Ах, ты боже мой

Бояркина Галина
     Мне было семнадцать лет и я заканчивала десятилетку. В ту пору у меня была романтическая дружба-любовь с мальчиком из города. Накануне школьных экзаменов мы крупно поссорились из-за какого-то пустяка.Дружба наша оборвалась. Я с нетерпением ждала письма или телефонного звонка из города, надеясь на возобновление отношений. В самый пик душевных терзаний и произошла эта история.
    
     Жила я в то время на квартире в семье двоюродного брата Валеры. Его жена Надежда находилась в декретном отпуске. Я помогала по хозяйству и водилась с годовалой Катюшей.
     В тот майский день я сдала последний экзамен по физике и вполне довольная собой явилась домой. В зале сидел молодой человек в солдатской форме. Сразу же смекнула, что это и есть Надин брат Сергей, которого она ждала из армии со дня на день. Надежда суетилась и была рада-радёшнька видеть любимого братца, похожего на неё как две капли воды. Тот же нос с горбинкой, те же светящиеся зелёные глаза и нежная улыбка на лице. Только Сергей был смугл очень. Отчего немного напоминал цыгана, к тому же черноволос и волосы его слегка вились. Словом парень-то он был красивый и с характером твёрдым, мужским, как позже выяснилось. Да вот беда – ростом маловат.

      В ту пору стеснительна я была ужасно, села в зале на диван, молчу, разговоры слушаю, а солдат сидит в стороне и глаз с меня не сводит. Я свою коротенькую форму подтягиваю, чтоб колени закрыть, глаза вниз опустила и только изредка поглядывала в его сторону. Потом обедали. На столе картошка, деревенские разносолы. Я же, как мышь, сидела неподвижно. Как только зал опустел, скорей на телефон, звонить своему дружку из города и реветь белугой, так как мой Ромео сказал, что больше не любит и знать не хочет. Надя меня жалела душевно и утешала как могла. А солдатик всё посматривал искоса.
     После обеда брат Валера собрался ехать в соседнюю деревню по случаю приезда родственника. Меня тоже с собой взяли. Приехали ближе к полудню. Взрослые выпивали и веселились, а я слонялась по двору занятая своими мрачными мыслями.

     Пиршество шло на веранде. Осторожно вошла и села в угол на старенький табурет. Никто не обращал на меня никакого внимания. Только солдатик всё поглядывал. Слегка подвыпив он осмелел и подсел рядом. Разговорился и стал меня в свою деревню Калино приглашать. А это ни много ни мало, а километров двести от нас будет. И такие он стал мне байки баять: про чистую речку, да про жёлтый песочек по берегам, каких в нашей деревне и в помине нет.

     Так что волей – неволей я стала отвлекаться от тяжелых мыслей. Смеркалось. Собирались уезжать. Уселась рядом с братом, чтобы подальше от приставучего солдатика. Но тот оказался парень не промах. Старенький «Запорожец» только тронулся с места, как подпитый родственник, сидящий на заднем сидении, бесцеремонно развернул мою голову и стал страстно целовать в губы. Вырывалась я как могла. Белая ленточка развязалась и русые волосы мои растрепались. Брату жалуюсь, визжу: «Валерка, скажи, чтобы он отстал, да убери ты его!» Брат спокойно приговаривал: «да, не лезь ты к девчонке, отстань». Особо, правда не вмешиваясь. Солдат распалялся всё больше и больше. Целовал ненасытно и всё приговаривал: «ах, ты боже мой».

     Привычка у него что ли такая была. Я ревела, жаловалась брату и в то же время вдруг стала ощущать, что какое-то тихое счастье, тонкими, невидимыми струйками стало зарождаться в моей юной душе.
     Наконец-то добрались до места. «Запорожец» въехал во двор. Навстречу вышла Надя. Она гремела подойником, бранила своего мужа, а заодно и братца. Они вяло оправдывали своё подпитое состояние.
     Стемнело. Мне предстояло укладывать спать свою маленькую Катюшу. Легла в детской комнате рядом с ней, напевая колыбельную и легонько покачивая её на кровати. Брат с женою управлялись в стайке. Во дворе лаяли собаки, хрюкали свиньи. Доносился Надин голос, она ворчала то на брата, то на бычка, то на свиней.

     Свет из коридора падал в комнату сквозь штапельные занавески в красных маках. Катюша спала. Вошёл сергей и сел рядом; не смотря на мой протест и угрозы, что я сейчас закричу, нажалуюсь Валерке и тот ему поддаст. Он зарывал мне рот поцелуями и тихо шептал: « Молчи, молчи Катьку разбудишь. Ничего не бойся.., всё равно война будет.., атомная»…
     Я била его руками по спине, вырывалась как могла, но всё тщетно. Он целовал и всё время шептал: «ах, ты боже мой; ах ты боже мой»…
     Поцелуи эти так не походили на те, с мальчиком из города. Новое, ещё не законченное чувство радости и смущения охватило всё моё существо и я уже не могла противится этому. Мне было стыдно перед ним, стыдно перед братом и женою, стыдно перед самой собою от того, что я знала, что нехорошо ведь это.

