Междумирье

Часть 1. Энроф

– Рыцарь! – позвал из-за двери детский голос. – Уже светает. Пора подниматься. Тебя ждут. Последние двое братьев приехали сегодня ночью. Поспеши, все уже собрались в трапезной!
Памва вздохнул. Уже давно его так никто не называл – рыцарь.
– Не рыцарь, Шио... Просто Памва. Или брат Памва, если тебе так привычнее. Скажи владыке, что я уже иду.
Шио чему-то засмеялся и убежал, звонко шлёпая босыми ногами по прохладным после ночи каменным плитам. Впрочем, в его возрасте всегда найдётся, чему радоваться.
Так. Значит, синклит уже собрался.
Эту ночь Памва провёл почти без сна, обдумывая,  как будет построен обряд на этот раз. Он лежал не раздеваясь, прикрыв бесполезные в кромешной тьме кельи глаза, и в тысячный раз представлял, как предстанет перед собранием магистров ордена, которые раз в год – и только один раз – собираются на Великий совет.
Монастырь жил по однажды и навсегда утверждённому уставу. Пускай за стенами его бушевали пожары междоусобиц, пускай бесчисленные отряды Герцога текли по ущельям, возникая из ниоткуда и уходя только им ведомыми путями – здесь, в обители Ордена, казалось, застыло само время. Невозможно было представить, чтобы брат Вил не появился утром в общем коридоре, звуками старого колокольчика поднимая спящих на труды нового дня, или брат Лев со своей бочкой не успел подвезти свежей воды с тающих ледников для умывания.
Памва наскоро натянул сапоги – единственное, что у него осталось от былого рыцарства – и, стерев ладонью с лица остатки сна, решительно вышел в коридор.
Монастырь просыпался. Молодые послушники, болтая и смеясь, окатывали водою шершавые каменные полы. Лица их раскраснелись, подолы ряс были подоткнуты под верёвочные пояса, открывая крепкие мускулистые ноги. Прошёл, уворачиваясь от брызг, хмурый, вечно куда-то торопящийся ключарь Кастул – но не утерпел, остановился и назидательно выговорил что-то долговязому служке с только-только начинающими пробиваться усиками. Тот покаянно склонил голову, но, стоило брату Кастулу двинуться дальше, тут же скорчил рожу и показал язык удаляющейся спине.
Памва усмехнулся и упругим шагом, который даётся долгими физическими упражнениями, двинулся к трапезной – обширному мрачному помещению с монументальными стенами, сложенными в незапамятные времена из неподъёмных грубо обтёсанных блоков. Располагалась трапезная в самой сердцевине замка.
Собственно, замком монастырь назвать можно было лишь с большой натяжкой – слишком скромно и непритязательно выглядела группа строений на вершине утёса. Большинство помещений – ну не подходило к ним никак наименование «постройки» – были втиснуты, буквально вцарапаны, в тело горы. Или, наоборот, выложены из добытого тяжким трудом камня. Страшно подумать, сколько на это ушло терпения и надсадной монашеской работы. Говорили, что отдельные пещеры выходили к самому подножию, но это вряд ли – смысла в сооружении ходов туда, куда поверху добраться гораздо проще, не было никакого.
Тем не менее, монастырь являлся укреплением основательным. Окружал его глубокий ров, хотя и без воды – неоткуда было брать для этого воду – с опущенным сейчас мостом. Дно моста скреплялось толстыми железными пластинами, и когда с помощью тяжёлых цепей мост подымался, то плотно закрывал проём входных ворот, превращая обитель в неприступную твердыню. Стены же, сложенные из исполинских глыб дикого камня, при одном взгляде отбивали охоту брать их приступом. Правда, за всю длинную историю существования монастыря никто и не пытался его штурмовать. По крайней мере, в местных летописях об этом факте не упоминалось. И то сказать, поживы завоеватели здесь бы не нашли никакой.
В трапезной царил полумрак. На этот раз факелы никто не зажигал, и свет давали лишь несколько свечей в тяжёлых напольных канделябрах. Вдоль стен неподвижным строем застыли монахи, невозмутимые и бесстрастные. Ни один не шевельнулся и не повернул головы, чтобы взглянуть на вошедшего. Некоторые братья были ему незнакомы, поношенные рясы кое у кого носили следы дальних дорог, но у каждого на грудь свисал медальон магистра. Два-три места пустовали: видимо, кое-кто – немыслимо! – не сумел прибыть вовремя.
– Меня призвали, я пришёл и жду, – произнёс Памва традиционную формулу, с которой принято было обращаться к высшим иерархам.
Владыка Флавиан высохшей рукой указал место, на которое ему надлежало встать.
– Рыцарь Памва ар Болла, по прозвищу Золотой Клинок, ведомо ли тебе, с какой целью ты призван синклитом?
– Лишь великий Иал знает всё, – так же по обряду ответил Памва, – и я узнаю в своё время, если будет на то его воля.
Владыка торжественно кивнул головой:
– Воистину так, – он помолчал ровно столько, сколько необходимо, чтобы мысленно воззвать к небу, и продолжал. – Два года назад синклит именем милосердного Иала совершил для тебя чудо. Ныне вновь пришло это время …
Памва слушал рассеянно. Вернее, не мог сосредоточиться из-за нахлынувших потоком мыслей. Да, действительно, два года назад он был свидетелем проявления соборной силы синклита – вернее, силы Иала, как мягко поправил его в своё время Флавиан. Магия Иала, как бы ни относился к ней Памва, работала – но именно это и заставляло рыцаря держаться настороже. Она, эта магия, касалась не только того, на кого или на что бывала направлена – Памва чувствовал, как каждый раз меняется и сам. Пусть на чуточку, на совсем небольшой и незаметный шажок, но всякий раз что-то неощутимое скрытно вползало в душу, заставляя по-иному глядеть на мир.
А потом начались сновидения.
Откуда, из какого угла подсознания они извлекли его давно забытую, детскую любовь? Даже и не любовь, а робкую влюблённость, когда вершиной блаженства кажется просто находиться рядом и смотреть? И почему – именно сейчас, когда всё былое настолько изгладилось из памяти?
Каждый раз она бывала другой. То есть, это не был один и тот же образ – сформировавшийся образ идеала. Но каждый раз он проявлялся так, что тянуло упасть к её ногам и поклоняться. Что он и делал – не буквально, конечно, а в душе. Если во сне может быть душа. И это не было поклонением холодному божеству, Памва чувствовал, знал, что его тоже любят – любят со всеми его недостатками, комплексами и странностями, более того – не могут мыслить себя без него. И тем страшнее обрывали сон пробуждения с ощущением безвозвратной потери. Собственно, это и были безвозвратные потери. Каждый раз.
Что хотел от него этот чуждый мир, заставлявший его страдать? Ставились ли над ним некие психологические опыты (чьи? зачем?), или Энроф просто пытался, как умел, приспособить чужака под себя? И где, в таком случае, лежал предел изменению, дальше которого человек ступить откажется, боясь перестать быть человеком? И есть ли он, этот предел?
Энроф считался миром магии. Что, в общем-то, выглядело странным, учитывая, что любое магическое действие сопровождалось непомерными усилиями и трудностями. Тем не менее, в каждом, самом захудалом селении имелся шаман или волшебник, фактически определяющий весь уклад тамошней жизни. В больших же городах свой маг имелся у каждой улицы. И, конечно, средоточием высшего волшебства слыли монастыри. Хотя магией называть их силу было не принято, но Памва всё же про себя относил её к особому виду магии. Магии веры. У попов свои секреты? Ну что ж, так тому и быть.
В своё время Памва – правда, звали его тогда иначе – обратился в монастырь как к последней инстанции. Он перепробовал всё – и безрезультатно. Оставалось просить помощи у служителей Иала – а одно это уже вызывало у людей мирских суеверный страх. Правда, у Памвы не оставалось другого выхода.
Благородный рыцарь Памва ар Болла попал в этот мир извне. Само по себе это ещё ничего не значило – мало ли на свете миров и пришельцев! – но этот мир, Энроф, имел особенность. Из него не существовало выхода. И когда рыцарь с женой и дочерью случайно очутился здесь, выяснилось, что назад им дороги нет.
Тысячи чужаков (не только людей) коротали жизнь в Энрофе, смирившись – или не смирившись – со своим положением. Всего лишь тысячи – потому что решались на вход в Энроф либо по незнанию, либо тогда, когда действительно не оставалось выбора. Мало кто способен сделать такой шаг, если заранее известно, что отыграть назад уже не получится.
Единственным способом покинуть Энроф было чудо Иала. Правом на чудо обладал каждый монастырь один раз в год. Счастливчиков, удостоенных такой награды, можно называть наперечёт – монастырей было не так уж много. Просили далеко не всегда выхода – просили разного: богатства, исцеления, иногда – воскрешения умершего, да мало ли чего ещё. И лишь иногда просили исхода из Энрофа. Памва тоже хотел воспользоваться этой призрачной возможностью.
Правда, подтвердить, что исчезающие из Энрофа люди попадают туда, куда хотели, не мог никто...

– …деялись, что этот момент никогда не наступит, – вещал владыка, – но Иал посылает нам новое испытание. Поэтому синклит обращается с просьбой к тебе, рыцарю Памве Ар Болле, исполнить возлагаемый на тебя долг.
Вот. Кажется, пришло время платить по счетам. Ну что ж, платить – значит платить.
– Что именно угодно синклиту возложить на меня?
Флавиан впервые проявил признаки волнения:
– Не следует думать, что судьбы Энрофа ничего не значат для служителей Иала, – слегка напрягшись, проговорил он. – Наступили тревожные и смутные времена. Ждать больше нельзя. Ни единого дня. Орды Герцога несут смерть и рабство, и остановить его может только Избавитель. Для того, чтобы уцелеть, придётся напрячь все силы. И слуги Иала не будут стоять в стороне. Но силы наши пока слабы.
Вот как! Оказывается, Избавитель – это не легенда?!
Памва слегка поднял брови, но ничего не сказал.
– Знаешь ли ты, рыцарь, что такое Избавитель?
– Я слышал многое, но не уверен, что всё из того, что слышал – правда.
– Избавитель – имя магического жезла святого Авды. Он был создан в глубокой древности для битвы с Облаком Драконов. После победы наиболее достойные храмы Иала получили по частице этой святыни, чтобы, если страшная опасность вновь будет грозить всему Энрофу, в нужный час собрать их воедино и воссоздать Избавитель. Волшебный жезл будет вручён герою, который поведёт народ к победе. Так гласит пророчество.
– Неужели Герцог так силён?
– Сегодня ещё нет. Но мы сумели заглянуть в будущее.
Словно сам воздух колыхнулся над столом при этих словах, и пламя свечей качнулось – и выровнялось вновь. Что ж, подумал Памва, монахи назначили свою цену. Это справедливо.
– Моя рука всегда готова служить правому делу, – негромко сказал он.
– Великий синклит не сомневался в этом. Для Иала твоё сердце – открытая книга. Его выбор пал на тебя. Нужно доставить нашу часть Избавителя в Лучезарный Чертог.
– Это великая честь. Но я всего лишь гость обители. Я не монах. Я даже не энрофец. И я не знаю, что такое Лучезарный Чертог и где он находится.
– Иал осведомлён о твоём неведении. – усмехнулся Флавиан. – Пусть это не смущает тебя... Когда ты вернёшься, синклит подарит тебе чудо.

Магистры разъехались в тот же день.  Уже к полудню в обители не осталось ни одного чужака – за исключением самого Памвы. За все годы, которые он прожил при монастыре – сперва с женой и дочерью, а теперь вот в одиночку – бывший рыцарь привык считать себя кем-то вроде временного служителя, и не ожидал, что синклит столь открыто подчеркнёт его отстранённость от того безоговорочного доверия, которым пользовались все братья.
Тем больнее кольнуло его решение Флавиана: в качестве сопровождающего и хранителя ковчега с монастырской частицей Избавителя послать ни кого иного, как мальчишку Шио. Конечно, Шио был послушником и, как следствие, посвящённым, в отличие от самого Памвы, и поэтому, видимо, знал дорогу к тайному храму, который Флавиан называл Лучезарным Чертогом. Но сам Памва предпочёл бы в спутники кого-то более взрослого и, что там говорить, более крепкого. Не вязался как-то выбор владыки с важностью поставленной задачи. Впрочем, оборвал он себя, у духовных наверняка имелись свои соображения – взять хотя бы то, что округа кишит шпионами Герцога, а настоящий монах в рясе наверняка привлечёт ненужное внимание. Носить же нецерковное одеяние братьям запрещалось.
Что ж, Шио так Шио. Тем более, что в придачу к Шио Флавиан выделил двух крепких монастырских лошадок. И, спустившись по каменистой тропинке к подножию монастыря, Памва решительно повернул своего коня налево – как раз по дороге, прямиком уходившей в лес.
– Постой, рыцарь, нам не туда! – похоже, Шио был настроен по-боевому. Он неподвижно замер в седле, развернувшись вполоборота вправо, и значительно смотрел на Памву.
Памва, сдержав коня, вернулся, наклонился к спутнику и негромко, но твёрдо сказал:
– Давай договоримся раз и навсегда. Первое. Если мне нужно будет узнать направление, я спрошу. А сейчас мы поедем туда, куда указываю я. Это не обсуждается. Если не согласен – прямо сейчас катись к настоятелю, пусть даёт мне в спутники кого-нибудь более сговорчивого. Второе. С этого момента никаких «рыцарь» и «брат». Для всех я обычный воин-наёмник, а ты мой слуга, которого я кормлю из милости или по каким-то своим соображениям. Называй меня «хозяин». Даже если никого вокруг нет. Ясно?
Шио сверкнул на новоявленного «хозяина» глазами и угрюмо кивнул. Памва усмехнулся.
– Прекрасно. И успокойся: Иал наверняка знал, что делал, когда отправлял на это задание именно нас с тобой.
Последний довод убедил мальчишку более, чем что-либо иное. Он снова кивнул, на этот раз гораздо увереннее, и даже улыбнулся. Великое дело – привычка к церковному послушанию! Чуть что, сошлись на бога, и дело в шляпе: господь-то не ошибается… Сам же Памва, к сожалению, насчёт непогрешимости выбора Иала имел большие сомнения.
Дорога выглядела пустынной, насколько позволял видеть глаз. Вековые чёрно-зелёные ели, которыми поросли отроги Гномьих гор, у далёкого их подножия окутывались синеватой глубиной воздушной перспективы. Редкие в этих местах птицы перепархивали тронутую молодой травой колею чуть ли не над самой землёй и снова скрывались в густых кустах, обрамлявших дорогу.
Собственно, дорогой назвать её было мудрено. За целый день много, если c десяток телег и всадников проезжали по ней мимо монастыря, направляясь из Кореллы в Тарс или обратно. И только в дни церковных праздников паломников бывало столько, что братии приходилось ставить под стенами дополнительные полотняные навесы.
Памва задумался, покачиваясь в седле в такт лошадиной поступи. Бесконечная дорога тянулась вдоль только-только набирающих силу лесов, редких нищих деревень и безымянных могил, обросших прошлогодней сухой полынью. Века за веками пролетали над Энрофом, верша свою историю, конец которой не был известен никому.  Восставали царства, и рушились царства, и восставали вновь – и теперь ему, рыцарю Памве ар Болла по прозвищу Золотой Клинок, предстояло внести свою лепту и войти в анналы этого мира. Судя по всему, дело на него возложили не маленькое, а с другой стороны – не он, так кто-то другой, сие для местных богов совершенно безразлично. Всё равно этот мир столетие за столетием будет идти тем путём, который ему предназначен. Мало ли появлялось герцогов, королей и прочих честолюбивых правителей, называемых современниками великими – и где они сейчас? Где те великие империи, о которых ныне повествуют лишь руины да чудом сохранившиеся древние свитки на мёртвых языках? Их нет! Их больше нет! Поистине, всё вокруг суета сует и всяческая суета… Удивительно, как сочетается эта унылая мудрость с весёлым послушником Шио, так непосредственно радующимся всему сущему! Никак не должна бы, а вот поди ж ты – вполне сочетается…
– Ты кем был – ну, там, в твоём мире?
Памва ответил не сразу. Как объяснить юному варвару (да, именно варвару – этот мир ещё не дорос ни до пороха, ни до парового двигателя) – как объяснить Шио, что такое агентство охраны планеты? Когда на службу призван весь интеллект, вся невообразимая здесь технология человечества?
– Я служил стражником, – помолчав, ответил он. – Одним из тех, кто должен защищать любого, кому это потребуется.
– Как это – любого? И преступника тоже?
– Я имел в виду – и богатого, и бедного… И преступников, кстати, тоже – опасности, знаешь ли, бывают такими, что приходится защищать человека просто потому, что он – человек.
– Ты был праведным стражем! – восхищённо воскликнул Шио. – Флавиан знал, кого послать!
– Шио! Никаких имён, кроме наших.
– Слушаюсь, хозяин! – юный монашек даже хлопнул себя по губам. – Но ты расскажешь о своём мире?
Памва горько усмехнулся. Вот самый простой вопрос – и как на него ответить?
Прошлое осталось далеко позади. И даже стало немного рельефнее – словно рисунок в детской книжке-раскраске, обведённый по контуру жирной чертой. И так же, как этот рисунок, вызывало странное чувство: закрашено, закончено – и что? Там, в том далёком утраченном мире, Памва оставил всё. А здесь потерял и любовь… Нет, нет, дальше перечислять не надо – одного этого достаточно. И кто знает – здесь, в Энрофе, были ли настоящими его жена и дочь? Или это тоже дьявольское порождение фантазии того, кто сослал его сюда?
– Мой мир похож на твой, – наконец сказал он. – Очень похож. Только представь, что здесь прошло много-много времени…
– Сто лет?
– Больше, Шио. Но земля осталась землёй, небо – небом. Так же в свою пору наступает весна и лето. Потом так же падает снег. На холмы, на горы. И так же люди встречаются и расстаются. Так же любят друг друга и так же ненавидят.
– Тогда в чём же разница?
– Ну, наверное, по большому счёту – ни в чём. Правда, здесь встречаются, например, гномы, кобольды и прочий странный народец, а у нас про них уже давным-давно забыли… И магии в нашем мире нет. Или почти нет.
– А как же вы тогда летаете? Ты когда-то говорил, я слышал.
– Для этого магия не нужна. Мы умеем делать это по-другому.
– Значит, у вас просто другая магия!
– Называй так, если хочешь. Наверное, мы с вами просто думаем немного по-разному.
– Да, думать – это трудно. Особенно по-своему.
– Что значит «по-своему»?
– Когда вдумываешься – открываешь что-то своё, не такое, как у других. Если один, вдумываясь в дерево, видит дрова, то другой – доски для забора. А если думать сразу о целом мире? Представляешь, какая разница получается?!
– Представляю.
– Вот! Что ты можешь сказать, например, о солнце? – лукаво улыбаясь, спросил мальчик.
– Сейчас солнце ласковое. Если, как ты говоришь, вдуматься в эту скалу, то можно представить, как ей, наверно, приятно нежиться после холодов. Я бы ещё сказал, что лучи плещут на склон, растекаясь по камню тоненькой тёплой корочкой... О солнце – да и вообще обо всём – много чего можно сказать, но ведь это глубоко моё, личное. Это приобретается с прожитыми годами. И у каждого оно, ты сам понимаешь, разное. Я, например, помню, что солнце может быть и злым. Безжалостным. Только об этом что-то вспоминать не хочется.
– Правильно, – кивнул Шио. – Надо запоминать только самое хорошее. Крепко-накрепко. Это не только моя задача, а всехняя…
– Правильно говорить не «всехняя», а, например, «всеобщая».
¬– Ну да, ну да... Если я всё крепко запомню, мне легче будет выполнять моё предназначение.
– А в чём твое предназначение, если не секрет?
– После смерти людям нужна помощь. Люди боятся смерти, им надо помочь прийти в себя. Души должны успокоиться. А я стану создателем покоя.
– Ничего не понял. Ты, Шио, мог бы растолковать поподробнее?
– Ну, – мальчик наморщил нос, – там, в мире духов, всё создаётся силой мысли. Подумал – и готово! Надо только представлять всё, что ты хочешь, очень старательно – и за себя, и за других... А так, за других, думать очень трудно. Владыка сказал, когда я вырасту и умру, то стану смотрителем – ну, такого самого места, в котором умершие будут привыкать к своему новому состоянию. А место это я должен буду создать сам. Поэтому, наверное, настоятель и послал с тобой именно меня. Мне надо набираться впечатлений, а с тобой, рыц... хозяин, это безопасно и интересно. Это правильное и хорошее решение.
– Да, только есть одно небольшое замечание, – отозвался Памва, дивясь странным вывертам логики маленького послушника. Впрочем, не таким уж странным, если принять во внимание, где и кем он воспитывался.
– Какое замечание?
– Во-первых, мы уже договорились: никаких «владыка» или «настоятель». Во-вторых – всё это отлично, насчёт воображения. Создать что-то вроде приюта… А скажи, мне, теоретик, можно ли воображением создать и гостей для этого приюта? В смысле – людские души?
– Не знаю. Наверно, нет.
– Почему нет?
– Потому, что души и так уже есть.
– Ну хотя бы одну, дополнительно?
– Я не знаю, – озадаченно признался юный послушник. –  Надо будет спросить у вла… То есть, кое у кого спросить. Я никогда об этом не думал.
– Вот-вот, спроси при случае. Потому что если окажется, что душу создать можно, то в этом ты становишься равным богу. И тогда бог попросту становится лишним. А если нет – то почему нет, если всё остальное – да? И где граница между тем, что можно создать, и что нельзя? Растение? Собака?
– Растение – можно. Это я точно знаю. И горы, и лес, и небо. Именно поэтому я должен увидеть и запомнить всё самое прекрасное – вот это!
Шио раскинул руки, словно собираясь обнять весь мир до горизонта – и нежно-голубой воздух, и весеннюю лесную чащу, проснувшуюся и вошедшую в зелёную юную силу.
Поздняя весна вокруг была полна света и ветра – Памва любил это крепкое юное время, когда деревья одеты свежей, ещё не опалённой летним жаром листвой, а сверкающее в лужах солнце заставляет невольно жмуриться.
Он взглянул туда, куда в порыве восторга указывал мальчик. Действительно, вид открывался редкой красоты: под ярким синим небом с ослепительными снежными облаками торжественно застыли устремлённые ввысь бронзовые стволы сосен –  безмолвная лесная стража – окаймляя ущелье, по которому вилась дорога. Она то поднималась к невысоким перевалам между холмами, то ныряла в очередной распадок.
Шио прав, подумал Памва. Впечатлений будет масса. Только вот насчёт безопасности он крепко сомневался: если Герцог хоть немного смыслит в тактике – а он смыслит, не зря его армии захватывают один город за другим! – если так, то вся фронтовая разведка, или как она там у него называется, должна сейчас вылавливать пробирающихся по самым глухим тропам гонцов Ордена. Так что нужно держать ухо востро.
Тем более, что переложить доверенную им часть Избавителя из довольно-таки заметного ковчежца во что-то не столь привлекающее внимание Шио отказался наотрез, и теперь шкатулка становилась лакомой приманкой, стоило лишь нарваться на патруль и подвергнуться обыску.
Ну, да ничего, даст Иал удачу – никакой патруль до вечера им не встретится, а дальше...
Впрочем, что будет дальше, Памва загадывать не стал.

