Есть даже у любви свои законы.
Пасьянс судеб — о, неисповедим.
Ещё вчера мы были не знакомы,
Ещё вчера мы были не знакомы,
А ныне знать друг друга не хотим.
Владимир Вишневский
У любой жизни, даже самой простой, есть смысл, причем глубокий. Несмотря на безусловную необходимость умирать, каждый живущий - ступенька в вечность. Не бывает жизни правильной и неправильной. Что касается человека - каждый учится тому, к чему стремится.
Один знакомый священник говорил мне, что Богу всё-равно, чем ты занимаешься. Главное не в том, чтобы делать то, что нравится, надо научиться, чтобы нравилось то, что делаешь. А род занятий, даже если он порицаем обществом, формальность. Никого ничему научить невозможно, но научиться под силу всему. Оглянитесь вокруг, вспомните тех, кто ходил с вами в один класс. Какие все разные. А ведь каждый из них учился у того же учителя, что и вы.
Жизнь, абсолютно лишённая смысла, невозможна в принципе. Каждый к чему-то стремится. Без этого нельзя. Другое дело, что не всякий может эту цель сформулировать, считая самое главное само собой разумеющимся, потому, что сжился с этим, а то, что привычно, незаметно.
Можно лишь удивляться, как выходит, что желания есть, причём именно они обусловливают все устремления, а ты о них не догадываешься. Однако такое случается кругом и всюду. Другое дело, что нет неизменных ценностей. Человек живёт, развиваясь и развивается, живя, а воплощение замыслов, сами планы изменяются вместе с эволюцией знаний и навыков. Переоценка ценностей иногда не успевает за мыслями, меняясь интуитивно, но чаще ей предшествуют мучительные размышления о простом и сложном.
Больше всего меня волнует проблема отношений. Удивляет, что они, то есть, то пропадают бесследно, насыщая до краёв, заставляя стремиться и мечтать, вдруг неожиданно устремляются в продолжительное пике, ввергая в жуткую беспросветную депрессию, лишая возможности двигаться не то, что вперёд, даже на поверхности.
В такие минуты ощущаешь ускоряющееся падение в пустоту, хотя телесно лежишь неподвижно, да к тому же на диване с закрытыми глазами, наблюдая на ментальном экране внутри головы кружение концентрических колец, стремящихся улететь за пределы ощущений.
Мысли и чувства разрозненными яркими точками носятся среди подвижных разноцветных пятен, отталкиваясь друг от друга, образуя невообразимый хаос, препятствуют их вычленению, окончательно сбивая и без того размытый фокус восприятия происходящего. Пытаюсь остановить безумное вращение, сосредоточиться на чём-то одном. Безуспешно. Лишь гулкая звенящая пустота, не позволяющая зацепиться за ускользающее.
В такое состояние меня опрокинула очередная размолвка с женой. На этот раз не просто бытовой конфликт или попытка торговаться. Незначительное разногласие началось с обычной полемики, когда каждый высказывает своё, но более темпераментно, чем прежде. Что-то в голосе жены и её интонации заставило напрячься, словно включили виртуальную кнопку. В голове загудело, сердце забилось быстрее и громче, лишая меня привычного равновесия.
Вера заговорила прерывисто и зло, произнося всё более обидные слова, незаслуженно, безо всяких на то оснований унижающие и оскорбляющие. Реакция последовала незамедлительно. Я, не задумываясь, парировал в той же тональности, повысив градус напряжения. Жена не осталась в долгу, впервые в жизни используя в перепалке намёк на мужскую несостоятельность, что несказанно возмутило, одновременно заставив оправдываться.
В её взгляде мелькнуло удовлетворённое злорадство. Не важно, чем продиктован этот выпад, имеет ли он под собой основание. Зародыш сомнения вздрогнул и оживил точку роста, как плодородное семя, упавшее в спелую почву.
— Импотент!
— Допустим, я тебе поверил. И что с того? Не могу обвинить тебя во фригидности. Ты скороспелка. Отсутствием сексуального аппетита не страдаешь. Наверно, наоборот. Хочешь сказать мой темперамент не соответствует твоему?
— Плевать мне на твой темперамент. Когда Бог раздавал мужикам яйца, тебе достались протухшие.
Меня обожгло холодом её воспалённого взора. Нежные пальчики правой руки между тем впились наманикюренными коготками в напряженные мышцы левой, до белизны их сжимая, а мимика лица окаменела до состояния маски.
