продолжение.начало в http://www.proza.ru/2018/04/03/174
Они летели в жгучей, свистящей чернильной разрежённости воздуха, падали вниз как две звезды, как два светящихся сгустка. Сначала быстро, потом скорость начала гаснуть. Падение сменилось парением.
Два лепестка, несомые легкими воздушными течениями, зависли над спящей тёмной громадой чужого мира.
Даже такой ясный мозг как у Дмитрия отказывался верить в нереальность происходящего. Наоборот, некие древние, атавистические инстинкты распускались внутри него бутонами чувств, источающими полную уверенность в том, что, именно, этот прекрасный мир самый что ни на есть настоящий. А тот реальный, в котором он обитает, лишь жалкое искажение этого великого совершенства.
Они летели, и сердце Дмитрия пело. Тело словно бы расслоилось на многочисленные струны, которые перебирал кто-то древний, собирая звуки в былинные тягучие и пространственно хрустальные потоки, в отрывки сюрреалистических фрагментов мелодий, сменяющих друг друга - что-то похожее на давно им слышанное из «Жар-Птицы» Стравинского.
Полёт завершился мягкими объятиями шёлковой травы. Она приняла их нежно и цепко, окутала облаком неги и тут же расступилась, отпуская их на волю.
На небе жарко цвели ночные звезды. Густой, напоенный ароматом трав, воздух в тёмных провалах низин мерцал бледным сиянием светлячков.
- Я всегда влетаю с ночной стороны, - сказал Ванька.
В виртуале он выглядел также как и в реале. Дмитрий тоже предпочитал всем обликам свой родной. Правда, всё равно ощущения менялись, не было привычной тяжести в теле, и манипуляции с предметами несли в себе завораживающую легкость.
Теперь Дмитрий мог слегка осмотреться. Они стояли на краю высокого леса, спиной к его тёмным, сырым лабиринтам. Далеко впереди маячил сказочный город. Остроконечными вершинами он напомнил Дмитрию творения Гауди. Город мерцал на горизонте как огромный корабль на холмистой океанской равнине разнотравья. Там уже разворачивалось действо рассвета. Сизая муть таяла под натиском сини, вспыхивали радуги лучей, собирались в магические крошечные солнцевороты.
- Ну, ты даешь, - только что и мог сказать Дмитрий.
Ванька, действительно, преуспел в своих творческих изысканиях. Пальцы Дмитрия без его воли, сами по себе касались невесомых верхушек травы. Они в ответ приятно отзывались нежными прикосновениями.
- У меня здесь всё живое и лес, и город, - сказал Ванька.
- И ты сам уже почти поэт?
- Почти…Помнишь, у Экзюпери…
- Маленький принц, планета и роза. Ты влюбился?
- С чего ты взял?
- Кто она?
Вместо ответа Ванька протянул ему руку, увлекая его за собой прямо в дремучий лес, наполненный духом Пушкинского Лукоморья.
Высокие мощные дубы вперемешку с вековыми елями, обступили их, трансформировав рассветную солнечную волну в потустороннюю едва уловимую негу золотого сияния. Начинающееся на верхушках крон, оно стекало в тёмную густоту нижних ветвей мерцающими тёплыми искрам.
Дмитрий не мог подобрать нужного сравнения. Золотая паутина, пространство нот…Казалось, каждое его движение рождает музыку. Не только движение рук и ног, но даже каждый взмах ресниц, даже дыхание… Всё это словно бы переводилось невидимым композитором в музыку. Кроны исполинских деревьев давали ощущение сказочного шатра. Блики света на ковре низкой травы, на земле, усыпанной пахучими мягкими хвойными иголками, превращали ходьбу в почти танцевальное феерическое действо.
- Ну как? – спросил его тихо Ванька.
- Полный квак, – отозвался Дмитрий нарочито грубо, словно пытаясь сбить гипноз очарования.
И тут в один миг вся матрица леса вспыхнула крошечными фейерверками высоко поднявшегося солнца, тяжёлая изумрудная густота леса расступилась буквально в несколько шагов, открыв изумлённому Дмитрию картинку из детства.
- Я воссоздал усадьбу, - Ванька улыбнулся, ожидая ответного Димкиного восхищения.
Но Дмитрию вдруг стало трудно дышать, сердце заколотилось в висках.