Иал удачи не дал.
Нахмурившийся Памва, прервав беспечно болтавшего Шио, повелительным жестом указал в лес. Но надежды скрыться почти не было: уж слишком отчётливы следы на дороге. Оставался, правда, шанс, что приближается не разъезд герцогских войск, а обычный караван, но рассчитывать на это не стоило: внутреннее чувство тревоги настойчиво подсказывало рыцарю, что это не так. Он тихонько сказал Шио:
– Говорить буду я. Твоё дело молчать и ни во что не вмешиваться, что бы ни случилось. Понял? Что бы ни случилось!
Посерьёзневший мальчик кивнул и сложил два пальца крестом: клятва именем Иала, понял Памва. Теперь Шио будет нем и не двинется с места без разрешения. Это хорошо.
¬ – Остановимся здесь.
Перед ними открылась поляна с располагавшимися на ней полукругом старинными дольменами. Похоже, какой-то древний могильник. Впрочем, выбирать уже не было времени.
Они соскочили на землю и особым образом взяли лошадей за морды. Памва с удовлетворением отметил, что маленький монах знает специальную точку возле глаза: сжимая её, можно быть уверенным, что лошадь случайно не заржёт и не выдаст таким образом их местоположение. Он кивнул и, поглаживая своего коня по мягкому носу, прислушался.
Все их предосторожности не дали результата. Те, кто двигались дорогой, видимо, специально присматривали за следами: слышно было, как остановились, спешились – и двинулись по кустам. Памва с досадой дёрнул щекой, показал глазами: имитируем привал, разводи, Шио, костёр, а сам снял вьюки с коней, бросил под куст. Ничего особенного: господин и слуга отдыхают, благо время обеденное.
– Кто такие?! – грубо рявкнул первым вынырнувший из леса солдат, быстро обшаривая глазами поляну, лошадей, поклажу и неподвижно стоявших людей. Он громко свистнул, призывая остальных на место находки.
Памва молчал, давая понять, что будет разговаривать только с командиром, а отнюдь не с простолюдином. Воин нахмурился.
– Я сказал… – начал было он, но тут на поляну высыпало не менее двух десятков солдат. Предводительствовал ими, это чувствовалось сразу, широкоплечий офицер в чёрном плаще, не имевший, впрочем, никаких знаков отличия. Но то, что он здесь главный, бросалось в глаза – об этом свидетельствовали породистая лошадь, позолоченные шпоры и ещё несколько красноречивых мелочей.
– Кто вы и что здесь делаете? – спросил он глухим низким голосом.
Памва отметил, что солдаты вышколены отлично: мгновенно, не дожидаясь команды, они окружили путников, которые теперь находились внутри кольца, ощерившегося остриями коротких пик.
– Мы мирные люди, – сдержанно ответил он. И, испытующе взглянув в глаза чёрному офицеру, добавил. – Соблюдающие законы.
Офицер не обратил внимания на эти слова.
– Обыскать, – негромко скомандовал он. – Если найдётся предосудительное – повесить.
Памва безучастно наблюдал, как дюжие руки копаются в тюках. Протестовать было бесполезно, оставалось только смотреть. Он чувствовал, как напрягся Шио, и предостерёг того жёстким взглядом. Мальчик нахмурился и чуть заметно кивнул, что не укрылось от чёрного офицера.
– Милорд, не желаете ли взглянуть? – торжество на откормленной роже солдата читалось так явно, словно он прокричал об этом вслух. Солдат протягивал офицеру украшенный самоцветными камнями ковчег.
Шио рванулся и схватил офицера за руку, но в то же мгновение полетел наземь от увесистого тумака Памвы. Стальная рука рыцаря ухватила мальчишку за шею и согнула в позе покорности. Уж кто-кто, а Памва ар Болла знал, как следует обращаться со слугами. На теле человека тоже имеются некие точки, воздействуя на которые можно добиться полной недвижимости.
Чёрный офицер не моргнул глазом.
– Что в ларце?
– Ничего, – холодно ответил Памва. – Я понимаю, что эмблемы монастыря могут казаться вам подозрительными. Но ларец достался мне именно в таком виде.
– Открой.
Солдат откинул крышку. Ларец был пуст. Рыцарь почувствовал, как напрягся и потом расслабился Шио, и чуть ослабил хватку. Пусть приходит в себя. Теперь он уже не полезет на рожон.
– У тебя дела с монахами? Какие?
– Монахи имеют обыкновение платить, – уронил Памва. – Что же касается того, за что – это сугубо моё дело. Ларец дорог, и этого для меня достаточно. В ближайшем городе я обменяю его на золото.
Чёрный офицер кивнул – то ли соглашаясь с таким доводом, то ли просто принимая к сведению.
– У тебя не нашли ничего подозрительного, – сказал он. – В противном случае тебя бы ждала смерть. Ты свободен, – он перевёл взгляд на Шио и нахмурился. – Твой слуга за оскорбление дворянина умрёт. Прощай.
Офицер повернулся к строю.
– Убить, – негромко скомандовал он.
Из-за спины Памвы свистнул клинок – но тут уж сам Памва вступил в игру: на середине взмаха рука солдата оказалась намертво зажата его правой кистью. Лёгкий поворот – и сабля, звеня, упала на каменную плиту. Тут же строй вновь ощетинился пиками – у самого горла, даже царапая кожу – и рыцарь оказался обездвиженным из-за десятка вцепившихся чужих рук.
– Согласно дворянскому Уложению, – высокомерно уронил Памва, – только хозяин вправе наказывать своего слугу. Я требую соблюдения правила.
– Хорошо, – поджав губы, согласился офицер. – Хотя при тебе нет оружия, я поверю, что ты дворянин и рыцарь. Согласно тому же Уложению, ты обязан принять поступок слуги на себя. И ты знаешь, чему подвергается лорд, лакей которого не приучен сдерживать свои руки!
Вновь мелькнула сабля, и правая кисть Памвы отлетела в сторону. Хлынула кровь.
– Жаль, – уронил офицер. Он был уже снова в седле. – Мне бы доставило удовольствие помериться с тобой силами на турнире.
Он вскинул руку в насмешливом салюте и махнул солдатам – уходить.
Поляна опустела.

– Где Избавитель?! – прыгающими губами спросил Шио, как только к нему вернулась способность говорить.
¬– В надёжном месте, – отрезал Памва. – Ещё одно упоминание – и некто Флавиан будет подыскивать мне нового спутника, а болтливый послушник Шио всю жизнь будет чистить монастырские уборные. Если я взялся за дело – значит, всё, что мне поручено, в безопасности.
Памва сосредоточился. Кисть уже приросла, следовало восстановить кровоснабжение и иннервацию. Некоторое количество крови, конечно, он потерял, но такие незначительные травмы умел восстанавливать довольно легко.
Шио возбуждённо сопел, раздираемый противоречивыми чувствами. Судьба Избавителя значила слишком много, но раз уж артефакт, по словам Памвы, в безопасности… И ведь именно из-за его, Шио, несдержанности рыцарь лишился руки! Что теперь делать?! И что он делает, этот странный человек – неужели в самом деле надеется приживить отрубленную кисть?!
Памва завершил мысленное сращение ауры и, чуть отвлёкшись, негромко заговорил:
– В том, моём, мире я был инструктором боевых искусств. Существовал – да и сейчас существует, конечно – специальный отряд, задачей которого является безопасность нашего мира. И однажды на нас напали враги. Их называли зеркальники. Они были непобедимы, потому что каждый из них мог в точности копировать все способности того, кто выходил с ним на бой. И умел всё, что умели предыдущие воины, с которыми он сражался и победил. Что становилось известным одному – тут же становилось достоянием всех. Так что даже самые лучшие наши бойцы ничего не могли сделать. И всё же мы их одолели.
– Как?
– Добротой. Один из нас вышел на бой без оружия, без желания причинить вред. И они скопировали это поведение.
– Иал говорил – доброта побеждает всегда.
– Не буду спорить, – усмехнулся Памва. – Сейчас наши расы смешались и живут в мирном соседстве. Мы многому друг друга научили. В том числе и восстановлению отрубленных рук – это я говорю в применении к нынешней ситуации. Думаю, через час мы поедем дальше. Но, замечу, только в том случае, если мне никто не будет мешать. А завтра Избавитель снова будет у нас.
Шио кивнул, поверив сразу. Глаза его сияли.
Памва не пользовался волшебством, из-за этого местные специфические условия не оказывали на него никакого воздействия – ни ускоряющего, ни сдерживающего. Конечно, если бы он вернулся в свой мир, где к его услугам были совершенные медицинские восстановители… Но Энроф, конечно, ещё не знал подобных аппаратов, поэтому провозиться пришлось до вечера: оказалась задета кость. Шио терпеливо ждал, скорчившись в какой-то немыслимой позе. Всё это время он не отрывал глаз от рыцаря, который, разминая кисть, вооружился сухим сучком и старался добиться прежней идеальности фехтовальных движений.
– Слегка побаливает, но до завтра пройдёт, – заключил, наконец, Памва, бросая палку. – А сейчас, делать нечего, придётся заночевать прямо здесь. Разводи костёр, Шио, я проголодался. Этакое кустарное лечение, знаешь ли, требует немало сил… Да и ты тоже, небось, есть хочешь.
– Ещё как!
Глухой еловый лес, казалось, поднимался от земли до неба. Ветер в вершинах совершенно стих. В сумерках тишина становилась гнетущей. Костёр дотлевал, изредка потрескивая и вспыхивая слабыми синими языками; от этого темнота становилась всё более непроницаемой, скрывая грубые каменные мегалиты и вросший в землю алтарь в середине их полукруга. Вдруг на древнем камне появилось слабое сияние, сгустившееся в некое подобие человеческой фигуры.
– Благодарю тебя, доблестный рыцарь! – глухо произнёс призрак.
Шио непроизвольно отреагировал защитным жестом, Памва же так и остался в прежней позе, лишь с интересом скосив глаза к привидению. Он прекрасно знал, что привидения Энрофа – ни добрые, ни злые – не в состоянии никому нанести ни малейшего материального урона. Как, впрочем, и наоборот – не в силах облагодетельствовать кого-нибудь из пребывающих в телесности. Так что опасности не существовало. А если ночной гость будет слишком уж надоедлив, Шио прогонит его соответствующей молитвой.
– За что ты благодаришь меня?
– За кровь, пролитую тобой на мою могилу.
– Тут твоя могила? Извини, не знал.
Призрак вздохнул.
– Как бы там ни было, твоя кровь дала мне новую силу и новую жизнь. Я благодарен и стану служить тебе год и один день.
– Спасибо, не надо. Я не колдун, тем более не некромант, поэтому твоё общество будет привлекать ненужное внимание. А мне это ни к чему. К тому же – как ты собираешься исполнять свою службу? Ты развоплощён. Покойся с миром.
– Ага, конечно, – иронически протянул призрак. – И ты, естественно, ни при чём… Гляди!
Он нагнулся и подцепил из костра тлеющую головешку. Уголёк лежал на его ладони, не причиняя никакого вреда.
– Твоя кровь – особая, – торжествующе пояснил дух. – Ты сам недавно рассказывал мальчишке, что многому научился от существ иного мира... Поэтому теперь я могу касаться вещей. Конечно, снова взять в руки копьё и щит у меня вряд ли получится, но кое-что я сумею. И сохраню это до смерти хозяина крови – да живёшь ты вечно! А днём я не буду иметь образа.
– Но нам не нужны спутники? – вопросительно сказал Шио, взглянув на Памву.
Призрак не отреагировал, лишь неприязненно покосился на  мальчика – ждал, что скажет Памва.
– Как тебя зовут? – поинтересовался рыцарь, обдумывая ситуацию. Действительно, с одной стороны, в их компании третий – лишний, но с другой – кто знает, как повернётся дело, а невидимый разведчик не помешал бы в любом случае.
– Когда-то я носил имя Гийом Айтер, – торжественно произнёс призрак. – И это имя звучало славно среди лордов! Смею думать, род Айтеров до сих пор гордится мною.
Итак, выходец из могилы в своё время принадлежал к сословию знати. А слово «честь» для лорда Энрофа значило многое, если не всё. Так что элементарное предательство исключалось: если служба обещана, она будет исполнена. К тому же даже лучше, чтобы невольный свидетель (хотя свидетель чего?) находился под присмотром.
– Хорошо, – решился Памва. – Твои услуги принимаются. Станешь нашими глазами и ушами.
– Мы будем звать тебя Гийом Безобразный, – вставил Шио.
– Моя внешность так уродлива? – оскорбился призрак.
– Нет, – возразил Шио. – Не безобрАзный, а безОбразный. Важна вера, и имя будет ещё одним подтверждением твоей невидимости.
– Да. Есть вера – сила, которая создаёт; есть неверие – сила, которая уничтожает, – откликнулся Гийом. – Это можно использовать как оружие. Хорошо, что ты понимаешь это, отрок.
Шио, широко раскрыв глаза, смотрел на привидение.
– Я об этом даже не думал, – наконец, пробормотал он. – Владыка Флавиан (Памва поморщился: опять!) всегда говорил только о вере. А безверие…
– Не безверие, – строго поправил призрак. – Безверие пассивно, им ничего не добьёшься. А вот неверием можно значительно ослабить противника. Говорили, в старину существовали мастера, которые одним только неверием уничтожали врагов.
– Но это не путь Иала!
– Конечно. Это путь Гура. Путь Иала – вера, путь Гура – неверие. А ты, как я понимаю, служка в монастыре?
– Я служу богу, причём только одному богу! И не надо произносить имя того, второго!
– Ну, конечно, конечно… Однако в жизни иногда приходится ходить разными путями. Не так ли, милорд? – обратился Гийом к Памве.
– Я предпочитаю свои, – уклончиво ответил тот. – А сейчас, между прочим, нам бы желательно поспать. Ты, конечно, предупредишь, если кто-то окажется поблизости?
– Безусловно, милорд. Нам, духам, отдых не требуется. На рассвете я разбужу вас, а потом вынужден буду исчезнуть. Я с трудом переношу свет.
– Хорошо. Да, – вспомнил Памва, – завтра утром мы покинем это место. Ты как, сможешь следовать за нами? Или ты путешествуешь только по ночам?
– Не волнуйся, милорд, – усмехнулся призрак. – Когда понадобится, я окажусь поблизости.
На заре Памва проснулся от лёгкого прикосновения. Гийом, убедившись, что рыцарь открыл глаза, молча указал на поднимающееся солнце и исчез.
Утро выдалось прохладным. Выпала обильная роса. Холодные капли отягощали траву и кусты, и Памва, занимаясь утренней разминкой, недовольно морщился. Рука больше не болела, только чуть заметный шрам напоминал о том, насколько серьёзно она была повреждена.
Шио, с трудом разведя костёр (сырой хворост загораться не хотел), вскипятил чай – собственно, это был не чай, а невзрачное растеньице-сорняк, росшее практически повсюду, но молодые листья его имели превосходный вкус и тонизирующие свойства, поэтому Памва (а вслед за ним и Шио) стали называть его чаем. Наскоро перекусив, они отправились в путь.
Встающее солнце съедало остатки ночного тумана. Утренняя свежесть заползала за воротник, заставляя поёживаться. День обещал быть замечательно прекрасным.
– В такое утро всякая тварь славит Создателя, – убеждённо сказал Шио.
Памва усмехнулся и ничего не ответил.
Ехали они быстро и никого на своём пути не встречали. Никак не проявлял себя и Гийом.
– Осталось совсем немного, – сказал, наконец, Памва. – Видишь вон тот приметный утёс?
– Похожий на сломанный клык?
– Да. Хотя отсюда не заметно, но у подножия есть маленький грот, скорее даже, расщелина. Нам туда.
Однако прошло довольно продолжительное время, прежде чем они добрались до нужного места. Узкие выступы скалы в незапамятные времена образовали здесь нечто подобное на поставленные ребром ладони, между которыми лежал большой, тронутый свежим зелёным мхом обломок гранита.
– И где грот? – полюбопытствовал Шио.
– Нужно отвалить вот этот камень.
– Ого! А как мы это сделаем?
– Придётся поупираться. Я бы не положил его здесь, если бы не рассчитывал в своё время убрать.
– Положил? Как? Это под силу только великану!
– Нет, всё не так уж сложно: просто свалил с вершины. Кстати, видишь – перед камнем водой вымыло яму? Если вооружиться рычагом, вполне можно его туда сдвинуть.
Памва вырубил две подходящие лесины и вбил концы между камнем и скалой. Затем налёг со всей силой. Шио помогал с другой стороны, и Памва с удивлением отметил, что парнишка, оказывается, крепок не по годам.
Как и предполагалось, камень после нескольких попыток съехал в углубление. Открылась щель, из которой Памва, засунув руку по плечо, достал длинный свёрток.
– Что это?
– То, что очень поможет нам в пути, – ответил Памва. – Оружие. Я спрятал его здесь перед приходом в монастырь. Видишь, здесь два меча: большой и малый. Для обеих рук.
Он вытащил длинный меч. Лезвие сверкнуло на солнце.
– Такой тоненький?! – удивился Шио. – И что таким можно сделать?
Вместо ответа Памва резко взмахнул рукой. Молодая осинка, росшая рядом, ещё несколько мгновений стояла неподвижно, а затем, начиная клониться всё быстрее, с шумом рухнула. Срез был гладкий и чистый.
– Не думаю, что на Энрофе где-нибудь ещё может встретиться сталь такого качества, – довольно сказал Памва. – Поэтому клинку не обязательно быть толстым. На, возьми короткий меч, он подходит тебе по размеру. Я покажу основы техники, будешь тренироваться.
Шио восхищённо любовался гладким синеватым лезвием. Он несколько раз взмахнул мечом, и тот тоненько пропел в воздухе.
– Осторожно, он острый, – предупредил Памва. – Ну вот, теперь мы можем вернуться, взять спрятанный мной… Взять то, что спрятано, и направляться туда, куда ты укажешь.
– В Тарс! – выпалил Шио. – Сначала в Тарс, а потом я скажу, куда дальше.
– В Тарс так в Тарс, – пожал плечами Памва. – Я так и подумал, когда в самом начале ты сказал «направо»… Что ж, навестим там кое-кого из моих знакомых. Ну, раз так, поворачиваем обратно. Но вначале мы сделаем вот что…
Он, подмигнув мальчику, положил на плоский камень две новенькие серебряные монеты.
– За работу нужно платить, – пояснил он недоумевающему Шио. – Зато я всё это время пребывал в уверенности, что за оружием хорошо присматривают.
– Кто присматривает?
– Не будем зря называть имён, они этого не любят. Взгляни-ка! Видишь?
Шио изумлённо разинул рот. На камне не осталось и следа монет.

Блестящие зелёно-золотые цветочные мухи то стремительно носились вокруг, то неподвижно зависали в воздухе. Крылья их вибрировали так стремительно, что виделись по бокам туловища размытыми контурами. Солнце сверкало весело и беззаботно. В сочных, мясистых купинах клевера тихо гудели жирные бархатные шмели. Ветер гнал кружащие голову ароматы разнотравья, рвал и разбрасывал в стороны запахи устоявшейся весны.
Памва тронул коня шенкелями и подъехал к толстому старому вязу. Мощный корявый ствол, весь в буграх и наростах, на уровне поднятой руки седока, привставшего на стременах, скрывал дупло. Оно располагалось в развилке ветвей так, что с дороги увидеть его было невозможно. Оттуда-то и достал Памва тряпичный свёрток с частицей Избавителя, который тут же накрепко прикрутил бечёвкой к длинным ножнам. В дупло же бросил монету платы – точно так же, как поступил ранее: среди дриад и троллей следовало поддерживать репутацию человека, честно платящего за работу.
– Рыцарь никогда никому не даст дотронуться до своего меча, – наставительно сказал он. – Это первое, а второе – если что-то прячешь, лучше всего прятать на виду. Согласен? Мало ли какие соображения могут быть у рыцаря, чего только не привязывают к ножнам – начиная от платочка прекрасной дамы и кончая заговоренными деревенской знахаркой корешками.
– А ковчег?
– От него нужно избавиться при первом же удобном случае, – решил Памва. – Я бы его выбросил, да нельзя: деньги-то нам непременно понадобятся. Поэтому продадим. А до этого придётся рискнуть: сам видел, они к пустому-то не очень придираются. Да и, с другой стороны, если даже опять обыщут, так наоборот, ковчег-то их на себя и отвлечёт.
Шио, лукаво улыбаясь, кивнул:
– Да, хозяин.
Дорога до Тарса должна была вновь привести к монастырю, и Шио предвкушал, как братия встретит их вкусным обедом: сегодня день памяти святого Авды, поэтому скудная обычно трапеза должна сместиться в сторону обилия и разнообразия. Однако случилось по-иному. Видно, кто-то где-то отдал соответствующий приказ…
Монастырь оказался пуст. В казавшихся несокрушимыми стенах зияли проломы, чернели полосы копоти. Проваленная крыша трапезной ещё курилась сизым дымом. Несло гарью.
– Трупов нет. Следов крови нет – бегло оглядев пепелище, отметил Памва. – Думаю, все успели уйти. Надеюсь.
Он нарочно встал так, чтобы Шио не увидел широкую бурую полосу. Кровь, судя по всему, лилась щедро – видимо, далеко не все монастырские обитатели пережили вчерашнюю ночь.
– Ладно, пошли, нечего здесь задерживаться, – подтолкнул он Шио.
Маленький монах скорбно смотрел на разор обители. На глазах у него стояли слёзы.
– Скорее всего, это случилось из-за того предмета, что мы унесли с собой, – ответил Памва на невысказанный вопрос мальчика. – Но, кем бы они ни были, они опоздали. Запомни это.
Похоже, что игра началась всерьёз, и теперь ставками становились даже не их собственные жизни – как, впрочем, и жизни курьеров иных монастырей – но, как бы пафосно это ни звучало, судьба Избавителя. Теперь, если бы у них нашли церковный ковчег, даже пустой, скорее всего только обыском дело бы не кончилось. Следовало как можно быстрее – и незаметнее – избавиться от ларца. Правда, даже сам факт продажи тоже мог навести на след... Выхода нет, подумал Памва: придётся поскорее спустить вещицу задёшево и тут же исчезнуть. Это, конечно, опасно, но и деньги им тоже необходимы. Удобнее всего сбыть драгоценность в большом городе, хоть в том же Тарсе.
– Поехали, Шио, – негромко сказал Памва. – Тут нам делать нечего. Всё наше с нами, это сейчас главное.

Над Энрофом царила ночь. Взмывшая высоко над землёй, она плыла в беззвучном шёпоте серебряных облаков мерцании холодных звёзд. Ночь струилась, милосердно смежая глаза воинам и монахам, ремесленникам и усталым трудникам. Она дарила забвение уснувшим и порождала призрачных чудовищ в растревоженном воображении тех, кто ещё не спал. Раскинув крылья от горизонта до горизонта, ночь накрыла мир чёрным покрывалом с мутным пятном луны.
На террасу занятого Герцогом дворца – ещё недавно владения какого-то именитого сановника – поднялся крепкий человек в чёрной, сливающейся с мраком форме.
Факелы давали слишком мало света, поэтому лицо прибывшего разглядеть было нельзя, и ему пришлось откинуть капюшон плаща, давая возможность выступившей навстречу охране узнать себя. Молча отсалютовав, стража так же бесшумно исчезла, а чёрный человек решительно направился внутрь. Судя по всему, он хорошо ориентировался в темноте и прекрасно знал, куда идёт.
– Приветствую тебя, ар Верк. Ты, как всегда, исполнителен и точен, – произнёс герцог.
– Приветствую, повелитель, – чёрный человек опустился на одно колено перед собеседником.
Врали, врали кочующие в народе толки, представлявшие Герцога звероподобным, громадным и ужасным! Ничего ужасного не наблюдалось в невысоком, сухом человечке, глаза которого в свете многочисленных здесь светильников глядели цепко и внимательно. И всё же по спине ар Верка пробежал холодок.
– Встань – и присаживайся, если хочешь. Какие ты принёс новости?
– Армия продвигается без задержек. Сопротивления практически нет. Орден святого Авды искореняется согласно плану.
– Ну-ну, так уж согласно плану, – поднял брови Герцог. – А жезл?! В двух местах гонцов упустили. Ещё в четырёх ситуация неясна. У нас в руках пока только одна частица. Всего одна, Верк! Я ждал большего.
– Откуда такие сведения у повелителя?
– Это известно, и сказанного для тебя достаточно.
– Но даже без одной-единственной частицы их посох не будет иметь силы!
– Кто говорит о черноризцах? Все части должны оказаться в наших руках! Все, и как можно скорее. И – открою тебе секрет – даже одна-единственная частица отнюдь не бесполезна.
– Принимаются все меры…
– Эти меры недостаточны! Я не понимаю, почему попы медлят, на их месте я бы давно уже нанёс ответный удар… Да, мы всячески перетягиваем на свою сторону колдунов, но нельзя поручиться, что такой численный перевес решит исход битвы – конечно, вовсе не той, которой занята армия. Главные события вот-вот развернутся в магической плоскости, и ты прекрасно знаешь, что это так.
– Знаю, повелитель.
– Ты также знаешь, что орден слишком близко подошёл к Овладению. Ещё немного – и они станут равными богам. Такую силу нельзя оставлять в руках людей. Рано или поздно она их погубит.
– Но посох…
– Должен быть уничтожен! Любой ценой. Отныне ни ты, ни твои люди не будут иметь ни единой свободной минуты. Весь отдых – потом. Я требую службы на пределе возможностей и за пределами тоже. Награда будет велика, но и наказание в случае неуспеха – тоже. Ты слышал. А теперь – иди.
Ар Верк вскинул кулак в салюте, наклонил голову, чётко повернулся и направился туда, откуда пришёл. Вскоре темнота скрыла его от взоров герцога, его личной охраны и караула внешней сторожевой цепи.
Человек в чёрном не был глупцом – иначе не смог бы занять пост одного из двенадцати Принципов тайной стражи. И всё же ар Верк не понимал, с чем связан сегодняшний срочный вызов. Ведь ничего особо важного Герцог так и не сказал! Однако он не сомневался, что и все остальные Принципы получили точно такие же указания.
А в том, что у повелителя были основания поступить именно таким образом, он знал. Уже не раз странные, порой не поддающиеся логике, приказы Герцога обретали смысл лишь впоследствии.

