То что Мирослава Бель-Фаст не была ирландского происхождения никто не ос(спаривал). Ей принадлежали каторжные работы лучших еврейских домов Бруклина достойные обеих кистей художника.
Художник был известен, но имя его она предпочитала не произносить вслух, обладая повышенным давлением и скромностью.
От отца она унаследовала способность выпить батарею пива из восьми банок.
От матери – трудолюбие.
Особенно ей нравилось чистить потускневшее семейное серебро в чужих семьях за 5 долларов в час. Серебро она любила больше золота и мечтала о своих собственных вилках, ножах, ложках, которые могла бы приобрести без ущерба собственному бюджету. Но так уж сложилось ее скаредное существование, по ошибке названное жизнью, что у Мирославы не было ни кола, ни двора и, естественно, комода для обожаемого столового серебра.
Накопление – единственное ее хобби – не позволяло тратить деньги на себя.
Питалась кое-как, одевалась с барахолок, спала где попало из расчета 3 доллара за ночь.
Она не была дурнушкой и кое-кто пытался за ней ухаживать. Но кто они? Водители автобусов, развозящих стариков по алчущим врачам? Рабочие случайных строительств? Нет, говорила она себе, мне это не подходит, и пятнадцатый год подряд мечтала об американском миллионере.
Однажды на танцах, куда ее затащила подруга Настя, она повстречала Его. Конечно же он оказался итальянцем, пригласившим ее на танго замедленного действия. Шаркая ногами, подбадриваемый похотливыми взглядами соотечественников и поддерживаемый своей партнершей Мирославой, 80-летний вытеран полов танцплощадок Бруклина Тони Бастардо, задыхаясь, тут же у стены сделал ей предложение, пораженный ее славянской красотой и неумением вести разговор на итальянском.
Она зацепила его по наводке Насти еще до танцев – его привез шофер на сверкающем Роллс-Ройсе. Перстень в 4 карата на негнущемся артритном мизинце, лишний раз подтверждал его положение в обществе.
Мирослава не верила в свалившееся на нее счастье. Ее звездный час, хотя и с некоторым опозданием наступил.
– Я хочу преподнести вам скромный подарок, – значительно произнес он ей через переводчика, – сейчас его принесут из багажника Роллса. Еще 10 минут и глазам Мирославы предстал новехонький блестящий набор столового серебра.
– Провидец ты мой, – ахнула она и опустилась к нему на колени, вовремя успевшему присесть на стул.
На следующий день на авеню имени Христофора Колумба дом 18 состоялся акт вступления в брак с подписанием бумаг о слиянии мультимиллионной финансовой империи Антони Бастардо со 150-тысячным сбережением накопленном кровью, потом и слезами Мирославы Бель-Фаст (в душе ей было мучительно стыдно за эту каплю в море богатства, в котором ей предстояло купаться).
Первую брачную ночь они провели в роскошном номере Волдорф Астории. Через день, утром (она была не только тщеславной, но и обязательной) шофер отвез ее на Роллс-Ройсе на работу в последний раз чистить серебро в частном доме.
Она вся лучилась от гордости и значимости, напевая себе под нос его любимую песенку «Вернись в Сорренто» голосом Паваротти и рассказывая, раскрывшим рты старым евреям о привалившем ей счастье.
В час дня, закончившая работу раньше обычного, Мирослава радостная выскочила на улицу, но Роллс-Ройса не оказалось в условленном месте. Она прождала час. Безуспешно. Почувствовав неладное, впервые в жизни схватила на улице такси и расплатившись выскочила из него на улице Х. Колумба. Но дома под номером 18 не было. Был 16, был 22. Но 18 и 20 не существовали. Неожиданно раздался звонок по мобильному телефону. Ворвался веселый голосок подружки Насти:
– Не кручинься и не скучай и в банк не бегай. Денежки твои мы уже сняли. Звоню тебе с борта самолета. Тони передает большой привет. И главное, не обессудь. Все равно ты своих денег никогда бы не потратила. Низкий тебе от нас поклон, и огромное спасибо.