Алешка проснулся и огляделся кругом. Тишина. Диван, на котором спала Лина, пуст. Он глянул на часы, висящие на стене, они по-казывали половину седьмого. Но было ли это утро или это еще вечер, Алешка не понимал. За оном были мягкие сумерки, свойственные для середины сентября. В комнате было приятно прохладно.
Алешка протянул руку к тумбочке возле кровати, взял стакан с морсом, сделал глоток, понравилось, допил до конца. Необыкновенная тишина в доме. То ли все куда-то ушли, то ли все еще спят. Он по-трогал лоб рукой, решил, что у него вполне нормальная температура, и он практически здоров.
Он откинул одеяло, и поднялся. Вышел в коридор. Прислушался. На кухне капала вода. А где-то внизу слышались очень тихие голоса. Это из квартиры Григорьевых. Значит, старики не спят.
Алешка стараясь ступать как можно тише стал пробираться к дверям разделяющим две квартиры. Подошел, постучал. В квартире что-то грохнуло, послышались шаги, ворчание мужского голоса и дверь отворилась.
-Алексей ты, почему не спишь? – спросила Алла, дверь открыла она.
-Не спится, - ответил Алешка, - сейчас что утро или вечер?
-Утро, Алекс, утро, - проговорил Станислав, со своего места за столом, - заходи, «чайковского» сыграем.
-Да, Алеша, что же вы стоите, ну заходите, заходите.
Алешка спустился на несколько ступенек вниз, комнаты Григорьевых были немного ниже уровня остальных помещений дома. Это была уютная двухкомнатная квартирка, со своей кухней, небольшой прихожей и собственным санузлом. Здесь всегда жили консьержи. Обычно это была семейная пара, немолодых одиноких людей. Для Алешки эта квартирка была неприятным воспоминанием, именно он нашел здесь трупы прежних консьержей.
Однако Григорьевы сумели преобразить это помещение, здесь и воспоминания не осталось о том жутком происшествии. Теперь почти вся квартира была завалена книгами, это Алла старалась вос-становить утраченную в Латвии библиотеку. В каждой комнате стояло по письменному столу, на одном из столов стоял недорогой компьютер. Алла занималась переводами и сочинительством. Ста-нислав писал мемуары. Казалось, все в жизни этих людей удачно сложилось. Они довольны были сегодняшним своим существованием. Они уже не стремились вернуться к утраченному, а с завидным оп-тимизмом смотрели в будущее.
Алешка сел за стол. Станислав налил ему ароматного горячего чая, а Алла накинула ему на плечи свою пуховую шаль.
-Скажи Алешка, какое из путешествий тебе понравилось больше, в Латвию или то из которого ты только что вернулся, - спросил Станислав, он говорил с заметным латышским акцентом, и это придавало его речи очаровательное своеобразие.
-Не знаю, - ответил Алешка, - но Балтийское море в августе оказалось теплее, чем российские болота в сентябре.
-Стась, перестань донимать мальчика, дурацкими расспросами, - проворчала Алла, - Алеша, как ты себя чувствуешь сегодня?
-А ничего, - встрепенулся Алешка, удивляясь, тому, что дейст-вительно неплохо себя чувствует, - я, кажется, проспал свое воспа-ление.
-Вот и прекрасно, - услышали они голос Светланы Арнольдовны, которая неслышно появилась в дверях. - Алеша, иди быстро переоде-вайся, надо ехать. Я из города. Меня вчера вызвали туда. Евгения дала резкое ухудшение, я говорила с ней, она хочет тебя видеть. Пойдем я тебя уколю, Аллочка нас быстренько чем-нибудь подкормит, Никита уже в машине он ждет.
В доме все немедленно пришло в движение. На кухне что-то шипело и готовилось. Появились Лина и Аленка, но Светлана Ар-нольдовна снова прогнала их спать, сказав, что сейчас не до них.
-Как ты? – спросила Лина, обнимая Алешку за шею, - тебе луч-ше?
-Значительно и намного, - ответил Алешка, - иди, спи, тебе еще рано.
-Угу, - ответила Лина, - приедешь, расскажешь.
-Угу, - согласился Алешка и чмокнул её в нос.
На кухне появился Никита, заметно было, что он устал, темные круги под глазами, взъерошенный вид.
-Ты где был? – спросил его Алешка.
-Где, где, в тюрьме, - ответил Никита.
Он перекинулся парой слов со своей невестой и тоже отправил её до-сыпать. Потом присел рядом с Алешкой и попросил:
-Аллочка Георгиевна, а бедному менту что-нибудь съестное от-колется?
-Конечно, Ники, обязательно, вот вам омлет и бутерброды, - ответила хлопотавшая у плиты Алла.
-Премного благодарен.
-Ник, ты железный? – спросил Алешка, - ты не спишь уже вторую неделю и как огурец с грядки.
-Если бы, вымотался сейчас здорово. Женька жить не хочет, поэтому и умирает. Она только тебя почему-то ждет. Чем ты ей так приглянулся? Она сказала, что давать показания будет только в твоем присутствии. Как я её не уговаривал, ни в какую, нет и все. Я говорил, что ты болеешь, она все равно на своем стоит. Уж языком еле шевелит, а все равно одно только «нет» и говорит.
Никита проглотил омлет, не жуя, засунул в рот бутерброд с икрой, залпом, как водку выпил кружку кофе и проговорил, утирая лицо рукавом:
-Все, командир, по коням, а то можем не успеть. Мама-Света, вы с нами?
-Да, Никита, я тоже поеду. Я поговорила со своим коллегой из Москвы, они вылетят утром, если она доживет, но … поехали.
Уже в машине, Алешка подумал о том, почему все так забо-тятся о Жене. Ни у кого не было зла на неё, а она преступница. Почему эта женщина вызывала у людей такую симпатию? Да и сам Алешка, не мог охарактеризовать свои чувства, это не просто увлечение мужчины женщиной, это нечто большее, это безмерное восхищение ею. И не только её красотой, нет, хотя и красотой без сомнения. Она поражала человека собой, всей своей сутью. Прав был покойный Роман Бажанов, в ней действительно удачно сочетались ум, красота и характер. Ей бы еще счастья немного.
