Жить чертовски здорово!

Мила Левицкая
Память о поэте.

Я люблю степную безбрежность,
 Дона тихого светлую гладь.
И цветов полевую нежность,
И курганов спокойную стать,
И подсолнухов шапки косые,
И морозы твои и зной,
Уголок необъятной России
Край былинный, задумчивый мой!


Итак, я стала студенткой политехнического института и жила у маминой старшей сестры, и моей тёти – Анны Аркадьевны. Тетя Аня, работала заучем средней школы, жила одна и моё присутствие её приободрило.
Её сын  был известным советским писателем и тетя Аня используя его положение депутата, помогала больным, униженным и оскорбленным. Занозой в её сердце в то время был   местный поэт Владимир Холмагоров. Он был инвалидом колясочником. В московском артиллерийском училище, где  учился Володя всем курсантам сделали комплексную прививку, а к вечеру почти у всех поднялась температура. Но ребята отправились в караул. Пошли самые выносливые, в том числе и Володя.  В неповторимый майский вечер от шёл в последний караул. К полуночи он уже практический не стоял на ногах. Пришла смена и Володя упал на руки товарищам. В госпитали поставили страшный диагноз - рассеянный склероз, навсегда положив конец карьере будущего офицера. Он не поверил приговору, надеялся на исцеление, считал что справиться и начались годы борьбы за жизнь, и поиски своего места в ней. В это время появилось это стихотворение:

Сбилась жизнь с каблука на какой-то меже…
Ослабела рука , и казалось уже
Замыкается круг , всё теснее кольцо…
И не выручит друг. Снег и ветер в лицо!
Навалилась беда. От неё не уйти,
Ни тропы, ни следа впереди не найти.
Боль слепит мне глаза, но иду я, иду.
Обернёшься назад, не осилишь беду.
Сердце громко стучит!
Не сдавайся! Не трусь!
Вы ошиблись, врачи..
Я  ещё поднимусь!

Итак, вердикт. Он никогда не будет военным, он никогда не сможет летать.  Осознание этого неосознаваемого факта вылилось в следующие строки:

О листья, листья, зелёный шум.
Не рвите сердце, я вас прошу.
Мечтать о небе – пустая бредь..
Как не старайся – нам не взлететь:
Вас держат корни, меня – недуг.
Над полем чёрным – багровый круг.
Не будем ветки о том жалеть,
Нам хватит дела и на земле.
          * * *
Рождались горькие строчки:
          * * *
Было друзей у меня не мало,
Как будто верных. Да вот беда:
Когда испытаний пора настала,
 От них не осталось даже следа.
Так уж нелепо всё получилось,
Просто нарочно придумать нельзя!
У жизни за что-то впал я не в милость
И сразу чужими стали друзья.

 С юности он мечтал стать поэтом, отправлял свои стихи в газеты и журналы. Его больничные стихи пронизаны отчаянием, борьбой с самим собой, нежелание смириться с настоящим и отрицание жизни как таковой.  В госпитале  равнодушных не было, но была любовь. Он был благодарен судьбе, что такой маячок появился в его жизни. Её звали Галиной.

Над крышей причитала  вьюга,
Кружили в небе облака,
Когда в мой дом вошла подруга
И дрогнула в руке рука.
А ветер словно зверь в неволе,
Метался , сердце леденя.
Я болен был, чертовски болен.
И всё ж любовь нашла меня.

Эта благородная и сердобольная женщина, бескорыстно принесла себя в жертву, ради  его блага. Она не ждала благодарности, боготворила его и несла свой крест приготовленный судьбой. Он закатывал ей истерики, сцены ревности. Его можно было понять умом и все понимали. Он научился принимать от людей крохи внимания, заряжался энергией и заполнял пространство вокруг себя объятиями с музой и льющихся строк его стихов.

Есть такие: всё бранят, Всё им не по норову…
Что касается меня –Жить чертовски здорово!
Коль работа – не вздохнуть, а любовь – тем более
Никогда не сыщет путь к сердцу меланхолия!
Я не веду с недугом спор, песню с другом спетую,
Я люблю. Всего не счесть, всё мне в жизни нравится
Жизнь люблю такой, как есть, пусть же вечно славятся.
Дружба, вера и любовь, молодость без старости,
Пусть вскипает в жилах кровь,Чтоб не знать усталости.

