Принцип блеска и нищеты

 
или Движение к точке ожидаемых событий

Если есть стол, его можно облить, водой, вином, кровью, наконец.
Понятно, облить можно и стул, не один. Нередко и бывает. Но предпочитают обливать столы. Возможно? Не сидят на столах, как правило, сидят за столами. Ноги под стол, что на них смотреть. Руки на стол, на виду. Начали, а что можно начинать, спор; конечно, бесконечный.

1.
Сначала молча, глазами, потом вслух, словами. Далее аргументы, которые под рукой, все подряд. Потом приводящие к страданию, позволяющие испытать страдание, на своей шкуре? Страдание оправдывает, должно оправдывать, хотя бы искупать. Так считалось, вернее, так считали классики, отечественные.
… 
Не столь давно было сказано, или просто подмечено.
Быть писателем, значит спорить, оспаривать, оспорить. Оспорил, можешь излагать. Иначе самое унылое, повторяться. Быть советским писателем, значит спорить с Достоевским. И советский писатель спорит с ним, я о Достоевском, далее ДФМ. А с кем ему спорить, как не с автором печальных Бесов. Кажется, здесь потребуется уточнение. Быть советским писателем — спорить с классиком, или? Будучи советским писателем, приходится вступать в спор с ДФМ. Что может быть интереснее на свете, на этом свете. Общее? Как всегда, крайности. Что раньше, быть писателем, чтобы вступать в спор. Или вступать в спор, чтобы быть писателем. В части советского писателя, быть таковым, чтобы спорить с ДФМ. Или, вступить с ним в спор, тем самым осуществить себя как писателя. С чего-то начинать, выбор за писателем. Начинающим. Ставшим. Наконец, восставшим. Дойти до восстания? Конечно, тем самым обозначить иную крайность. Эта крайность? Чтобы перестать быть советским писателем, не быть им, надо восстать. Для этого? ввязаться в спор, с кем? конечно, с отцом-основателем. Спор еще не восстание? В этом все дело. Спорить с отцом-основателем, даже в мелочах, уже покушаться на основы, уже восстать. Такие восстания мы и позволяли себе, обычно наедине с собой.
Быть советским писателем — не быть, быть с Лениным — не быть.
Быть классиком — не быть, спорить с классиком — не спорить, с тем же ДФМ. В этом случае уклониться от спора с классиком, от участия в таком споре, невозможно. Почему? Очень просто, каждый, претендующий быть писателем, претендует на ту же классическую роль. Позволить себе, повториться в классике. Позволить классику, повториться через себя. В итоге, встать в один ряд с классиком. Короче, стать классиком. Не войдя в спор, не пройдя через спор с классиком, не станешь классиком, не повторишься в роли классика. Спор, однажды станет восстанием. Восстать на классика? подтвердить его статус классика! Но ведь совсем не обязательно быть просто классиком. Быть среди них, в их, не слишком долгом ряду. Можно быть и советским классиком, таковых немало. Были, останутся, возможно, удастся пребыть примером и далее, кто знает. 
А что значит, быть в числе таковых?
…
Сначала шаг в сторону, советская сущность, есть и такая.
История как будто повторяется, то есть, подтверждает. В классическое советское время ее, я о советской сущности, выражали с помощью двух слов, советский коллективизм. Нередко на помощь приходило еще одно слово, антагонизм. Впрочем, были и другие слова, на первом плане там пребывала партия. Верность партии, на этой основе и существовал советский коллективизм. Только и мог существовать, даже расцветать.
Партийность + коллективизм = антагонизм.
В переводе на язык идеологии, воинствующий материализм.
Любому из нас. Полагалось сначала быть носителем советской сущности, пусть даже рядовым. Скажем, быть рядовым марксистом. Быть таковым — быть новым человеком. И будучи таковым, вступать в спор, иначе? Принципиального спора не выйдет, не получится. Только будучи советским человеком, а это всегда человек высоких принципов, можно спорить с любым классиком. Если понадобится, со всем миром, я о мире классики. Бросить вызов миру? только принять. Поспорить, выиграть, а иначе зачем советскому человеку спорить.
Теперь, что значит быть классиком, я о тех, которые не успели стать советскими.