В Тарсе, казалось, жизнь шла по-прежнему. Так же шумел базар – всеми мыслимыми языками; так же были распахнуты лавки ремесленников, так же назойливо кричали водоносы и продавцы сладостей. Базар сочился тысячами присущих людской скученности запахов: застарелых нечистот, подгнивших фруктов, тонких пряностей, немытых человеческих тел, перегара, кожи, печного угля, конского пота… Всё как всегда. Однако появилось в прохожих что-то опасливое: люди поспешно отводили глаза при встрече с чужим взглядом. И ещё – нигде не было видно ни одного попа. Впрочем, один был: труп болтался на наспех сколоченной виселице прямо посреди площади. Тут же топтался герольд – явно приставленный к этому занятию из первых попавшихся пол руку горожан – и надорванным, усталым голосом пояснял, что так будет с каждым, кто не признает власть богоподобного Герцога. Было заметно, что глашатай устал возвещать одно и то же и тяготится своим занятием, но боится покинуть свой пост. Горожане, если путь их лежал мимо, не поднимая глаз, поспешно обходили зловещее сооружение стороной, словно соблюдая некую незримую границу.
Все городские скиты были пусты – двери нараспашку. Улицы патрулировались отрядами солдат герцога в чёрной форме.
Вот и очередная смена власти, подумал Памва. Теперь, очевидно, реальная сила уже не за монастырями, а за вчера ещё никому не известным выскочкой-диктатором. И ведь чем-то же увлёкшим двинувшиеся за ним массы! Чем-то таким, чего не в силах дать даже бог.
Новый порядок.
Как же, как же, очередной виток истории, прогресс, так сказать...
Памва вздохнул и потянулся в седле. Ох, уж все эти местные божества… Эй, боги, как вас там – Иал, Гур? Послушайте, всевышние, что за бардак творится в вашем подшефном хозяйстве? Богам по статусу положено насаждать разумное, доброе, вечное. Сиречь добрый виноград вкупе с колосьями тучными. Ну, в самом уж крайнем случае – указанные злаки пополам с терниями, чтобы жизнь мёдом не казалась. А у вас, как поглядишь, сплошь тернии да волчцы… Что за дурацкая агротехника? Вы не хотите что-нибудь объяснить? Почему для того, чтобы прогресс сделал мало-мальский, совсем малюсенький шажок, необходимо, чтобы при этом уйма народищу обрекалась на страдания? И скажите мне, стоит ли этих страданий каждый такой шаг? Эти виселицы… Если вы проводите эксперимент, то не чересчур ли он бесчеловечен? И достойны ли вы в таком случае называться богами этого несчастного народа?
Можете не отвечать. Да знаю я, сам прекрасно знаю – во все века во всех мирах дорога к будущему выстроена на костях и на крови. Здесь вы не оригинальны, нет, не оригинальны, боги. Но почему так? Неужели вы, такие всемогущие, не можете сделать, чтобы раз – и готово, чтобы все и сразу стали счастливы? Вы скажете – счастье надо заслужить, надо быть внутренне готовым к нему, потому что посели быдло в раю – и через день от рая не останется и следа… Всё так, но скажите – вы пробовали? Пробовали, спрашиваю, так делать? Так откуда же вы знаете, что всё именно так и случится?
Нахохленные прохожие, сгорбившись, обтекали Памву и Шио, торопясь по своим делам. Похоже, что ошеломление недавней резни постепенно сменялось повседневными заботами о насущных нуждах. Там и тут возникали разговоры, хоть с оглядкой и вполголоса. Жить-то надо при любой власти. Больше одной шкуры ведь не сдерут, хотя и меньше, гм, тоже… А ведь самое страшное, подумал Памва, когда такое человеку становится привычным.
Он настойчиво пробирался вперёд, не обращая ни на кого внимания. Так требовала роль, которую он взялся играть: что благородному рыцарю до волнений черни? Очередной переворот, подумаешь, мало ли их случалось за всю историю, и сколько ещё случится! Сейчас, если опасаться да озираться, как раз и привлечёшь к себе ненужное внимание. Поэтому Памва старался вести себя безразлично и непринуждённо, в то же время внимательно прислушиваясь, о чём толковали люди.
– …Да, да, почтенный! Появляются целыми толпами, накидываются и грызут!
– Что вы говорите?!
– Да, да! Это же мертвецы! Им всё равно – человек, собака или там лошадь. До чего могут дотянуться – всё грызут!
– Не выдумывайте, ар. Как вам не стыдно! Это сплетни, не более.
– Да? Посмотрим, как вы запоёте, когда к вам в дом вломится такая сплетня! И никакой герцог не поможет.
– А при чём тут герцог?
– А что? Я уж подумываю, не его ли это затея…
– Тс-с-с…
– Р-разойдись! Эй, вы там!
– Так вы полагаете, досточтимый ар, в ближайшие дни дождя не будет?
– Ох, грехи наши…
– Тс-с-с!
Всё как всегда. Чем невероятнее слух, тем охотнее в него верят. Какая-то извращённая фантазия у этих обывателей. Кто, интересно, придумывает подобные небылицы? Или это делается специально, и кому-то это нужно?
Памва натянул поводья и решительно повернул коня к лавке, ничем не выделявшейся среди ряда себе подобных. Лошадей они оставили у коновязи. Пригнувшись, Памва шагнул в сумрак помещения и остановился, привыкая к полутьме. Шио, как тень, следовал за ним.
За прилавком было пусто. Полки оказались заставлены всевозможной рухлядью: рдяно взблескивающими медными кувшинами с блестящими боками и затейливой чеканкой, пыльными чучелами диковинных птиц, древними фолиантами из библиотеки чуть ли не самого Кенсорина Мыслителя, изваяниями неведомых богов и так далее до бесконечности.
– Турвон! – позвал Памва.
Послышались шаркающие шаги. Из подсобной каморки появился хозяин, державший в тощей руке масляный светильник. Он походил на плохо воскресшего мертвеца, только на сморщенном коричневом личике остро и живо поблескивали хищные глазки.
– О-о, кого я вижу! – прокаркал он. – Гр-р-кх! Достославный ар решил вспомнить про недостойного торговца. Какое дело привело ко мне столь блистательного господина?
– Мне нужны деньги, – решительно взял быка за рога Памва. Он выложил на тёмный от старости прилавок ковчег и развернул тряпицу, в которую тот был замотан. – Взгляни на камни. Они стоят три сотни, я же возьму одну, но быстро.
Шио отступил к дверям и встал настороже, чтобы никто не вошёл. Молодец парень, подумал Памва, сообразил мгновенно.
– Рыцарь, должно быть, шутит, – проскрипел, блеснув маленькими глазками, Турвон. – Ар-р-р-кх! Тяжёлые времена пришли в Тарс. Стоит кому-то увидеть эту вещь, и бедный лавочник будет болтаться в петле. Я не хочу быть замешанным в таком опасном деле! Сорок.
– Сто, и немедленно, – повторил Памва. – Иначе бедный лавочник действительно будет болтаться в петле, но бесплатно. Ты меня знаешь.
– Святой Авда! Это слишком опасно. Кто сегодня рискнёт связываться с церковной утварью? Нет, нет, доблестный рыцарь, поскорее забирай её – и старый Турвон ничего не видел. Шестьдесят.
– Сто, я сказал. Иначе стражники догадаются, где искать ожерелье супруги главного судьи. И узнают много других интересующих их подробностей. Ну?
– Кр-р-р-х! Не могу отказать сиятельному ару, – прохрипел Турвон. – У меня слишком мягкое сердце. Теперь я стану посмешищем всей гильдии, ибо клянусь, я делаю это себе в убыток!
Мгновенно свёрток с ковчежцем исчез, а вместо него на прилавке появился тяжело звякнувший кошель. Памва, не считая, сунул его в карман.
– Незачем, – ответил он на вопросительный взгляд Шио. – В счёте Турвон не обманет. В торге надуть может, это да…
Они выбрались наружу.
Теперь у нас есть деньги, – сказал Памва. – Сейчас мы должны поесть, дать отдохнуть лошадям, а потом можем отправляться в дальнейший путь. Не стоит здесь надолго задерживаться. Куда мы должны следовать дальше, Шио?
– В Тер-Темир.
– Это, кажется, где-то за Пустошью?
– Да. И нужно торопиться. Я вот что думаю, хозяин: придётся через горы, по-другому не получится, двигаться в обход нет времени.
– Хм, через горы... Ничего себе. Да ты эту дорогу хоть представляешь?!
– Не совсем, да это и не нужно. Всё равно придётся брать колдуна-проводника.
– Это ещё зачем? Сам понимаешь, нам такое крайне нежелательно.
– Все берут.
– И всё равно многие не доходят…
Памва, как и все, много чего слышал про эту легендарную Пустошь. Какая-то древняя битва, какое-то проклятие – не то богов, не то страшной силы магов, окруживших этот опасный район непроходимыми горными хребтами. Ну, это они так думали – непроходимыми, однако с течением времени предприимчивые людишки и к горам приспособились, и к опасностям. Появились заповедные тропы, а может, и само колдовство как-нибудь ослабло от старости. Дело заключалось в том, что за этими неприступными хребтами, в самом сердце Пустоши, находились каменные копи – именно там добывали самоцветы (оттуда, кстати, были и вправленные в ковчег), которые столь высоко ценились и по ту, и по эту сторону гор.
Однако, пробиваться через Пустошь караваны мог заставить лишь фактор неодолимой силы. Например, людская алчность. Или обстоятельства вроде тех, в каких сейчас они и очутились.
¬– Значит, нужно было продать и лошадей… – крякнул Памва. – С лошадьми через Чёртову щель не полезешь. Ладно, вот постоялый двор, отдохнём немного, а потом придётся вернуться к ару Турвону.
– И ещё одно, –  почти прошептал Шио. –  Колдуна потом придётся убить.
– Что?!
– Наша задача важнее.
– Ишь ты какой… безжалостный! Монастырь нанял меня только для того, чтобы я доставил тебя в целости туда, куда ты укажешь. И свёрток этот ваш тоже. Но никто не говорил, что я должен для этого убивать.
– Ты отказываешься?!
– Нет. Я дал слово и сдержу его. Если понадобится – убью. Но только в самом крайнем случае. Спасая наши жизни. А иначе – не жди ничего подобного.
– Ты хочешь избежать греха. Я тоже. Но Иал учит, что иногда надо жертвовать всем, что у тебя есть! Честью, гордостью… Жалость может обернуться слабостью.
– Да, может. Однако давай не будем слишком упирать на жертвенность. Ваш синклит потребовал от меня платы – что ж, я не отказываюсь. Я дал слово и сделаю всё, что в моих силах, чтобы доставить тебя и Избавитель в нужное место. Хотя и не знаю, что это за место и где оно находится. Но когда я это сделаю – да, я предъявлю счёт. Всё честно. Но требовать от меня, чтобы я стал частью вашего мира – не слишком ли высокая цена? Это не моя война, Шио. Я только наёмник и честно служу нанимателю. И хватит об этом!
Обычно Памва гнал мысли о своей роли в отношении Энрофа. В самом деле, твердил он себе, какое ему дело до судеб этих чужих ему, в общем-то, людей? Да и что может он, пусть и наделённый невероятными, с точки зрения местного жителя, умениями? Никогда человек в одиночку не делал истории. Надо, чтобы сошлись благоприятные обстоятельства. Надо, в конце концов, чтобы человек этот не только умел эти обстоятельства использовать, но и чтобы хотел этого, да так хотел, что жизни своей не мог представить иначе. Ведь и то надо принять в расчёт, что в здешней ситуации и в расстановке сил смыслит он немного. Сами, сами энрофцы должны вершить свою судьбу. Энрофу – энрофово.
Шио долго молчал. Потом обернулся.
– Ты, Памва, наверное, не совсем человек?
– Отчего же? Хотя, может, ты и прав... С твоей точки зрения, наверно, всё так и выглядит. Но правильнее будет сказать – не только человек.
– Ты ненавидишь наш мир?
– Нет, Шио. Всё гораздо банальнее: он мне безразличен. Ну, не то, чтобы так уж совсем… Но, понимаешь, всё-таки этот мир для меня чужой. А где-то там, далеко – даже не могу сказать, где – но есть мой мир. Пусть неимоверно далеко, но он есть, и забыть его я никогда не смогу, да и не хочу. Потому-то, наверно, я, несмотря ни на что, человек…
Шио как-то по-взрослому вздохнул, глядя на Памву, а затем совсем другим голосом сказал:
– Ладно, нам пора искать себе волшебника.

Когда они, обескураженные безрезультатными поисками, поднялись после ужина в свою гостиничную каморку, снятую впопыхах на одну ночь, уже темнело. Найти мага-провожатого оказалось делом совершенно невыполнимым. Почему-то, как только разговор заходил о Пустоши, у всех оказывались неотложные дела в городе. Никто не хотел связываться с путешествием, хотя Памва и предлагал поистине королевскую плату за, в общем то, абсолютно рядовую работу.
– Их кто-то или что-то напугало, – пробормотал рыцарь, открывая дверь. – Знать бы, что…
Ещё до того, как он зажёг свечу, Памва почувствовал чужое присутствие в комнате. Мгновенно подобравшись, он толкнул Шио в сторону и резко обернулся. Меч словно сам собой порхнул в позицию ваки-но.
На табурете за столом сидела девушка. Она не шевельнулась ни одним мускулом, лишь неотрывно смотрела на них неподвижным тяжёлым взглядом. И через секунду Памве, ощутившему всю неловкость создавшегося положения, пришлось убрать меч в ножны.
Девушка выглядела ладной – стройная, хотя и невысокого роста, огненно-рыжая, с легкомысленными веснушками на носу. Однако глаза её, тёмные, как бездонные колодцы, смотрели строго и холодно. Ощущалось какое-то странное несоответствие между её мягким грудным голосом и требовательной интонацией. Сразу делалось понятно, что она умеет добиваться своего.
– Вам нужно в Пустошь. Я колдунья. Можете звать меня Моико. Предлагаю заключить контракт.
– Я Памва ар Болла, а это мой слуга и воспитанник Шио, – в свою очередь представился рыцарь. – Моико – прекрасное имя, – добавил он согласно этикету. – Это имя у тебя недавно?
– Да.
– Почему ты сменила имя, ты конечно, не скажешь?
–¬ Не скажу.
– Ты член Гильдии? – поинтересовался Памва.
¬– Да.
– Какой?
– Свободной ассоциации.
Памва удивлённо присвистнул. Ничего себе, в её-то годы!
– Как ты узнала, что нам нужен колдун? – подозрительно спросил Шио.
Моико даже не удосужилась ответить, только хмыкнула, скривив губу. Действительно, кто спрашивает колдунью, откуда она знает то или это!
Шио покраснел, а Памва, прищурившись, задал более осмысленный вопрос:
– Зачем тебе идти с нами? – со скрытым подтекстом: а не соглядатай ли ты, голубушка, что-то уж больно к месту ты нарисовалась, да с твоей-то квалификацией только намекни – любой цех, любая улица за честь почтёт…
На сей раз колдунья чуть задумалась, сдвинув брови. Несколько секунд она размышляла – о чём-то неприятном, видимо, потому что лицо её омрачилось. Словно лёгкая тучка набежала – такое пришло Памве на ум сравнение. Затем нехотя она произнесла:
– У меня свои причины покинуть Тарс. Какие – вам знать необязательно. В принципе, мне всё равно куда и с кем идти, лишь бы подальше да поменьше народу об этом знало. – Помолчав, она добавила: – Законов я не нарушала. Так что, контракт?
Памва, в свою очередь, сделал паузу. Что ж, если перед законом она чиста (а колдуны при найме всегда говорят правду), то причины, по которым девушка желает исчезнуть, могут быть самые разные. Скажем, интриги коллег или несчастная любовь. К тому же, её собственное желание покинуть Тарс – это значительное снижение цены… А колдун им необходим позарез. Помимо того, что проход через Пустошь без колдуна просто немыслим, легко могут возникнуть ненужные подозрения, если они пустятся в путь без колдовского сопровождения.
– Контракт! – решительно произнёс он, скосив глаз на Шио. Шио, довольно улыбнувшись, чуть заметно кивнул.
Вообще, Памва был уверен, что Шио в уме уже точно так же оценил обстоятельства. Да, не детский ум у парнишки… Он перевёл взгляд на колдунью. Та в упор смотрела на Шио, что-то соображая, затем усмехнулась.
– Мертвеца в контракт включать не обязательно, – уронила она. – Я всё равно ничем не смогу ему помочь.
Памва и Шио озадаченно переглянулись.
– Какого ещё мертвеца? – насупился Шио. – Ты на что это намекаешь?
– Вам лучше знать, какого, – отрезала Моико. – И лучше бы вы сразу сказали. Если отряд не доверяет своей волшебнице – толку будет мало.
– Хорошо, – пожал плечами Памва. – Только мы действительно не знаем, о каком мертвеце ты говоришь. Есть у нас один призрак, но он только ночью появляется. А где он сейчас обретается, неизвестно.
– Так уж неизвестно?
– Честное слово! – подтвердил Шио.
Моико язвительно наморщила носик.
– Тогда узнайте, несведущие, что на день он вселяется в одного из вас. Конкретно – в тебя, – палец колдуньи упёрся в грудь Шио.
– Что?!
– То, что слышал.
– А почему я тогда ничего не чувствую? – обеспокоился тот.
– А чего ты хотел? Чтобы тебя всего перекорёжило? Нет уж, духу от этого хуже, чем тебе, придётся. Он, наоборот, станет всячески оберегать того, в кого вселился. Так что не волнуйся, – заключила Моико, скользнув насмешливым взглядом по встревоженному такой новостью Шио. – Вселение ещё не значит одержание. Да и я присмотрю.
Шио замолчал, растерянно глядя на колдунью. По нему было видно, что он пытается понять, что для него опаснее: то ли приблудившийся дух, хоть и из благородных, то ли эта девица-волшебница, запросто видящая его насквозь. В любом случае, его совершенно не вдохновляла такая возможность контроля.
– Хорошо, – решительно сказал Памва. – Раз так, отправляемся не мешкая. Ты готова, волшебница?
– Я готова всегда. Всё необходимое у меня с собой.
Моико встала, всем своим видом выражая готовность двигаться немедленно. Фигурка у неё казалась крепкой, без капли лишнего жира, и Памва прикинул, что как пеший ходок их новая подруга, пожалуй, не уступит никому. О том же говорила и тщательно подогнанная одежда и обувь: не совсем новая, но крепкая, чуть обношенная для привычности.
– Выходим! – скомандовал Памва. – Нам ещё только в одно место заскочить надо. Лошадок пристроить.
Лавка Турвона была разграблена, а тело хозяина, уронив голову на грудь, висело на перекладине ворот. Верёвка врезалась в шею, худые ноги бессильно болтались, почти касаясь земли. В лучах последнего закатного света торговец ещё больше походил на так и не воскресшего мертвеца. Памва, Шио и Моико не рискнули приближаться – так и проехали мимо, и скоро сумерки и дорожная пыль разлучили их с затихающим и укладывающимся спать в тревожном ожидании грядущего дня Тарсом.
Моико знала своё дело. Стражники у ворот не обратили на выезжающих путников никакого внимания, с увлечением обсуждая меж собой пышные стати какой-то местной шлюхи.
– Они не вспомнят о нас до утра, – проронила волшебница. – И потом тоже, если не будут допрошены с помощью магии.
Памва промолчал, хотя на языке у него вертелась куча вопросов: кем допрошены? Из-за чего? И что они смогут рассказать, если их как следует прижмут эти кто-то? Он представил себе методику допросов и невольно поёжился. Лучше всего, если сейчас их группа навсегда потеряется среди таких же, как они, безликих путников. Правда, особо рассчитывать на это не приходится: в Тарсе волшебников хватает, причём самой высокой квалификации. Для них в случае нужды распутать такой свежий след, как вчерашний, ничего не стоит: бывали случаи, когда сроки исчислялись неделями. Вопрос в том, привлёк ли их отряд к себе достаточное внимание… Чьё? Герцога? Или в дело вступила какая-то новая, неизвестная сила?
Подождите, подумал Памва, вы ещё изобретёте учёт и паспортную систему. И перепись населения, и визы, и всевозможные запреты. Что-что, а такие вещи люди придумывают с изощрённым упорством, просто таки неимоверным. И с каким-то садистским удовольствием. В паспортах появятся фотографии – сначала чёрно-белые, потом цветные и стерео – затем биометрические данные, отпечатки пальцев и сетчатки глаз. А там уж и до вживлённых чипов недалеко. Так сказать, на чело и на правую руку…
Впрочем, нет. До этого как раз ещё далеко. И этим нужно пользоваться.
Памва держался мрачно и собранно. Привалы ограничивались минимумом времени. Несмотря на кажущееся спокойствие, он стремился удалиться от города как можно далее, и решился на полноценный отдых только в самых предгорьях, когда под копытами усталых коней (Шио и Моико ехали на одном) заскрипели выходящие на поверхность гранитные кости планеты. Тогда лошади были отпущены с миром, и теперь спокойно паслись неподалёку, пофыркивая и мерно хрупая в темноте невидимой травой.
– Плохо это, – пробормотал Памва. – Кто-то наткнётся – чьи лошади? Откуда? Где хозяева? Отогнать бы их подальше, запутать следы…
– Стоит лишь приказать… – прошелестел совсем рядом Гийом.
– А ты можешь это сделать? Тогда действуй!
– Будет исполнено, милорд! – кивнул призрак. – Правда, мне придётся на некоторое время отлучиться, поэтому оставайтесь начеку.
Вскоре кони испуганно всхрапнули и ударились в галоп. Топот копыт быстро удалялся в сторону, перпендикулярную направлению, в котором отряд двигался перед этим. Памва усмехнулся: с этаким помощником у них неплохие шансы запутать следы.
– Из города уже вышла погоня, – как бы про себя пробормотала волшебница. – Но они движутся медленно.
– Отдыхаем до утра, – решил Памва. – Шио, приготовь что-нибудь по-быстрому заморить червячка. А потом всем спать. Разбужу на рассвете.
На рассвете, однако, все проснулись без посторонней помощи. Глухо крякнула земля, вставая дыбом. Мощные волны дрожи пробегали по ней, то постепенно сходя на нет, то вновь вырывая почву из-под ног.
– Землетрясение!
Да, землетрясение выдалось ошеломительным. Уж сколько там баллов насчитали бы учёные мудрецы, неизвестно, но здесь, в эпицентре, мощь стихии впечатляла. Иногда, осыпаясь каменной крошкой, совсем рядом возникали неширокие, но глубокие трещины, в которые, слава всем богам, никто из них не попал. Горы стонали, словно там, в глубине, ворочался могучий монстр, пытаясь пробиться на поверхность.
Так продолжалось несколько минут, в течение которых люди могли только прижиматься к земле, не дававшей, впрочем, никакой надежды на поддержку. А потом всё кончилось, словно монстр, наконец смирившись, затих в своём подземном пленении.
Им здорово не повезло. Узкая Чёртова Щель, через которую проезжающим приходилось ранее протискиваться, чуть ли не обдирая с себя кожу, оказалась разрушенной. Но не в том смысле, что её завалило так, что пройти становилось невозможно – напротив, громадный утёс провалился и ушёл под землю, и теперь дорога делалась проходима для лошадей, а впоследствии, когда завалы более-менее расчистят, и для повозок. Пустошь на этом участке становилась более доступной, что в будущем должно было существенно повлиять на маршруты караванов.
– Эх, поторопились мы с лошадьми! – досадливо крякнул Памва, оценив открывшуюся дорогу.
– А кто мог такое предвидеть? – откликнулся всё ещё бледный Шио. – Пути Иала неисповедимы.
– Это не волшебство! – тут же вскинулась Моико. – Я бы предупредила! Это… Это природа. По крайней мере, я никакого колдовства не чувствую… Да, чисто природное явление; я даже не представляю, какой силы магом надо быть, чтобы такое устроить!
– Успокойся, тебя никто не винит, – сказал Памва. – Просто мы оказались в невыгодном положении. Теперь у них есть лошади, а у нас нет.
– Это им не особо поможет, – мрачно пообещала волшебница. – Даю слово.
– И всё же теперь нам придётся поактивнее шевелить ногами. Пошли, нам нельзя терять ни минуты. Позавтракаем на ходу. Шио, у тебя найдётся чем перекусить?
Они шли. Останавливались на короткие привалы – и снова шли. Моико, настороженно стрелявшая глазами по сторонам, безошибочно указывала направление. Ни разу им не пришлось возвращаться, утыкаясь в тупик – казалось, волшебница заранее знала, куда свернуть и где можно срезать путь.
И всё же погоня их настигала. Медленно, благодаря применяемым ими уловкам, но настигала.
– Нам следует торопиться, – тяжело дыша, говорил широко шагавший Шио. – Ты сама сказала, что по нашим следам гонятся, и они всё ближе.
– Ну, сегодня-то нас точно не догонят, – отозвалась волшебница, думая о чём-то своём.
– Но торопиться всё равно надо.
– Человеку свойственно торопиться, – вздохнула Моико. – Любому человеку. Это потому, что человек хочет убежать от смерти. Он пытается что-то делать, он куда-то стремится, идёт или едет, общается с теми или иными людьми, выпытывает дорогу... А всё потому, что он боится. Боится смерти, которая неотступно следует за ним – и однажды догонит.
– Не все боятся, – возразил Шио. – Вот, например, Гийом уже мёртвый, ему-то смерть не страшна.
– Ты так думаешь? Духи отличаются тем, что они пропустили смерть вперёд. И теперь в их власти выбирать, следовать за ней или нет. Правда, другой дороги и для них не существует. Чем дальше ты от настоящего, тем глубже погружаешься в небытие.
Шио шмыгнул носом и промолчал.
– Люди радостно встречают рассвет, – продолжала Моико, – потому, что рассвет – это возможность продолжить движение. Возможность опередить смерть на несколько шагов. А духи проявляются ночью, это их время и возможность догнать смерть.
– А почему совы и летучие мыши живут не так? – не сдавался Шио. – Они же живые?
– Это хищники, – пояснила колдунья. – Они тоже связаны со смертью, только не со своей, а с чужой. Вернее, не только со своей. Есть некоторая разница…