— Какое несчастье. Похоже, он хотел наказать именно тебя. За поганый язык. Не так ли? Мои яйца производят плодородное семя. Ты, видно, бредишь.
— Ничуть. Кто тебе сказал, что дочь твоя? Об этом могу знать только я. Съел?
Вера вытащила из кармана пачку сигарет, ловким движением подцепила цилиндрик, отшвырнув не глядя остальное, с таким выражением, словно расправилась со мной. У меня задрожали ноги, как от сильного испуга, по телу пробежала дрожь, кожа покрылась пупырышками, будто от холода.
— Оля, моя дочь. Я это знаю. На детских фотографиях отчётливо видно сходство и вообще...
Что это, «вообще», не приходит в голову. Рассудок не желает поставлять реальные доводы. Полемика не моя сильная сторона.
— Сука! Какая же ты тварь, дорогая. Как же, наверно, нужно любить, чтобы сделать дитя вялым членом и тухлыми тестикулами.
— Чем?
— Яйцами.
— А ты уверен, что они у тебя есть?
— Можешь дотронуться. Причём, абсолютно свежие. Не сходить ли мне налево? Девки, наверно, заждались. Ты ведь себе в удовольствии случайного секса не отказываешь. Причём не ограничивала в этом себя никогда. Даже в детстве. Не уверен, что вообще когда-то ты была девственницей.
— Зато ты, маменькин сынок, не нюхал живой плоти до двадцати лет и ждал, когда тебя сделают мужчиной насильно.
— Разве это так стыдно, сохранить девственность для любимой?
— Боже, какая непорочность. Сейчас заплачу. Сожалею, что показала тебе дорогу в рай. Ошибка молодости. Приняла за другого.
— Или просто воспользовалась. Употребила. Чтобы поставить галочку в списке одноразовых любовников.
— Чем и горжусь. Кто-то из нас должен обладать мужеством. Значит, у меня неплохая способность совращать и обучать порокам маменькиных сынков.
— Спасибо за откровение. Может нам расстаться? Пока не успели наделать глупостей?
— Давно об этом думаю.
— Тогда пойду, прогуляюсь. Заодно, трахну твою подружку, Татьяну. Она давно строит мне глазки.
— Удавлю, проститутку!!! Впрочем, почему бы нет? Не мыло – не измылится. У меня тоже сегодня свидание.
Разворачиваюсь, одеваюсь и выбегаю из дома. Успокоиться не получается. Сигареты сгорают дотла в две-три затяжки. Пачка заканчивается за десяток минут. Иду в магазин, где, как и обычно, продают лишь дешёвый, бросовый табак. Беру сразу четыре пачки. Подумав, покупаю четвертинку и плавленный сырок.
Домой возвращаюсь часа через два, изрядно захмелев от термоядерной смеси табака и водки. Веры нет. Хорошо, что нашей перепалки не видела дочка. Она у моих родителей. Думал, так будет лучше. Хотел «освежить» отношения и вот что из этого вышло. Реставрация чувств, похоже, не удалась.
Так я ещё никогда не расслаблялся, хотя не очень-то избалован тёплыми отношениями жены. Для неё, обидеть походя - обычная практика, развлечение. Потом следует многодневное «воспитание» молчанием, когда жена читает запоем романтические истории о возвышенной любви в густых облаках табачного дыма, лузгая нескончаемые семечки, которые покупает по деревенской привычке целыми наволочками. Впрочем, покупаю я, она только даёт задание, делегируя выполнение работ по хозяйству непосредственно мне.
Вера очень любит обременять меня поручениями, повторяя их несколько раз, сопроводив повелительным жестом указательного пальца правой руки.
Молчать она может сколько угодно, не говоря ни слова, даже когда я сготовлю поесть и накрою стол. Для неё важно, чтобы прощение попросил именно я, особенно когда виновата. Это непременная процедура. Видимо, символическая, олицетворяющая моё подчинённое положение. Не важно, что я считаю иначе. Должен же кто-то пребывать в реальном мире, хотя бы пытался договориться, понять.
С чего началось? Сколько ни напрягаюсь, не могу вспомнить. Вроде всё было как обычно. Она сидит, читает, грызя семечки с включенным телевизором. Я, после двух подряд изнурительных смен, жутко соскучился. Пробую установить тактильный контакт, обнимая со спины и целуя в шею. Верка съёживается, резко отстраняясь.
— Отстань. Видишь, читаю.
— Я не видел тебя два дня.
