этот слишком жарок и душен, и если такая весна, то чего же тогда ждать дальше...
- Мне надо сказать тебе что-то очень важное. Ты только сразу так не пугайся.
- Я уже напугалась, мам. И от самих слов и от того тона, которым их говоришь.
- Не хотела тебе говорить заранее, но я проходила обследование в поликлинике. И, кажется, у меня что-то серьезное. Пришла узнать результаты анализов, а врачица схватила меня за руку и протаскала еще по нескольким кабинетам. Без очереди. Сказала, что срочно надо подготовить карточку для госпитализации и бегом бежать в больницу. Диагноз не сказала толком, я прочла, а там одни только закорючки. А на прощание она похлопала меня так утешительно по плечу, попросила не унывать и напомнила, что сейчас медицина «на уровне». Лучше бы она этого не делала и не говорила.
Так бывает иногда. Идешь-идешь, живешь-живешь, планы строишь-строишь, а потом тебя как будто мягкой колотушкой по голове так тюкнули, и не то, чтобы больно, но очень внушительно. И свет сразу меркнет. Больше ничего не хочется, а думается почему-то все самое страшное, о чем и мысли за всю свою двадцативосьмилетнюю жизнь не допускала. И пусть даже еще точно ничего не известно, но сразу день этот и миг врезаются в память, а свой детский садик за забором, вдоль которого уже, между прочим, в течение пяти минут вместе с мамой идешь, именно в этот момент в самое сердце выстреливает воспоминаниями. Как маленькую мама сюда за ручку водила. Как как-то няня заставляла есть на полдник гороховое пюре, а мама пришла с работы чуть пораньше и спасла, забрав. Как в день рождения мама одела ей нарядное платьице и белые банты повязала, а медсестра нашла вшей, и всю такую праздничную вывела из группы и посадила на лавочку ждать родителей. Она сидела там совсем одна без «каравая» и всех этих «кого любишь, выбирай», и так хотелось плакать. А мама пришла почему-то веселая и, хохоча, сказала, что вши до вечера как-то перетопчутся. Усадила ее в машину и отвезла на море. Они шлепали там босиком по робким прибрежным волнам, смотрели на крикливых чаек и ели бутерброды, запивая их колой из запотевших стеклянных бутылочек, приговаривая: «Не полезная, но такая вкусная». И ей казалось, что вши в день рождения – это самый лучший праздник.
До машины дошли в молчании, только сынишка все трещал о своем, о детском, не замечая мрачного настроения взрослых. Сима усадила его в машину, так удачно отвернувшись от мамы и смахнув набежавшие слезы. При прощании порывисто обняла ее. Вдохнула такой родной и знакомый запах. Поцеловала в седеющую макушку, наспех подумав: «Когда это мама начала седеть?».
- Я приеду завтра, отвезу тебя в больницу, мам. Мы найдем лучших докторов. Мы сдадим анализы заново. Мы…
- Иди уже, суета моя, а то я сейчас разревусь и Павлик испугается. А мы еще даже точно не знаем, стоит ли плакать, а уже потеряли надежду и веру.
- И мать их Любовь – кисло и неловко она пытается пошутить.