Машина остановилась у дверей Первого городского медобъеди-нения, откуда только вчера забирали Алешку.
-Она здесь? – спросил Алешка.
-Да, её перевезли ночью, хотели еще раз оперировать, но она отказалась от операции, - ответила Светлана Арнольдовна. - Пойдем Алеша.
Они прошли через приемный покой, поднялись на второй этаж, прошли через длинный коридор к палате, у дверей которой стоял милиционер в форме. Он узнал Никиту и пропустил их.
В палате была всего одна кровать, рядом стояло несколько стульев. На одном из них сидел Кунгурцев. Он поздоровался с Алешкой за руку, пригласил присесть. Евгения лежала на правом боку, глаза её были закрыты, черные как смоль волосы разметались по подушке. Она была бледная, синие губы и запавшие глаза, мало напоминали лицо живого человека.
Алешка присел на стул и спросил Кунгурцева шепотом:
-Она жива?
-Пока да, - с вздохом ответил Кунгурцев.
Алешка заметил тень пробежавшую по лицу сурового прокурорского начальника. Она и его сердце успела тронуть, и он провожал её с со-жалением.
Фиолетовые веки дрогнули, она медленно открыла глаза и про-шептала:
-Привет, рада тебя видеть. Можно мне попить доктор?
Последние слова она обратила к Светлане Арнольдовне.
-Можно, - ответила Светлана Арнольдовна и вышла из палаты.
Евгения виновато улыбалась, как бы говоря: «простите меня за бес-покойство». Она подмигнула Алешке правым глазом и прошептала:
-Начальник, мне обещали еще укольчик, чтобы я могла говорить?
-Будет, вам укольчик, - ответил Кунгурцев и встал с места, отошел к окну и повернулся ко всем спиной.
В палату вернулась Светлана Арнольдовна, она вела с собой медсе-стру, у которой в руках был небольшой медицинский лоток со шпри-цами. А Светлана Арнольдовна несла в руках больничную поилку, чайничек без крышки, с носиком сбоку.
Несколько минут медики возились около Евгении, ее поили, ко-лоли, укрывали, переворачивали, и, наконец, от неё отошли. Её губы стали белей, а на щеках даже появился легкий румянец.
-Женя подумайте еще раз, - сказала Светлана Арнольдовна, - врач из Москвы может быть здесь утром, он очень хороший хирург.
-Спасибо. Вы мама Алексея, так мне сказали, спасибо еще раз. Я думаю, что когда вы услышите мой рассказ, вы не будете столь добры ко мне. Спасибо. И еще. Я видела, как умирают люди, так что не стоит ради меня беспокоить уважаемого человека, дайте отбой. Мне не нужна операция. Это все равно неизлечимо, вы же врач, вы же знаете. Да, еще, у меня есть деньги. Это к вам Валентин Влади-мирович, я знаю сколько стоят те препараты, которыми вы меня поддерживаете, проследите, пожалуйста, чтобы заплатили боль-нице. Это, когда вы очистите мой банковский счет. Я ничего за гра-ницу не переводила. Все здесь. Теперь вот что, вы принесли, что я просила?
Кунгурцев кивнул головой и вытащил из кармана маленький фо-тоальбом, и протянул его Алешке.
-Посмотри, Алексей, - проговорила Евгения. Голос её звучал до-вольно уверенно, видимо действие лекарств сказывалось благотворно.
Алешка открыл Альбом, на первой странице, была фотография двух малышей в одинаковых рубашечках. Они сидели, держась за руки.
-Это мы, я и Женька, нам здесь по году, - сказала Евгения, - там, на второй странице нам по пять, посмотри. Правда, похожи?
Все склонились над альбомом, разглядывая вторую фотографию. Там стояли тоже два ребенка в одинаковых матросских костюмчи-ках, только на девочке вместо брючек была юбочка в складку, и бан-тик на голове.
-Там дальше нам по пятнадцать, - снова прокомментировала Евгения, - тогда мы впервые расстались с Женькой.
На третьей фотографии девочка с черными гладкими волосами и в красивом белом платье сидела на кресле, а мальчик в форме курсанта Суворовского училища стоял у неё за спиной.
-Мы снова встретились, когда он поступил в военное училище и вернулся в Киев. Я тогда от нечего делать, училась в пединституте, так от безделья. Папа заставил. Наш отец был генералом, большим военным начальником. Когда Женька уже заканчивал училище, а от-ца арестовали. Хищение госимущества в особо крупных размерах. Естественно все конфисковали. И квартиру, и дачу, и машину. Мама не выдержала всего этого, позора, разорения, вышла из окна на две-надцатом этаже. Отцу дали расстрел. Тогда еще не было моратория, зато была борьба с коррупцией. Не помогли ни ордена, ни заслуги. Я ни на кого не злилась, просто решила, что такова судьба, я покорилась ей. Из генеральской квартиры переехала в общежитие. А там надо мной смеялись все кому не лень, меня обзывали, унижали, оскорбляли. Как же генеральская дочка в грязной общаге с тараканами, клопами и соседками проститутками. Скажите, я красивая, как, по-вашему? – спросила Евгения, обращаясь к мужчинам.
-Конечно.
-Очень.
-Красивая, - проговорили все хором.
-Там есть еще одна фотография, посмотрите, это я тогда.
Алешка перевернул страницу. Возле памятника Богдану Хмельниц-кому стояли Евгений и Евгения Грудогло, держась за руки. Он был в форме курсанта военного училища, она в красивом черном платье. Ветер развевал её длинные черные волосы, они оба улыбались и щури-лись от солнышка.