— Вечером. Встретимся вечером, когда дочитаю.
— Может наоборот?
— Это как?
— Сначала встретимся, потом почитаем.
— Я занята.
— Какое совпадение. Я тоже, ужасно занят самым любимым человеком на свете.
— Ты чего, совсем дурак или придуряешься? Нормальных слов не понимаешь? Сказала потом, значит не сейчас. Так яснее?
Её лицо исказила гримаса, жест изобразил брезгливость. Лиза отвернулась и уставилась в книгу, выпустив изо рта клуб густого табачного дыма.
Она считает себя красавицей, ждёт, что люди и мир вокруг вот-вот начнут восторгаться этим. Но ничего подобного не происходит. Ответ ищет в книгах, которые, как известно, знают всё. Иногда ей кажется, что разгадка совсем близко, нужно только дочитать до конца. Однако страницы заканчиваются, а ответ, которым манил автор, становится ещё дальше.
В такие минуты Вера становится раздражительной и грубой. Иногда закрыв прочитанный томик, в недоумении переворачивает его, словно пытаясь найти недосказанное на обороте обложки.
Сосредоточенность и мечтательный взгляд постепенно покидают пределы лица, трансформируясь последовательно в недоумение, размышление и наконец в злость, которая требует реализации. Книга летит в дальний угол, а Вера подходит к окну, прислоняется к нему лбом, сжимая и разжимая кулаки.
Иногда глаза её становятся влажными, а кожа на лице и груди покрывается пятнами. Переживает. Вот только что? Обманутые ожидания, обреченность, тоску по неоцененной по достоинству красоте, вытекающей из юного тела по капельке?
Наверно, каждой девушке в своё время грезятся Алые паруса, пока не поймут, что жизнь не похожа на сказку. Значит ли это, что она до сих пор обитает в мире иллюзий, не желая покидать уютное детство?
Испытывает ли Вера такую же потребность во мне, как я в ней? Как же этого хочется. Для меня особенно важно, чтобы её мысли и чувства были зеркальным отражением моих.
Знать и надеяться - разные тропинки, способные привести в противоположные стороны. Блуждая в темноте предвкушения, можно забрести в дебри отчаяния, тогда, как уверенность представляется прямой дорогой к максимально возможному счастью. Но разве можно надеяться на неизменность, когда жизнь соблазнительна и многообразна, как цветные стёклышки в детском калейдоскопе, где следующая картинка ярче и красивей предыдущей?
Каждый из нас смотрит в свой калейдоскоп. Чем больше узнаёшь о жизни, тем полнее осознаёшь случайность всего происходящего. Ты, только статистическая погрешность, выпадающая на игральной кости, которую невозможно отобразить целым числом.
Даже дробь, в сравнении с отдельной жизнью, может показаться слишком значительной. Понятно, что мечтания о лучшем и прекрасном большей частью необоснованны. Необходимо учиться жить с малым и пользоваться достижимым, но это так прозаично, что вгоняет её в депрессию. Хочется всего и желательно сразу. Как говаривал бессмертный товарищ Бендер «на тарелочке с голубой каёмочкой».
Ведь я люблю её,несмотря на все заскоки, это так очевидно. Вера же считает, что всё должно вращаться вокруг неё и способствовать умножению наслаждения происходящим. Значит, любить — моя обязанность.
Я люблю и окрылён этим, но мысли о не полной взаимности ввинчивают поток мыслей в центрифугу сомнений, где кристаллизуются неуютные ощущения, они наслаиваются и множатся, как прожорливые сущности, отравляя любовь, наподобие ложки мёда в бочке дегтя.
Почему прекрасные яркие чувства из потока наслаждения вмиг превращается в мучение, как только на ниву мыслей падает зерно сомнения? Может, так чувствую только один я?
Сомневаюсь в своей исключительности. Отчего мысли об отсутствии взаимности приводят к душевным страданиям? Вопросы есть, ответов не могу отыскать. Да и потребность в них пропадает в ту минуту, когда вижу её зеленые глаза, которые не могут, не должны лгать.
В них столько чистоты и нежности, которыми она порой делится безоглядно, но чаще бывают затуманены ненавистью и злобой. Откуда появляются нелепые мысли-инвалиды, если этот милый взгляд предназначен только мне и больше никому?
К чёрту мрачные думы, накручивающие в мозгу петли, наподобие строгого ошейника для строптивого пса. Нужно научиться принимать жизнь такой, какая она есть. Другой не будет. Если неторопливо осмотреться по сторонам, станет заметно, что окружающие живут хуже и страдают больше.
