Серый, с ошметками отваливающейся штукатурки, потолок, ставший таким от паутины и пыли. Давно неметеной. Смятая и несвежая постель, скомканное одеяло, свалявшееся в ногах, и торчащий, у изголовья кровати, краешек подушки. На грязном полу. Надо только протянуть руку и поднять. Но он (она) не делает этого. Потому что словно укрыт(а) ядовитым покрывалом, распространяющим смрад мертвой тишины. По всей комнате. Депрессия. Явившаяся нежитью и опутавшая, кажется, каждый нерв, скрутившая собой вены, коснувшаяся каждой клеточки на коже. Но Жизнь еще цепляется в них. Отчаянно не хочет покидать эту комнату, неметеную, с зачерствелыми и покрытыми плесенью крошками на столе, и чашкой, с наполовину недопитым приторно сладким остывшим чаем. С грязными сапогами на пороге и мятым, свисающим со спинки стула замызганным плащом, с давно нестираными шторками и столь же давно немытыми окнами, в серых разводах после зимы. Что держит в этой мертвой комнате Жизнь? Что держит ее в этом теле, с нечесаной головой и глазами, в которых ничего не отражается. Надежда.
… Он снова проиграл. В который раз. Опять на настиле ринга. Опять соленый пот на разбитых губах и неровное, сбитое хриплое дыхание. Уже привычная боль в затылке и, кажется, в сломанной челюсти. Он не слышит рев зала и не слышит отсчет. Да это и неважно. Он не сможет подняться после того, как рефери произнесет: «Десять». Слишком мощным был удар. Одно желание: закрыть глаза и лежать так целую вечность. И пусть весь мир перевернется. Ему будет уже все равно. От этих мыслей, даже не мыслей – просто состояния, какое-то извращенное удовольствие. Сладострастное. Кажется, ему даже нравится проигрывать. В сотый раз. Когда все разуверились и каждое его решение выйти на ринг вызывает только ухмылку. Даже у друзей. Теперь уже бывших. Он вдруг ощутил на себе привычное отравленное покрывало. Невидимое. И улыбнулся, прошептав одними губами: «Ну наконец-то, а то я уж скучать без тебя начал». Покрывало, словно источающее мертвое дыхание и высасывающее Жизнь. И когда он понял, что уже не поднимется, кто-то незримый протянул ему руку. Не представившись. Собственно, в этом не было необходимости. Он и так узнал ее. В сотый раз пришедшую ему на помощь. И поднялся. Снова. Вопреки всему. Вцепившись в живую ладонь надежды.
… Это была не та волшебная ночь, когда морозное небо усеяно бесчисленными мириадами далеких звезд, и посеребренный луной снег хрустит под валенками. И он (она) не стоит не берегу покрытой льдом реки, с неровными белыми сугробами и склонившимися, почти до самого льда, толстыми веткам старой ветлы, запорошенными снегом и трещащими под его тяжестью. Не чувствовалось и мороза, после которого жарко натопленная изба с пылающими в печке дровами и разукрашенными узорами окнами, горячими пирогами и блинами, кажется раем. Вообще не было ничего. Только тьма. Отравленная. Без запаха. В голове – пустота. Давящая. И никаких картин. Совсем. Они ж в воображении живых. А ему (ей) даже умирать не надо. Смерть ведь не приходит к мертвым. И только в полной тишине едва слышится стук непослушного сердца, шепчущего, что он (она) еще не умер (ла) и надежда его (ее) не оставила.
12 апреля. 2018 год. Москва. Редакция.