Мама криво улыбается в ответ и машет рукой на прощание. Сима выжимает сцепление, втыкает первую передачу, жмет педаль газа в пол, как будто можно умчать от плохих новостей, ужаса и страха, леденящих душу своей неотвратимостью. Так бывает иногда, что ты делаешь привычные вещи, отточенные до автоматизма, а душа при этом саднит. Она привозит Павлика домой, кормит его и купает. И обнаруживает вдруг, что ее квартира просто переполнена вещами, так или иначе связанными с мамой. Вот полотенце она подарила, встроенный шкаф вместе выбирали, диван к ним из маминой квартиры перекочевал… и так везде, везде куда ни ткнись, каждая вещь кричит свою историю, связанную с мамой. И от этого всеобщего крика, хочется кричать уже ей самой. Она засыпает, укрывшись пледом. Она специально выпросила его у мамы, потому что кажется, что он хранит ее запах и тепло. И когда очень плохо на душе, стоит полежать под ним, и сразу становится легче. Она просыпается и еще сквозь сон, вспоминает: приснилось это или нет? И понимает: нееееееет. И снова ледяной обруч сжимает сердце. Собирает Павлика в сад. Он болтает без умолку что-то о тракторе, в который они с другом Сережкой будут играть, что ему очень нужен новый танк и конструктор такой, магнитный. Еще, что к бабушкиному дню рождения он хочет открытку нарисовать, а раз оно уже через несколько дней, то надо обязательно сделать это сегодня вечером, и что ему надо в этом помочь…
Как в тумане забирает маму из дома, везет в больницу, по дороге пытается даже о чем-то нейтральном говорить. В больнице их как-то подозрительно быстро оформляют, маму куда-то спешно увозят, она только и успевает как-то неуклюже чмокнуть ее в нос. Выходит на крыльцо совершенно опустошенная. Ноги совсем уже не держат, опускается на лавочку в больничном дворе. Смотрит на стайку воробьев, устроивших в луже шумную возню. Больше нет никаких мыслей. Она как будто и здесь и не здесь одновременно. Смотрит на солнце. Нежную зеленую листву. Надо как-то взять себя в руки. Куда-то идти. Что-то делать. Встает. Выходит на улицу. Бредет по ней, едва переставляя ноги. Послушно стоит перед светофором. Красный сменяется желтым, потом зеленым, снова красный. Какой уже по счету? Разве это важно? Снова зеленый. Переходит дорогу. Идет дальше. Мир схлопнулся в одну точку. Очнулась только в сквере. Что-то жужжит в ее сумке. Соображает, что телефон. Роется. Достает. Смотрит на время. Прошло уже три часа. От мамы два пропущенных. Перезванивает.
- Сима? Ну что такое? Я тебе звоню-звоню.
- Что, мама? Как ты?
- У меня взяли анализы. Собрался тут целый консилиум врачей. Профессор тут какой-то меня смотрел-смотрел. И ты знаешь. Даже не знаю, как тебе сказать. Я тут вся на нервах. Не знала уже, что и думать.
Воздух сгустился вокруг до плотности желе. Сердце колотится так, что отдает в висках набатом.
- В общем, в поликлинике ошиблись. Ничего серьезного. Сказали пару деньков надо побыть, конечно, профилактически, капельницы опять же, покапать, а дальше выпишут назначение, и можно лечиться дома.
Она боится, что плохо расслышала. Она боится, что как-то неправильно поняла мамины слова. И переспрашивает робко, но с возрастающей надеждой:
- Значит, все хорошо?
- Ну да, да! Ты что не слышишь? Я же тебе говорю: через пару дней домой, – мама смеется счастливо. И Сима хохочет ей в ответ:
- Мама! Тебе надо писать сценарии для дешевых голливудских фильмов! Ты что сразу не могла сказать?
- Так я тебе сразу и говорю!
Она расстегнула босоножки и наступила босыми ногами на асфальт, ощутив его тепло каждой клеточкой. Весь мир, вдруг, обрушился на нее солнечным светом, бездонным синим небом, а проходящая мимо серая кошка напомнила, как они с мамой купили случайно на выставке серого котенка с вывихнутой челюстью, потому что заводчица пожаловалась, что с дефектом никто покупать не хочет. А они пожалели. И он долго жил у них потом, и смешно зевал как-то набекрень. Воспоминания больше не кололи ее и не били наотмашь. Только хотелось покружиться или побежать как-то вприпрыжку, как в детстве. А еще обязательно свозить маму на море в день рождения. Нарисовать вместе с Павликом открытку. И оказывается, можно испытывать огромное чувство благодарности к врачу, допустившей ошибку, но как будто заново подарившей ей жизнь и весь мир. Так бывает. Иногда.