-Так вот, - продолжила Евгения, тяжело вздохнув. - Меня тогда не клеил, наверное, только полный импотент. Почему-то все мужики в и институте решили, что я должна стать проституткой, или уж содержанкой на крайний случай. А я, представьте себе, не хотела. Единственный близкий человек брат-близнец Женька за высоким забором, военного училища, виделись мы редко. Отбиваться от дураков я устала. В институте начали гнобить, я его бросила и поступила на курсы медсестер. Женьку тоже начали притеснять, ему ничего не оставалось, как написать рапорт в Афганистан, я за ним. Больше у нас никого не было он и я, я и он. Мы там пробыли четыре года. Потом его ранили, у него было много всего, но самое страшное это голова. Он абсолютно потерял ориентацию. Он не мог ходить. Я его кормила с ложки, выносила судна из-под него. Это было страшно, здоровый с виду парень, а лежит как бревно и пускает пузыри. Я его из Ашхабадского госпиталя увозила на коляске. Мы вернулись в родной Киев, а там нам…мне участнице войны и ему инвалиду войны, один член в штатском сказал: «Я вас туда не посылал, кто посылал, тот пускай вам квартиру и дает». Я и тогда не злилась, я снова покорилась судьбе. Снова взяла Женькину коляску и покатила её куда глаза глядят. Мы поехали в Москву. Но и там нас никто особо не ждал. Женьку я устроила в реабилитационный центр для ветеранов войн и конфликтов, сама устроилась там работать медсестрой. Там мы прожили год. Нам стали помогать наши ребята афганцы, тогда уже наше общество стало набирать силу. Некоторые из них вошли в авторитет, вы понимаете о чем я говорю? Там я и встретила Валерия Перовского, он предложил мне стать его женой.
-А это не тот ли Петровский, что…? – спросил Кунгурцев.
Евгения усмехнулась и ответила:
-Тот, Валентин Владимирович, тот самый, машину которого взорвали на Рублевском шоссе. Но это было позже. А тогда в 90-м там, в госпитале я услышала о бабушке Глафире, она творила чудеса, поднимала на ноги лежачих, у неё прозревали незрячие. Валера отвез нас Женькой туда. Это оказалось здесь в Дальнославской области, там недалеко от Неверовского. Она жила отшельницей, но к ней ехали со всей страны. И она лечила. Помнишь Алеша, майор Ткаченко, узнал меня. Мы его потом задурили с Вадимом. А он был прав. У бабушки Глафиры мы прожили год. От неё Женька ушел на своих ногах и в своем уме. А мне она предала часть своего учения. Она не всех принимала, а когда нас увидела, то сразу взяла. Сказала, что на нас лежит проклятье зависти. Зависть погубила наших ро-дителей, чужая злая зависть довела и нас с братом до плачевного со-стояния. Она лечила нас обоих. Его от болезни, меня от людской ненависти. Она умерла при нас, мы похоронили её и вернулись в Мо-скву. Я вышла замуж за Перовского, Женька стал одним из них. Жизнь вошла в нормальную колею. Если это можно было считать нормой. Пока не начались криминальные войны за раздел сфер влияния. Тогда в марте 95-го, меня спас мой ангел хранитель. Мы с Валерой поругались. Мы ехали из загородного дома в Москву. В Машине были я, он и его водитель Толик. Мы разругались вдрызг. Поскольку от дома отъехали недалеко. Я приказала остановить и сказала, что вернусь домой. Валера крикнул мне: «Пройдись пробздись, может говна поубавиться». Эту фразу, я запомнила на всю жизнь. Я его так ненавидела в тот момент, чего только не желала ему. Я вернулась домой, к счастью там никого не было. Ни охраны, ни прислуги. Меня никто не видел. Я прошла в свою комнату. И решила уйти от Вале-рия. Стала собирать сумку, и тут заработал автоответчик, Валера кричал в трубку:
-Женька, если ты дома, уходи, уходи!!!
а потом бум… и все телефон замолчал. Я все поняла, мне ничего объяснять не надо было. Я взяла небольшую сумку, в неё засунула кое-какое белье, одно платье, брюки, свитер и туфли. Забрала все налич-ные деньги, что были в доме, забрала свои цацки, что покупал мне Валера. Стерла с автоответчика его сообщение, и ушла. Вышла я через черный ход, меня опять никто не видел. И пошла на электричку. Ехала долго, потом вышла на какой-то станции, пересела на автобус, тоже куда-то ехала, пока не оказалась в Дальнославске. Решила, что это судьба. Здесь я решила остаться. Потому что отсюда начиналось наше счастье. Нужно было сообщить о себе Женьке. Но как это сделать и не засветиться. Я не знала, поэтому и молчала. Я сняла квартиру, и целыми днями смотрела телевизор. Из новостей я узнала, что Валера погиб, его машину расстреляли из гранатомета. Святой человек, в последнюю минуту он думал обо мне, может он простит меня, когда мы с ним встретимся там. Дом наш тоже подвергся нападению, там разбили и разворочали все что только можно было. Все, что я собирала и устраивала своими руками, все было уничтожено. Меня тоже объявили погибшей. Мне это было на руку. Деньги у меня были, я пока жила тихо, изображая из себя беженку из средней Азии. Люди относились ко мне хорошо. Я устроилась на работу на местное телевидение, там познакомилась с Вадимом. Потом из тех же «Новостей» я узнала, что метким выстрелом снайпера убит один из конкурентов Валерия. И убийца задержан. Им и оказался мой брат. Я анонимно наняла самого знаменитого московского адвоката, и добилась, чтобы Женьку перевели сидеть сюда. Я готовила ему побег. Я знала, что из острога есть поземный ход. Это мне рассказывала бабушка Глафира. Я просиживала в архиве целыми днями, я искала любые сведения об этом остроге. Там я познакомилась с Лаврентием Павловичем Шершневым. Он помогал мне. Точнее это он нашел подземный ход на старых схемах острога. Я говорила Шершневу, что хочу написать книгу об истории острога, у них юбилей там намечается. Я сказала, что министерство заказало нам эту книгу, пригласила его в соавторы, пообещала приличный гонорар. Он согласился. Про подземный ход я ему предложила не рассказывать никому, до выхода книги в свет, пусть это будет сенсацией. Я убедила его, что это нормальный рекламный ход. Он сначала согласился, но когда Женька сбежал, Шершнев все понял и принялся меня шантажировать. Ему нужны были деньги, он по-требовал от меня безумную сумму, в десять миллионов долларов, под тем предлогом, что ему надо выкупить у государства, его родовое поместье и привести его в надлежащий вид. Я пообещала ему, что добьюсь от государства возвращения ему имения. Но он не поверил. Говорил, что сделал своего внука депутатом Госдумы, но и он ничего не смог добиться. Он со своей женой приходил ко мне в тот день, он кричал на меня и топал ногами и дал мне сроку до завтра. Мне ничего не оставалось делать, как …. Стоянка возле нашего офиса не ох-раняемая, там я и нашла эту «Волгу», а все остальное дело техники вождения.