Главное — не усложнять то, что можно исправить и стараться не замечать не зависящее от нас. Как бы мы не старались, есть события, которые нам неподвластны. Все прочие можно уладить.
А духовные муки? Стоит только занять чем-нибудь руки и о них можно забыть. Хотя бы на время, которое не всегда безжалостно.
Мы находимся в одной квартире, только не вместе, а каждый сам по себе. Вера не разговаривает со мной уже несколько дней. Даже не поднимает глаз при моём появлении. Много раз пытался заговорить, дотронуться, тщетно.
Всем своим видом она показывает полное равнодушие. Пытаюсь осознать значение этого слова, из этого ничего не выходит. Равная душа. Бред. Ровная. Это как? Словно скоростное шоссе? Наверно не с той стороны. Видимо имеется в виду амнезия души, сонное её состояние, обморок. Одиночество. Одиночество вдвоём. Но ведь я не одинок. У меня есть Вера, у неё я.
И что с того? Вон на плите целая кастрюля наваристого борща, к нему хлеб, сметана. Запах такой, что дух захватывает. Проблема в том, что именно сейчас он мне без надобности.
Я нуждаюсь в близости. Гораздо больше, чем в еде. Для этого только и нужно - начать общаться. Несколько слов и ответ. Только и всего. А она молчит. Значит, я ей не нужен. Я есть, но для неё недоступен. То-есть наоборот, это она недоступна, что делает меня несчастным.
Как такое может быть, что для ощущения счастья человеку не хватает самого себя? Это что - зависимость?
Получается, что любовь — привязанность, наркотик. А я её потребитель, раз не могу обойтись без любви. Самое ужасное - Вера это знает. Пользуется ситуацией, манипулирует, извлекает из создавшегося момента какие-то одной ей известные дивиденды, намеренно заставляя страдать. Я и так делаю для неё всё, что могу. Большее мне недоступно.
Вера сидит на кухне, забравшись с ногами на угловой диван, уткнувшись в очередной томик страдательного романа, одновременно лузгая семечки и пуская сигаретный дым в потолок.
Она наловчилась погружаться в виртуальные реалии того, чего нет, находясь в качестве невидимого участника происходящего в литературном повествовании, совершенно игнорируя действительность. Там для неё намного важнее, чем здесь.
Она окружена событиями и героями, которые заменяют ей жизнь, которая в это мгновение проносится мимо, оставляя после себя лишь душевные раны.
Когда наступает время возвращаться в реальность, Вера становится раздражительная. Между нами происходит нечто, похожее на звук от удара шаров в бильярде, когда сталкиваются два массивных предмета, имеющие пересекающиеся траектории, но различные цели. Даже если один из шаров неподвижен, он вынужден взаимодействовать с другим. В результате от одного к другому переходит импульс, выталкивающий второй силой инерции, туда, куда ему совсем не нужно.
Вот и встретились. Поговорили. Один из них остановился, как вкопанный, оправляясь от энергии столкновения, другой улетает в лузу. Спрашивается, кто выиграл?
По здравом рассуждении, у обоих проигрыш, ведь удар – это шок, боль, травма, только эти понятия из другой оперы. Так больнее, значит победа весомее.
А она - неприступная гордая королева. Рано, или поздно, когда понадобишься, вытащит тебя из того места, куда укатился после очередного удара, точнее из задницы, в которую залез, и приласкает, мурлыча, пряча свои острые коготки, благословляя на ратные и прочие подвиги во имя... короче победа однозначно остаётся за ней.
Мужчину, которого больше не любят, можно обозвать как угодно. Что-то же должно поставлять сильные эмоции. Почему бы не это. Разве не удовольствие, наблюдать, как его лицо наливается кровью, сжимаются кулаки от бессильной злости и он начинает оправдываться?
Маленькая победа, зато гарантирует ему головную боль. Каждый стал ещё дальше, чем до «общения». Однако, у женщин иная логика. Раз ты улетел в лузу, поддался, значит лузер, неудачник, а если неудачник - обязательно импотент.
Не важно, что именно сказать. Главное — миг триумфа, возбуждающая инъекция адреналина. Она не возродит ей желание, но поднимает настроение. Одна беда - им нельзя пользоваться часто, что огорчает. Сильная реакция возможна лишь после длительного перерыва.