Здесь тоже происходило рассветное действо, но безо всяких эффектов грандиозного природного оркестрового спектакля, а в камерном исполнении. Музыка, несущая нектарное тепло, раскрывалась нежным бархатным зевом орхидеи- виолончели , истончалась до шелковых лепестков прохладного огня, улетающего в небо, пока не осталась одна угасающая скрипка.
Словно в мастерской художника на сером полотне исчезающей ночи начали проступать яркие мазки света. Алмазная россыпь росы на придорожной траве, графитные неровности гравийной дороги, ведущей к кованым воротам, ворота, открывающие каменный двухэтажный дом с хозяйственными пристройками – всё это выглядело не просто правдоподобно, оно властно вошло в сознание Дмитрия, поглощая его своей сказочной сутью. И он перестал сопротивляться, отдался шикарному потоку чувств, проистекающему из детства.
В малиновой проталине неба сладко верещали соловьи. На кухне горкой всё также стыли умопомрачительно вкусно пахнущие оладьи. Их с Ванькой комната была такая же, только чуточку шире и больше.
На пыльных полках в шкафу валялись всё те же старые журналы «Пионер» и «Костёр», фотоальбомы с вложенными в них фотографиями.
- Пыль? Но зачем? – удивился Дмитрий.
Ванька не ответил. Он щёлкнул невидимым выключателем и только тогда сказал:
- Можешь расслабиться. У меня есть новая программка, блокирующая прослушку.
Считай, что здесь мы с тобой вне зоны контроля.
- Это не очень хорошее изобретение, - отозвался Дмитрий ледяным голосом.
- Знаю. Твоему хозяину не понравится, когда что-то будет происходить без его ведома.
- Ты это уже кому-то внедрял?
- Я друзей не подвожу. Пока никому. Могу внедрить тебе. Попробуешь. Программка называется «Пристань».
- Почему «Пристань»?
- Помнишь, как она пела «Прямо над пристанью бьется волна»?
- Тощие косицы… Как её звали?
- Маша.
- Ты помнишь?
- Помню.
- Всё еще влюблён?
- Нет. Но…
- Понятно. Влюблён. Так это всё она…
Ванька выдержал паузу красноречивее любых слов.
- Ну, ладно, давай, выкладывай. Зачем пришёл? – наконец, спросил он
- Да, в общем-то, пустяк. Хотел спросить тебя насчёт одной вещи… Как думаешь, может ли виртуальность превратиться в реальность?
- А как ты думаешь, чем реальность отличается от виртуальности? – Ванька лёг на кровать, подложив руки под голову.
- Чем? Очевидно, что реальность существует, а виртуальность исчезает одним нажатием кнопки.
- Так и реальность может исчезнуть одним нажатием, - Ванька говорил, глядя в потолок, а не в глаза Дмитрию.
Но, в общем-то, это было необязательно, ведь фотошопные Ванькины глаза не могли передать всего спектра эмоций.
- Реальность одна для множества людей, а виртуальности у всех свои, - продолжил наступать Дмитрий.
- Сейчас мы находимся с тобой здесь, и виртуальность у нас общая.
- Да. Но я ничего не смогу здесь изменить. Это всё создано тобой.
- А если бы смог? Если бы мы с тобой здесь могли что-то менять, не выходя за пределы этого мира?
- И что с того? Сидеть в мире, который имеет размерность электронного плата? И питается электричеством от земного генератора? И ещё… Кроме электрического генератора, у тебя есть ещё и мясной. Тебе же надо кушать. Эти рисованные оладьи не дадут нормально функционировать твоему телу.
В виртуале Ванька выглядел симпатягой, без многодневной щетины и мимика лица была смягчена. Сколько там «смайликов» в ней было использовано? Может, тридцать или сорок, Дмитрий не знал. Сам Дмитрий не приукрашивал своё лицо, и к тому же «смайликами» пользоваться не любил, любые аксессуары казались ему ненужной мишурой. Своё изображение он заложил в сеть года три назад, и больше не подправлял его.
И, вообще, на чужой «Планете номер ***» ничто не могло поменять свой облик без ведома хозяина Планеты.
Виртуальный мир – это просто картинка, слепок, имитация жизни. В идеальном мире нет такого понятия как энтропия. Здесь ничего не разрушается и не создаётся без ведома хозяина. И та пыль, которую Ванька «набросил» на полки всего лишь следствие моды на естественность. Без неё можно было вполне обойтись.