Они шли и шли. Уже долго. Предгорья, горы, ледники… Предусмотрительно захваченная тёплая одежда, конечно, помогала, но серьёзно сковывала движения и замедляла ход. Наконец, плотные холодные снега остались позади. Сразу после границы вечных льдов началась  полоса тумана – они вошли в полосу сырых туч, которые не смели подниматься к самым вершинам, но сюда, на ближние подступы к ледяным полям, приносили ненастье. Намокшая от мелких водяных капель одежда тяжело и неприятно облепляла тело.
Тропа резко пошла вниз. Стоило им миновать некий рубеж – и как-то сразу заметно потеплело. Ветер наваливался душными влажными волнами, и даже расстегнув шубы, они обливались потом. И всё же это казалось лучше, чем обжигающая стужа вверху, в ледниках.
Изнуряющая гонка длилась и длилась. Памва даже подумывал о том, чтобы приотстать и принять бой, давая возможность спутникам оторваться от преследования, и только недвусмысленный запрет Моико – похоже, та в самом деле умела читать мысли! – остановил его в этом намерении.
– Не нужно, – глухо сказала она. – Это я беру на себя. Сегодня они нас не догонят.
Перед этим колдунья торопливо провела странный обряд – в самой теснине ущелья, когда погоня, что называется, уже дышала в затылок и нельзя было терять ни минуты. Памва тогда подчинился, каждую секунду ожидая, что вот-вот из-за поворота покажутся... Кто? Кто… Вот это-то он и хотел бы выяснить. Ладно, подождём, наше от нас не уйдёт…
Отряд торопливо спускался по каменистой тропе. Вниз, вниз – к деревьям, которые укроют от недобрых чужих глаз.
Сзади донёсся глухой грохот камнепада. Горное эхо словно забавлялось многократными отражениями звука от стен каньона. Над расщелиной, там, где они находились несколько минут назад, поднимались клубы каменной пыли. Отряд остановился. Моико, обернувшись, мрачно усмехалась и словно оценивала результат своей работы. С серого неба в пыльное облако раз за разом била молния.
– Обвал, – прохрипел Шио.
– Нечего болтать, – одёрнула его колдунья. – Ну, обвал, а ты чего хотел? Чтобы они нас догнали?
– Привал, – скомандовал Памва. – Можно передохнуть. Надеюсь, теперь у нас какое-то время есть в запасе, и так скоро они до нас не доберутся.
– Если вообще доберутся, – недобро усмехнулась Моико.
– Не стоит расслабляться. Ещё ничего не известно.
– Это тебе неизвестно, – парировала Моико. – Хотя, конечно, кто знает, что они придумают завтра. Впрочем, я тоже полагаю, день или два передышки у нас есть: им теперь возвращаться придётся и в обход... Только теперь и нам беречься надо.
– А что, до этого разве не надо было?
– До этого – не так. Я затронула силу гор, теперь она мстить будет. Ей ведь всё равно кому, она людей не различает… И совсем не факт, что она быстро успокоится. Например, в пещерах ночевать долго нельзя будет. И близко к склонам лучше не подходить.
– Что, камень может упасть?
– И камень. И сами в обрыв сорваться можем: для горы весь уступ в пропасть обрушить ничего не стоит.
– Так. И надолго это? Не навсегда, надеюсь?
– Конечно, нет. Чем больше времени пройдёт – тем безопаснее. Земля, она, знаешь, тоже живая, тоже может и помнить, и забывать.
– Тебя послушать, так всё живое, – недоверчиво изрёк Шио.
– Так и есть. В той или иной степени.
– Ладно, – решил Памва. – Отдыхайте пока, я скоро вернусь. Посмотрю, как там и что.
– Нет! – всполошилась Моико. – Туда сейчас нельзя! Доверься могуществу гор. Я знаю.
Памва вздохнул и опустился на камень, давая отдых измотанному телу. Он сидел и смотрел, как по плечу Моико ползёт невесть откуда взявшаяся божья коровка. Коровка двигалась сосредоточенно и деловито, и когда на пути её возникла преграда в виде воротника, она, озадаченно пошевелив усиками, уверенно принялась её преодолевать. Памва с интересом ждал, что произойдёт, когда букашка достигнет гладкой кожи. Вот она переползла на грудь и совсем было собралась скрыться в ложбинке – и тут Моико, наконец, соизволила рассеянно взглянуть на неё. Насекомое исчезло мгновенно, словно испарилось. Памва мог поклясться, что колдунья при этом не сделала ни одного движения.
– Это не то, что ты думаешь, – вскинула на него глаза волшебница. – Это соглядатай… Ладно, пошли. Нам в долину спуститься надо. Там-то моя работа и начнётся.
Сторожевые камни дышали старостью, даже древностью. Вросшие в землю глыбы покрылись серым лишайником, поэтому высеченные на них руны, и без того истёртые временем и непогодой, еле просматривались. Моико водила по ним пальцами, что-то беззвучно шепча и осторожно выковыривая сухой мох из углублений. Она сделала предостерегающий жест, и Памва с Шио покорно застыли, ожидая, когда им будет позволено пересечь невидимую черту. Если, конечно, такая граница существовала.
Моико, казалось, отрешилась от всего на свете – да, наверное, так и было. Она покачивала головой в каком-то одной её слышимом ритме и медленно обходила менгиры – сперва один, затем другой. Наконец, она устало закрыла глаза.
– Потрясающая мощь. Невероятно, но они как будто спят. Не могу всего понять, – словно жалуясь, сказала она. – Сейчас уже можно пройти, нас пропускают.
– Точно?
– Ручаюсь своим именем. Теперь безопасно.
– Ишь ты, именем… Что для волшебника имя? Имя можно сменить в любой момент, – возразил Памва. – Сама говорила, что твоё – совсем недавнее.
– Имя мага – то, которое для всех – зависит от состояния души, сущности носящего его. То, что человек собой представляет. В данный момент. Поэтому должно изменяться со временем. Но сущность остаётся неизменной.
– А кто ты сейчас? Моико – что значит «Моико»?
– Я птица. Которая может быть и ласточкой, и вороной. Вот сейчас я курица, даже мокрая курица: эти камни так пьют силу… Памва – камень. Шио… Шио – ветер? Ручей? Не совсем знаю. А Гийом – дым старого костра… Память впивается в землю, в камни; она в воздухе, во встреченных взглядах, в звоне монет, в зеркальном отражении. Даже если разбить зеркало, она останется в каждом кусочке.
– Постой, постой, Моико! Какое ещё зеркало?!
– Ну, это есть такая методика колдовства. То, чему подвергается что-то, неважно что, отражается на ему подобном. Долго объяснять. Это один из множества путей. Судьбы выбирают свои пути, но можно указывать им направления… Большая и малая неодолимые силы…

Над бескрайней, нетронутой, до самого горизонта неизменной Пустошью летели годы и струились ветра. Дни и ночи сменялись тут в изумляющей своей простотой последовательности, когда утренние и вечерние зори представляются битвой красного и чёрного, завершающейся либо россыпью звёзд на тёмном бархате неба, либо безмерно яростным солнечным жаром. Сами собой приходили думы – Памва, охраняя чужой сон, часами сидел под огромным пустым небом, чутко вслушиваясь в ночь. Не то, чтобы он не доверял сторожевым заклятиям Моико – хотя отчасти и это тоже, но заставить себя спать – пусть вполглаза, в полной готовности немедленного действия – не мог. Он осунулся, черты лица стали более резкими. Нервы тоже были напряжены в постоянном ожидании неожиданностей.
Однако ничего не случалось. Моико пока выигрывала битву у колдуна преследователей, и расстояние между группами если и сокращалось, то совсем незначительно: всё же сказывалось наличие у погони лошадей. Беглецам приходилось напрягать все силы. А ведь волшебнице приходилось ещё и прикрывать их перемещение от местных обитателей, о которых ходили самые невероятные слухи: что-то о высасывании жизненных сил, помрачении ума и тому подобной небывальщине, верилось в которую с трудом. Бесследно сгинувшие караваны не оставляли никакой информации – кроме самого факта своего исчезновения.
Моико тоже заметно сдала, но не жаловалась, хотя ей приходилось совсем несладко. Устали все, а Пустошь всё не кончалась: теперь они находились в самой её сердцевине.
Памва не раз задумывался, что же они собой представляют – эти местные. Как они уживаются со страшными чудовищами, которыми, согласно легендам, кишат здешние места? Конечно, девяносто процентов этих страшилок просто выдумки, но как быть с действительно происходившими случаями? И что это за неведомые монстры, подстерегающие неосторожных путников? На все эти вопросы ответа не было. Расспрашивать Шио или даже Моико было бесполезно: для уроженцев здешнего мира в наличии угрозы не было ничего непонятного. Наоборот, это было привычно. Так есть и так было всегда – и этого достаточно. И кто в мире магии будет доискиваться по причин, по которым она, эта угроза, исходит именно отсюда, и сдерживается будто специально выстроенной цепью гор? Держи ушки на макушке, слушайся волшебника, молись своему богу – и, может быть, тебе удастся проскользнуть невредимым…
Конечно, не стоило надеяться, что и в дальнейшем их передвижение будет столь же удачным. И кто знает, когда такое везение прекратится. Поэтому, когда Памва заметил человека, вышедшего на чуть заметную тропу, по которой они двигались, он воспринял это как данность.
Человек смотрел на них и широко улыбался. Он замер, казалось, на целую минуту. Потом, так и не проронив ни звука, он вдруг повернулся и исчез в зарослях кустарника.
– Что-то не заметно, чтобы они тут чего-то опасались, – подал голос Шио.
– Не заметно, – согласился Памва. – Либо поблизости нет ничего опасного, либо они этого не боятся.
– Или им уже нечего опасаться, – пробормотала сквозь зубы Моико, не заботясь, как поймут её спутники, и поймут ли вообще.
Памва насторожился. Он уже по опыту знал, что колдунья зря ничего не говорит, и решил быть вдвойне внимательным. Однако ничего не происходило: так же пели птицы, беззаботно порхали бабочки, так же пробегал упругий ветер по колыхающейся волнами траве. Колдунья пристально вглядывалась в оставленный человеком след.
– Это странный, – уронила она. – Теперь о нас узнали. Нужно ждать гостей.
Шио затравленно оглянулся. Похоже, он тоже знал, кто такие странные. Памва не стал расспрашивать: странные там или не странные, а с виду ничего в них особо опасного нет. Нужно будет – так и с десятком таких управимся. Бывали уже прецеденты.

Это не было похоже на голос. Вначале Памва даже не понял, что с ним разговаривают. Просто возникали мысли – обычные мысли о том, как здесь хорошо, как безумно приятно, что светит солнышко, и неплохо бы задержаться на денёк-другой, да только вот ехать надо – а может, и не очень надо, подумаешь, обойдутся там без них пару дней. К чему такая спешка, другие тоже, наверно, едут, и не может быть, чтобы мы-то прибыли последними, а если даже и так, не велика беда, подождут, без нас всё равно ничего не будет…
Стоп! Памва внутренне встряхнулся, и словно какие-то тонкие щупальца отпрянули от него, но тут же снова нежно и вкрадчиво потянулись навевающими сон ассоциациями. Памва оглянулся. Шио, тупо набычившись, глядел прямо перед собой, а Моико, молодец, выудила откуда-то пчелу и прижала к руке.
– Не прислушиваться! – морщась от укуса, проговорила она. – Это они. Странные. Дальше, дальше поехали! Шио, руку дай! – и точно так же сунула ему пчелу. – Да не спи!
– Кто это – странные? – спросил Памва, жестом отказавшись от предлагаемой и ему пчелы.
Моико осуждающе посмотрела на него, но ничего не сказала, только покачала головой.
– У них нет названия. Они вселяются в человека и используют его тело. Они ищут удовольствий. Понимаешь? А пчела – во-первых, отвлекает, во-вторых, как раз не удовольствие. На какое-то время они отстанут, но на очень короткое. Нужно быть очень внимательными. Возьми пчелу, а?
– Пока не надо, – ответил Памва.
Вот как. Тут, оказывается, обитают какие-то ментальные паразиты. А почему нет? Если бывают привычные – блохи там, оводы или пиявки, то почему бы и не быть таким, которые питаются ощущениями? Надо же, дрянь какая! Однако, через Пустошь пробираться ещё несколько дней. Это если ничто не задержит. А как же, к примеру, спать? Сам-то он эти дни как-нибудь выдюжит, и не такое выдерживал, но как Шио? Да и Моико тоже ведь девчонка совсем, даром что хорохорится…
– Спать по очереди можно, – угадав, о чём он думает, пояснила Моико. – потом те, кто не спали, должны выгнать их из спавшего.
– А как выгоняют? – спросил Шио.
– Ну, можно как следует высечь розгами…
– Больно, – поводя плечами, вздохнул Шио. – Ладно, пошли дальше.
– Это не существа, это мысли, – продолжала Моико. – И если ты думаешь, что можешь своим представлением, волей противостоять им, то это и верно, и неверно. Они разумны – странным, нечеловеческим разумом. Поэтому, кстати, никому невозможно использовать их как оружие; если ты будешь рассчитывать на это – ошибёшься. Ты сам усложнишь себе задачу, думая так: тебе придётся бороться с самим собой, когда ты захочешь бороться с ними.
– В моём мире их называют бесами, – сказал Памва.
– И как их одолевают? Там, в твоём мире? – тут же жадно спросила Моико.
– Да никак, в общем-то. Пост, молитва… Но в основном – не одолевают, даже не слишком борются. Удивительно, но как-то мы уживаемся. Наверно, они не очень-то хотят, чтобы с ними схватились по-настоящему, и всячески скрывают своё существование. А может, за долгие века у людей выработался некий иммунитет.
– Ты хочешь сказать, что над тобой они не властны?!
– Почему нет, скорее всего, очень даже властны. Просто мы не обращаем на них внимания.
Моико в сомнении покачала головой, но не стала расспрашивать дальше. Наверное, рассудила так: не желает человек рассказывать – ну и не надо. Каждый имеет право на свои секреты. Что ж, раз так, справимся сами…
Однако странные – это было ещё не всё.