Не знаю отчего, только сегодня меня посетило исключительно благодушное настроение. Этакое парение души, избыток позитивной энергии. Не часто случается подобное. Сегодня посетило. Мышцы гудят от желания чего-нибудь сделать, очень хочется, чтобы это дарило окружающим радость.
Подошёл к жене, обнял и заглянул в нежно-зеленые глаза. В них появилась настороженность и вопрос.
— Я так тебя люблю! Сегодня ты особенно прекрасна.
— Та-а-а-ак, — протяжно, с интонацией сарказма произнесла она, — хорошенькое начало. Ты мне изменил? Так и знала. Чего ещё от тебя можно ожидать. И вот на это чмо я потратила свои лучшие годы? Нужно было бросить тебя ещё в Белгороде. Тогда я была нарасхват. Какие мужчины за мной ухлёстывали. Сказка. А ты, тьфу. Не понимаю, какая дура на тебя позарилась?
— Ты чего, Вера? Я только сказал, что люблю тебя.
— Тоже мне, герой-любовник, бля. Была нужда. Чего мне от твоих объятий. Скажи спасибо, что даю.
— Чего ты мне даешь? По-моему я содержу тебя, причём очень даже не бедно. Ни в чём не нуждаешься.
— А то не знаешь, чего? Каждую ночь моя пи…да к твоим услугам. Бес-плат-но. И в чём мой резон, спрашиваю? Да, ни в чём. И он же мне ещё и изменяет.
— Не тебе говорить про адъюлтер. Твоя, как ты выражаешься, на букву п, похоже для всех, кроме меня, бесплатна. Кстати, мне она обходится очень не дёшево. Проститутки выгоднее. Материально. О прочих издержках умолчу.
— Ах ты, мудозвон! Похоже забыл, как бычки в глазах шипят. Ухожу! Сегодня. Сейчас. Слава богу, я ещё в цене. Дай денег.
— Так твои оценщики совсем безденежные? Бедолаги. И сколько же вам нужно, для полного счастья? На пузырь? Может на два?
— Не твоё дело. Я, пока что, твоя жена и ты обязан.
— Оба-на! Ты уходишь торговать своей... ну короче знаешь, а я должен, подчёркиваю, должен, покрывать издержки торгов? Я правильно толкую?
— Подам на алименты.
— Замечательно.
— И можешь выметаться из моей квартиры.
— Моей. Моей квартиры. Моих детей. Посмотри в документы. Ответственный квартиросъемщик я. И досталась она мне от моих родителей.
— Не имеет значения.
— Догадываюсь. Значение для тебя сейчас имеет только перспектива выпить. Потом перепихнуться. После удачных торгов. Но, увы. Лимит денег на бухло исчерпан. Точка.
— Пожалеешь. Я ведь всё-равно займу. Под проценты. Тебе рассчитываться.
Вера громко хлопает дверью. Я чешу репу. А ведь так хорошо начинался день: лето, птички поют, солнышко светит, любовь, опять же. Да. Погуляли.
И тут до меня дошло: хорошее, не может продолжаться долго. Оно, как сахар в сахарнице, или что-то вроде, заканчивается, независимо от размера ёмкости, в которую насыпано. Ни больше, ни меньше, даже на одну крупинку.
Самое сладкое мы съели в начале. Ну, это, как водится. Торопились насладиться. Тогда не до экономии было. Впереди столько всего неизведанного, не счесть. Молодым не пристало сразу от рождения быть Плюшкиными. Опять же ощущение вечности впереди. Всё так, всё так. Теоретически.
Получается к любви надо подходить, как к финансам — они никогда не должны быть последними.
Но чувства не материальны, где и как можно их откладывать? Это же смешно — копить на чёрный день оргазмы и восхищения.
Можно себе представить картинку: умираешь, детишки с внуками разбирают твои замшелые пожитки и находят пару сундуков недотраханых ощущений.
А на деле, ну куда всё подевалось? Откуда сожаления о том, чего хотел, но не сделал? Например, я ни разу в жизни не спал с девственницей. А ведь мог. Какая женщина предлагала мне свою невинность. Анжелика. Умница, красавица.
Всё профукал ради верности. Идиот. Хотя, если хорошенько подумать, это ничего не меняет. Мимолётное ощущение не может сделать счастливым навсегда. Это факт. В том числе и обладание любой ценностью.
Навсегда ничего невозможно получить: хочешь — копи, хочешь по десять порций за раз съедай, результат одинаковый. Всё когда-то кончается, но... Вот об этом, но, я всегда и думаю. Что пошло не так, главное — когда?