Когда-то давно они вместе с Ванькой создавали эту игру. Ванька занимался физической частью, а Дмитрий архитектурной. Дмитрий всегда был больше теоретиком, чем практиком, то есть он генерировал идеи, а Ванька исполнял их.
Став Высщим, Дмитрий всецело отдался новой работе, и о «Планете» у него остались лишь смутные воспоминания
На Ванькиной «Планете» он не заметил с налёту каких-то кардинальных изменений, хотя знал, что Ванька весь последний год работал над модернизацией игры.
- Может, ты мне покажешь новую версию? – осторожно спросил он.
- Я ещё не готов. Она сырая. – Ванька как всегда был немногословен.
- Но, тем не менее, в неё уже играют мазохисты – муравьи.
Новая версия «Планеты номер ***» называлась «Малая Планета».
В цифровую основу новой версии была добавлена функция энтропии, которая включала процесс постепенного и постоянного разрушения, практически как в реальном мире. И как в реальном мире, там можно было что-то менять и создавать новые формы в режиме он-лайн, находясь прямо внутри «Планеты».
Возросшие размеры оперативной части программы повлекли за собой уменьшение размеров планеты. Собственно, это даже была не планета, а некий кусок пространства с жёсткими границами. Желающих играть в неё было немного. Но именно, эта шикарная троица, которая пропала без вести, играла в новую версию «Планеты».
- Есть люди, для которых творчество – высшая ценность. Им и нужна «Малая планета», - сказал Ванька.
- Так и в большой планете можно творить.
- Можно. Но, как бы тебе сказать, - Ванька запнулся. – Можно… На показуху или для удовольствия. А там можно попытаться обрести не удовольствие, а нечто большее.
- Нечто большее, что полностью заменит материальный мир?
- Не знаю.
- Зато я знаю, что без еды человек умрёт.
- Еда? Без еды, ну никак? Ты говоришь об энергиях, как о пуповинах…Мы свою силу высасываем из всего, что можно. Но есть та энергия, что у нас внутри. Она как звезда-душа, - сказал Ванька. – Она есть луч, оживляющий картинку нашей реальности. Без луча – планета просто мёртвый камень, в котором забита информация. И душа не просто луч, оживляющий хаос. В этом луче скрыта красота, музыка…
Материя – это всего лишь форма души, инструмент для воспроизведения её мелодии. Если научиться исторгать из себя эту мелодию, слезть с пуповины материи… Если научиться слышать музыку дождя, неба, камня, даже вот этой кровати…
- Ванёк, три планетчика с твоей новой версии исчезли бесследно. Один из них – племянник нашей любимой тёти Вали. На днях я должен встретиться с ней. И если, там будет что-то особенное… Понимаешь?
- Ты боишься, что станешь причиной выхолащивания её мозга?
- Я надеюсь, что до этого не дойдет. Но предчувствия у меня тяжёлые.
- Не надоело служить Высшему палачу? – с вызовом спросил Ванька.
- Ты тоже ему служишь. Но в отличие от тебя, у меня есть шанс встретиться с ним.
- И занять его место?
- Нет. Просто посмотреть в его глаза.
- Думаешь, он всесилен и бессмертен?
- Не знаю. Там всё покрыто мраком. Чем выше, тем сложнее, – ответил Дмитрий.
- Крысы прячутся по норам, даже если эти норы на самых высоких этажах.
- Я хочу узнать.
- Да я и не против. Узнавай, - Ванька разочарованно фыркнул.
- Ты мне дашь «Пристань»?
- Дам, - Ванька пытливо посмотрел ему в глаза.
Дмитрий напрягся, но выдержал его взгляд. Он знал, что в глубине Ваньки сидит смерть. Ещё тогда с детства, он видел её в Ванькиных глазах. Но она была страшная только поначалу. Стоило пройти первый страх, как занавес, отодвинуть его в сторону, и там, за ним, открывались необъятные горизонты.