Быть в движении. От спора, с самим собой, проще говоря, от своих сомнений. Перейти к спору с тем, кто рядом, подтвердить свои сомнения, в широких кругах. Потом с тем, кто дальше, далек. Потом? С тем, кто очень далек. Чем дальше, тем шире круг сомнений, и тем очевиднее, классик пришел. В споре что-то рождается. По крайней мере, должно рождаться. Иногда чувство правоты. Чаще, вкус победы. Реже, чувство общности. Быть советским классиком? Порождать чувство общности, на новой исторической основе. Даже с автором Бесов. Даже автору Бесов дать возможность. Коллективизм — выше каждого из нас, выше всех нас; служить ему означает творить новую жизнь. Участвовать в сем историческом творении.
Участвовать, быть активным участником, где ваша активность, она же принципиальность.
Скажите еще, провинциальность. А если не участвовать, вообще держаться в стороне. Переживать, тем более страдать, не мешает. Здесь выбор, где первое? Отойти в сторону, открыть глаза. Или открыть глаза, отойти в сторону. Есть сторона, отошел. Есть глаза, открыл. Ближайшая ассоциация, черное на белом. Как знаменитая ворона, сидевшая на белом снегу, подобно той, не менее знаменитой боярыни, сидящей, правда, не на снегу, на санях.
2.
Боярыня, черная, вся в черном, растрепанная, как ворона,
быть в стороне для нее и означало, быть вороной. Быть в стороне — не быть, понятно, быть вороной та знаменитая боярыня не пожелала;
на первом плане?
Глаза, не нуждающиеся во взгляде, чаще временно. Потерявшие взгляд. Лишенные взгляда. Но даже такие глаза могут быть открыты или закрыты.
Открывать глаза, пытаться. Например, с помощью страдания. Принять на себя страдания ближних, еще лучше дальних. Даже самых дальних. Выясняется, страдание — тот же способ закрывать глаза. Пользуется успехом. А как еще закрыть глаза на все. Видимо, невозможно жить с постоянно открытыми глазами. Закрыть ближнему, на себя. Закрыть себе, на ближнего. Коль так, нужно пройти обратный путь. Для чего, поменять  концы и начала, местами. Сначала спорить с кем-то очень далеким, бесконечно далеким. Потом, с тем, кто поближе, недалеко, есть ведь недалекие. С близкими, есть ведь близкие. С самым близким. Наконец, с самим собой. С собой, бесконечно далеким, такая редкая возможность удалиться.
… 
Восстать на себя самого, перенести восстание с ближних — на себя.
Не значит ли, поставить себя в центр, пусть даже воображаемый центр. Восстаньте, падшие рабы, кому произносились эти слова, важнее, кто их произнес. Сказать так, указать на врага. Сказать слово, чтобы опознать в себе своего врага. Какое слово. Не так много слов вертится вокруг нас, вокруг каждого из нас. Дом. Дождь. Земля. Крыша, над головой. Вода, на расстоянии вытянутой руки. Дно, под ногами.
Протянул руку, напился, ожил. Ступил ногой, твердь, утвердился. Прислонился, к чему?
За спиной, на спине?.. мой дом, который должен быть крепостью. Из дома — в дом, войти — выйти, каждый день делается это неизбежное чередование, каждый день длится очарование. Ну, или почти каждый день. Иногда в качестве дома можно представить участок, прилегающий к дому. При случае провести на этом участке несколько свободных дней. Никому не нужных дней, если этими днями ты обязан сам себе. Бывают и такие дни, когда ты никому не нужен. Проще говоря, можешь послать всех, куда? Подальше. Иногда это позволяет избавиться от сомнений, привносимых извне. Оказывается, требуется другое слово,
это слово? Ищите, ищи.
Древние предлагали куда более наглядный вариант: со щитом, на щите, унесите. Наверняка  попадались циники, оттащите. Искать нужный результат можно мечом, словом, принципом, = инструментальный подход, выше? А что может быть выше принципа, только вознесение. И снова трезвые голоса, само-вознесение, есть такой абсолютный принцип.
…
Театральная дива, девы, даже Орлеанские, как известно, в прошлом.