Сахар, конечно, у всех заканчивается со временем, не только у нас. Только другие живут мирно, научившись обходиться заменителями, или совсем без сахара обходятся. Например, вприкуску: порнушку посмотреть, завести хобби, тоже выход. Ещё можно пару стаканов водки без закуски и мечтать при луне. Или самый древний выход — самообслуживание. Но это всё физическая сторона, существует же ещё и духовная.
Куда девать потребность в общении, взаимопонимание, одобрение, восторги? Помню, как страдал, когда Вера ненадолго уезжала. Спал с её сорочкой на соседней подушке, обнимал, представляя... боже, чего только не представлял. И ждал.
Наши встречи после разлуки под бутылочку сладкого ликёра и разговор шёпотом до самого утра. В глаза друг другу смотрели часами, держась за руки. Этого не забудешь. Теперь только воспоминания, да и те тускнеют без подтверждения.
«Бесплатно». Выходит для неё любовь превратилась в услугу населению, а я всего-лишь фрагмент этой обслуживаемой массы, хоть и абориген. У меня пока скидка. Намекает, что пробный период закончился, теперь всё по прейскуранту.
Откуда в ней это? Наверно всегда было. Во всяком случае, налёт стервозности, едва различимый, полупрозрачный, просматривался в самом начале.
Могло бы насторожить, да куда там. Гормоны такую симфонию завели, как дудочка крысолова из известной сказки. Вот где намёк. Наверно иносказательно о влюбленности и речь шла.
Мудрец, бля. Задним умом мы все сильны. Лет через десять ещё какую-нибудь умную сказку вспомнишь. Например, «О рыбаке и рыбке». Чем там заканчивается счастливая семейная жизнь? У разбитого корыта. Про ту сказку мне ещё рано. Необходимо другую придумать. Как поступить, чтобы всем хорошо? Такая сказка мне нужна. Позарез.
Просто так подруга моя не угомонится. Наверняка, только повод искала. Какой - не важно. Нужное направление сам подсказал. Вшивый всегда про баню, так и она. Сейчас к подружкам побежала.
Там вино рекой, задушевные разговоры о судьбе горемычной, последние похабные новости со всей округи. Немного погодя, когда закончится горючее и обсосут все события дня, заявятся штатные утешители с дешёвым пойлом и тогда «гуляй, рванина», до полной и безоговорочной капитуляции мозгового вещества.
В этот лирический момент горемычных женщин пробивает на близость, которую они дарят безвозмездно, кому попало. Свою пока не застукал, но... Снова это заковыристое, но. Просто заноза, а не слово. Наверно, пора завязывать с любовью. Здесь уже ничем не помочь. Если только сама...
Детей жалко. Впрочем, они уже всего насмотрелись, пока я на работе. Много раз от соседей слышал — гуляют. Шумно гуляют, широко, без тормозов.
При мне играет роль домохозяйки. Плохо играет. С ролью жены уже не справляется. Да и я... Изредка промелькнёт искорка чувств и гаснет. Конечно, не сама по себе. Верка старательно задувает.
Развестись, что ли? Ну, на кой мне такой чемодан без ручек, который и бросить жалко, и тащить неудобно. Чужие мы стали. Совсем из разных миров. А когда я выпивать с ней перестал и подавно. «У тебя друзей ни одного, а у меня весь посёлок». То не друзья - собутыльники.
— Хочу быть свободной. Для меня это означает независимость. От всех. В том числе от детей. Ты не рожал и не знаешь, что это такое. Я знаю. Хочу сама выбирать, кого и когда любить, с кем спать, когда гулять. Сама. И никаких обязанностей. К черту ответственность. Надоело жить для других. Жизнь слишком короткая, чтобы раздавать её другим. И плевать я хотела, что будет дальше. Пускай и совсем ничего не будет. Мне фиолетово.
— А как же материнский инстинкт? Ведь это твои дети. Ты готова их бросить? А наша любовь? Мы прожили вместе столько лет.