-Значит подросток за рулем это ты? – спросил Алешка.
-Да, куртка, джинсы, только волосы убрала под бейсболку. Женька все время говорил мне, что я хороший парень.
Она немного помолчала, потом, вздохнув, продолжила:
-На официальные свидания к Женьке я пойти не могла. Поэтому поддерживала с ним связь через жену одного заключенного. У нас был свой птичий язык, еще в детстве мы его придумали. И пользовались им, когда надо было что-то сказать тайно. Так он узнал, что я уст-рою ему побег, а я узнала, что он сидит с Крутиковым. На все деньги, что были у меня, я купила домик под Киевом, проработала маршрут побега. Оставалось только осуществить побег. Но чтобы отвести удар от себя и от Женьки, я придумала эти гонки, я посвятила частично в свои планы Вадима. Он загорелся. Но до последней минуты он не знал, что Женька мой брат и всё это для него. Я ему так аккуратно подкинула эту идею с Крутиковым, что он до самой смерти приписывал себе все заслуги. У него от самолюбования совсем крыша улетела. Я сначала подкинула ему газету со статьей о деле Крутикова, потом, как бы невзначай подслушанный в кафе разговор. Я наняла двух парней, которые изобразили двух освободившихся зеков. И они под пивко рассказали про то, где сидит Крутиков. Остальное я уже делала, как бы под руководством Вадима. Это он так думал.
Евгения стала чаще дышать, румянец на щеках стал просто лихорадочным. Глаза её опасно заблестели, губы пересохли. Светлана Арнольдовна заметила её состояние и сказала:
-Женя может быть вам отдохнуть?
-Нет, - проговорила Евгения. – Можно мне еще укол, и я бы хо-тела сигарету. Можно?
Светлана Арнольдовна пожала плечами, прикусив нижнюю губу, как бы говоря: «нельзя конечно, но что с вами поделаешь». Она сама сде-лала ей укол в вену, потом сама же достала сигарету, прикурила её и подала Евгении.
-Евгения жадно затянулась и проговорила:
-Спасибо, я так давно не курила, а так хотелось. Вы же курите? – спросила она у Светланы Арнольдовны, - значит, понимаете меня.
Светлана Арнольдовна только молча покачала головой в знак согла-сия. Евгения затянулась еще раз, потом отдала сигарету, её взял Никита, и выкинул в форточку. В открытую форточку ворвался свежий ветерок. Евгения перевела глаза на окно. На улице было совсем светло. Она слабо улыбнулась и проговорила:
-Я думала, что сегодняшнего дня уже не увижу, но видимо это кому-то очень нужно. Я продолжу. Это я предложила Вадиму при-гласить на гонки тебя Алеша. Ты очень похож на моего Женьку. Простите меня Светлана Арнольдовна, но я держала вашего сына, как запасной вариант. Если бы у нас что-то сорвалось, то дальше на запад, я поехала бы на вашем Кузе, с вашим сыном. Понимаете? Да, если бы понадобилось, я бы убила тебя Алешка, и забрала бы твои документы для моего брата. Поэтому, когда вы застряли там, в грязи, я заставила Вадима помочь вам выехать. Но у переправы, я заметила условный знак, который нам сообщал, о том, что у них все в порядке. Тогда я и решила вас отпустить.
-Значит, вы не заглохли посреди реки? – спросил Никита.
-Нет, но ты бы это сразу понял, - ответила Евгения, - поэтому я и не позволила тебе лезть в машину. Вернее главным здесь снова был Вадим, а я удачно изображала жертву.
-Надо отметить, что тебе это удалось, - заметил Никита, - мне действительно тебя было очень жалко.
-Спасибо, - отозвалась Евгения, - жалко меня было не только тебе. Роман Бажанов усиленно предлагал мне свою любовь и дружбу. Потом и вовсе меня шантажировать начал. Я перед гонкой большую глупость сделала. Я купила у него ту самую «шестерку», на которой Женька с Жорой бежали. Мне нужна была машина, не числящаяся в угоне, но и не принадлежащая никому из моих знакомых. Чтобы её нельзя было связать со мной. Ему я это объяснила просто, что ма-шина нужна для съемок, чтобы можно было разбить её, чтобы было не жалко, и в тоже время, чтобы была на ходу, чтобы до места съемок доехала сама. А он видимо что-то сообразил, потому что когда я его отшила окончательно, он меня начал дотошно спрашивать где «шестерка», и когда же съемки. Короче, это я перекусила их трос, это я виновата в их гибели. Слышите господин следователь, это признание.
-Как, - спросил Алешка, - когда?
-Когда ты с женой шушукался по телефону. Я специально по-просилась к тебе в номер, это я разыграла сценку с незакрытыми дверями. И первый раз, и второй, и третий. Только попасть в эту ловушку должен был не ты Алексей. Это была ловушка для Батаева. Его надо было вывести из гонки с самого начала. Я понимала, что такое совпадение, как гонка и побег, не все посчитают случайным. Понимала, что в гонке будет подсадка. Я могла думать на кого угодно, в первую очередь, я, конечно, подозревала Батаева. Поэтому сети расставила для него, а попался ты, и пришлось импровизировать ис-правляться на ходу. Потом стала подозревать «Сатурновцев». Я Романа специально стравила с Батаевым, хотела посмотреть, как они себя будут вести. Решила, что лучше обоих вывести из игры. Я видела, как Роман трепетно относится к оборудованию. Все прове-ряет и перепроверяет триста раз. Я думала, что он обязательно трос проверит и не станет подниматься. И опоздает или совсем сойдет с гонки. А он не проверил…, - она замолчала, и закрыла глаза, из глаз её покатились слезы, потом она открыла их и продолжила, - я за это заплатила самую высокую цену. Потеряла последнего близкого человека. Мне не страшно умирать, я готова ответить перед господом богом за то, что натворила здесь на земле, мне бы страшнее было жить. Суд господний справедливый, а людской нет. Моя душа выдержит. А вот суд людской, который длится надо мной всю мою жизнь, для меня хуже смерти.
