Воспоминание вдруг врезалось в мою голову. Не знаю, почему я вспомнил это сейчас. Может горло у меня сейчас першит, как в тот день. А может просто захотелось Марту вспомнить. Но дело в том, что если это вспомнилось сейчас, значит нужно писать в этой главе и прямо сейчас же. И никак иначе. Такие вот правила этой новеллы, дорогие мои.
Внезапно вспомнил, как мы с Мартой стояли голыми по центру комнаты и внимательно осматривали друг друга. В тот день Марта позвонила и предупредила, чтобы я сегодня не выпивал. Сначала мне это показалось неприятным укором с ее стороны, но позже полунамеками она объяснилась по поводу лекарства, которое лучше не смешивать с алкоголем. Тогда я повесил трубку и выложил из тележки вино.
У Марты была навязчивая идея: она очень хотела раскусить это вещество вдвоем и именно со мной. Я, соответственно, был не против.
Когда маленькие прямоугольники оказались под нашими языками, в комнате зазвучал концерт Бьерк 99-го года. Мы сидели за столом и рассматривали друг друга. Марта прерывисто и очень суетно пыталась рассказать об этих веществах и что при этом обычно происходит. Я слушал невнимательно. Скорее, наблюдал за ее мимикой и похрипывающей дикцией. Дунул холодок и стало очень-очень приятно. Легкие мурашки пошли по всему телу. Блики в комнате размылись, и свет стал осязаемым. Вдруг я прервал Марту на полуслове и спросил ее о возможности записать кое-что в блокнот. Она очень этому обрадовалась. Марта любила быть частью созидания или хотя бы быть приближенной в этот момент. Ее несколько обижало, когда я говорил, что я не могу писать, когда кто-либо находится рядом. И вот я впервые спросил о возможности писать в ее присутствии. А что я писал, я сейчас вам покажу, мне скрывать нечего (запись велась перманентно, не отрывая руки и не поднимая головы):
«Комфортно. Тело наполняется приятной тревогой. Хотелось описать сначала, что было «до». Но уже будет совсем по-иному.
Все происходит. И совсем рядом. Мыслей слишком много. Они спотыкаются друг о друга. И щекочут мне череп. Не успеваю записывать. Жаль, что трачу время на то, что их мыслю. По руке текут зыбучие орнаменты. Рука красиво извивается волнами. Вижу все оттенки желтого, которые меняются по мере удаления руки от лампы.
- Чувствую комнату,- сказала Марта.
И я. Спасибо тебе, Марта. Хочется курить. Вот я, кажется, словил свое желание курить. И теперь вижу его возникновение. Словно мнимый угорь извивается за камни моего подсознания. Совсем не успеваю записывать. Ну и ладно. Я же знаю, что это неважно. Зачем мне нужно в этом разбираться. Очень хочется целоваться.
Медленно потемнело. Стало немного страшно. Это Марта приглушила везде свет. Ощущения стали вмиг другими. Все происходит. Я пишу. Бьерк. Недописанный роман. Тысячи пыльных букв. Давно не писал. Внутри колет за то, что не пишу. Но ведь если я не пишу, значит, я не должен. А вот сейчас я должен писать. Потому и пишу. Как жаль, что я не всегда это понимаю. Немного горько внутри. Но горечь не противная, но какая-то обманчивая. Как те смазанные скрипки на заднем фоне в песне Бьерк.
Воспоминания. Родной дом. Мама. Папа. Сестра. Как же я всех вас люблю. И мне немного грустно, что я так мало времени отдаю вживую вам. Почему я постоянно так занят собой. Лень. Праздность. Как же сейчас грустно от этого. Я обязательно должен приехать поскорее домой. И пробыть больше времени у родного очага. Скоро ли? Завтра же. Работа? Деньги? К черту! Я должен ехать. Всё неважно. Мне нужно ехать. Хочу курить.
Роман. Давно не писал. Плечи сжаты. Концерт Бьерк. Она прекрасна сейчас (о Марте).
Как легко наблюдать за своими мыслями. Я должен больше писать. Я не должен писать – это не обязанность. Все слишком отрывисто.
Марта, как же она красива. Она ходит за моей спиной туда и обратно. Чувствую ветерок от ее движений. Хочется курить. И снова этот роман. Этот чертов роман засел где-то у меня на подкорке. И не дает мне жить. В повседневной жизни я даже и не замечаю, как он давит на меня своей незавершенностью. Мне нужно решить. Нужно решить именно сейчас. Нужно сесть за него. Если он не будет писаться - я удаляю его. Полностью. И мне не будет жаль. Хотя можно просто отложить в его сторону. Но тогда он по-прежнему будет жить своей жизнью за моим рассудком и незаметно давить на меня. А я даже и не буду сознавать его участие. Может выписать сильные вещи из него и удалить? Ру, кого ты обманываешь, нужно просто удалить. Нужно просто убрать его. Его слишком много в твоей голове. Хочу курить.
Эфемерные мысли. Чувствую запах собственного пота. Вижу кадры из какого-то фильма. Мама-мамочка. Скучаю. Боюсь перестать писать. Хочется общаться. Нужно писать. А почему нужно? А теперь просто хочется писать. Никаких принуждений. Марта делает чай с лимоном. Приятный запах лимонной цедры. Так приятно дышать. Дышу глубже. И все записываю.