Он посылал стихи в разные журналы и газеты, но ему хотелось издать сборник собственных стихов. Отчаявшись,   что это когда-нибудь произойдет, он весь материал уничтожил. Стереть всё из памяти невозможно, стихи там накапливались и вылились в поэму «Верность», где Павка Корчагин с осуждающим взглядом смотрел на него. Его верная жена нашла спасительную соломинку для поэта, и пришла   к Анне Аркадьевне. Благодаря её сыну, первый сборник «В строю» вышел в свет из ростовского издательства. Газета «Красное знамя» Северо-Кавказского военного округа напечатала большую статью о молодом авторе и вселила ему надежду на будущее.  О нём писали и в областной газете.  Он часто звонил тёте Аня  и они подолгу разговаривала друг с другом о том, о сём. В то время, когда я оказалась у неё, Володя собирался вступить в Союз писателей и готовил к изданию новый сборник стихов, уже третий - «В пути». Первые два были под названием «В строю» и «Возвращение». Тётя Аня с радостью познакомила меня с ним по телефону и я стала выполнять роль его духовника, психолога, цензора, слушателя. Мы часами болтали  о чём угодно, он читал стихи в зависимости от настроения, хвалился своими достижениями в учёбе, строил планы на будущее.   
 У него был прекрасный бархатный голос, чувствовалась сила, воля, власть, характер и мужская притягательность. Он приглашал нас с тётей Аней в гости, чем ставил в щекотливое положение. Я была его единственным слушателем, стала его музой и он решил посвятить мне новый сборник со стихами и поэмой.     Его стихи, как из рога изобилия лились из его души, ещё совсем сырые, но эмоциональные и нежные, обнажали душу, напрягали сознание и вселяли надежду. Но я была виртуальным слушателем, образом, воображением, сном. Ему не хватало общения. Володя заочно учился на литературном факультете педагогического института. В связи с болезнью  у него резко падало зрение, и ему присылали старшеклассников читать вслух книги. Он научился от людей принимать крохи внимания. И только  поэзия была для него говорящей музыкой готовой отправить его на другую планету, порадоваться счастливому дню и на мгновение забыть о своей боли.



Я иду по земле, до всего мне есть дело.
Ко всему я причастен, мне всё по плечу.
Все преграды в пути одолею умело.
Я чертовски хочу! Я хочу, чтобы сердце,
Как рана сквозная не давала покоя, горела огнём
Кровью строк изошло бы, заранее зная,
Что в листках наградных не напишут о нём.
Я сказать, откровенно, не против награды ..
Но не золото звон, серебро и эмаль..
Наградите звездой благодарного взгляда
И медалью улыбки что гонит печаль.

У меня было огромное желание сохранить трепетное отношение к его воображаемому образу и никогда не видеть его в реальной жизни. Этого я боялась больше всего, но это невозможно сделать в тесном мире «глухих». Новый его сборник стихов вышел в приложение к журналу «Огонек» большим тиражом. После его выхода, Володя решил провести свой творческий вечер в театре. Палочкой выручалочкой стала Анна Аркадьевна, её звонок в горком партии был решающим. Помощь  сына не потребовалась, город сам был заинтересован в известности своего поэта. Его творческий вечер прошёл во Дворце культуры машиностроительного завода.   Зал на 800 мест был полон, что меня очень удивило. Горсовет для жены Володи и Анны Аркадьевны выделил легковую машину, другие организаторы, пожалуй, самые главные, приехали автобусом, а Володю привезли на машине скорой помощи. Врач «скорой» дежурил за кулисами в течение всего его выступления. Со смешанными чувствами я с тётей Аней сидела в первом ряду. 
 
У меня было ощущение вины, и в тоже время я понимала, сама того не подозревая,  что подогрела его чувства, дала энергетический заряд и надежду на исцеление. Это здорово, а потом, когда пройдёт сон, останется только тьма, что будет? На сцену выехал красивый, худощавый молодой человек с пшеничными волосами, зачесанными назад,  с высоким лбом и огромными синими лучистыми глазами под цвет его синего костюма. Что он думал в  тот момент, когда вполоборота поставил коляску и в упор посмотрел на меня? Мы первый раз встретились глазами, затем он резко развернул коляску и поздоровался со зрителями. Его речь была уверенной, а бархатный голос завораживал. Я не сводила с него глаз, слёзы текли ручьём, и сама себе задавала вопрос, за что ему такое испытание, за чьи грехи он расплачивается?
 Молодой, красивый, талантливый, он читал стихи темпераментно, эмоционально, по памяти ни разу не заглянув в шпаргалку. Все они были о любви и верности, о разлуке и ревности, да и о чем они могли быть у человека с кругозором в одно окно хрущёвской квартиры на первом этаже.  А Володя всё читал стихи,  и казалось, что в этот момент он не осязает действительность, он парит над ней далеко, далеко от нас. Его энергетика, уверенность, оптимизм держала зал в напряжение и  и многим трудно было представить, что перед ними больной человек. Этот вечер для него был глотком свободы, эмоции захлёстывали, а зал находился под настоящим гипнозом. Я не помню, задавали ли ему какие-нибудь вопросы, были ли записки с мест? Наверное, были.  Когда он окончил свой творческий вечер, в зале наступила гробовая тишина, потом бурные продолжительные аплодисменты. Он снова в упор посмотрел на меня, затем поблагодарил всех зрителей, свою жену Галину, а также устроителей за этот восхитительный вечер и особо отметил Анну Аркадьевну, секретаря горкома КПСС и меня, хотя моей заслуги в этом не было. Довольная публика побежала на сцену, подняла его с коляской и через весь зал пронесла к выходу и посадила в скорую помощь. Мы с тётей Аней молча ехали домой, а потом она сказала: -  сегодня у него будет бессонная ночь после пережитого. Она   его  видела в реальности тоже первый раз.
 