В коридорах Ванькиных зрачков таилась странная сила. Там был космос. Но не тот обычный, дающий целительную прану, нет. Там был совсем другой космос. Глубокий, головокружительный, жёсткий. Странно, но Дмитрий забыл, что этот взгляд виртуальный. Сейчас у Ваньки были те самые настоящие глаза, через которые на Дмитрия смотрело Нечто. Видимо, всё же в игре происходили некие изменения, которые требовали самой тщательной проверки. И Ванька не договаривает гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
Но разве может птица рассказать кроту о том мире, котором она живет? Какие чувства может испытывать крот, соглядатай? Какие чувства испытывала Анна Ванна, выслеживая их? Узнать, поймать, задавить в зародыше то неподконтрольное, что лишит его возможности быть выше?
Дмитрий сглотнул вязкий комок слюны. Роль Анны Ванны – это было самое худшее, что жизнь может заставить выполнять его. Но… Получается всё так, как получается. Ванька каким-то образом стал масштабнее, чем весь мир, в котором Дмитрий привык жить. Он знает нечто такое, что Дмитрию не дано узнать, какой бы контроль он за ним не выставил.
Они вышли из «Планеты» в тесный кокон комнаты. Выход у Ваньки по сравнению с романтическим входом-падением в небе был слишком уж простенький. Обычный дверной проём, отделанный деревянными балками. Внутри проёма серый туман. За туманом Ванькина комната.
- Я думал, что у тебя и здесь что-то со спецэффектами типа падения в преисподнюю, - сказал Дмитрий.
- Зачем усиливать тоску?
- Тоску говоришь…Так давай развеемся.
- Ты думаешь, что в этом мире есть нечто, что способно меня удивить?
- Думаю, что есть.
- Ты мне можешь предложить игрушку интереснее, чем «Планета»?
- Вань, но есть же реальный мир. Ты же не должен его отрицать. В реальном мире есть реальные дела и цели. Я понимаю, что ты хочешь модернизировать игру. Это хорошая цель. Но, насколько я понимаю, твоя задача не модернизация «Планеты», а, полное слияние с ней. Делать целью уход в пространство размером с крупинку кристалла – глупо.
- А, по-твоему, не глупо ставить целью сытое брюхо и карабканье к вершинам власти?
- В самом стремлении попасть на вершину нет ничего плохого.
- Ага. Особенно, если это вершина могильного холма.
- Почему это обязательно должен быть могильный холм?
- Да, потому что ты, Димок, в этом мире всё заканчивается смертью. Всё здесь пропитано ею. Никто не думает о вечности. Ткни любого, и в каждом смерть. В этом мире все мечтают о покое. И ты не исключение. Твоё самое главное устремление – это тотальный покой. Покой покойника, полная абсолютная власть над всеми событиями. А ведь она достижима лишь тогда, когда этих событий нет.
- В твоей игре у тебя тоже полная власть.
- Полная? – Ванька недобро усмехнулся. – Я так не считаю.
- Ты не считаешь? Ведь все кнопки в твоих руках. Там ты – Бог. Я тоже хочу им быть, но здесь! Здесь, Ванёк. Тогда я получу доступ к изменению этого реального мира!
- И что ты тут собрался изменять?
- Что? Как что? Самое главное зло - Смерть! Если я и стремлюсь на вершину могильного холма, то только для того, чтобы этой вершины больше не существовало!
- Мечтаешь о коммунизме? О красных галстуках вечной жизни? О полёте к туманности Андромеды?
- А почему бы и нет? Если бы я был Богом, я бы дал возможность людям получить вечную жизнь. Ну, хотя бы для начала более продолжительную жизнь.
- А ты думаешь, у них такой возможности нет? – Ванька говорил тихо, словно и не с Дмитрием спорил, а с кем-то внутри себя.
- Думаю, что есть. Только тот, кто там, наверху, закрыл её, - сказал Дмитрий.
- Закрыл? Наверху? Ты ведь тоже закрыл... Закрыл внизу…Ты закрыл свою внутреннюю Вселенную. Ты перестал смотреть внутрь себя. Ты смотришь только наверх.
- А ты смотришь только внутрь себя, и тоже ищешь там покоя. Судя по всему, внешний мир тебя достал.
- Возможно, ты прав, - неожиданно согласился Ванька. - Я стал много думать о покое, хотя цель моя совсем другая. Я хочу постигнуть природу вещей.
Спор иссяк внезапно, как и вспыхнул. Ванька скинул программку «Пристань» на личный кристалл Дмитрия. Внешне она выглядела как безобидный музыкальный файл с той самой песней, которую пела Машенька - тощие косицы там, в летнем имении.