Она снова помолчала, потом сделала глоток воздуха и продол-жила.
-Я знала, что Батаев и Бажанов в тот вечер были вместе в одном месте, и, скорее всего, выясняли отношения. Я им обоим назначила свидание. Они пришли и нашли вместо меня друг друга. Вышла потасовка. А у меня железное алиби, я у тебя в номере, Алексей. Но ты же видел, какие там балконы. Я выбралась на балкон, как по лестнице слезла вниз, и побежала в гараж. Там я размотала трос на механической лебедке в машине «Сатурновцев». Тут же лежали и ножницы. Я надкусила трос, благо ножницы легко управляемы, и включила лебедку снова. Она просто намотала трос на бобину, скрыв место надкуса. Я хотела забить и бензобак Батаеву, но тут заметила тебя Ники.
-А я сидел в машине, и услышал шевеление, - проговорил Никита, - пошел проверить. Когда подошел к машине «Сатурновцев», там было все тихо, я пошел дальше. Но тут сработала сигналка на Кузе. И я побежал назад.
-А я, прячась за машиной, перемазалась в бензине. Так что, вер-нувшись в номер, полезла в ванну отмываться, - сказала Евгения.
-Значит, это от тебя пахло бензином, а не от меня, - сказал Алешка, - а я уж грешным делом подумал, что это я испачкался. Ни-кита постоянно возился с мотором и все кругом перемазал.
-Прямо, уж перемазал, в тот момент, я как раз чистый был, это в первый раз я из-под машины вылез. Я видел, как ты скривился, когда я твой белый брелочек такими ручками лапал, - Алешка пожал плечами, смутно припоминая, что было тогда, а Никита продолжил, - а, между прочим, я его отмыл. Вот этого ты не заметил.
-Это говорит лишь о том, что Алеша не злопамятный человек, - проговорила Евгения, - потом случилось, что случилось. Когда Батаев возглавил расследование по делу о гибели «Сатурновцев», я уже не сомневалась, что подсадка именно он. К тому же он не давал мне прохода, он следил за каждым моим шагом, он предлагал мне всякие гадости. Уговаривал меня бросить Вадима. И так далее, и тому по-добное. Короче он мне надоел. Я решила, что он догадался, о цели нашего путешествия, он нас раскрыл. И арестовать нас ему мешает только симпатия ко мне. Мне было уже невыносимо кокетничать с ним и держать его на расстоянии.
-И ты навалила ему в бензобак тампексов? – спросил Никита.
-Ага, - легко ответила Евгения, - правда здорово придумано. Я это в одном американском кино видела.
-Мы с тобой одни фильмы смотрим, - ответил Никита.
-Вот, в общем, и все, в чем бы я хотела сознаться.
-Вы не сказали главного, кто помогал вам устроить побег вашего брата из тюрьмы, - сказал Кунгурцев.
-Разве? Значит, вы просто прослушали, а повторять весь рассказ снова, боюсь, у меня силы не хватит, - проговорила Евгения и закрыла глаза.
-Вот чертова баба, - ругнулся Кунгурцев и вышел из палаты.
Никита и Алешка тихо посмеивались, потому что громко было нельзя, а не смеяться, не было мочи.
-Женя, ты не рассказала про бриллианты. Где они были спря-таны? - спросил Алешка.
Евгения открыла глаза, улыбнулась и ответила.
-Помнишь тот «Запорожец», что ребята угнали у ветерана войны в деревне Арменки?
-Да, конечно помню, - ответил Алешка.
-Этот «Запорожец» товарищу Трифонову подарил Крутиков. Там была какая-то история. У ветерана был «Запорожец» но его то ли угнали, то ли разбили. А он инвалид безногий. Ему эта машина как воздух была нужна. Какой то там совет ветеранов обратился в фирму «Феникс» с просьбой помочь купить машину для ветерана. За благотворительность в фирме отвечал Жора, Крутиков, т.е. пришли к нему. А это были его земляки, к тому же. А он как раз думал, куда бы спрятать брюлики, которые ему курьер доставлял из Якутии. Это была его доля, вернее доли. Он уже чувствовал, что пахнет жареным. Понял, что деревенька глухая, если что там можно и пересидеть. Короче купил ветерану машину, спрятал там коробочку с камешками на три миллиона баксов. И отправил машину на трейлере. Старик на этом запорожце выезжал раз в год в день победы к памятнику и все, остальное время этот сейф на колесах стоял и ржавел.
-А кто добивался, чтобы Крутикова перевели сидеть в Ширяев-ской острог? – спросил Никита.
Евгения покрутила головой и ответила:
-Вот это чистая случайность. Стечение обстоятельств.
-Скажи, а что ты знаешь об отношении Крутикова с фирмой? – спросил Алешка, - он злодей или жертва?
-Он злодейская жертва, - ответила Евгения, - он долго был про-стым исполнителем, воли своих хозяев. А потом, когда понял, что дело идет к тюрьме, он пришел к хозяину и сказал ему прямо, что в тюрьму не хочет. На что хозяин ему ответил, мало ли что и кто не хочет. Сказал, что он получит достойную компенсацию. Жора знал, что его все равно сдадут. Поэтому спросил, какую компенсацию? Хозяин ответил, что тысяч пятьдесят ему хватит, чтобы иметь обеспеченную старость. А Жоре тогда было всего сорок семь лет. Мало бы ему не дали, значит, он бы либо умер в тюрьме, либо вышел глубоким стариком. Ну и он, мягко говоря, обиделся. Ну и утаил от своего хозяина камушки на три миллиона баксов.
-Умный был дядечка, - проговорил Никита.
-Женя, а что произошло на переправе, кто убил Женю и Жору, - спросил Алешка.