Стрелка выглядела тонкой, маленькой и на вид словно детской. Она лишь царапнула Памве шею – и тут же бессильно свалилась под ноги. Доблестный рыцарь ар Болла мгновенно обернулся: меч в руке, тело в позиции «бамбук на ветру». И тут же понял – дело худо. Яд распространялся быстро, шея начинала неметь. Ещё несколько секунд, и яд проникнет в крупные кровеносные сосуды, доберётся до сердца, и тогда…
А сзади, уже не скрываясь, из-за камня поднималась фигура в грязно-коричневом кафтане. Видимо, из тех, что преследовали их несколько последних суток. Коричневый воин отбросил лук и уверенным шагом приближался, на ходу изящным и небрежным движением обнажив тонкую, слегка изогнутую саблю.
Памва сосредоточился, замедляя сердечный ритм. Какое-то время он сможет продержаться, пустив отравленную кровь в обход сердца, но слишком долго это продолжаться не может…
– Моико, яд! – прошептал он непослушными, уже твердеющими губами. Руки и ноги сводило странное оцепенение. Похоже, стрелка несла какой-то местный аналог кураре. Эх, как некстати!
Колдунья уже действовала. Мгновенно появились какие-то листья, амулеты, флакончики с разноцветными жидкостями. Крохотным ножичком Моико ловко рассекла Памве кожу, смочив выступившей кровью серый камень, буквально прыгнувший из сумки ей в руку. Этим камнем она торопливо принялась водить вдоль тела Памвы, бессильно осевшего на траву.
Тёмный воин приближался. На сухом, аскетическом лице его проскользнула тень зловещей улыбки, но глаза оставались безжалостно холодны. Настоящие глаза убийцы.
Кривая сабля свистнула – и протестующе зазвенела, наткнувшись на препятствие. Шио, изогнувшись, как большой кот, парировал жестокий удар своим маленьким мечом.
– Неучтиво, сударь! – каким-то деревянным голосом произнёс он. – Видимо, придётся преподать кое-кому урок хороших манер!
Коричневый тут же обрушил на Шио два новых удара – вполне профессиональных, краем сознания отметил Памва. Однако мальчик ловко ушёл от атаки и, в свою очередь, ответил несколькими коварными выпадами, вынуждая врага на шаг отступить.
Памва смотрел на бой отрешённо, сосредоточившись на противодействии распространению яда. Моико, конечно, тоже делала всё от неё зависящее, и дурнота постепенно, нехотя отпускала, но вмешаться в схватку он сейчас никак не мог.
Шио творил чудеса. Точными и скупыми движениями, экономя силы, он отбивал яростный натиск противника, явно не ожидавшего от подростка хоть какого-нибудь сопротивления и теперь торопящегося закончить бой до того, как придёт в себя Памва. Шио же играл клинком всё увереннее, лезвие тонко и яростно пело, разрезая воздух, и на смуглом, словно обтянутом пергаментной кожей лице нападавшего проступили изумление, неуверенность, а затем и страх. Внезапно точным движением мальчик выбил оружие из руки соперника, и холодная сталь замерла у самого его горла.
– Всё, милорд! – отступив на шаг и церемонно поклонившись, произнёс Шио. – Супостат пленён, опасность миновала... О добродетельная Моико, твоё мастерство воистину превыше всяких похвал!
Действительно, к Памве уже возвращалась чувствительность конечностей. Ещё немного – и он сумел подняться на ослабевшие ноги. Колдунья же, напротив, безжизненно закрыла глаза. Лицо её заливала болезненная бледность. Теперь уже Памве пришлось прикладывать усилия, чтобы удержать Моико на грани обморока, не давая эту грань перешагнуть. Точечный биомассаж постепенно вернул краску щекам девушки.
– Ты неплохо управляешь жизненной силой, ар, – признала она, благодарно улыбнувшись. Правда, улыбка вышла жалкая и вымученная. – Этот воин… Он сумел подобраться. Это моя ошибка. Прости.
– Ты делилась со мной жизнью. Никогда больше так не делай, – шепнул Памва. – Меня на самом деле не так легко убить, хотя, должен признать, твоя помощь пришлась весьма кстати. А ошибся только я и никто иной. Я должен был его заметить.
– Это я должна была его заметить!
Шио деликатно кашлянул.
– А ты меня просто поразил, Шио! – обернулся к нему Памва. – Никогда бы не поверил, что тебя учили такому!
– А это не я, – признался маленький монах. – Это, наверное, Гийом. Когда всё началось, меня словно за ниточки стали дёргать…
Да уж, мельком подумал Памва, для покойника Гийом проявлял из ряда вон выходящую активность.
Наступило неловкое молчание, только Коричневый с ужасом глядел на Шио.
– Назови своё имя, – потребовал Памва.
– Менинг, – помолчав, нехотя ответил Коричневый.
– Да что с ним церемониться?! – влез Шио. – Голову долой, и конец!
Шио, как невольный спаситель всего отряда, чувствовал свою возросшую значимость и неосознанно хотел закрепиться в своём новом статусе. Памва, в общем, не возражал против этого, однако ростки анархии и недисциплинированности надо вырывать безжалостной рукой.
– Молчать! – жёстко скомандовал он. – Ишь ты, голову ему подавай… Если твоё мнение понадобится, я спрошу. А то, я гляжу, в тебе от Гура больше, чем от Иала!
Юный монах оскорблённо замолчал и демонстративно отвернулся, прикусив губу.
– Так, – спокойно продолжал Памва. – Не скажешь ли нам, Менинг, зачем ты пытался сделать то, что сделать тебе так и не удалось?
– Лучше последуй совету мальчика, – после новой паузы ответил коричневый воин. – Но знай, что даже если ты настолько великий боец, как говорят, всё равно тебе не уйти от смерти. Как и всем вам. Нас ещё достаточно, чтобы…
– Не будем торопить события, – холодно возразил Памва. – Если ты уж так уверен в моей скорой смерти, почему бы тебе перед этим не объяснить, что движет тебя к такой цели?
– Хорошо, я объясню, – поколебавшись, сказал Менинг. – Виной всему вы сами. И прежде всех – ты, именуемый рыцарем Памвой ар Боллой. Мы знаем, кто ты и откуда. Нас известили и о твоих необычных способностях. Пока ты сидел в своём монастыре, нам не было до тебя дела. Но ты пришёл сюда, а это запрещено для таких, как ты.
– Почему? – удивился Памва. – И, кстати, кто это вас известил?
– Потому, что ты не такой, как другие, – воин проигнорировал последний вопрос. – Кто может поручиться, что Странные, одержав твой мозг и твоё тело, не смогут прорвать границу? Даже если это и не так, они станут сильнее, а этого допустить нельзя. Поэтому ты умрёшь. И скоро.
– Не увлекайся, – посоветовал Памва. – Я, конечно, умру когда-нибудь, однако в ближайшие годы эту цель перед собой не ставлю… Но ты сказал «мы». Кто такие «мы»?
– Секта Преданных, – вдруг сказала Моико, до сих пор молчавшая. – Они истребляют Странных. Уже сотню лет о них ничего не слышали. Я думала, их уже не осталось.
– Ещё одна секта? – вздохнул Памва. – Что-то многовато их…Так, говоришь, Преданные?
– Да, я Преданный, – нехотя подтвердил Менинг. – Да, мы существуем, и да – нас много. Но эту тайну вы унесёте с собой в могилу.
– Утомил ты уже со своей могилой, – поморщился Памва. – Знаешь что? Если вам так нужно, чтобы Странные не одержали наши тела, почему бы тебе не помочь нам этого избежать?
– Мы поступаем так с другими людьми, – признал Менинг. – Но с тобой случай особый. Странным нельзя давать ни малейшего шанса. Мы не имеем права рисковать.
– Никакого риска нет. Мы вполне можем противостоять их натиску.
– В одном из вас уже есть чужая воля.
– Ты ошибаешься, – вновь встрял Шио. – Ни один Странный никогда не отступится от подчинившегося ему. А я, как ты видишь, свободен. Этот дух великого воина древности – один из нас, и он защищает нас!
– Странные способны на любое коварство, и твои слова – лучшее тому подтверждение.
– Ты опять ошибаешься, – возразил Памва. – И мы докажем тебе это. Странный никогда бы не сделал того, что сделает этот мальчик. Ну-ка, Шио!
Шио в недоумении посмотрел на Памву, потом на Менинга. Но тут же торжествующе улыбнулся. Соображал он быстро.
– Возьми своё оружие, – сказал он. – Ты свободен. Иди и скажи всем, что мы не боимся Странных.
Менинг изумлённо раскрыл рот, но ничего не сказал. Победивший и пленивший отпускал его – по законам Энрофа, воинская доблесть коричневого воина не была теперь ничем запятнана. Более того – освобождённый больше не был связан обязательствами кодекса чести и получал возможность повторить свою попытку. Чем мгновенно и воспользовался.
Но тут уже вступил в дело Памва. Для инструктора по боевым искусствам не составило труда отразить бешеную, хоть и немного сумбурную, атаку. Через две секунды ситуация повторилась: сабля Менинга, звякнув, упала в десятке шагов позади Памвы, а клинок рыцаря легонько коснулся горла Преданного.
– Не стоило этого делать, – холодно уронил Памва. – Следующая попытка может стоить тебе жизни. Подбери оружие и уходи.
– Нет, – возразил Менинг. – Я признаю, что не могу тебя остановить, поэтому останусь рядом и буду по мере сил оберегать тебя от Странных.
– А ночью попытаешься зарезать, – вдруг сказала Моико, хранившая до этих пор молчание. – Не отрицай, я знаю. Я бы наложила на тебя заклятье смерти на такой случай, но и это тебя не остановит. Поэтому уходи.
– Тогда убьют меня, – пожал плечами Менинг. – За то, что я не убил вас. Что я скажу?
– Ты скажешь, – ответил Памва, – что уговорил нас вернуться.
– Что? Вы хотите вернуться?! Действительно хотите?
– Да.
¬– Нет! – крикнул Шио, – И если ты вернёшься, я пойду вперёд один!
– Мы все вернёмся, – не обращая внимания на Шио, спокойно повторил Памва. – В этом будь уверен. Конечно, если ты покажешь нам другую дорогу, потому что той, по которой мы пришли, теперь не пройти. Ты знаешь другой путь?
– Да. Знаю. И покажу его вам.
– Моико? – полувопросительно бросил Памва. – Теперь он не врёт?
Колдунья пристально посмотрела на коричневого воина и отрицательно покачала головой. Затем чуть заметно усмехнулась и застыла, задумчиво глядя под ноги.
Против ожидания, Шио больше ничем не выразил своего негодования. Достаточно оказалось Памве шепнуть ему на ухо «так надо», и Шио, сразу и безоговорочно поверив ему, успокоился и послушно шёл, не проронив ни слова.
Менинг проводил их до такого же, как они уже видели, сторожевого камня-менгира и, сдержанно простившись, повернул назад. Памва не сомневался, что он, несмотря на  исполненное обещание – а ведь они действительно вернулись! – станет тайно наблюдать за ними. И, скорее всего, не он один. Кто знает, скольких Преданных скрывает каменистая равнина.
Начало тропы (или конец, в зависимости от того, в какую сторону направлялся путник) отмечал след давнего – никак не меньше месяца – кострища.
– Нам опять нужно будет идти через горы? – спросила колдунья, хмуро глядя на проросшие молодой травой головешки. – У нас нет тёплой одежды. Наши шубы остались…
– Нам не понадобятся шубы, ¬– сказал Памва.
– К тому же, нас всё ещё преследуют. И они, несомненно, тоже свернут сюда, – продолжала Моико. – Хоть после того, как их накрыло обвалом, осталась лишь половина, их всё ещё много.
– Много? Это хорошо.
– И я знаю, за чем они идут. Неужели ты всерьёз думал, что такую вещь можно скрыть от волшебника?!
Памва озадаченно посмотрел на неё, на Шио и только крякнул. Что ж, в принципе, от волшебницы вряд ли можно было ожидать чего-то другого.
– Ну что ж, они найдут то, за чем шли.
– Хозяин, ты что задумал? – не выдержал, наконец, Шио.
– Всё просто, – вздохнул Памва. – Раз сюда идут люди Герцога… Кстати, это действительно люди Герцога? – требовательно спросил он у волшебницы. – Ты можешь определить точно?
– Могу, конечно. Это действительно отряд стражи Герцога, абсолютно точно. Человек тридцать-тридцать пять. Будут здесь к завтрашнему утру, если не остановятся на привал.
¬ – Не остановятся, – уверил её Памва. – Они, знаешь ли, спешат. Ну что же, как минимум до утра у нас есть время, и следует хорошенько отдохнуть. Не забывая, впрочем, поглядывать в сторону наших коричневых друзей.
– И что дальше? – нетерпеливо спросил Шио.
– А дальше мы сдадимся в плен. Штаб-квартира Герцога как раз в Тер-Темире, и я думаю, что нас проводят именно туда. Со всей подобающей охраной.
– Что?! И отдать им…
– Да! – жёстко перебил мальчика Памва. – Отдать! Это сейчас лучшее решение. Тридцать тренированных воинов и один рыцарь гораздо лучше справятся с охраной, чем просто один рыцарь. Не забывай, тут не только Преданные, но и некие Странные встречаются. И один Иал знает, сколько их. Так что завтра я разыграю небольшой спектакль и сдам властям монастырского служку со всеми потрохами. Может быть, даже поступлю на герцогскую службу… А когда мы благополучно прибудем на место, нам останется только вежливо и культурно поблагодарить эскорт за предоставленные услуги и двинуться дальше – если Тер-Темир это не конец маршрута. Двинемся, конечно, прихватив с собой всё своё.
– Да?! И кто нам его отдаст?!
– Ну, такие мелочи я беру на себя. Да и Иал просто обязан вмешаться и помочь в случае чего. Ну как, согласен?
Шио испытующе посмотрел на Памву и тяжело вздохнул.
– Согласен. А ты и в самом деле сможешь с ними со всеми справиться?
– Ну конечно. А если что, вы с Гийомом поможете.
– Ещё бы! – расцвёл Шио.
А что ж, вскользь подумал Памва, удобная у меня позиция. Этакий супермен местных масштабов. Покойно, почётно, тешит самолюбие. Совсем бы хорошо – если не принимать во внимание, что суперменство-то это как раз и предназначено для служения вот таким простым людям, которые тебя почти что боготворят, надеются – как же, доблестный рыцарь в обиду не даст! И получается полная ерунда… Это как вечно слыть юношей, подающим надежды: ждёшь, ждёшь, а потом выясняется, что ты уже не юноша, жизнь прошла и ничего толкового, в общем-то, сделать не удалось…
Он помотал головой, отгоняя эти расхолаживающие мысли.
– Вот и отлично. Моико, а ты что скажешь? Устроим им весёлую жизнь?
– Я не воительница, я колдунья. Тут уж вы решайте сами. Меня совсем другое интересует.
– Что именно?
– А то, что Преданные спокойно ходят за Кругом Силы и чихают на всякую одержимость.
– Вот как?! Преданные не подвержены одержимости? Почему?
– Вот этого я и не понимаю.
– Да, и ещё, – вспомнил Памва. – С герцогскими ребятами наверняка тоже идёт колдун. А такую вещь трудно скрыть, сама говоришь. Ты, Моико, постарайся его как-то нейтрализовать. Чтобы он не мог точно указать, где именно эта самая вещь. А ещё лучше – вообще его как-нибудь устранить… Сможешь?
Волшебница одарила Памву тяжёлым взглядом исподлобья.
– Смогу, – помолчав, сухо уронила она. – Только зачем? Если ты собираешься сдаваться.
– Мало ли чего я собираюсь. Так ты это сделаешь?
– Сделаю, – ответила Моико, отворачиваясь. – С тем, который с ними – с тем, да, сделаю.

Остаток дня они отдыхали. Моико выложила свои зелья и снадобья и, раскачиваясь в такт монотонному речитативу, перекладывала их с места на место – то ли бесцельно, то ли выбирая оптимальную их конфигурацию. Памва достал нож и от нечего делать задумчиво строгал подобранную сухую ветку, в то же время не забывая внимательно поглядывать по сторонам. И только Шио занимался делом: он, вооружившись своим маленьким мечом, упорно повторял фехтовальные приёмы, показанные ему Памвой накануне. Памва предполагал, что Гийом с таким же, как и он, интересом – только изнутри ¬– наблюдает за юным монахом и свыкается с ощущением чужого тела.
Вечер наступил быстро, как всегда бывает в горах.  Солнце, царапнув брюхом по цепи снежных вершин, провалилось за их острые зубья, и только зарево над хребтом ещё некоторое время горело чистым оранжевым светом. Потом потускнело и оно. В темнеющем куполе неба, накрывшем их, всё более заметны становились звёзды: через всё небо протянулась полоса Великого Пути, всё более яснея, проявились Спящий Дракон, Северный Зверь и мутное скопление Ста Жаров... Наконец, стемнело настолько, что Гийом уже мог приступить к своей сторожевой службе. Решено было укладываться спать.
Но, когда Памва поднялся, чтобы напоследок принести ещё сушняка для костра, Моико резко вскинулась:
– Не туда! В ту сторону не ходи.
Памва вопросительно уставился на неё.
– Нет, всё нормально, – стеснённо пояснила колдунья. – Всё спокойно. Просто туда ходить не надо. Там ловушка поставлена, мощная. Моей защиты не хватит…
Памва пожал плечами и отправился в другую сторону. Моико поднялась и последовала за ним:
– Я с тобой, помогу.
Они двинулись к лесу. Как всегда, после света костра навалилась темнота, и Памва шёл, ориентируясь в основном на слух, да ещё на то странное чувство, называемое на одном из языков его мира харагэй. В своё время он провёл достаточно времени в тренировках, поэтому появление кого-то постороннего в пределах двадцати-тридцати шагов обнаружил бы несомненно. Но никого вокруг не было, лишь колдунья за спиной ступала след в след.
Это случилось неожиданно. Моико вдруг оказалась в его объятиях и взглянула снизу вверх своими бездонными глазищами – жадно и одновременно жалобно. Она привстала на цыпочки и потянулась к Памве – всем своим существом, дрожащая и нетерпеливая. Они оба потеряли голову, торопливо срывая друг с друга одежду и не замечая ничего и никого вокруг. Время как будто остановилось. Опомнился Памва лишь тогда, когда девушка, сладко выгнувшись, застонала под ним, впиваясь в его кожу жаркими пальцами…
Это было как удар. Удар по рассудку, по самой сущности психики. Такой силы воздействия Памва не переживал ещё никогда. Казалось, в сознании взорвалась бомба и выбросила осколки его за пределы разума. Памва видел себя как бы со стороны – вот он стоит, не понимая, то ли это произошло на самом деле, то ли привиделось в горячечном бреду. Вот Моико тревожно заглядывает ему в глаза, делая странные пассы перед лицом. Вот светлым пятном мелькает Гийом – и вновь исчезает, понимая, что является лишним…
Потом они шли обратно к костру, взявшись за руки, как дети. И, как дети, чувствующие свою вину, избегали смотреть друг другу в лицо. У Памвы было такое ощущение, что всё случилось не с ним, а с кем-то другим…
Шио крепко спал, а куда скрылся на это время Гийом, неизвестно. Памва от души надеялся, что призрак, если и видел что-то, догадается держать язык за зубами.
Нет, не был Памва монахом. И пуританином не был. И жену свою с дочкой любил до умопомрачения, до беспамятства. А вот поди ж ты, так случилось – и кто виноват? Да и виноват ли – можно ли так ставить вопрос? Что ж, наверное, можно. Всё равно, ничем не кончится эта их связь – вернее, кончится ничем. Да только вот так просто выбросить из своей судьбы Моико он уже не мог. До сегодняшнего вечера – смог бы, а после того, что случилось – не мог. Вон она сидит – присмиревшая, жалкая. В одну точку глядит перед собой – как всегда, молча. И что Памве теперь делать с этим грузом, этим долгом, нависшим ещё и перед ней? О чём она думает? Скажет ли, если спросить?
Так они и просидели до зари – каждый думая о своём.

Собака вылетела из темноты беззвучно, как тень. Оказалась она громадна – серая гончая порода, выведенная псарями не без помощи колдовства. Такая тварь на равных могла бы потягаться с медведем. Это значило, что герцогская стража совсем близко.
Памва отреагировал молниеносно, даже не успев толком ничего сообразить. Где-то что-то напряглось, сработали вбитые прежними тренировками рефлексы, и ментальный посыл – то умение, которое он таил, никак не желая открывать никому – мгновенно усмирил ярость животного. И когда Шио – а паренёк-то не растерялся! – оказался рядом со своим коротеньким мечом, Памва уже почёсывал пса за ухом, крепко держа его за ошейник.
– Приготовься, – вполголоса сказал он. – Они совсем близко.
Рядом судорожно вздохнула Моико. Краем глаза Памва заметил, что цвет волос её изменился с рыжего на тёмно-коричневый, но удивиться столь быстрой смене не успел: из утреннего тумана высыпали всадники, беря костёр и всех находящихся возле него в круг. И предводительствовал ими тот самый чёрный офицер, отрубивший Памве руку. Последним появился отдувающийся здоровяк с топорно вырубленными чертами лица. Это был колдун.
Но перед тем, как хоть что-то успело случиться, сработали чары Моико: грузный маг вдруг повалился навзничь – у седла лопнула подпруга. Казалось, дрогнула земля, так силён вышел удар. Глухо охнув, он рванулся было встать, но тут же откинулся и остался лежать, со свистом цедя воздух сквозь побелевшие губы.
Не успела испуганная лошадь, всхрапнув, шагнуть в сторону, Моико уже оказалась рядом; флаконы, порошки и зелья, словно сами собой, заняли привычные места – полукругом. Через несколько секунд волшебница повернулась и выдала диагноз:
– Перелом бедра. Не опасно, но двигаться не сможет. По крайней мере три дня.
– А двигаться нам уже никуда не нужно, – сухо уронил офицер, ловко спрыгивая на землю. – Потому что всё, что нам нужно, мы найдём здесь. Не так ли? – он ожёг колдуна огненным взглядом.
Тот через силу кивнул. На его бледных щеках перекатывались желваки.
– Сейчас я сниму боль, – успокоила его Моико. – Потерпи.
Губы колдуна шевельнулись: казалось, он хотел что-то сказать, но, злобно поглядев на волшебницу, промолчал.
– В прошлый раз вам удалось меня надуть, – продолжал офицер. – Но во второй раз вам не отвертеться. Предлагаю отдать артефакт добровольно. Тогда вас убьют быстро и без мучений.
– Вот как? – удивился Памва. – Не слишком ли ты самоуверен, незнакомец?
– Незнакомец? Хорошо, я назовусь. Моё имя Миракс ар Верк.
Видимо, ар Верк привык, что его имя производило известный эффект, но Памва даже ухом не повёл:
– Памва ар Болла, также известный как рыцарь Золотого Клинка.
– Прозвище вряд ли тебе поможет, – нехорошо улыбнулся Миракс. – В прошлый раз ты лишился руки, теперь, боюсь, на очереди голова. А такую потерю возместить трудно, разве что предварительно заложить попам свою душу…
– В прошлый раз я был без оружия. Помнится, ты жалел, что не можешь помериться со мной силами в честной схватке. Не забыл?
– Я вижу, свою новую руку ты решил попам отработать сполна, – процедил Миракс. – Что ж, я преподам тебе очередной урок. Защищайся, если сумеешь.
Мгновенно выхваченный клинок звякнул о подставленный меч Памвы. Последовала серия молниеносных выпадов, но Памва, даже не переменив позы, легко парировал их. И в свою очередь атаковал. Ему нужно было произвести впечатление на чёрного офицера, и он это сделал. Хотя Миракс оказался весьма искусным фехтовальщиком, и даже много более того – но Памва-то был мастером, равного которому в Энрофе не существовало. Он вёл бой, жёстко диктуя противнику очерёдность оборонительных приёмов, логически вытекающих из действий атакующего, когда определённый удар должен вызывать именно такой, а не иной ответ. А просчитывать комбинации Памва умел. В результате после двадцати секунд сумасшедшей пляски клинки остановились: оружие Миракса отбито в сторону, а лезвие меча Памвы замерло в непосредственной близости от обнажённой гортани чёрного офицера. Было видно, как сбоку на напрягшейся шее пульсировала жилка.
– Ты можешь убить меня, – после паузы выдохнул ар Верк. – Но служить тебе я не стану.
– А этого и не требуется, – ответил Памва, опуская оружие. – Это я могу служить герцогу, если он хорошо заплатит.
– Что?!

Погода резко изменилась. Уже который день они двигались по мокрой скользкой земле. Ночами обрушивались ливни, утихавшие только к утру. С первым светом наползал туман – сырой, липкий, жадно пьющий тепло тела; и тогда совсем недалеко расположенная явь представлялась совсем не тем, чем была. Вывороченный пень казался старым неряшливым эльфом, с усилием натягивающим лук, а упавший ствол с нелепо торчащими ветвями напоминал затаившийся у земли отряд мечников, готовящихся к последней в жизни атаке.
Памва обретался на той границе яви и сна, когда в безмерно утомлённом мозгу случайные мысли обретают плоть, и неясно – наяву это происходит или в распалённом представлении. Он видел бесконечные шеренги воинов, выстраивающихся к битве, тёмных командиров без лица, отдающих беззвучные команды, конницу – на странных и непривычно зловещих животных. Он находился там, в самой гуще – и словно в совершенно другом месте, откуда можно глядеть на события, холодно оценивая их и отдавая команды, не подвергаясь при этом возможности быть втянутым в разворачивающиеся действия. Он словно присутствовал в разных проявлениях, выбирая по своему усмотрению нужное время и место. Стоило отвлечься – и происходящее теряло чёткость и остроту, становясь как бы плоским подобием натурального мира и затеняясь впечатлениями иного слоя бытия. Памва существовал одновременно в разных временах и местах, ощущая события как совершающиеся с ним – и одновременно с кем-то другим, находящимся неизвестно где и когда.
И всё же это состояние дарило отдых, без которого мозг был бы безжалостно разрушен, сожжён не укладывающейся в привычную схему логикой событий. Памва погружался в пучину милосердного забвения, когда лишь память разворачивала перед ним призрачные картины прошлого. Чьего? С ним это случалось или не с ним? Он не мог бы сказать наверное, да и не задавался таким вопросом.
Из-под полуприкрытых век Памва смотрел, как на его детскую рукавицу садятся снежинки. Чистые симметричные кристаллики, так похожие друг на друга, но всё же чем-то отличающиеся между собой... Выплёскивались самые потаённые, глубинные слои давным-давно забытых воспоминаний: и тонкий, нежный хвойный дух, и непередаваемая атмосфера ожидания замечательного праздника – он не помнил, какого – по-детски наивная и так не подходящая к тому месту, где он сейчас находился. Памва тряс головой, и всё пропадало: и снег, такой белый-белый и чистый в своей первозданности, и чуть слышный сквозь сон радостный ребячий гомон, и весёлые искорки на стеклянных игрушках… И вновь нужно было думать о насущных потребностях: где напоить коней, чем обезопасить себя и других от Странных, как запретить себе одну-единственную мысль, о самом существовании которой не должен догадаться чёрный офицер.
Что-то я слишком много рассуждаю, подумал Памва. А где-то сейчас двигаются к Чертогу другие супермены, и каждый отвечает за свою частичку реликвии. И их тоже посещают мысли о их месте в этом мире. Или не посещают. Скорее всего, не посещают, это ведь очень тяжело – иметь такие мысли…
В виски глухо толкался пульс. Болела голова. Она словно была набита слежавшейся пыльной ватой – так трудно и тяжело ворочались мысли. Памва с трудом воспринимал, что он полулежит в походной палатке, что прямо над ним склонились три лица, такие разные и отмеченные совершенно различными чувствами. Шио смотрел на него с откровенным восхищением и страхом, Менинг – с тщательно скрываемым, но безмерным удивлением и значительной долей опасения, Моико же буквально пожирала его распахнутыми чуть ли не во всё небо глазищами – в них отражались и боль, и жалость, и неприкрытое непонимание. Так мог бы смотреть несправедливо обиженный ребёнок, у которого забрали только что подаренную конфету.
– Что случилось? – спросил Памва. – Он чувствовал, что какой-то промежуток прошедшего оказался от него скрыт. – Я ничего не помню. – И тут же повёл глазами, интуитивно выбирая лучший источник информации. –  Моико, ты.
– Ты сделал шаг по пути Гура, – тихо сказала Моико. – Я не понимаю, что это значит. Я ничего не понимаю.
– Что я сделал?
– Ты воспользовался неверием.
– Я?
– Да, ты.
– Каким образом?! Я же ничего в этом не смыслю! Постой… Ерунда какая-то. Я же не мог воспользоваться тем, чего не знаю!
– Оказывается, знаешь.
– Откуда?!
Уже задавая этот вопрос, Памва знал – откуда. Гийом.
Памва уничтожил рати Странных, загнавшие их в ловушку – тогда, когда, казалось, участь отряда была предрешена. Из тридцати воинов в живых оставался всего десяток; мужчины дрались, встав кругом, в середине которого отрешённая Моико творила свою страшную боевую магию. Однако нападавших оказалось слишком много. И вдруг они исчезли, истончились и без следа растаяли в воздухе, а Памва, дико захрипев, опрокинулся с закаченными под лоб глазами…