« Кто тебя выдумал, звездная страна. Снится мне издавна, снится мне она»… Дмитрий помнил, что голос у Машеньки был тонкий и слабый, но она старалась изо всех сил. Кажется, это было так давно, словно в другой жизни и не с ним.
Сил у Ваньки практически не осталось, сон морил его, прикладывал тело к дивану, закрывал ему глаза. Дмитрий не стал больше истязать друга своим присутствием. Хотя ворох вопросов рос быстрее, чем кучка полученных ответов.
Он наспех распрощался с Ванькой, но выйдя из подъезда, не сразу вызвал летуна, присел на придомовую лавочку, бессмысленно наблюдая за мусоровозом, толкущимся на узком проезде, густо заставленным машинами.
Мусоровоз натужно скрипел, поднимая ржавые мусорные баки, опрокидывая их с грохотом и лязгом. Окружающие двор дома, были похожи на небрежно слепленные соты-ячейки. И Дмитрий знал, наверняка, что некоторые люди ощущают себя счастливыми, сидя в своих индивидуальных коконах. Когда-то и он считал за счастье – обладание собственными двадцатью квадратными метрами. Теперь же представления о счастье у него были совсем другие. Какие?
Покорение самой высокой профессиональной вершины, продолжение своего рода, что ещё? Космос? В принципе, космос как объект собственности ему вряд ли нужен. Вот от Земли он бы не отказался. Хотя… Какой смысл в столь короткой жизни? Тот, кто создал такую сложную, но одноразовую систему как человек, какими соображениями он руководствовался?
Опять смерть…С каких бы сторон Дмитрий не пытался решить вопрос смысла жизни, он натыкался на то, что само по себе не несло никакого смысла, на смерть.
Дмитрий не любил решать уравнения со многими неизвестными. Но он уже понимал, что кроме тёти Вали в поиск придется включить и Машеньку.
Ощущения были не из приятных, как у куста, которого вытягивают вместе с корнем из привычного места обитания. К тому же его тревожил ещё один важный момент во всей этой истории. Происшествие было настолько выходящим вон из ряда, что Дмитрий мог только догадываться, какие значительные силы брошены Высшими на расследование. Причём здесь миграционная политика, когда эти люди исчезли, не выходя за пределы города? Исчезновением троицы занимаются более серьезные дяди, а он Дмитрий лишь «пионэр», который думает, что помогает ловить преступников. Тем не менее, у него есть шанс – стать пионером-героем. Сдать тётю Валю … Хотя, почему обязательно сдать? Разве тёти отвечают за своих племянников? Тёти не отвечают, не отвечают…Отвечают…Дмитрий мог сколько угодно отгонять предчувствия. Но он знал, что случайностей не бывает. Эта троица, Ванька, Маша, тётя Валя и даже он сам связаны в единую причинно-следственную цепочку. И когда он начнет схватывать суть этой цепочки, остальные звенья вылезут сами на белый свет.
Говорят, что если нет причины для смеха, то смейся в кредит. Но сейчас у Дмитрия не было сил даже на улыбку.
Рассвет растёкся по небу алой магмой. Дмитрий вызвал летуна и воспарил над муравьиным миром, по асфальтовым нитям дорог которого уже резво ползали первые машины. Пронзительно обнаженное до синевы, небо словно бы становилось выше и тоньше, просвечивая чернильным призраком стратосферы.
Дмитрий послал запрос на Машеньку. Портативный экран планшета открыл ему бесхитростное лицо. Прямой пробор светлых волос, открытые серые глаза – типаж первой учительницы.
Машенька работала в обсерватории, где-то на крымских вершинах и в свободное от работы время рисовала авангардные иконы. В «Планете» появлялась эпизодически, набегами. В новую версию не заходила, вообще.
Дмитрий ещё раз пролистал лица исчезнувших, успокаивая взбесившиеся мысли. Чётким рациональным взглядом постарался убедить себя в том, что ничего особенного он ещё не откопал. То, что все они играли в новую версию «Планеты » в общем-то, не являлось уликой, просто единственная зацепка. Тётя Валя в «Планету» не играла, как и многие люди старшего возраста.
продолжение в http://proza.ru/2018/04/13/536