Евгения нахмурилась и ответила:
-А произошло вот что. Как только вы уехали. Вадим достал пистолет и приказал мне сесть за руль. Я подчинилась. Я до последней минуты думала, что крепко держу его в руках, но то ли его страх оказался сильней, то ли жадность? До сих пор не понимаю. Мы подъехали к «Запорожцу», он, не выходя из машины, приказал Крутикову показать брильянты. Тот подчинился. Я уговаривала Ва-дима не делать глупостей, говорила, что здесь хватит на всех, и мы уедем, и все будет хорошо, но он сказал, что не верит ни мне, и этому уголовнику, а тем более этому аферисту. Он говорил, что, такие как мы не должны жить на земле. Что нас надо уничтожать, как бешеных собак, понюхавших крови. И он очень сожалел, что в России отменили смертную казнь. Женька бросился на него, и получил пулю в грудь. Я выскочила из машины, оттащила Женьку под дерево, поса-дила, он был еще живой. Я плакала и уговаривала его жить, а он только успел прошептать: «прости братишка». Да он так звал меня, не сестренка, а братишка. Он умер у меня на руках. Я впала в оцепенение, а очнулась, только услыхав второй выстрел. Жора стоял на коленях, держась руками за живот. Этот маленький человечек падал нелепо медленно. Он снял очки, потом стал одевать их снова, и не закончив это, рухнул на землю. Я подошла к нему, он был уже мертв. А Вадим сидел на корточках около машины и в свете фар разглядывал, камни. Как они переливаются, как искрятся. Я подняла булыжник с земли, прицелилась, и кинула в него. Но он увернулся. Камень попал по капоту машины, там должна быть вмятина, а я получила пулю в живот. Я понимала, что он меня добьёт, в живых не оставит, поэтому побежала в кусты, там упала и потеряла сознание. Он, видимо решил, что я умерла, и уехал. Вот и все. Остальное вы уже знаете. Алеша, я специально рассказала это все тебе. Ты честный человек и неплохой журналист. Я тебя прошу, напиши обо всем. Не выгораживай никого, и не делай выводов. Просто напиши. Это очень поучительная история человеческой жизни, исковерканной в исторических коллизиях нашей милой родины. И еще, мне уже сказали, что вы отказались от приза, это ваше дело. Наклонись по-ближе, - попросила Евгения, - сохрани эти фотографии, это я заве-щаю тебе. Это мой приз для тебя. И мое помилование, за то, что я хотела тебя убить. Прости. А теперь уходите. Светлана Арноль-довна, - позвала она Алешкину маму, которая все время разговора стояла за её кроватью, Светлана Арнольдовна подошла, - вы про-стите меня?
-Бог простит, - ответила Светлана Арнольдовна, - иди с миром.
-Спасибо, а вы исполнили мою просьбу? – снова спросила Евгения.
-Да, - ответила Светлана Арнольдовна, - он ждет. Ребята, идите в коридор, подождите там и позовите священника.
Алешка и Никита вышли в коридор и увидели там священника в рясе. Он терпеливо ждал своей очереди, чтобы войти к умирающей.
-Прошу вас батюшка, - сказал Никита, - она ждет.
-Благодарю, - ответил священник и вошел в палату.
Оттуда вышла Светлана Арнольдовна, и сказала:
-Все, это конец. Не знаю, успеет ли исповедаться.
-Алексей, - обратился Никита, - я до сих пор не могу понять, как ты сообразил, где именно их нужно искать, почему ты высадил меня из машины и поехал в обратную сторону?
-А я и не соображал, - усмехнулся Алешка, - вы же все хором ут-верждаете, что я думать не умею. Я просто испугался за Евгению. Ты же мне сам сказал, что беглецы далеко не уйдут, и что у них нет машины. Значит, они будут машину искать, а тут стоит хорошая машина, и всего два человека мешают ею завладеть. Им ничего не стоит грохнуть Вадима, а что они могли сделать с Евгенией, я даже представлять не хотел. Нам с тобой до трассы оставалось чуть-чуть, они нам не встретились, значит, они где-то или у брода, или на пути к мосту. Туда я и поехал. А когда увидел мертвого Крутикова, понял, что ошибался, и сменил полярность своих догадок. Но опять ошибся. Я уверен был, что Евгения жертва, а она оказалась злым гением. Хотя мне её очень жаль.
Никита ничего не ответил. Он, улыбаясь, похлопал Алешку по плечу, и присел на корточки прислонясь к стене больничного коридора.
Несколько минут была относительная тишина. В больнице шла обычная ежедневная жизнь. Ходили мимо палаты больные, врачи и медсестры. Что-то провозили мимо на тележках, гремели кастрюли на пищеблоке, инструменты в перевязочной и процедурной. И вдруг весь этот обыденный шум прорезал резкий громкий крик, похожий на крик ночной птицы. Все замерло. Все остановилась. Секунды спрессовались в мгновения, Алешка рванул дверь в палату и замер на пороге. Священник стоял возле кровати, молча, глядя на Евгению. Глаза её были закрыты. Она умерла.
***
Осень подарила им еще один сказочный денек. Солнышко и желтая листва на ветках и дорожках делали день золотым. По озеру плавали утки. Лина стоя на берегу, кидала уткам хлеб. На ней было легкое драповое пальто, больше напоминавшее теплую накидку. У него не было рукавов. Это был просто большой просторный балахон, где руки проходили в прорези по бокам. Она отрывала кусочек хлеба, подкидывала его вверх. Вместе с рукой взлетала и пола пальто. Это напоминало взмах крыла.
Алешка наблюдал, как утки выхватывали друг у друга кусочки хлеба. Лина улыбалась и все время повторяла:
-Это же чудо, они совершенно никого не боятся, как домашние.
-А почему ты решила, что они дикие? – спросил Алешка, подходя к ней ближе.
-Их не было раньше на озере, никогда не было, по крайней мере, летом их не было, и прошлой осенью тоже не было.
-Прошлую осень мы почти всю жили в городе, - ответил Алешка, - а летом здесь куча отдыхающих, может хозяин боится их вы-пускать.