Марта подвинула мне кружку. Она опять ходит за моей спиной. Что у нее в голове? Спасибо большое, что не мешаешь мне писать.
- Сахар?- спрашивает она.
Один кубик. Спасибо. Как все просто. Тебя спрашивают, ты киваешь - и тебе кладут один кубик сахара. Ровно столько, сколько тебе надо. Это так прекрасно. Слова. Везде слова. А тут кивок и понятно, что всего один кубик. Спасибо, Марта.
Язык. Какой мягкий у нее язык. Она целует меня. Хочется тянуться за ней. Нужно писать. Никаких нужно. А теперь просто хочется писать.
Буквы из верхнего ряда разбегаются как муравьи. Вся тетрадь в муравьях. Я заворожен. Пытаюсь не подавать вида. Писать становиться тяжелее. Пространство погружается в уксус. Движения размазываются. И становятся плавными. Ими сложнее управлять. Я пишу.
- Кстати, мы можем курить на подоконнике.
Спасибо, Марта! Так много спасибо в голове, а на деле ни единого слова. Слова. К черту слова. Она все чувствует. А с другой стороны мне так сладостно различать ее голос сквозь скрипки Бьерк. Хочу ей сказать это. Но нужно еще немного времени на концентрацию.
Комната качается из стороны в сторону. Сначала было непривычно. Привык. Теперь хорошо. Я давно не видел, что происходит за моей спиной и по сторонам. Страшно повернуться, потому что там все уж точно не так, как я чувствую.
Чернила растекаются по желтому листу. Муравьи вернулись на свои места. И теперь буквы качаются словно на ветру под песни Бьерк. Хочу курить вместе с ней( «с ней» подчеркнуто). Не могу остановиться. Мне нравится писать. Мне очень нравится писать.
Хочу все это прочесть. Может у меня даже и слог вяжется. Не знаю, что было до этой строки. Я просто хочу быть собой. Хочу, чтобы Марта смотрела на меня и видела меня. Меня настоящего. Чтобы все мои механизмы вмиг сломались. Хочу быть чистым и открытым. Хочу, чтобы все смотрели на меня и видели меня. Каков я есть. Со всеми добродетелями. И со всеми грязными мыслями. Хочу быть открытым. Смотрите на меня и видьте меня…
Музыка. Аплодисменты. Приятный концерт. Хочется благодарить Марту за нашу встречу. Хочется трогать ее, чувствовать ее тепло, хочется целовать… Как же хорошо. Марта курит на подоконнике. Запах сигаретного дыма. Не очень приятно. Но это не напрягает.
Зябь в ногах. Только ощущения. Першит горло. Вспомнил, как Марта, говорила, что записывала свои идеи в этом состоянии. Она, возможно, думает, что я сейчас пишу нечто важное. Нечто сакральное. Марта переоценивает меня. Все переоценивают меня. А я вот пишу ерунду всякую. Может я и не способен на большее. Я именно таков. И мне скрывать нечего. Я хуже, чем она сейчас думает обо мне. И я лучше, чем она обо мне подумает, когда в первый раз разочаруются. Смотри на меня и, пожалуйста, видь меня таким, какой я есть.
Колики по рукам. Жаль не успел написать свое состояние «до». Она меня трогает. Приятно. Черт, как же приятно. Петербург, спасибо тебе! Как же чудесно! Блажь! Сласть!
- Твои губы такие мягкие.- Шепчет Марта.
Она меня обнимает со спины. Шея. Приятно. Все трепещет. «Ай лов хим»,- поет Бьерк в этом момент. А подпевка: «Ши ловс хим». Странные цимбалы. Глубоко. Глубоко. Очень глубоко. Я утопаю в этой жизни. Я очень глубоко утопаю в этой жизни. Вязь. Меня затягивает спираль. Все повторяется. Рука дернулась. Это ли знак? Аплодисменты. Что дальше?».
Помню, я положил черную ручку, встал. И все так было мягко. Мой язык за то время, пока я писал, разучился говорить. Мы закружились. Я держал ее талию, кружил ее, и она смотрела мне в глаза. Она была настоящей. Без всякого грима. «Это Марта. Та Марта, с которой хочется быть», -вот так я и подумал в тот момент(как хорошо, что я все это записал).
Я помог ей снять легкий длинный гольф. А после мы сняли всю одежду. Раньше она очень стеснялась своей наготы. И теперь она, стоя полностью обнаженной, немного поджимала плечи и придерживала левой рукой грудь. Ее бледное тело шипело снежинками в разные стороны. И я впервые нарушил тишину своим голосом: «Я хочу тебя видеть такой, какая ты есть». Она взволнованно улыбнулась, и плечи ее опустились, и рука ее освободилась. Больше мы ничего не говорили. Мы двигались из стороны в сторону и смотрели только в глаза. Свет менял свои оттенки. По стенам позли лианы из теней. Мелькали цветные джунгли. А тень от люстры отбрасывала на потолок огромного паука. Мы шатались. И смотрели друг другу в глаза. И видели друг друга. Мы смотрели друг другу в глаза и видели…