Поздно вечером, точнее ночью, когда тётя Аня уже спала, позвонила Галина,  сказав, что Володю с сердечным приступом увезли в больницу.  Он не смог в одиночестве справиться с самим собой, с нахлынувшими эмоциями. Его возраст был таким, когда хочется объять необъятное, когда адреналин поступает в кровь, а человеческие эмоции не находят выхода. Володя долго не мог выйти из депрессивного состояния. Магическая сила сцены, владение эмоциями зала, в состояние подорвать психическое состояние нормального человека, а это был больной, запертый в клетке, лишённый общения с нормальными людьми, человек.
     * * *
Не сразу и широк и светел
Открылся путь передо мной…
Сбивал с дороги встречный ветер
И жёг немилосердный зной.
И часто, часто так бывало:
В ночной задумчивой тиши
 В подушки падал я устало,
Отбросив прочь карандаши.
А утром рвал в клочки бумагу,
Укоры принеся судьбе.
Я знал: В пути, что мною начат,
Достигнет цели  только тот
 Кто лёгкую не ждёт удачу,
   Кто почестей себе не ждёт.
Как новобранцы,  угловаты
 Шлифуя выправку свою
  Уходят в жизнь стихи-солдаты,
 Как по ранжиру, встав в строю.
   «В строю» Короткое, как выстрел,
  Изданья сборников стихов:
  Не спасовал, не дрогнул 
Выстоял. Наперекор  Судьбе лихой.

Галина сказала, что у него появилась навязчивая идея своей бесполезности, состояния обузы и полной зависимости от людей. Он резко реагировал на жалость, злился и обрывал собеседника. К счастью, я ушла от тёти Ани в общежитие и наши разговоры прекратились, они, я думаю,  принесли ему больше вреда, чем пользы. Поэт не может жить без любви, но если он понимает, что это неосуществимо и однобоко, его родник пересыхает. Он изредка писал мне письма, в одном из них сообщил, что решил попробовать себя в прозе  и пишет повесть «От себя не уйти».  После окончания института я купила подарки и пошла к тёте Ане. От неё позвонила Володе. Он очень расчувствовался, выдал экспромтом новое стихотворение: -

Как мемуары, наши дни листая,
Сомненья попусту не теребя,
Я с грустью небывалой понимаю:
Любил все эти годы не тебя.
В тебе любил я женщину другую,
Её я выдумал, я вымечтал её!
И о мечте несбывшейся тоскуя,
Я проклял счастье горькое своё.

Или:

Я не знал настоящей любви,
Да и вряд ли теперь узнаю
Если смолкли в душе соловьи,
 Если юность ушла озорная.
Много было ласкающих рук.
Но кого мне назвать словом: Друг???

Я записала его   сырые стихи   на память, пожелав творческих успехов. А он попросил его «старика» не забывать, и сообщать о себе. Я обещала и слово сдержала.   У меня долго хранились три маленькие толстенькие книжечки с его стихами и поэмами, автографом и посвящением, но я опоздала  с «оформлением» собственности. Мой отец поспешил  все маленькие книжки и брошюрки превратить в костёр на даче. Стихотворение, написанное Володей лично для меня, спустя много лет  забылось, но почему-то застряли в памяти строки этого стиха.               

Зачем былое ворошить,
Копаясь в памяти уныло,
Ведь всё равно не от души,
Ты хвалишь то, что было.
Тебе в любви всегда везло,
 Но ты чего-то всё искала
И часто одному на зло,
Совсем с другим, в любовь играла.
Уловка эта не нова,
Я разгадал причуды эти,
Благополучно миновал
Тобой расставленные сети.
Прощай, и мой тебе совет:
В любви не мудрствуй лукаво,
Неповторимый сердца свет,
Не трать налево и направо!

«PS» В августе я уехала в солнечную Мордовию. В 1973 году он написал мне последнее письмо, похвалился, что его приняли в Союз писателей и лично Роберт Рождественский с Сергеем Смирновым и Алимом Кешокиным принесли ему документы на дом – подарок от союза писателей. Его дом стал своеобразным литературным клубом города.  После себя он оставил дочь, жену, мать и три сборника стихов – «В строю», «Возвращение», «В пути», а также повесть «От себя не уйти». А также Дом музей его имени и последнее стихотворение. (06.07.1932 – 15.02.1974г)