-Возможно, - ответила Лина, - но мне хочется верить. Что это чудо. Пусть так и будет.
-Хорошо, пусть будет чудо, - согласился Алешка.
Он, стоя рядом с ней все время, думал, как бы обнять Лину, чтобы её руки оставались свободными, а не оказались закованными в балахон. Она в очередной раз взмахнула своим крылом, очередной кусочек хлеба полетел в воду. Его тут же подхватили утки, а Лина захлопала в ладоши и засмеялась. Алешка уловил этот момент, и обнял жену сзади. Она прижалась к нему, как доверчивый зверек прижимается к своему хозяину и сказала:
-Приезжай через месяц, раньше не надо.
-Почему? – спросил Алешка, - а если я раньше начну скучать. Да я уже начал.
-А ты не скучай, завали себя работой по макушку и тебе некогда будет скучать, или нет, - она развернулась к Алешке лицом и сказала, широко улыбаясь, - вы с Андреем теперь оба остаетесь холостяками, поэтому разрешаю тебе составить ему компанию в поисках холо-стяцких удовольствий.
-А-а-а, - протянул Алешка, - это что же вино, кино и казино? Девушки и карты?
Лина вздохнула и проговорила:
-Ну, если вас больше ничего не увлекает, то можете заняться и этим. Но лучше, - она сделала многозначительную паузу и продол-жила, - полезней для здоровья, рыбалка, охота, занятие спортом.
-Тогда это не с Какошиным он теперь увлекается только «своей маленькой женщиной».
Лина засмеялась и проговорила:
-Да, это ты про «Оку», похоже что это, действительно, его настоящая любовь. Хорошо, что он поселился у моей бабушки. И ей с ним будет веселей и ему полегче, а то он совсем обирючился.
-Но главное «его маленькая женщина» всегда на глазах. Во дворе частного дома её никто не обидит, - продолжал подтрунивать Алешка.
-Ну, если тебе Андрей не компания, тогда бери в напарники Ни-киту, он, по-моему, любит мужские игры на свежем воздухе.
-Он да, он любит, - ответил Алешка, - но у него скоро очередная командировка, на Северный Кавказ.
-Когда?
-Скоро.
-Нам пора, - проговорила Лина, - там уже все собрались.
-Да сейчас пойдем. Может, я все-таки с тобой?
-Нет, Алеша, я должна сама.
Лина обвила своими руками-крыльями шею мужа и поцеловала его, потом потерлась носом о его нос и сказала:
-Мяу.
-Кто сказал «мяу»? – засмеялся Алешка, чтобы не заплакать.
-Это я твоя кошка, - ответила Лина, - пойдем, они уже ждут нас.
Она высвободилась из его объятий и, взяв его за руку, потащила по дорожке прочь от озера.
Дома, а вернее во дворе действительно уже все было готово. Вещи упакованы, погружены в машину. Все стояли, ждали их. Около черной «Волги» последней модели Корнилова старшего.
-Алексей, пора прощаться, а то мы затемно в Москву прибудем, - сказал Леонид Иванович.
-Да, - сказал Алешка, - поезжайте. Приедете, позвоните мне.
-Непременно, - ответил отец, - обсудим новости трассы Москва-Дальнославск.
Он сел за руль своей машины. Светлана Арнольдовна подошла, поце-ловала Алешку, и тоже села в машу рядом с мужем. Лина расцело-валась с Аллой и Станиславом, и подошла к Алешке.
-Я позвоню тебе, обсудим новости трассы Дальнославск – Москва.
-Я буду ждать, - ответил Алешка, поцеловал жену и помог ей сесть в машину на заднее сиденье.
Машина тронулась, выехала со двора и очень скоро скрылась из виду. Алешка чувствовал страшную усталость и опустошение. Ему как в детстве хотелось плакать, а еще больше хотелось побежать за машиной и кричать от обиды, что все уехали, а его с собой не взяли.
Он помог Станиславу закрыть ворота, потом молча ушел в дом. Постоял на опустевшей кухне, потрогал чайник, горячий. Он открыл шкафчик с посудой, достал оттуда чашку, потом заметил маленькую чашку, из которой любит пить Лина. Поставил свою на место и взял эту. Налил себе чаю и пошел в свою комнату, на второй этаж. Сел за письменный стол, взял чистый лист бумаги и ручку и написал заголовок: Неразрывная связь. Так он решил назвать большую статью, о семье генерала Грудогло, о его детях. Об их заслугах, и их пре-ступлениях.
Лина права, он должен был остаться и здесь, потому что здесь он нужен, здесь его работа. Вчера он разговаривал с отцом. Рассказал ему о встречах, которые произошли у него во время гонки. Отец улы-бался, слушая Алешкин рассказ, а потом проговорил:
-Наденька Болотова, бог с ней, работала в комсомоле, всегда была заводная, активная, но грешная. Она всегда жила только своей работой, считала что семья это обуза. Такой видимо и осталась. Она приехала из области, а после 90 года вернулась снова в область. Но общественную работу не бросила. Артюхов, хорошо, что хоть до подполковника дослужился. Силен был выпить. Вот смотри, а гово-рили, что партия плохо. А разобрали мы его тогда на партбюро, хо-тели из партии выгнать и человек-то опомнился, спасли, можно сказать, мужика, - Леонид Иванович смеялся, вспоминая, своих дав-них знакомых, но вдруг нахмурился, потер лоб пальцами правой руки и продолжил, - Игнатьев? Вероятно, я виноват в том, что так сложилась его жизнь, но… такова жизнь. Я не предавал его. Он всего не знает, я до конца верил в то, что его подставили, поэтому и сделал все, чтобы это доказать. Но было уже поздно. Он уже сломался. Тогда не было психотерапевтов, а к священнику идти было не принято. Виктор, просто по черному, запил. Я снова пытался ему помочь. Его лечили от алкоголизма в лучшей московской клинике. И вылечили. Он вернулся к своей любимой работе. Но меня так и не простил. Он со мной до сих пор отказывается общаться, хотя я неоднократно прелагал ему встретиться, приезжал к нему, звал работать и сюда в Дальнославск, и в Москву.