На то она и звезда, чтобы возвышать простое, рутинное. Иногда принижать, что-то там в себе. Но чаще возвышать. То, что вне ее. Род очарования, скажи иное, обидится. Просто возвысить, смотрите? Нет, конечно, довести до предела. В данном случае, до принципа. Возвысится самому, возвысить прочих. Ищи, в поле ветра; кому нужен этот ветер, когда речь о спине, прислонившейся к теплому дому. Ищи, в доме. Или вне дома? звучит как насмешка. Но лицо дивы, уже само вдохновение; значит, настроена серьезно, в высшей степени. Ищи, где такое возможно, некоторые предпочитают над собой. Понятно, среди них попадаются циники, у них небо всегда закрыто облаками, звезды им не нужны. Дива, не тот случай, она не колеблется,
в себе, из себя, вне себя.
Быть собой — и быть вне себя, ищи, славный зритель.
Скажем, ищи лицедейство в самом себе. Поиски могут затянуться, но это уже вопрос к самому себе. Не пищи, спроси с самого себя. Далее? Все то же возвышение, выше, еще выше. Если ты на сцене, куда можно взойти со сцены, тем более с высокой сцены. На уровень общества, для звезды один шаг. Не взять, дать. Отдать, конечно, обществу. Каждый дает обществу, это уже из смыслов. Таким должно быть движение каждого, от себя — к обществу.  Общество? Берет, нельзя же обижать. Умеет брать, иначе бы не было обществом. Неужели для себя? А для кого оно может брать, кому может давать. Как представить общество, которое говорит самому себе, ищи. Понятно, искать, чтобы давать. Отдавать, кому? Только себе, для себя. Попутно, говорить, от имени себя. Незаметно общество становится конечной инстанцией, для себя самого. В самом деле, что может быть выше нашего общества. Что дальше? Представлять это общество, оно ведь не может представить само себя.
…
Нужны?
Глаза. Слова. Руки. Всего-то, три инструмента.
Глазами, их достаточно, чтобы охватить, хоть всю страну. Словами, их достаточно, чтобы захватить, ту же страну. Руками, их достаточно, чтобы схватить, любую голову. Достаточно, чтобы отделить, увлечь, навлечь. Действия, на все времена. Носители этих неизменных действий находятся, очень скоро. Представляя общество, они становятся конечной инстанцией для самих себя. Соединить себя с обществом, на меньшее не согласны, это каким же размером надо обладать. Игра? Как всегда, увлечение крайностями. Если увеличить себя, до размеров общества. Если уменьшить общество, до своих размеров. В конце? Поставить себя над обществом, выше нет. А что остается, если общество спешит поставить над собой нечто вроде носителя высшей ценности.
Поставить, войти в тень.
Встать, дать тень, позволить уйти в тень, желающих более чем достаточно.
Классик? Выйти из тени, на это кажется, претендует любой носитель образов, собирающийся стать классиком. Старые классики? Выйти из тени, старались, не зря поминали луч света. Советские? Напротив, чтобы войти в тень, партии. Неужели все так просто. Или? даны две классические роли, всегда. Роль первая, войти в тень власти. Роль вторая, выйти из тени власти. В сумме? Два движения дают одно, общее движение. Без этого общего движения жизнь невозможна. Жизнь  общества, по крайней мере. Почему? Именно две эти роли позволяют власти быть успешной. Классики обречены? Им позволяют стать классиками, называют, чтобы они могли? Выполнять полезную работу, она же общественная функция, закрывать глаза всем прочим.

1.0
Так хочется, иногда взять черное, найти белое, поместить черное на белом, варианты известны давно, так что повторяться не буду.
Черное и белое? Чему удивляться, крайности. А чему еще удивляться, крайностям.
Кто бы спорил, представь себя вороной, насыпь белого песка, за неимением снега, раскидывай руки, за неимением крыльев. Не успеешь взлететь, белое покраснеет, станет красным. Черные глаза — на красном снегу коллективизма. Глаза, или черные провалы. Возможно, наличие провалов, лишенных дна, есть то, что отличает классиков, подобных автору Бесов.

2.0
Он классик, когда он говорит. Я бы предпочел обратное движение, обратное направление.
Когда он говорит, он классик. Но мы ведь все говорим. Иногда такое, что рука сразу тянется, к счастью, подобно знаменитой руке столь же знаменитого поэта, только к перу. Что должен говорить классик, чтобы быть классиком, разумеется, если он хочет им быть. Он должен говорить о себе, кто бы спорил; мало, слишком мало. Если перефразировать известные слова, им уже лет восемьдесят? никогда не спрашивай, о чем он говорит, он всегда говорит только о тебе. На то он и классик.