Тер-Темир открылся внезапно. Только что горизонт закрывала безжизненная, опалённая солнцем горная гряда – впрочем, не слишком высокая – и вдруг в ней стали угадываться вырубленные в камне башни, неприступные бастионы и лестницы, уводящие вверх. И тут же, откуда ни возьмись, вылетел отряд стражи и охватил их полукругом, прижимая к скале. Памва нахмурился и положил руку на рукоять меча.
– Вот и всё, – скупо улыбнулся Миракс. – Теперь, как бы ты ни был искусен, тебе ничего не поможет. Ты просто не успеешь.
– Тебя убить я всё же сумею, – возразил Памва. – И ты это знаешь.
– Это ничего не изменит. В таком случае ты умрёшь. Вы все умрёте. Я давно догадался, что ты задумал, поэтому отдай то, что должен отдать, и можете уходить. Мне ваши жизни не нужны.
Памва усмехнулся.
– Ты знаешь, где лежит то, что тебе нужно. Можешь это взять, я не стану препятствовать. Я не отказываюсь от своих слов.
Ар Верк спешился. Шио с окаменевшим лицом смотрел, как чужие руки прикасаются к реликвии, как она, завёрнутая в тряпицу, исчезает в седельном вьюке. Если бы не властная ладонь Памвы на его плече, он, скорее всего, бросился бы на верную смерть, несмотря на обещание ничего не предпринимать и доверится рыцарю Золотого Клинка.
– Что ж, ты умён и держишь слово, – бросил чёрный воин. – Тебе заплатят. Скажи городскому казначею, что Миракс ар Верк...
– Нет, – сказал Памва. – Деньги мне, конечно, нужны, но я бы просил тебя о другом.
– О чём же?
– Подари мне собаку. В моей профессии надёжный защитник дороже любых денег.
– Что ж, ты ещё раз доказал, что ты умён, – кивнул Миракс. – Пусть будет по-твоему. Волшебница, убеди пса, что у него теперь новый хозяин. Но от своих слов не отказываюсь и я: награда будет выплачена. Прощайте.
Всадники исчезли так же быстро, как и появились: ар Верк, не желая терять времени, направлялся прямо к герцогу, чтобы поднести повелителю столь желанный трофей.
Шио вскинул на Памву горящие ненавистью глаза:
– Ты обещал! А сам ничего не сделал!
¬– Когда, наконец, этот отрок научится доверию? – сокрушённо вздохнул Памва. – Ты снова ошибся, Шио. То, что несёт этот несчастный своему герцогу, вовсе не часть Избавителя, а простая деревяшка. Я уверен, он никогда не отличит её от настоящей, так как никогда не видел оригинала, а чувствовать магию он не умеет. Конечно, я старался вырезать её как можно более близко к оригиналу, но первый же попавшийся маг мгновенно разоблачит подделку. Поэтому не стоит терять времени.
– А где настоящая часть?
– Подлинная реликвия с самого начала спрятана мной за ошейником пса... Не проверяй, не надо! Вполне возможно, за нами следят. Кстати, как мы назовём нашего нового друга?
– Бу, – сказала Моико. – Он будет отзываться на кличку Бу.
– Вот и славно. А теперь нам нужно поскорее затеряться в городе. Не думаю, что нас надолго оставят в покое. А перед тем, как пустится дальше, следует пополнить запасы.
– Нам не надо дальше, – сказал Шио. – Мы пришли.  Храм здесь, в Тер-Темире.
– Отлично. Тогда веди. Это, видимо, запрятано в каких-то сумасшедших катакомбах, раз герцог ещё не наложил на него лапу.
– Нет, не в катакомбах. Наоборот, его знают все. Это Лабиринт. Пирамида. Туда солдатам проникнуть невозможно.
Их ждали. Как только они приблизились, в пирамиде открылась и тут же исчезла дверь, и монашеская фигура в длинной рясе призывно махнула им рукой. Было странно видеть живого попа в городе, битком набитом армией противной стороны. Впрочем, обсуждать странности не оставалось времени.
– Бегом! – скомандовал Памва. До спасительной пирамиды оставалось совсем чуть-чуть.
– Быстрее! – крикнул монах, нервно облизывая губы.
Они не успели совсем чуть-чуть.
Ар Верк привёл арбалетчиков: он понимал, что в мечевом бою ни у кого нет шансов против рыцаря Золотого Клинка, а завладеть артефактом Верку нужно было непременно.
Что ж, это верное решение, отстранённо подумал Памва. От двух-трёх стрел при везении ещё можно отмахнуться, но от двух десятков – ни за что. Ар Верк играл наверняка. Памва поудобнее перехватил меч и несколько раз глубоко вдохнул, психологически приводя себя в боевое состояние.
Время словно замедлило своё течение. Все предметы стали яркими и чёткими, независимо от того, оказывались ли они в фокусе зрения или на его периферии. Памва ощущал себя в самой гуще событий – и в то же время словно глядел на разворачивающуюся сцену откуда-то со стороны. Вот стрелки по команде поднимают взведённые арбалеты, тускло посверкивающие на солнце металлическими частями. Вот Моико на бегу вскидывает руки в странном жесте, пытаясь с помощью магии помешать им целиться. Вот Бу в прыжке перекрывает Шио, принимая на себя причитающуюся тому стрелу. А сам Шио без тени боязни на лице следует за монахом.
Памва метнулся за ним – не пригибаясь, лишь двигаясь в рваном темпе, мешающем целиться. Это бесполезно, пригибаться: укрыться здесь абсолютно не за чем, а рефлекторно сгибаться, стараясь стать поменьше и тем самым стесняя свои движения, попросту глупо. Стрелок так же легко попадает в согнувшегося, как и в стоящего прямо.
Священник коснулся каменной поверхности чем-то вроде ангха – своеобразным волшебным ключом, как понял Памва – и на сплошной стене пирамиды стал открываться вход. Служитель протолкнул в него мальчика, но когда обернулся к Памве с Моико, вдруг дёрнулся всем телом и, уронив ангх, осел на каменные плиты. Памву окатило горячими брызгами: артерию на горле монаха вспорол тяжёлый болт, и падал тот уже мёртвым. Проход в пирамиду тут же исчез, и теперь на его месте снова встала глухая стена.
Памва на мгновение замешкался, решая, как быть, но Моико, подхватив ключ, сломя голову ринулась вдоль стены. Что за магию она при этом применила, неизвестно, но силуэт её словно расплывался в воздухе, и стрелы лишь запоздало рвали воздух там, где она была всего мгновение назад. Удачно отмахнувшись от особо коварного выстрела, Памва метнулся за ней, вспотевшей спиной буквально чуя метящие в него острия. Он ощущал ярость ар Верка даже на расстоянии: ещё бы, так бездарно упустить мальчишку с артефактом, причём в самом безнадёжном для того положении! Теперь страшный гнев герцога неотвратимо обрушится на ар Верка – но это, чувствовал Памва, ничто по сравнению с исступлённым бешенством самого чёрного офицера. Мысли того читались настолько ясно, что ошибиться было невозможно. Теперь Мираксу оставались лишь Памва и Моико, и уж будьте уверены, смерть их не будет лёгкой!
Рыцарь и волшебница, тяжело дыша, остановились – вернее, это Моико заставила его остановиться.
– Здесь! – ткнула она в стену. – Держи тыл! Я быстро.
Памва резко обернулся – и вовремя, чтобы успеть отбить летящий болт. От резкого движения вывернутую кисть резанула боль, но обращать на это внимание не приходилось: ещё два болта отправились мимо жертв, третий царапнул стену чуть в отдалении и бессильно свалился под ноги. У беглецов появилось буквально несколько секунд, пока стрелки перезаряжали оружие.
– Сюда! – рявкнула сзади Моико, рванув Памву за воротник.
И, уже ныряя в открывшийся проём, он видел, как камень – медленно, слишком медленно! – становится на место. А потом стало темно.
Вернее, не совсем темно, просто так показалось по контрасту.
Они очутились в пыльном узком проходе, в котором кроме них не было ни  души. Откуда-то пробивалось некое подобие освещения, позволяющее кое-как различать стены и пол, но не способное дать большее.
– Выбирать не приходилось, – сказала Моико. – Я использовала первую же возможность.
Памва молча кивнул. Действительно, в том их безвыходном положении любое решение оказалось бы оптимальным. Он опустил меч и, сдерживаясь, стал дышать глубоко и размеренно, постепенно успокаивая взбудораженный бешеной гонкой организм. Он знал: скоро заноют все мышцы, отзываясь на такой ритм работы.
– Обратно этим же путём нельзя, – уронила волшебница.
– Да и не стоит, – согласился Памва. – Надеюсь, Шио тоже теперь в безопасности.
Он вдруг осознал, что его миссия выполнена. Как бы там ни было, артефакт доставлен по назначению, и теперь ничто не стояло между ним и Синклитом – вернее, обязанностью Синклита выполнить свою часть соглашения. Вот только где теперь искать Флавиана или кого-нибудь, кто озаботится этим выполнением?
Они двинулись по коридору – пустому и бесконечно длинному, заброшенному, казалось, с самого момента строительства Лабиринта. Здесь царила глухая тишина, и многолетняя мгла, казалось, с изумлением взирала на осмелившихся нарушить её покой людей. Было жарко и сухо.
– Странно, – через некоторое время заметил Памва. – Мы прошли уже довольно много, а ход не поворачивает и не углубляется. Снаружи пирамида не кажется такой большой.
– Здесь не так, как снаружи, – отозвалась колдунья.
– Да уж…
– Не надо разговаривать, это мешает.
Памва послушно замолчал: здесь, в Лабиринте, мнение Моико было решающим. Кто знает, сколько магических капканов может скрываться в этом старинном коридоре? Пока они, правда, не встретили ни одного, но это не значило, что их нет совсем. Лучше быть настороже и не мешать той, кто в этом разбирается. Сам же он различал только унылый сводчатый проход, концы которого терялись во тьме. Оставалось надеяться, что куда же нибудь он должен привести! По логике не может быть, чтобы и с другого конца тоже оказался тупик. И желательно, чтобы там, на финише, нашлись вода и выход на свежий воздух.
Коридор привёл их – спустя полчаса или чуть меньше – в обширный зал, в центре которого помещалась массивная каменная арка. Чем-то она неуловимо напоминала дольмены, стоявшие на краю Пустоши: то ли обработкой материала, то ли затейливой резьбой рун, покрывавшей камень. Только здесь на нём вместо моха лежал слой пыли. Других выходов, кроме того, по которому они пришли, из зала не было.
– Пришли, – тупо сказал Памва, на которого вдруг обрушилась вся усталость. – А куда дальше?
– Дальше некуда, – ответила волшебница. – Похоже, мы в западне.
– Ничего, Шио нас выручит.
– Ты не понимаешь, – с досадой отозвалась Моико. – Ни Шио, ни кто другой найти нас не сумеет. Это невозможно. Это Лабиринт. Знаешь, сколько народа тут сгинуло без следа?
– Ничего я не знаю. Что нам теперь делать?
– Даже не представляю.
– Та-а-ак…
Перспектива складывалась не радужная. Они оказались заперты в тёмном, пыльном, затхлом подземелье – или надземелье? – без всякой надежды найти выход. Это колдунья объявила после тщетных простукиваний ангхом тяжёлых каменных стен.
– Худо дело, – коротко сказала она. – Остаётся самое последнее.
– Что?
– Это врата, – указала Моико на камень в центре. – Древняя дорога между мирами. Не знаю, сумею ли заставить их работать, но попытаюсь.
– А что там, за ними? – жадно спросил Памва.
– Кто знает? Но хуже, чем здесь, нам всё равно не будет.
– Точно, – согласился Памва. – Отсюда надо выбираться. Долго мы без воды не продержимся.
Не была ли глупостью их попытка оживить Врата? Более того – не было ли изначальной глупостью со стороны Памвы связаться с попами? Но ведь это всё лишь из-за надежды покинуть Энроф…
– А кто, в принципе, не глуп? – отстранённо подумал он. – Более того, следует признать, что именно осознание своей глупости и есть первый шаг к обретению мудрости. Ну, насчёт мудрости вопрос спорный – тут, конечно, уж как получится; но вот осознание глупости есть шаг непременный и обязательный.
С этой мыслью он и шагнул в открывшийся портал.

Часть 2. Ловингард

Ловингард располагался на главном острове архипелага – там, где останцы древнего вулкана переходили в мягкое песчаное побережье. Поэтому левая часть города, если стоять лицом к океану, заканчивалась кольцеобразной бухтой, защищённой от влажных ветров высокими обрывистыми скалами, а правая, наиболее населённая, выходила на мелководье со множеством низких коралловых гряд, едва выступающих над уровнем воды во время отлива. Впрочем, кое-где штормами на них были намыты песчаные дюны. Вездесущие пальмы и уцепливая тропическая растительность превращали их в купы зелени, на которых глаз отдыхал среди однообразной водяной глади.
Город делился на две части: верхний и нижний. Изначально это явилось следствием различия рас, основавших колонию, а впоследствии, когда население естественным образом перемешалось, произошло разделение по профессиональному и социокультурному признаку. Конечно, это не значило, к примеру, что уроженец верхнего Ловингарда, попадая в Дипил (так называлась нижняя часть города), подвергался какой-то опасности – равно как и для обитателей Дипила не был чем-то недосягаемым город верхний. Отношение было несколько настороженным – и только. Правда, существовали специальные пункты пропуска, контролировавшие такое перемещение – причём как со стороны верхней, так и нижней части. Они возникли сами собой, когда Город стал туристической Меккой многих миров, соединённых Транспортными Вратами. Естественно, организованные группы, жаждущие, к примеру, взглянуть на бои гладиаторов (такое зрелище практиковалось только в Дипиле), не встречали никаких заминок.
Для бесчисленных гостей границы между верхним и нижним городом не существовало, поскольку город жил за счёт туризма и его процветание напрямую зависело от слаженности сервиса обоих районов. И направлен этот сервис был на всемерное ублажение самых разных рас и форм жизни. Для отдыхающих в Ловингарде  делалось всё возможное. А система Врат позволяла принимать и отправлять огромные транзитные потоки.

Сегодня, накануне отпуска, голова у Евы прямо раскалывалась: мало того, что из-за вчерашней дискотеки, на которую её затащил Галик, ночь девушка практически не спала, так в придачу на протяжение смены выпало обслужить целых три роя богомолов. Богомолов! Три роя! Когда достаточно одного-единственного богомола, чтобы через минуту мозг взорвался...
Молчать богомолы не умели. До сих пор в ушах звенело их непрерывное, гадкое, с жуткими обертонами свиристение. Ментальными трансляторами они пользоваться отказывались: их религия, видите ли, не позволяла общаться с помощью глупых бездушных механизмов. Глупых? Да транслятор в сто раз умнее любого богомола!
Ева усмехнулась: а всё равно, справилась она, вот вам всем! Богомольский-то язык не всякому переводчику по зубам, мало того, что одних падежей двадцать четыре, так ещё и голосовые связки надо иметь особенные. Богомолингвов-мужчин, например, вообще не бывает… Правда, теперь в голове словно поселилась парочка этих суетливых насекомых, а звон и свист, кажется, пульсируют в такт ударам сердца. Ну, ничего, дайте только домой добраться, Жанна живо всё в норму приведёт. Умница она, Жанна, а эльфийские снадобья – это вообще что-то волшебное!
– Дежурная группа вокзала, на Шестые Врата! Повторяю: дежурная группа, на Шестые Врата!
Ева чертыхнулась – про себя, конечно; не хватало ещё, чтобы вслух. Но как же это некстати: смена кончалась, оставалось всего каких-нибудь пятнадцать минут, а тут, как назло, очередная экскурсия! Хорошо, если, скажем, соляриане или странники – те ведут себя смирно и никогда не пытаются пронести ничего запрещённого. А вдруг опять богомолы? Да ещё из разных кланов, и всем непременно нужно пройти таможенный досмотр раньше других – иначе, видите ли, пострадает их честь!
– Джекки, кто? – спросила она, уже вставая и машинально заправляя прядь, выбивающуюся из-под форменной пилотки.
Гоблин-оператор, прижав уши и виновато моргая огромными влажными глазами, смущённо прошептал:
– Не определяется...
Вот как! Это уже что-то оригинальное.
– Но хотя бы сколько их?
– Один.
Калкин – толстый старый гном, старший инспектор, ожесточённо засопел и сердито взглянул на Еву, словно это она была виновата в том, что клиент прибыл именно сейчас. Хотя, никому не известно, какое время там, с другой стороны. Да и само время там может идти быстрее или медленнее: кто знает, в каком мире активированы сопряжённые Врата... Ладно-ладно, нечего так смотреть, какая разница, кто там, перевод мы обеспечим – качественно и с любого языка. Немного странно, конечно, что Врата включают из-за одного-единственного туриста. С другой стороны, а почему бы и нет? Встречаются богачи, для которых лишняя тысяча – так, тьфу...
В полукруглой арке Врат задрожал воздух. Пространство всколыхнулось и тяжело вздохнуло. На площадке возникла тонкая фигурка в сером плаще.
Калкин выпучил глаза и явственно икнул.
Перед ними стоял человек-тень.
Последний раз люди-тени посещали Город около пяти лет назад, но все городские службы, имеющие отношение к соблюдению порядка, помнили их посещение до сих пор. Ничего хорошего в этих воспоминаниях не было.
Казалось, тени имели отношение абсолютно ко всему криминалу, который в то время мутной волной поднялся в Городе. Где бы что ни случалось – рядом непременно оказывался человек-тень. Ничего противозаконного они не совершали – просто наблюдали, не вмешиваясь в происходящее. Случалось, что преступники в них стреляли, стремясь убрать ненужных соглядатаев – но без всякого эффекта. Привлечь их как свидетелей по делу тоже не удавалось – по закону об иномирцах делать это запрещалось без их желания, а желания они не проявляли.
На тот срок, пока люди-тени гостили в Городе, число правонарушений увеличилось катастрофически. Порой казалось, что законопослушные обыватели просто сходят с ума. Действия их не подчинялись никакой логике, иногда доходя до абсурда. А ровно через неделю всё кончилось: визитёры убыли обратно, и на Город снизошло долгожданное спокойствие.
Связать их действия с чем-то преступным не представлялось возможным: они не предпринимали действий. Вообще никаких. Только стояли и смотрели. Но факты – вещь упрямая, и статистика беспристрастно утверждала, что небывалый всплеск преступности в точности совпадал со временем визита таинственных гостей...
Человек-тень смирно стоял, ожидая, когда к нему приблизятся таможенные роботы и проведут процедуру досмотра. Хотя ничего более нелепого нельзя было и предположить: всем известно, что люди-тени всегда путешествуют без багажа.
А что делать? Если гость прошёл через Врата – значит, все пошлины уплачены, санитарное разрешение получено, никаких законных препятствий нет. Имеет право находиться здесь соответствующее количество времени. Вот сейчас закончит все формальности и уйдёт…
Человек-тень и ушёл. Вежливо и скупо ответил на все вопросы – и переводить не пришлось, они владеют интерлингом; бесстрастно кивнул и исчез за вращающейся дверью, на которой – на интерлинге же – значилось «выход в город».
Калкин утробно закряхтел и насупил мохнатые брови. Если кто гномов не видал – хотя кто их не видал! – тот с непривычки мог бы и испугаться: раздражённый гном – зрелище не для слабонервных. И это учитывая, что ему при общении с туристами ещё и улыбаться положено по инструкции. Какой дурак их писал, инструкции эти? По крайней мере, касательно гномов…
Ева же дежурно улыбнулась спине уходящего – правила есть правила, и обычно они не вызывали у неё никаких нареканий. Но тут настроение было подпорчено. Надо же, чтоб именно в её смену такое приключилось!
Она быстро сунула Калкину припасённую на такой случай конфету: известно, что гнома может вывести из плохого настроения только сладкое, до которого они страстные любители.
– Ну что, заканчиваем?
Ей-то хорошо, а Калкин – старший смены, ему ещё начальству докладывать. Приятного мало.
Только не судилось смене закончится и в этот раз. Потому как снова сработали Врата. И было это срабатывание не заявленным, и означало оно либо экстренный случай, либо несанкционированный доступ. И то, и другое значило, что вся их команда автоматически задерживается на рабочих местах – до выяснения обстоятельств. В случае чего одна внеплановая санобработка целых полчаса займёт, не меньше…
С шипением сработали отсекатели, перекрывая выходы. Из Врат пахнуло воздухом с каким-то непривычным запахом. И появились гости.
Было их двое. Стройная девушка (юбка порвана, макияж размазан – это Ева отметила на автомате) и крепкий мужчина – в том  возрасте, когда затрудняешься сказать, молод он или уже нет.
И вот тут-то улыбка сошла у неё с лица. Потому что оказался этот человек вымазан кровью, пусть и подсохшей уже, но не оставлявшей никаких сомнений: не так давно ему пришлось побывать в серьёзной схватке.
И контрастом к этой картине на табло появились данные о материальном обеспечении вновь прибывших. Такого за всё  время работы Евы не фиксировалось ни разу.
Неограниченный кредит!
Калкин тихо зашипел и незаметно толкнул её в спину: как бы там ни было, а надо работать! Спохватившись, Ева поприветствовала гостей на всех доступных ей языках, одновременно определяя, на котором из них придётся вести дальнейшее общение. Есть множество незаметных на первый взгляд признаков, позволяющих опытному глазу по реакции туриста выбрать язык сразу и без ошибки. Ну, уж чего-чего, а опыта по этой части Еве хватало.
Интерлинг. Дама вполне адекватно воспринимала интерлинг, а вот с вымазанным кровью джентльменом оказалось сложнее. Ни на одну фразу он не среагировал, видимо, в обширном Евином арсенале его родного языка не числилось.
– Не старайтесь, я сама переведу всё, что нужно, – сухо обронила гостья. Речь в её устах звучала без малейшего акцента. – Требуется хороший отель. Самый лучший, и поскорее. Нам необходимо отдохнуть.
Ева могла дать голову на отсечение, что прибывшая экстравагантная особа с нескрываемым удовлетворением отметила на мониторе надпись о своей кредитоспособности, и теперь давала понять, что рассчитывает на обслуживание по самому высшему разряду. Чего нельзя сказать о её спутнике: тот, ничего не понимая, вопросительно смотрел на неё и то и дело оглядывался с видом человека, впервые попавшего в незнакомое место.
Кредит есть кредит: все необходимые формальности уладились как бы сами собой, профессионально и быстро; персональные данные моментально внесли в базу; за гостями прибыло воздушное такси – и Ева, Джекки и Калкин, наконец, смогли передать дежурство следующей смене. Ева наскоро прошла обязательную в таких случаях антисептическую процедуру и сразу отправилась домой – отдыхать. Жила она недалеко.
На лестничной площадке, как обычно, стояла Жанна. Вообще-то её звали по-другому, но человек эльфийское имя правильно выговорить всё равно не сумеет, поэтому они с ней давно решили: Жанна. Жанна делала вид, что ей это всё равно – а может, так оно и было.
Жанна часто встречала Еву с работы. Эльфы вообще все немного экстрасенсы, а уж Жанна – тем более. Она слепая, и отсутствие зрения компенсировалось у неё чем-то другим. Жанна, например, всегда заранее знала, когда Ева должна была появиться. Это чутьё не подводило её ни разу. Вот и сейчас эльфийка терпеливо стояла на лестничной клетке – ждала.
– Привет, Жанна! Поделись запахом, а?!
Жанна – признанная мастерица в конструировании ароматов. К тому же, её духи не просто обладали великолепным букетом – нет, этот фимиам изменялся в зависимости от освещения, от времени суток, от личности носителя и бог знает от чего ещё. Сейчас ты пахнешь так, а через мгновение – уже иначе, но всегда к месту и именно так и с такой интенсивностью, как нужно. Как нужно, чтобы вскружить голову кому угодно.
– Ну, Жанна! Хоть до вечера, ладно?
– Хорошо. До вечера, – сдержанно улыбающаяся Жанна прикоснулась к Евиному лбу тонким изящным пальцем, и та начала пахнуть. Пахнуть восхитительно, чарующе, еле уловимо – и от этого ещё более маняще и головокружительно.
– Запах! – фыркнула эльфийка. – До вечера? Как бы не так! Я же знаю, негодная девчонка, что ты сейчас первым делом полезешь под душ и всё испортишь!
 – Спасибо! – Ева чмокнула её в упругую нежную щёку. Эльфов не поймёшь – ни сколько им лет, ни в каком они сейчас настроении. Жанну она помнила, казалось, всю жизнь – с тех пор, как давным-давно поселилась в этом доме, и та всегда выглядела юной, стройной и подтянутой. Вот и сейчас она сдержанно улыбалась – и пахла, конечно, уже совсем не так. Но совершенно сногсшибательно. Это-то хочешь – не хочешь, а унюхаешь сразу!
– Слушай! – касание эльфийки было легко, как ветер. – Тебя ждёт нечто странное.
– Хорошее или плохое?
Но Жанны уже не оказалось на площадке: дверной замок, еле слышно промурлыкав несколько мелодичных нот, разделил их.
Горестно вздохнув – эх, ну почему людям никогда не угнаться за этим тонким народом?! – Ева толкнула свою дверь. Форо, поди, заждался.
Форо – домовой, и он никогда не понимал, о чём можно толковать с эльфами. И Форо, конечно, ждал. По его виду Ева сразу определила, что у них неприятности. Даже – крупные неприятности.
Тело она увидела сразу, как только вошла в спальню. Оно распростёрлось ничком поперёк кровати – длинное, голое, мускулистое. На левой лопатке – татуировка, знак мага. Только этого не хватало!
Всё неожиданное встречается «вдруг», иначе оно не называлось бы неожиданным. Вдруг кончаются деньги, вдруг начинается насморк, даже стрелка на колготках – и та появляется вдруг.
Не стал исключением и этот раз. Ещё до того, как угрюмый домовой подкатился с докладом, Ева уже сообразила, что нынешнее «вдруг» относится к разряду не просто неприятных, а неприятных чрезвычайно... Да, пожалуй, и опасных. А как ещё понимать, когда в твоей квартире валяется тело голого мага без признаков жизни?! Хорошо ещё, что не в кровище да с перерезанным горлом!
– Форо! Откуда он взялся?! – напустилась она на домового. – Ты уже вызвал полицию?
– Нет, госпожа, – на Форо было жалко смотреть: домовые крайне болезненно воспринимают любое нарушение размеренного распорядка. Её-то домовой, правда, тренирован неплохо: уж что-что, а нарушений Ева ему обеспечивала достаточно.
– Почему?!
– Не знаю, госпожа, – замялся домовой. – Понимаешь, хозяйка, я почувствовал, что этого никак нельзя делать.
Ева осеклась. Предчувствие домового чего-то да стоит! Но почему?! Какие силы вмешались в её жизнь, да как раз тогда, когда она только-только начинает налаживаться? В любой момент может явиться Галик – и что тогда?
На улице послышалась приближающаяся сирена. Полиция, видно, всё же получила сигнал. Но от кого, каким образом?
Всё объяснилось само собой: следом за суровыми, немногословными офицерами в прихожую шагнул маг. Этим-то никакие вызовы не нужны, они сами узнают, где что происходит.
– Я ничего не… – пискнула было Ева.
Маг прервал её жестом, от которого рот сам собой закрылся и дальнейшая фраза умерла, так и не родившись.
– Успокойтесь, – негромко сказал он. – За всё случившееся вы не несёте никакой ответственности. Более того, я приношу вам официальные извинения от имени Министерства за причинённые неудобства, явившиеся следствием неудачного эксперимента. В качестве компенсации на ваш счет будет перечислена соответствующая сумма. Однако настоятельно рекомендую не распространять никакой информации о случившемся. Предупреждение касается и домового.
Маг кивнул полицейским, те споро ухватили тело и вытащили его за порог. На лестничной площадке никого не было: квартира напротив пустовала уже несколько месяцев, а Жанне и в голову бы не пришло высунуть нос – она одинаково недолюбливала и полицию, и представителей Министерства магии.
И тут до Евы дошло, отчего ей так не по себе: труп и явившийся за ним маг имели одно лицо. Она пристально посмотрела на уходящего мага, но последнее, что увидела – это то, как тот, нагнувшись над своим братом-близнецом, прикоснулся к его глазам. А затем произошло и вовсе нечто несообразное – полицейские ловким движением вывалили тело в мусоропровод. И не в обычный, а в тот, на крышке которого красовалась маркировка «КЛЭ».