— Никогда я тебя не любила. А после Белгорода и вообще ненавидеть стала. Ты мне всю жизнь испортил, слишком добреньким оказался. Лучше бы бил. Знаешь, почему я от тебя гуляю? Никогда не догадаешься. Мне нужен грубый секс: немного унижения, чуть-чуть боли, резкие фрикции. Конечно, мне нравилось заниматься с тобой сексом, но все эти нежности быстро надоедают. Хочется хоть изредка чтобы оседлал тебя настоящий скакун, чтобы продрал до кишок. Пусть потом неделю всё болит, но это так здорово. Тебе не понять. Да, ты мне был нужен. Одна я бы не выжила. Наверно, слишком увлекаюсь, забываю про осторожность, а с тобой можно было расслабиться: ты за всем следил и всегда подчищал мои косяки. Никто другой такого не выдержал бы, а ты терпел. Разве я могла тебя бросить? Теперь могу - дети уже выросли.
— Скажи, ты защищаешься, или нападаешь? Мне кажется, ты не понимаешь произносимых слов. Получается, что тебе мешают все, кроме редких экземпляров мужиков лошадиной породы, способных одновременно бить по роже, орать непристойности матом и запихать свой безразмерный орган до самой диафрагмы? Ладно, допустим, а всю остальную часть жизни, чем ты намерена заниматься? Пить, гулять, веселиться — деньги нужны. Много денег. Сомневаюсь, что у твоих мачо есть за душой что-то, кроме жажды и потенции. Насчет потенции тоже не верю. На что жить намерена? И где? Ты же понимаешь, что жить в семье и одновременно быть полностью свободной невозможно. У тебя дети, им мать нужна. Любая. Даже такая, как ты. Без матери детям никак нельзя.
— Плевать. Детей я уже вырастила. Пусть сами выкарабкиваются. Жизнь я им дала - остальное самостоятельно.
— Сыну всего семь лет, считаешь, он готов выдержать твое предательство?
— Это не предательство. Это жизнь. У него было замечательное детство. Я тоже хочу получить свою долю счастья. Для этого от тебя требуются только деньги, больше ни-че-го. И я исчезаю от вас. На-всег-да. У меня есть другой мужчина и много-много друзей.
— Торопишься поделиться с ними материальными возможностями? А они у тебя есть? Предположим, я дам деньги, сколько же ты хочешь и чем ради них готова пожертвовать? Ты ведь не думаешь, что кто-то захочет отдать своё задаром? Что предлагаешь взамен? Я тоже желаю поторговаться.
— Ты отдаёшь мне половину всего, что имеешь и забываешь, кто я такая. Думаю очень выгодное предложение.
— Я так не думаю. Деньги в бизнесе, ты это знаешь. Если я вытаскиваю половину, то мне нужно искать работу на дядю и продавать всё остальное. На что я буду содержать детей? Наших, кстати, детей. Хотя, какое тебе до нас дело.
— Ты что-нибудь придумаешь. Для тебя это не сложно. Зато я смогу начать новую жизнь и исчезнуть из вашей.
— Допустим, я соглашусь. Тогда условие: ты пишешь расписку, что отказываешься от детей за такую-то сумму денег. С указанного в расписке дня ты не имеешь права видеться с ними, разговаривать, предпринимать попытки связаться. Тебе деньги — мне дети. Такой расклад тебя устраивает?
— Сколько будет денег?
— Этого я пока не знаю. Нужно проводить ревизию, инвентаризацию. Если я соглашусь на такие условия, мы будем считать вместе. Ты отлично знаешь, что я врать не умею. Только нет уверенности в твоей честности. Да, ещё один момент. Это не междусобойчик, серьёзная договоренность. Ты подпишешь расписку в присутствии свидетелей, а потом зачитаешь её вслух. Моим детям. Ты авантюристка, вполне способна взять деньги и не выполнить свою часть договоренности. Я должен подстраховаться, если ты твердо решила бросить нас. В конце концов мне опять всё придется начинать с ноля. Только теперь мне уже не двадцать. Я даже не уверен, что справлюсь. Но раз нет вариантов, пожалуй, я согласен. Теперь твоё слово.
— Меня это устраивает. Только, дай денег сейчас. Надо отметить. Меня друзья ждут. И любимый.
— Так у твоего дружка нет денег даже на опохмелку? Может он и трахает тебя только за деньги? Ты ведь у них в состоятельных дамах числишься. Спонсором. Слушай, мне это определённо нравится. Вот что значит абсолютная свобода и независимость от всех. Может и мне попробовать? Прикольно. Когда у тебя всё есть, а тебе для этого совсем ничего делать не нужно. Ну-ну. Поживём - увидим. На свадьбу можешь не приглашать.Мне некогда будет. Ты выбрала такую жизнь, в которой никто не нужен. Так ведь и ты никому не нужна. Ни-ко-му. А это уже страшно, по настоящему, когда взываешь о помощи, а до тебя никому нет дела. Надеешься, что с тобой такого не произойдет?