     Входная дверь хлопнула.
     - Надюха пришла – хрипло сказал он.
     - Позвали к ужину, хотя поздно было и есть совсем не хотелось.
     Сели мы рядом как два придурка. Лицо моё раскраснелось, губы припухли. Чёрные глаза смущённо смотрели то в пол, то на переполненый едой стол.
     Надя шутила:
     - Ну что, может так и поженитесь?
     - И поженимся – парировал Сергей.
     - Так ты же ростом маловат. Галина-то смотри высокая какая, или туфли будешь носить на платформе, специально заказанные?
     - Ещё чего, пусть она босиком ходит – притворно-сердито отвечал Сергей.
     - Не пойдёт она за тебя – серьёзно сказала Надя.
     - Почемуй-то?
     - Она в институт хочет. Пять лет не шутка – много воды утечёт.., в деревне не останется, а тебя в город калачом не заманишь.., ведь так?
     Он промолчал, только в лице сменился.
     - Пойду покурю – и вышел из кухни.

     Спать меня отправили в большой зал. Как только всё стихло, на пороге появился демобилизованный герой. Испугалась я не на шутку и вполне серьёзно пригрозила рёв поднять.
     Он подошёл и твёрдо произнёс.
     - Тихо!
     - Я попыталась повысить голос. Но он продолжал.
     - Не шуми. Кому сказал!
     И я подчинилась. Поцелуи его посыпались как звёзды августа, как ливневые дожди, он целовал мои губы, глаза, лоб, шею, волосы. В нежном обожании я чувствовала, что ничего плохого или предосудительного для девушки он не сделает, несмотря на пылкость чувств. Отношение его ко мне было трогательно-бережным, как к едва расцветшему весеннему цветку.
     В ту ночь я узнала, что глаза у меня красивые, потому что они чёрные как смородинки, и что губки приятные и что ямочки на щёчках хороши, и про тонкую талию, и что вся я как есть до капельки приглянулась ему и пришлась по душе.
   - Никогда до этого солдатика, никто не говорил мне таких слов. В деревне не принято девчонок расхваливать. «Большая фигура, да дура» вот что чаще всего слышала я от матери, если вздумывалось мне собой в зеркало любоваться. Хотя дурой я вовсе не была, а скорее умницей. Но мать просто хотела этим сказать, мол, большая взрослая девушка, может и красивая.

     «Не хвались» - говорила мне мама – пусть люди похвалят.
     Утром выяснилось, что невестка всю ночь не спала  и не давала спать брату. Брат ворчал на неё и не думал вмешиваться. Он совершенно по мужски доверял шурину: «Дальше поцелуев дело не дойдёт.., спи, глупая ты баба…» Но баба на то и баба, чтобы быть глупой, не спать и беспокоится по всякому поводу.
     Едва рассветало, как Надя возникла на пороге с встревоженным лицом. Глаза её припухли от бессонной ночи.Увидев меня на диване одну, облегчённо вздохнула и перекрестилась.

     Уснула я не скоро. Спасла долго, но никто не стал меня тревожить. Проснувшись занялась уборкой большого дома. Затем возилась с Катей, вывалив на пол кучу детских игрушек.Сергей был во дворе, помогал брату чинить «Запорожец». Чувствовала я себя стеснительно и не выходила из дома, боясь попасться ему на глаза.
     После обеда укладывала Катеньку спать. Солнце светило безмятежно, и как-то по доброму роняло свои тёплые лучи на зелёное верблюжье одеяло. Катя уснула, я тоже дремала. Вдруг открыла глаза и увидела его. Лицо моё вспыхнуло, сердце забилось, застучало от стыдливой неловкости и сумашедшей радости видеть его.
     Он стоял невысокий, смуглотелый, в братовой капроновой рубашке салатового цвета. Рубашка была великовата и свисала с плеч. Глаза его светились тихой грустью. Он присел рядом. Стал гладить волосы, рассматривать лицо.
     - Накрасилась? – спросил насмешливо.
     - Накрасилась – глухо ответила я.
     - Ты конопатая.
     - Знаю.
     - Тебе идёт… Ты красивая… По душе ты мне…
    Он прижал мою голову к себе так, что стало нечем дышать.
     - Больше никогда не нувидимся. Никогда… - сказал он.
     И такая тоска прозвучала в его голосе, такая безнадёжная печаль.

     Я промолчала, словно соглашаясь. А может просто не могла с ним спорить. Он снова стал целовать меня так же пылко. Только очень грустно ему было. А мне не было грустно, мне было так хорошо, как ещё никогда, ни разу в жизни!...
     С того дня мы, действительно, больше не виделись. Умер он через пятнадцать лет после нашей встречи, так никогда и не женившись. Смерть его была трагически случайной. До сих дней, когда отчаяние или боль обид охватывает меня, то вдруг вспомню его тихий, ласковый и успокаивающий голос: «Ах, ты боже мой…, ах, ты боже мой!...»