Памва даже не представлял, насколько он устал. Стоило голове прикоснуться к подушке, как он мгновенно провалился в сон. И был этот сон странным, не похожим ни на что. Но проснуться сил уже не оставалось…
Шлёп.
Труп свалился – и сразу же к нему потянулись десятки рук: разбирать, восстанавливать, изымать органы. Как обычно, отсутствовали глаза – выжженные глазницы последний раз взглянули вверх (хотя увидеть тут ничего не смог бы и человек с нормальным зрением – в Резервуаре царила вечная темнота) и скрылись в глубине бездонного цилиндра. Сотни пальцев тщательно ощупывали тело, сотни языков определяли вкус, сотни носов анализировали запах. сотни – потому что остальным до него просто не дотянуться.
Шлёп. Шлёп.
Ещё два тела. Оба мужские. Конечно, тоже без глаз. Изношенные – видимо, обычная смерть от старости. Этих – на протеиновые фермы, в дань Городу. Такое не принято афишировать, но почему бы не решать проблемы комплексно? Всего лишь извлечение пользы из утилизации. Бактериям всё равно, что жрать, а сами бактерии в свою очередь прекрасная питательная биомасса для животных. Обычная пищевая цепочка.
Шлёп.
А вот это уже интереснее. Молодая женщина, всё с ней в порядке, только шея сломана. Не иначе, как катастрофа… Впрочем, нет: глаза на месте. Это, значит, наши постарались. Как же смешны попытки магов на что-то влиять, уничтожая глаза! Как будто для КЛЭ составляет проблему синтезировать нужный вид ткани! Это может лишь немного затормозить процесс…
Цитоплазма вздыхала, ворочалась, пускала пузыри. Её странный разум пытался наилучшим образом справиться со своей задачей – утилизацией. И к тому же, если из сырья получится создать несколько живых существ – отчего бы и нет?

Памва не был ни дураком, ни слепцом: естественно, он сразу заметил, что Моико прекрасно ориентировалась в этом новом для него мире. Это проявлялось в уверенности, в бытовых мелочах, очевидных любому мало-мальски наблюдательному человеку. Правильнее даже сказать, не заметить этого мог только человек совершенно уж рассеянный. Она знала местный язык, знала особенности и обычаи повседневного обихода – на такое, считая само собой разумеющимся,  подсознательно не обращает внимания лишь тот, кто полагает такой порядок привычным; она умело объяснялась с чиновниками и многоликими представителями местной обслуги.
В связи с этим закономерно возникал вопрос: а так уж случайно их перемещение именно сюда? Позволяли ли Врата в Лабиринте выбрать конечной точкой маршрута какой-либо иной мир, или они специально настроены только на этот? И кстати, случайно ли было появление колдуньи в самый нужный момент – или тем самым некие силы пытались направить события по нужному им руслу? Ведь дело-то, в сущности, было обычное: провести через Пустошь, и даже не караван, а всего-то навсего двоих – почему же никто из колдунов не пожелал с ними об этом и говорить? Чем или кем они оказались так напуганы? Или, наоборот, заинтересованы в невмешательстве?
Со всеми этими вопросами он подступил к волшебнице, едва только они обосновались в гостиничном номере и привели себя в порядок.
Выяснилось, что да – подозрения вовсе не случайны, она действительно целенаправленно действовала именно так. И к собственно Энрофскому миру никакого отношения не имеет, просто выполняла там задание ЦОК.
– Что это ещё за ЦОК?
– Центр оперативной координации. Одно из подразделений Министерства магии.
Оказывается, здесь, в Городе, существовало целое министерство, занимающееся магией в промышленных, так сказать, масштабах! И ни одно значительное решение не принималось без его одобрения.
– Получается, своё задание ты провалила! – рубанул Памва. – Ты, конечно, за скипетром святого Авды охотилась? А вот Шио-то и упустила…
– Ничего подобного. Скипетр – это рядовой артефакт, не представляющий особой ценности, поскольку функционировать может только в том мире, для которого изготовлен, так что вытаскивать его оттуда я и не собиралась. У нас есть вещи поинтересней, скажем, причинно-следственный исказитель или вероятностный вариатор… Правда, тебе про это знать ни к чему.
Она запнулась и нахмурилась.
– Ничего в таком случае не понимаю, – пожал плечами Памва. – Не из-за меня же тебя туда… Там ведь запросто можно было и башку свернуть!
– А вот как раз из-за тебя.
– Что?!
– Тебе всё объяснят.
– Кто объяснит? Когда?
– В нужное время. А кто – не знаю. Это не важно.
Озадаченный Памва замолчал, переваривая информацию, и тут вдруг активизировался Гийом, про которого он уже успел забыть. Голос привидения раздавался прямо в голове Памвы, но при этом создавалось вполне комфортное ощущение, что разговор идёт обычным порядком.
– Ведь вот что получается, милорд, – недовольство Гийома было заметным, и так же явно чувствовалось, что призрак изо всех сил старается это скрыть. – Я тут кое-что выяснил. Здесь, оказывается, время течёт в двенадцать раз быстрее! Так что же, я должен служить тебе целых двенадцать тутошних лет?!
– Вспомни, я не искал твоей службы, – так же мысленно ответил Памва, и затем, смягчая резкость ответа, добавил. – Конечно же, год по здешнему, местному времени. Год есть год, где бы мы ни оказались. А в Энрофе пройдёт всего месяц…
– А как потом мне назад?
– А зачем тебе назад? – мысленно улыбаясь, поддразнил духа Памва. – Здесь, кажется, ничуть не хуже. Ни тебе войн, ни переживаний.
– Как это зачем?! – взвился Гийом. – А мой род? Моя честь?!
– Честь-то здесь при чём?
Тут негодование Гийома приняло столь яркий взрывной характер, что Памва поспешно сдал назад – ну его, это гипертрофированное чувство феодальной чести, всегда вылезающее в самый неподходящий момент и по самым непонятным случаям.
– Да ладно тебе, ну, пошутил я… Успокойся, к тому времени придумаем что-нибудь.

Ловингард – впрочем, обычно его называли просто Город – был спроектирован как место-курорт, зона отдыха для всех имеющихся в космосе рас. Уж как там исхитрились в своё время его строители, неизвестно, но каждый прибывающий сюда оказывался в окружении привычного газового состава, с комфортной гравитацией, освещённостью и температурой – это, естественно, было заслугой Министерства магии. Плюс разнообразный набор развлечений на все вкусы – и не существовало ни единого случая, когда эта лакомая приманка не сработала бы. Восторженные отзывы о качестве обслуживания гостей и запредельном разнообразии местной индустрии удовольствий обеспечивали Ловингарду неиссякаемый туристический поток. Несмотря на довольно-таки крутые цены.
Для обеспечения этой лавины путешественников существовала система Врат, что само по себе превращало Город в достаточно удобный транзитный пункт. А если учесть, что городское управление лезло из кожи вон для всё большего привлечения клиентуры, то не следовало удивляться, что Город славился по всем Мирам как туристический рай.
К услугам посетителей предлагались самые разные заведения – от примитивных арен с гладиаторскими боями до суперсовременных Домов Грёз и их высокодуховных ментальных наслаждений. Естественно, всем этим могли пользоваться и местные жители.

– Ты опять туда ходила, Енька, – Жанна не спрашивала, она знала. – Я же говорила тебе – не надо!
Ага, не надо. Грёзы такой силы, что не поймёшь: то ли это небывало красивый сон, то ли и взаправду… И какое разнообразие, прямо аукцион грёз! А после того, как они расстались с Карлом, Ева, чтобы забыться, была готова пойти куда угодно. Сходила раз, другой…
Впрочем, Карл – это уже прошлое. Вычеркнуть из жизни, забыть. Тем более, что судьба подарила ей Галика. И всё же привычка к грёзам осталась.
Сегодня Ева выбрала зимний лес. Боже, до чего чисто, спокойно и морозно – дух захватывает! После такого сна бываешь словно промыта острой, искрящейся свежестью. В самом Городе такого никогда не бывает, со всем его продвинутым климат-контролем... Снега – нетронутые, волшебные, лохматые! На чёрных елях снежные шапки вспыхивают искорками, даже глаза колет. А птицы! В Городе можно жизнь прожить и ничего подобного не встретить.
Правда, дорого. Очень дорого. За неделю, при экономии, с трудом можно наскрести на тридцатиминутный сеанс – да и то не всегда.
– Это не настоящая жизнь! – твердит Жанна.
Щёки её розовеют, острые ушки хищно прижаты к голове: эльфийка сердится.
– Обещай мне, что это последний раз!
Каждый раз Ева покорно обещала. Она и сама понимала, что так нельзя. Но ничего не могла с собой поделать: это было сильнее её. Когда тёплый ветер, напоенный хвойным духом, наполняет грудь – кто сможет отказаться и не вдохнуть глубоко-глубоко? Когда океанский прибой ласкает тело, а ласковое жаркое солнце зажигает красные огни сквозь сомкнутые веки – кто откажется понежиться на ослепительно чистом коралловом пляже? И никаких забот, никаких тревог… Этого там не бывает. Надо отдать должное Мастерам Снов – полчаса такого отдыха смывали усталость целого месяца. Да и тянулись там эти полчаса гораздо дольше, чем здесь.
И ходила она туда не за солнцем, не за пляжем: нет, главное ощущение – свобода. Свобода от времени, от того, что завтра опять в упряжку работы, свобода от обязательств перед другими... Чистое, незамутнённое бытом сознание само умело врачевать свои раны. А мастера грёз просто создавали для этого условия.

Первое, что сделал Памва, чуть освоившись и овладев местным языком – попытался узнать о судьбе жены и дочери. Безрезультатно. Паспортная служба не могла ответить, фиксировались ли когда-либо в Городе женщина или ребёнок с указанными им именами и генетическими параметрами. Существовали, правда, отрывочные сведения о смерти некоей человеческой особи, пришедшей из-за Врат Энрофа (такое произошло как раз при посещении людей-теней), но это случилось более десяти лет назад, и детальных сведений не сохранилось.
Оператор базы архивных данных (пожилая ушастая гоблиниха) посочувствовала ему – насколько гоблины, в принципе не отличающиеся душевной мягкостью, умели сочувствовать – и попыталась утешить клиента:
– Та взрослая самка наверняка не твоя: крайне маловероятно, статистически пренебрежимо. О маленькой самке тоже горевать не стоит, это некритично. Даже если она поступила без сопровождения, детские учреждения о ней позаботились бы. Вырастет счастливой. Иди развлекаться, не трать времени!

В ресторане было уютно и комфортно. Уж как сумели дизайнеры совместить в одном месте противоречивые предпочтения разных рас и видов, не поддавалось разумению, но здесь себя вольготно чувствовали не только люди, но гномы и тролли, сильфы и кобольды – все многообразные представители малых народцев. Да что говорить, сюда с удовольствием захаживали и гости Города, прибывающие из самых экзотических завратных миров. Что ж, умиротворённо подумал Памва, так и должно быть, раз Город позиционирует себя как общепризнанный курорт и всемирно известное место развлечений. Недаром позиционирует, надо признать.
Маг возник за столиком, материализовавшись словно бы из ниоткуда. Памве стоило некоторого усилия сдержаться и подавить инстинктивный порыв: влепить ему плюху – тут же, не отходя от кассы, как говорится. Просто это слишком походило на давным-давно забытую игру, которой зелёные курсанты-первокурсники увлекались в училище космодесанта. Правило в игре существовало только одно: требовалось подкрасться незамеченным и застать врасплох. Всё равно, кого. Венчал всё действо хлопок ладонью по спине разини.
Особым шиком считалось подловить так сержанта-инструктора, но это удавалось чрезвычайно редко, поэтому практиковались обычно на коллегах-курсантах. Реакция порой бывала непредсказуема: зачастую такая попытка заканчивалась походом в медвосстановитель – жертвы либо охотника. В зависимости от того, кому в данный момент повезло больше. С тех далёких курсантских пор у Памвы и оставалась стойкая неприязнь к таким неожиданным появлениям.
– Разрешите нарушить ваше одиночество? – любезно улыбнувшись, осведомился маг.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – вежливо и сухо откликнулся Памва. – Чем обязан столь неожиданному визиту?
Вот и оно, подумал он. Началось. Видимо, это и есть тот самый разговор, где, по словам Моико, «тебе всё объяснят».
– Почему бы нам, знаете, просто не поговорить о жизни, – словоохотливо предложил неожиданный собеседник. – Без чинов, этак запросто… Вы как, не против?
– Как вы могли заметить, я вас слушаю.
– Ну что же вы, рыцарь, не надо воспринимать меня так уж в штыки! – рассмеялся тот. – Уверяю вас, значительная часть из тех фантастических слухов что рассказывают о нашем Министерстве, не соответствует действительности. Министерству просто выгодно поддерживать такое мнение, вот и всё.
– Я прибыл сюда недавно и ещё не имел возможности ознакомиться со слухами.
– Значит, у вас ещё всё впереди. Уверяю вас, мы порой предстаём в народном воображении этакими всемогущими и порой суровыми чародеями. А мы просто не спешим никого в этом разубеждать. Для острастки.
– Ага. А на самом деле вы крутые, но очень добрые парни. Так?
– Именно. Крутые и добрые, к тому же неустанно пекущиеся о благе народа.
– Да-да, как же это я позабыл упомянуть о народе! Заботливые руководители и преданный, но наивный народ. Стандартная ситуация. Как говорится, ничто не ново под луной.
– Но мы действительно заботимся о людях. Впрочем, не только о людях, но и остальных расах… Кстати, позвольте позаботиться конкретно о вас! – маг сделал неопределённое движение, и на столике возник сосуд с рубиновой жидкостью и пара хрустальных бокалов.
– Впечатляет, – хмыкнул Памва.
– Попробуйте-попробуйте, такого вина вы не найдёте ни в одном заведении, гарантирую... Простите, я забыл представиться: Фантин, старший гильдион магвардии. Но вернёмся к нашим баранам, сиречь к народу.
– Что вас не устраивает в народе?
– Ничего. Вернее, всё. Согласитесь, ведь неприятно, когда вместо десятилетий прогресс занимает несколько тысяч лет? Вспомните хотя бы Энроф, откуда вы прибыли. Неужели бы вам не хотелось бы чуть-чуть подтолкнуть историю в нужном направлении? Вот и мы здесь занимаемся чем-то подобным.
– Всё, касающееся прогресса, весьма спорно.
– Ничуть. Вы просто недостаточно размышляли в этом направлении. На самом деле – для примера – срок от появления письменности до развития демократии можно значительно сократить, если вовремя убрать несколько одиозных фигур и взамен выдвинуть несколько своих креатур. Не успеешь оглянуться, и вместо бессмысленных бунтов население уже участвует в мирных демонстрациях и бомбардирует мэрию верноподданническими жалобами.
– Ну, нет, – сказал Памва, – что касается Энрофа, устраивать шествия и писать петиции там научатся нескоро. Лет через пятьсот. Наверное. А до этого они будут кряхтеть, трепетать перед сеньором и слегка досадовать по поводу права первой ночи. И то – лишь потому, что находятся не с той стороны социальной лестницы.
– Возможно, – согласился маг. – Но всё же в истории попадаются исключения, когда смена общественных формаций происходит невероятно быстро. Настолько, что поневоле наводит на мысль о наличии некого внешнего управления. Как правило, так оно и бывает. Если истории чуть-чуть помочь, подтолкнуть в нужном направлении.
Памва чуть опустил взгляд и смотрел теперь на холёный бритый подбородок собеседника. Чем-то не нравились ему глаза мага. Вызывали напряжение.
– Извините, я в такое не верю, – сказал он. – По крайней мере, не в этом конкретном случае.
– Вы просто не пробовали, – тонко улыбнувшись, заметил волшебник. – И, кстати, речь идёт отнюдь не об Энрофе. Основное место приложения наших сил – здесь. И поверьте, когда за вами стоит реальная сила, возможным становится очень многое. А мы – реальная сила.
– Знаете, я ещё не разобрался в здешнем раскладе, – сдержанно откликнулся Памва. – И даже не знаю, нужно ли мне это. По-видимому, центров силы у вас несколько, и у каждого индивидуальное видение направлений развития общества. Я угадал? Думаю, да. Ну, муниципалитет и полицию упоминать не будем, их власть, скорее всего, чисто номинальна. Да местным властям и дела нет до иных миров. Главное, чтобы доходы от туризма поступали регулярно.
– Совершенно верно.
– Кто же остаётся? Ваше министерство магии? Допустим; судя по вашим словам, это серьёзная организация. Но и ей по большому счёту должно быть неважно, что творится по ту сторону врат. Пришельцы, типа тех же Богомолов или людей-теней? Для них нет нужды задействовать ресурсы Города, им проще работать напрямую. Преступный синдикат? Пресловутый Великий Клэ? Кстати, вот видите, один из слухов меня достиг: я слышал о Клэ. Что-то вроде местной мафии? Обычно те, кто не в ладах с законом, предпочитают оставаться в тени. Кстати, что за странное имя, и чем это он так уж велик?
– Великий Клэ – понятие в основном легендарное, – сказал маг. – Мало кто сейчас это помнит, но началось оно с аббревиатуры: КЛЭ – это «коллектор людских экскрементов». То есть канализация. Когда-то давным-давно в создаваемую систему стоков инженерами-строителями была заложена функция самоулучшения, и в соответствии с ней коллектор всё это время изменяется, пытается стать совершеннее. Компьютеры системы создают программы всё более изощрённые. Со временем им понадобились исследования в области физики, биохимии и даже – представьте! – психологии. И в результате, так уж получилось, Клэ приобрёл черты личности, причём личности, наделённой определённым, хотя и странным, разумом. Личности, которая постепенно начала играть всё большую роль в управлении Городом. Заметьте, я сказал «приобрёл черты личности», хотя на самом деле как индивидуальности никакого Клэ не существует. Это, скорее, система.
Всего на одно мгновение по улыбающемуся лицу Фантина пробежала как бы лёгкая судорога, что не укрылось от проницательности Памвы. Это вызвало у него спазм внезапного мозгового отвращения к разговору.
– Вот как, – сухо отозвался он, предпочитая пока никак не показывать своего отношения ни к министерству магии, ни, тем более, к Клэ. Кто знает, какова реальная сила этих соперников, а соваться между конкурентами попросту глупо.
– Да, представьте, всё именно вот так необычно, – маг мельком кинул на него острый взгляд. – Могу уточнить, что сейчас практически вся организованная преступность находится под контролем Клэ. И, как ни странно, медиапространство тоже. А что? С административной функцией такая система справляется неплохо. А вот к руководящей функции его никто не допустит, это уж, простите, наша прерогатива.
– И министерство магии до определённой степени устраивает такое положение дел.
– Да. До определённой степени. Согласитесь, ту же мафию гораздо легче контролировать, когда она чётко структурирована.
– И в случае чего гораздо легче обезвредить?
– Естественно. Таковы принятые правила игры, и всех это более-менее устраивает.
– Всех – это, конечно, исключая широкие массы жителей, которым всю эту кухню никто не объясняет, я правильно понимаю? Население, послушную серую толпу обывателей, которую называют народом только в преддверии очередных выборов?
– Безусловно. Полиция вмешивается лишь тогда, когда происходит что-нибудь неординарное. А степень ординарности определяем мы.
– Благодарю вас, – сказал Памва. – Вы очень доходчиво обрисовали положение дел. Остаётся неясным лишь одно, зачем вы это сделали. Чем мог заинтересовать министерство обычный иммигрант?
Памва на мгновение ощутил себя провинциальным актёром, которого по случаю пригласили заменить в спектакле заболевшего коллегу. Вот сейчас он скажет своё «кушать подано» и удалится за кулисы, а мэтры продолжат разыгрывать роли и ткать свою атмосферу представления…
– Не прибедняйтесь, – улыбнулся маг. – Вы прекрасно отдаёте себе отчёт в том, что не такой уж вы обычный. Например, вы за полчаса – я не ошибаюсь, именно за полчаса? – освоили местный язык... Нам хотелось бы сотрудничать с вами, и мы будем сотрудничать с вами. Но, согласитесь, хорошим жестом было бы при этом оставить окончательный выбор за нанимаемым. Чисто номинальный выбор, как вы понимаете. Для соблюдения, так сказать, норм и приличий. Почему бы не дать возможность новому агенту сохранить лицо?
– Не виляйте. Фактически ваши слова означают: мне предлагается, а грубо говоря – навязывается некая роль в управлении пресловутым народом? Типа надзирателя в тюрьме?
– Если хотите – да. Теоретически, мы все в тюрьме. Просто иногда тюрьма может быть настолько велика и комфортабельна, что этого не замечают.
– Ага…Ну, а если рассуждать чисто теоретически – что нужно, чтобы избежать её?
– Абсолютная свобода и абсолютная власть. Ведь любое, подчёркиваю, любое ограничение – по своей сути уже тюрьма.
– Абсолютная свобода? Такое недоступно даже богам. В системе всё взаимосвязано, на то она и система. А если связей нет – личность обречена на одиночество. И ещё неизвестно, что хуже – тюрьма или это… Так по-вашему?
– Да. И по-вашему тоже. Именно поэтому я и говорю: мы все в тюрьме. И альтернативы нет.
– Вы рассматриваете идеальную модель, а в мире нет ничего идеального. В реальности человеку приходится искать такое положение, где его личность обладает максимально возможной степенью свободы. Это называется прогресс.
– И мы готовы предоставить высшую возможную степень свободы – на данной стадии прогресса. Не всем, конечно, а избранным. Конкретным людям, несущим ответственность перед историей за состояние общества. Прогресс, кстати, и диктует мыслящим людям их поступки. Иногда – достаточно жёстко.
– Итак, в действительности у меня выбора нет?
– Вы весьма проницательны, – вновь улыбнулся маг, на этот раз чуть более насмешливо. – Поэтому работать с вами будет удовольствием.
– У вас слишком развито воображение.
– Что вы! – Фантин демонстративно проигнорировал явный посыл. – Это всего лишь констатация факта.
– Так, – сказал Памва, рассматривая собеседника сквозь бокал. – Это кнут. А каков пряник? Не сомневаюсь, что вы не ограничите своё предложение только отрицательным вариантом.
– Конечно, пряник есть! – кивнул волшебник. – Начнём с того, что наши с вами цели во многом совпадают. Мы вовсе не против того, чтобы люди стали лучше есть или мягче спать. Вы ведь тоже этого хотите? Естественно, прежде всего будет обеспечиваться элита – так ведь это свойственно любому обществу… При этом учтите, что после нашего соглашения в вашем распоряжении могут оказаться немалые силы и ресурсы Министерства магии – естественно, согласно компетенции и присвоенному вам в будущем рангу. При этом я уверен, что вы не удовлетворитесь ролью рядового клирика, а старшие чины, знаете ли, порой имеют весьма обширные полномочия и привилегии.
– Например, как у вас?
– Например, как у меня.
– Что ж, я подумаю.
Памва отвёл взгляд и принялся наблюдать за стриптизёршей-эльфийкой, выделывающей у шеста нечто совершенно немыслимое. В этот момент бар принялся перестраиваться: древние каменные стены стали медленно исчезать, а вместо них возникали новые – из переплетённых лианами ветвей. Ворвалась волна новых запахов и звуков: щебет попугаев, плеск ручья, далёкий рык неведомого хищника. Интерьер стал напоминать тщательно ухоженные джунгли, пронизанные тёплым светом зелёного солнца.
– И последнее, – Фантин протянул на раскрытой ладони невзрачный медный медальон. – Наденьте. Пока вы будете его носить, все поползновения Клэ в отношении вас будут нейтрализованы.
– А Клэ, естественно, тоже будет пытаться выйти на контакт?
– Не сомневаюсь. Клэ, знаете ли, использует грубые, но, признаться, достаточно эффективные методы. Однако Министерство всегда будет знать о вашем местопребывании и, в случае непредвиденных обстоятельств, своевременно придёт на помощь.
– Что значит «грубые методы»? Например?
– Например, там считается, что в процессе изучения физических характеристик вашего тела ему вовсе не обязательно остаться живым. Они с лёгкостью, как они утверждают, сумеют клонировать его базовые свойства в нужном количестве. Мы же придерживаемся иной точки зрения и предпочитаем исследования на добровольной основе.
– Понятно.
Памва отвернулся. Вот и вся вербовка – просто и незамысловато. Тот случай, когда у объекта нет и не может быть другого выхода, как только дать согласие.
Ну почему, почему все они так уверены, что знают о человеческой природе абсолютно всё? Что разбираются в самом непростом, в сущности, предмете – человеческой душе? Или считают, что сила солому ломит, плетью обуха не перешибёшь, и никуда будущий агент Памва ар Болла не денется – станет сотрудничать, как миленький. Кстати, и потому ещё, что считает своим долгом служение на благо и счастье пресловутого человечества. Как бы он, агент, это счастье ни понимал.
А кто вообще это понимает? Да если б хоть один гений приблизился к хотя бы мало-мальскому пониманию, сформулировал чётко, что это за невидаль такая – счастье всеобщее, неужели за столько сотен и тысяч лет цивилизации люди её, невидаль эту, не осуществили бы? Ан нет, ничегошеньки не выходит! И неизвестно, выйдет ли когда-нибудь.
Или вот, допустим, предложи им счастье – всем сразу, прямо здесь, без ожиданий, без оглядки и всяких условий – так ведь не согласятся. Ну ни за что не согласятся! Потому, что не поверят. Потому, что – ну не в природе это людской, не бывало так никогда и не будет. А бывало – обман, да ещё так, что на всю жизнь запомнишь – с нетривиальной такой оговорочкой, что эта жизнь у тебя к тому времени сохранится. Запомнишь сам и потомкам своим передашь до десятого колена. Так природа человеческая устроена, а человека переделать – это кем надо быть?
Памва отвлёкся на свои мысли, поэтому не заметил, когда старший гильдион Фантин исчез из-за столика. Удалился, видимо, посчитав разговор завершённым, а может быть, призвали его важные министерские дела, не терпящие отлагательств. Однако рассеянность свою посчитал Памва симптомом дурным: негоже быть столь невнимательным. Не то, чтобы чего-то он опасался или боялся пропустить, а просто – лучше держать себя в форме.
И тут активизировался Гийом.
– Итак, милорд, встреча завершена. Теперь – впечатления. Мы, духи, имеем некоторые недоступные смертным возможности, что позволяет догадываться о чужих мыслях и намерениях. Озвучить мои соображения?
Памва подозревал, что такие способности имели далеко не все духи – отчасти потому, что Фантин не подал виду, что заметил незримое присутствие третьего лица, хотя Моико в своё время это легко обнаружила. Наверняка призрак это тоже помнил. И принял свои меры. Непрост, ох как непрост был верный слуга, рыцарь Гийом из рода Айтеров!
– Ты умеешь быть и полезным, и чертовски убедительным, дружище. Поэтому давай, выкладывай свои выводы.
– Первое. Верить магу ни в коем случае нельзя. Поначалу, конечно, всё так и будет, как он обещал – до тех пор, пока ты добровольно дашь им копаться в своей сущности. А потом их методы станут, скажем так, всё более навязчивыми, и тебе, как любому благородному человеку, захочется предохранить себя от грубого вторжения в свой внутренний мир. И тут-то они перестанут стеснять себя приличиями.
– Гм... А насколько можно доверять твоим выводам?
Призрак оскорблённо замолк. Пауза вышла настолько красноречивой, что Памве пришлось срочно уточнять:
– Нет-нет, я не сомневаюсь в твоей правдивости! Просто – не ошибаешься ли ты?
– Исключено! – презрительно фыркнул Гийом. – Его жалкие намерения у меня как на ладони. Он даже не принял на себя труд толком прикрыться заклинанием!
– Вот как. А когда это ты так поднаторел в волшебстве?
– Мы долгое время находились в обществе волшебницы. Не только она изучала нас, имел место и обратный процесс. Вот оно и пригодилось. Уж коли Айтер взялся служить милорду, он должен делать это усердно.
– Спасибо, – сказал Памва.
Слова Гийома оказались последней каплей, склонившей его выбор в определённую сторону. Памву совершенно не устраивало, что в последнее время ему приходилось действовать не самому, а быть вынужденному реагировать так, словно кто-то со стороны определял план этих его действий, оставляя кажущуюся единственно возможной линию поведения. И такую тенденцию следовало переломить.
Он решительно встал и направился к выходу. Полученный медальон он походя опустил в ближайшую урну.