Жизнь полетела под откос, даже хуже. Когда спускаешься с крутой горы, перебегая от одного деревца к другому, цепляясь за них, словно нажимаешь на тормоз, рискуя при каждом следующем передвижении вывихнуть, или сломать конечности, а потом промахнулся и полетел кубарем. Хорошо, если сумеешь затормозить относительно мягко, можно угодить головой в камень.
Перебегать и цепляться я уже научился, можно сказать адаптировался к рельефу местности, а вот промахнулся впервые. Теперь лечу. Напиться бы, да нельзя. Дети не поймут.
Нет, не в детях дело. Нельзя мне расслабляться. Никак нельзя. Авария, ещё не смерть, надо жить, выживать, детей вытаскивать. Им расти нужно. Мои родители сумели дать мне счастливое детство, чем я хуже? Должен, обязан сделать всё, чтобы судьба не выкрутила им руки.
Любовь. А была ли она? Может, мне только мерещилось? Сука она. Сука!!! Это я понимаю, но почему она такой стала. Или всегда ей была? Что я делал не так? Мне нужно знать, обязательно. Жизнь продолжается. Без Веры тоже можно быть счастливым, только пока не знаю как. Узнаю. Обязательно научусь. И детей научу. Постараюсь научить.
Пришлось объясняться с компаньоном. Желание продолжать бизнес пропало. Договорились, что он выкупит у меня свою часть. Постепенно. Гараж тоже продал ему. На процедуру передачи магазина отвели шесть месяцев. Всё это время работаем по-прежнему. После инвентаризации занял деньги у друзей, чтобы рассчитаться с бывшей женой. Бывшей. А по паспорту настоящей.
Такое уже было в моей жизни. Правда тогда не было перестройки и всё кругом дышало стабильностью. Теперь сложнее: работы нет, перспектив ноль, как нам жить, решают менты и бандиты, а государство занимается отъёмом денег и собственности у всех подряд. В такой обстановке, бросать бизнес — самоубийство, но и продолжать, когда живьём съедает депрессия, нет сил.
Чем заниматься дальше не знаю, точнее пока не хочу знать. По опыту из прошлого нужно сначала хлопнуться о дно, а только тогда начинать всплывать. Прочувствовать ситуацию, нахлебаться дерьма, чтобы жить захотелось. Сейчас не хочется. Если бы не дети тоже, наверно, спился бы.
Вот, вот он, мой плюс. У меня есть для кого жить, зачем стараться. Они меня и вытащат. Дети - не обуза, спасение. В них моя сила, её и нужно использовать. Для принятия решений есть время. Шесть месяцев совсем не мало.
Как я и предполагал, Веркино замужество, любимый и всё прочее, оказалось туманом, бредом. Уже через месяц она объявилась в городке в абсолютно непотребном виде: одежда с чужого плеча, свернутый набок нос, огромные, в половину лица, фингалы (наверно жеребец попался необъезженный), в состоянии жуткого подпития.
Стараюсь избегать встречаться с ней, боюсь, разгадает, что ещё не полностью равнодушен к её судьбе, всё-таки столько лет бок о бок. Не хочу начинать с начала.
Мы любим всё вокруг нас, что рождает созвучные моменту эмоции. Не всей жизни, а лишь малюсенькой её части, длящейся порой всего один миг. Не сложно представить себе, как более сильное волнение, вызванное неуловимым запахом, нежным ритмичным аккордом, прикосновением, взглядом, оказывает на нас действие, подобное взрыву, перечеркивая, или уничтожая мгновенно всё, что находится за рамками этих могущественных эмоций.
Семья накладывает ответственность, предписывает обязательства, иногда в качестве бонуса даря абонемент на регулярный секс, исключающий его изнурительное добывание романтическими уловками, не более.
Никаких иных преимуществ, кроме кооперации возможности совместного выживания, она не несёт. Но именно в этом и состоит основная ценность семьи.
Далее, всё зависит от способности сторон уравновешивать желания и потребности с умением отдавать немножко больше, чем брать. Наверно, эта малость, которую ты способен отдать, не задумываясь, и составляет скелет той, другой, заслуженной любви, которая длится вечно, если под этим подразумевать протяжённость человеческой жизни.
Фото: Irzhi Ruzhek