Леонид Иванович говорил с горечью в голосе. Алешке было жаль отца, и он сказал:
-Он простил, он просил тебе передать, что годы работы с тобой были для него самыми лучшими годами в его жизни.
Леонид Иванович встал, и молча вышел из комнаты.
Нельзя однозначно оценивать жизнь живого человека, нельзя давать однозначные оценки: удалась - не удалась. Пока человек жив, у него всегда есть возможность изменить свою жизнь к лучшему. Ни-чего нельзя изменить только тогда, когда человека уже нет. Уже ничего не изменится для генерала Грудогло и его детей. Можно только рассказать правду об их прошлом. И если есть хоть что-то хорошее в прошлом, то об этом должны узнать люди.
Отец обещал, используя свои связи, разыскать все что можно о деле генерала Грудогло. С этого статья будет начинаться. Алешка написал слово: План. И начал перечислять пункты плана:
1. Отец.
2. Сын.
3. Дочь.
Евгения просила быть объективным. Надо постараться выполнить её просьбу. На столе лежал фотоальбом семьи Грудогло. Он протянул руку и начал листать. Фотографий в альбоме было много. Алешка переворачивал страницы, вглядываясь в лица незнакомых ему людей, стараясь нащупать ту самую связь, которая неразрывной нитью соединила их всех.
Вчера он сдал Андрею статью о гонках, портретную галерею и путевые заметки. Получилось интересно. Редактор остался доволен. Официально, Алешка еще был на больничке, а реально ему просто нужна была тишина для работы. Он писал на даче, писал каждую свободную минуту. Писал жадно, алчно, азартно. Так он еще не писал никогда. Он сам сравнивал себя с путником прошедшим трудный путь по пустыне и жадно пьющим воду из источника, утоляя, свою жажду и не в состоянии её утолить.
Вчера к нему сюда приезжал Николай Батаев. Они долго раз-говаривали и про гонки, и про Евгению, и про Вадима. Николай сказал фразу, которую Алешка никогда не забудет:
-Я любил её, по-настоящему. Я никогда и не за что не согласился бы играть роль свадебного генерала, на этой дурацкой гонке, где Хлебников выставил нас как шутов с самого начала, если бы не она. Она околдовала меня. Я никогда не был женат, и теперь уже вероятно не буду. Только рядом с ней промелькнула надежда на семейное счастье. Мелькнула, как звезда и погасла.
Алешка продолжал листать альбом, этот снимок совсем не-давний. Евгения стоит в полный рост. Она в кожаных обтягивающих брюках, и кожаной куртке, на голове у неё бейсболка, козырьком назад. Волосы свободно разливаются по плечам. Руки у неё спрятаны в карманы куртки, ноги широко расставлены. Она смотрит прямо в объектив, она не улыбалась губами, но её глаза просто хохотали. В этой фотографии было что-то дьявольское, ведьмаческое, мефи-стофельское. Действительно, такая женщина может свести с ума, одним движением бровей.
Алешка провел рукой по фотографии и почувствовал утолщение по середине. Он вынул фотографию из пластикового конверта, и уви-дел под ней маленькую пластиковую карточку на которой крупно было написано название одного из самых известных московских бан-ков.
Вот какой приз присудила ему Евгения. Алешка повертел в ру-ках карту. Она явно была не именная, а на предъявителя. На ней были выбиты реквизиты банка и номер счета держателя карты. Он протянул руку к телефону, набрал московский код, потом номер те-лефона банка и когда ему ответили, сказал:
-Здравствуйте, это ваш клиент номер…, - он продиктовал номер с карточки, - я бы хотел узнать сколько у меня сейчас на счету.
На том конце провода видимо шла работа по поиску, потому что слышно было лацканье клавиш компьютера, потом приятный жен-ский голос переспросил:
-Простите, вы какой остаток хотели бы знать валютный или рублевый?
-Оба, пожалуйста
-Хорошо, минуточку, - и действительно через минуту, она про-должила, - на рублевом у вас немного всего восемьсот рублей, а на ва-лютном у вас десять тысяч долларов. Будете переводить или сни-мать?
-Нет, спасибо, я свяжусь с вами.
-Всего доброго, - ответили на другом конце провода, и связь оборвалась.
Алешка отключил телефон и положил трубку на стол. И так у него есть десять тысяч долларов, это почти та сумма, которую он должен был получить в результате выигрыша. Остается выбрать взять их или нет? Можно отдать их семьям Бажанова и Заварзиных. Но они уже получили двадцать пять тысяч долларов. Свою половину он обещал отдать на машину Андрею. Но у Андрея уже есть машина. Он рад ей как ребенок, и вряд ли захочет поменять её на что-то другое, пусть даже более престижное. Остается Никита. Но он не возьмет денег Евгении. Значит надо придумать какой-то ход. Алешка снова взял телефон и набрал номер редакции.
- Какошин, слушаю.
-Андрей, приезжай ко мне сегодня, устроим холостяцкую вече-ринку.
-Все уехали? – спросил Андрей.
-Все. Приезжай.
-Ладно, - ответил Андрей, и отключился.
Вот и все теперь только остается уговорить Андрея выдать эти деньги за приз газеты и официально вручить их Никите. Андрей на-верняка согласится. Нет, не все. Он снова взял телефон и набрал но-мер.
-Слушаю, - ответил мужской голос на другом конце провода.
-Здравствуйте, могу я услышать Николая Ивановича Батаева.
-А кто его спрашивает?
-Корнилов, Алексей.
Минута ожидания и загудел голос Батаева:
-Подполковник Батаев слушает.
-Здравствуйте Николай Иванович. Это Алексей Корнилов.
-Да, - сухо ответил Батаев, - что вы хотели?
-Николай, у меня остались фотографии Евгении Перовской, если вы…
Он не успел договорить Батаев прервал его:
-Да, я заберу их, когда вы можете мне их отдать?
-Послезавтра, я буду в городе, приходите в редакцию и заберете их.
-Идет, - ответил Батаев, - спасибо, что позвонили, до свидания.
Алешка положил трубку, сделал глоток остывшего чая и начал пи-сать.