Ответный удар судьбы Памва получил сразу же, вернувшись в номер и не обнаружив там Моико.
– Госпожа срочно убыла по заданию Министерства магии, милорд рыцарь, – доложил дежурный домовой-стюард. – Когда вернётся, не сообщила. Возможно, никогда: я не предчувствую.
Милорд рыцарь тяжело опустился на стул.
Так. Теперь и Моико. От этого Министерства, похоже, никуда не деться. Эти ребята, чёрт возьми, крепко держат город в руках. Они, да ещё этот таинственный Клэ. Так сказать, трон на двоих.
– Осмелюсь побеспокоить, – продолжал домовой, – к вам посетитель.
– Ко мне?
– Точно так. Что вы хотите, сударь, у вас же неограниченный кредит, поэтому всяких предложений будет предостаточно – так бывает всегда. И кое-какие из них окажутся весьма заманчивы.
– Он что, какой-нибудь коммерческий агент? Откажи. Я никого не принимаю.
– Этот агент не «какой-нибудь»! Как можно, я бы не рискнул обеспокоить постояльца рядовым коммивояжером! Это особый, специально сконструированный интеллект, уполномоченный решать самые разные вопросы. Я бы даже сказал, все мыслимые вопросы.
– Так уж и все?
– Полномочия агентов такого ранга ограничиваются лишь платежеспособностью клиента. Честно говоря, в моей практике это первый случай. А мы, домовые, знаете ли, живём долго…
– Ладно! – прервал Памва излияния словоохотливого стюарда. – Что ж, запускай сюда этот свой интеллект, у меня как раз одна небольшая проблемка нарисовалась, пусть решает.
Интеллект оказался передвижным функционалом без ярко выраженного морфизма. Попросту говоря, он представлял собой небольшой металлоидный шар на ножках – видимо, такую форму выбрали для того, чтобы не выказывать преимущество ни одной из рас, составлявших население Города или туристов.
С ходу шар попытался вывалить на Памву кучу сведений рекламного характера: местонахождение пунктов чувственных наслаждений, элитных ресторанов, предложений многочисленных сервисных агентств и прочей подобной чепухи, но, наткнувшись на решительное «стоп!», осёкся и выжидательно замолчал. На выдвинутых из корпуса голографических панелях изображения также застыли.
– Всё это прекрасно, – примирительно сказал Памва. – А теперь обеспечь нам режим конфиденциальности. Чтобы никто, включая Министерство магии и Клэ, не знал, о чём мы будем толковать.
– Сделано.
– Так. У тебя есть связь с базой данных свободного жилого фонда?
– Естественно. Клиент желает переехать в другой отель? Пансионат? Снять виллу?
– Желает. Но предварительно скачай информацию в свою оперативную память и отключись от глобальной системы.
– Сделано. Но зачем…
– Не перебивай. Просто отвечай на вопросы, ясно? Мне нужен случайный адрес, но не отеля, а пустующей муниципальной квартиры. Самой обычной, без изысков. Есть такие?
– Сколько угодно.
– Адрес?
– Задайте критерии отбора. Местоположение, близость общественных служб, этаж, расы соседей?
– Неважно. Давай любой случайный.
– Пожалуйста. Радиальный район, проспект Драбкина, 17, корпус ЕН, помещение 27. Это, кстати, недалеко, в шести кварталах отсюда.
– Что нужно, чтобы временно закрепить его за собой?
– Вот пароль, – из недр шара выскочила карточка. – Предъявите домовому. Этого достаточно. Но почему бы при этом всё же не воспользоваться предлагаемой мною программой увеселений?
– Извини, дружище, но у меня своя программа. Я сам решу, что и когда мне делать.
– Но это же, образно говоря, дорога в никуда! Вы дилетант, а я рассчитаю график развлекательных мероприятий, учитывающий малейшие пожелания и индивидуальные склонности клиента. Без этого отдых не будет оптимально сбалансирован, и вы впоследствии пожалеете, что не согласились на такое выгодное предложение!
– За меня не беспокойся. Я ни о чём не пожалею. Тоже мне… автопророк.
– Что ж… Желание клиента – закон. Ещё какие-нибудь волеизъявления будут?
– А как же, – сказал Памва. – Отключись и извлеки свой источник энергии.
– Но…
– Никаких «но». Клиент платит, клиент требует.
Шар послушно втянул конечности и опустился на ковёр. Окружавшее его серебристое свечение потухло. Через секунду со щёлчком выпал аккумулятор.
Аккумулятор Памва сунул в карман, а шар, оказавшийся неожиданно тяжёлым, спустил в дезинтеграционный мусоросборник. Некоторое время он смотрел, как перемигиваются индикаторы, сопровождающие процесс утилизации. Затем всё погасло: могучий машинный интеллект перестал существовать.
Уничтожив таким образом следы своих действий, Памва покинул отель и приобрёл в ближайшем супермаркете лёгкий солнцезащитный плащ с капюшоном, а также карту-путеводитель. До своего нового жилища он решил добираться по возможности кружным путём. Обмануть агентурную слежку с его-то навыками он надеялся достаточно легко. А в том, что слежка установлена, Памва ни секунды не сомневался.
Таким образом, недовербованный агент Памва ар Болла не пожелал поступить на службу в Министерство магии и переходил на своего рода нелегальное положение.

Город валился на него солнцем, приятным южным жаром и небольшим ветерком – как раз таким, как он любил; синим курортным небом и запахами цветов на клумбах. Разношёрстная (в прямом и переносном смыслах) толпа зевак перекликалась диковинными наречиями, большинство из которых Памва не понимал, но многие общались на интерлинге. У некоторых нагрудные карманы оттопыривались от переводчиков-трансляторов, выдаваемых клиентам в пунктах сервисного обслуживания. Памва в своё время отказался от этой услуги, не желая загружать слух лишней информацией: такие трансляторы часто ловили фразы со стороны, а Памва  не желал знать, что, например, встречному пацану-гоблинёнку срочно необходимо покакать, о каковом намерении он настойчиво информировал родителей.
В целом же Ловингард вполне оправдывал название города удовольствий: находиться тут действительно было приятно и легко, настроение непроизвольно стремилось к беззаботности и неге. Здесь словно навсегда установилась беспечная атмосфера карнавала – но не приуроченного к определённому сроку, а действующего постоянно и оттого растянутого, с лёгкой ленцой и неким как бы даже снобизмом, обусловленным обилием предлагаемых забав. В переулках играли оркестры, уличные фокусники и жонглёры наперебой демонстрировали своё искусство, и даже жрицы любви были здесь не навязчивы до приторности, а занимались своим делом с оттенком томной вальяжности и шика.
В глазах рябило от сверкающих витрин ювелирных магазинов, выставок, реклам музеев и концертных залов, спортивных арен с играми гладиаторов и всевозможных предложений на любой вкус – от Домов Грёз с обещаниями исполнения самых заветных мечтаний до сурдокамер: некоторые гости Города предпочитали отдыхать именно так.
Движение толпы и транспорта создавало волны бесконечного прибоя, ловко регулируемые системой управления. Поскольку не все туристы обладали зрением и слухом в одном и том же диапазоне, светофоры и указатели, как предположил Памва, были устроены таким образом, чтобы быть заметными для всех, одновременно не являясь навязчиво-декларативными. Чувствовалось, что этот вопрос был в своё время тщательно продуман. И это затрудняло задачу, так как затеряться в этой мешанине рас, движений и настроений оказывалось сложно: кто мог знать, каким образом здесь осуществляется контроль, если его нельзя даже заметить?
Памва, ныряя в толпе, то и дело заглядывал и в современные супермаркеты, и в старинные антикварные лавки с необычными хозяевами – представителями подчас самых диковинных народов и племён, покидать которые предпочитал по возможности через чёрный ход. Дважды он сменил одежду, один раз – причёску и цвет волос. Четырежды пользовался общественным транспортом, перемещаясь без всякой системы. И прежде всего, конечно, он получил в банкомате солидную сумму наличными: вполне могло оказаться так, что после его «дезертирства» неизвестно кем предоставленный неограниченный кредит вдруг станет ограниченным или вовсе прекратится, если так решит Министерство магии.
Наконец, Памва решил, что принимаемых мер достаточно, тем более, что никаких признаков того, что кто-то сидит у него на хвосте, не наблюдалось. Хотя, как он понимал, при развитой системе городского видеонаблюдения этого и не требовалось – но меры противодействия он принял и по этому поводу. Правда, была вероятность, что осуществлялся контроль и с помощью магии, но здесь уж Памва был бессилен. Оставалось надеяться, что в этом отношении министерство понадеялось на медальон, который мирно покоился сейчас в ресторанной урне. Тем не менее, мысленно обратившись к Гийому, он попросил его на всякий случай «пошнырять по окрестностям» – вдруг да и обнаружится случайно пропущенный тайный соглядатай. Призрак в своей невидимой ипостаси, как оказалось, мог свободно обретаться при здешнем дневном свете.
Гийом убыл на патрулирование, а Памва, свернув с центральной улицы, медленно побрёл по сонному кривому переулку, изнывающему в неге сиесты. Назначенный ему адрес, судя по нумерации домов, находился совсем рядом. Он лениво глазел по сторонам, как делает подавляющее большинство, оказавшись в незнакомом месте. Постоял у парапета, вглядываясь в прозрачные до самого дна струи городской реки, схваченной с боков гранитными плитами: там, на дне, резвилась стайка рыб-цветов, вспыхивая изумительными переливами световых сполохов. Как и положено бестолковому туристу, полюбовался стайкой молодых дракончиков, затеявших над головами прохожих игру в «догони-плюнь». Плевались они друг в друга сгустками самого настоящего огня – миниатюрными, впрочем, как и они сами.
Боли от удара он не почувствовал, просто неприятно хрустнул затылок, и празднично-беспечный Город, превратившись в стаю бабочек, цветными пятнами разлетелся в разные стороны. А потом навалилась тьма.

Сознание вернулось рывком – так же, как и покинуло. Приподнявшись на локте, Памва поморщился: кружилась голова. Боль в затылке пульсировала вместе с ударами сердца, но была вполне терпимой. Рядом безмолвно возвышалась фигура в сером плаще. Капюшон скрывал лицо, выставляя на свет только кончик острого подбородка. Руки незнакомца, несмотря на жару, скрывали перчатки.
Человек-тень, вспомнил Памва. В утренней трансляции новостей упоминалось, что в Ловингард прибыл представитель этого таинственного народа, и содержались предостережения и рекомендации жителям и гостям города. Основанные на статистической информации и, конечно же, без привязки к конкретным лицам («мы ни на что не намекаем…»). Показали и запись с таможенной камеры слежения, на которой где-то на заднем плане на долю секунды промелькнули и они с Моико.
Памва огляделся, изучая обстановку. Он лежал на кровати; рядом, с виноватым выражением на лице, топтался домовой – видимо, куратор помещения. И человек-тень, по-прежнему хранивший молчание. Больше никого не было. Убедившись, что Памва пришёл в себя, человек-тень повернулся и скользнул к двери.
– Берегись Клэ, – проронил он. – В следующий раз меня может не оказаться поблизости.
– Где я? – стараясь не обращать внимания на ломоту в задней части головы, спросил Памва. Плохо дело, подумал он. Как бы не трещина в черепе. А обратиться в восстановитель значит раскрыть своё местоположение.
– Дома, хозяин. У себя дома, – поспешно откликнулся домовой.
– Как я сюда попал? Что произошло?
– Не знаю, хозяин, – с сокрушённым видом ответил домовой, неистово мотая головой, отчего его длинные волосатые уши захлопали по вискам. – Вас просто доставили и предъявили поселенческую карту.
– Кто доставил?
– Я не видел. Я в это время разговаривал с другой хозяйкой. Когда меня вызвали, здесь находились только вы и этот господин. Даже не понимаю, как он умудрился открыть замок…
– Как тебя зовут?
– Форо, добрый господин.
– А скажи мне, друг мой Форо, у тебя имеются какие-нибудь медикаменты?
– Ничего этого не нужно, – послышался голос откуда-то сзади, из той части комнаты, которая Памве была не видна.
Поворот шеи доставил ему ещё одну порцию боли.
Видимо, они только что вошли – тонкая и изящная эльфийка, и рядом – девушка-человек.
– Это Жанна, – представила эльфийку девушка. – Она сейчас поможет. А я Ева. Мы соседи. Что с вами случилось?
– М-м-м… Неудачно упал.
Жанна сделала шаг вперёд и на ощупь коснулась ладонью лба. Памва обратил внимание, что глаза её были закрыты.
– Да, я слепа, – проронила эльфийка. – Я вижу по-другому. Не двигайся, сейчас я уберу боль и немного поправлю биополе.
Пальцы её, прохладные и быстрые, знали своё дело; и там, где она касалась кожи, боль действительно уходила. Эти движения оставили у Памвы ощущение чего-то курящегося, разбрасывающего в воздухе тут же исчезающие следы. Сознание постепенно приобретало утраченную ясность, и Памва, в свою очередь, тоже сосредоточился, убирая гематомы и сращивая повреждённую кожу. Эльфийка почувствовала это и подняла брови:
– Тебе не понадобится врач.
– Не понадобится.
– Хорошо. Выпей это.
Как бы ни действовала эльфийская медицина, действовала она эффективно. Памва почувствовал прилив сил и сел на кровати, свесив ноги на пол – никакого головокружения. Жанна довольно усмехнулась.
– Ну что, получше стало?
– Спасибо, – оказал Памва. – Вы мне здорово помогли.
– Не вы. Ты. У эльфов нет «вы», когда говоришь одному, а не многим.
– Хорошо, ты. Я благодарен тебе.
– Благодарен – это очень много… Но не главное. Сейчас ты здоров. Теперь поговорим. Форо, сделай нам чаю, того, что в зелёной банке, ты знаешь.
Форо исчез.

Чай оказался выше всяких похвал. Они подружились – Памва, эльфийка Жанна и девушка Ева. Рыцарь вкратце поведал им свою историю – в том виде, в котором это было, по его мнению, безопасно. Ева не могла похвастаться захватывающей биографией (детский дом, интернат, потом работа переводчиком – и всё), зато Жанна была в ударе. За свою долгую жизнь она повидала всякое: была свидетельницей двух гномо-эльфийских войн и последующего упадка эльфийского народа, на её глазах (фигурально, конечно – слепота была врожденной) возник и развивался Ловингард.
– Я – хозяйка проклятого дома, – загадочно говорила Жанна. – Я могла бы сказать, что мои слова подобны стрелам, уходящим в ночь. Но для меня ночь всегда, а мой народ давно забыл, что такое стрелы. Будет ли толк от слов?
– Узнать можно, лишь попробовав, – в тон ответил Памва. Эльфийка утвердительно кивнула, словно ждала именно такого ответа.
– Отведи всему начало, – загадочно сказала она. – И тогда станет ясно, что главное, а что не очень.
– И что же для меня главное? – полюбопытствовал Памва.
– Не то, что ты думаешь.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю. Я, рыцарь, всякое знаю.
– Она в самом деле много знает! – вмешалась Ева. – Её только спрашивать надо правильно.
– Что значит правильно?
– А это каждый раз по-разному.
Памва пожал плечами.
– Ну, хорошо. Что, по-твоему, надо знать мне? Ну, такое, по твоему разумению, совершенно необходимое?
– Хороший вопрос, – кивнула Жанна. – Правильный. А знать тебе надо, например, что ничего между тобой и юной волшебницей не было! – при этом слово «волшебница» эльфийка произнесла с неуловимым, но вполне явственным пренебрежением.
Памва насторожился. Откуда, чёрт возьми, она могла знать – было там или не было что-то между ним и… Да неважно, кем! Она-то, ведьма эльфийская, она на что намекает?!
– Нет, не так. Я знаю не в тебе, – успокаивающе подняла руку Жанна, уловив его реакцию. – Я знаю вокруг тебя. Люди, события. Искажение событий.
– Допустим… И что же ты видишь вокруг меня?
– Я уже сказала. Искажение. Ты тогда видел не реальность. Вернее, реальностью было совсем не то, что ты видел. Не знаю, почему, но для тебя это важно… Ты имел дело с магией?
– А как же. С целым Министерством магии. Как раз перед тем, как…
– Нет, не здесь. Там.
– Там? Тоже имел: с Орденом. И потом, со мной же путешествовала Моико, волшебница. Постой, ты хочешь сказать, что она… Да?
– Ты сам пришёл к такому выводу. Сам сказал, что да. Подумай, и ещё раз подумай: Министерство вряд ли ограничится только Городом. У них большие планы.
– Настолько большие, что они послали волшебницу на помощь совершенно постороннему человеку? Да ещё и в иной мир? Прости, но это невероятно.
– Кто ты, чтобы судить о невероятности?
Памва задумался.
– Прости моё любопытство, – нахмурившись, спросил он. – Но ты, наверно, тоже имеешь какое-то отношение к Министерству?
– Никто из эльфов не станет иметь с Министерством ничего общего, – оскорблённо отрезала Жанна. – Даже высказывание такого предположения неприлично, запомни на будущее. На первый раз ты прощён, ибо как чужеземец не знал этого, но далее избегай даже намёков на подобное!
– Хорошо, я запомню. Эльфы не общаются с магами. Извини. Но получается, что Министерство со своей стороны тоже как бы не замечает магии эльфов? А они же должны, по логике вещей, хотя бы попытаться изучить вас.
– Да плюнет каждый встречный на тень мага! Конечно, такие попытки предпринимались. Неоднократно. Но наши знания основаны на совершенно иных принципах, о которых с ними толковать бесполезно. И предосудительно.
– А, скажем, со мной?
– Тоже. Ты не эльф.
– Я с ней прожила много лет, – встряла Ева, – Но порой и я не могу её понять. К этому надо относиться спокойно, эльфов понимать трудно. Но ты не думай, она хорошая…

Памву по-прежнему не устраивало, что он играл роль ведомого: создавалось всё более стойкое впечатление, что кто-то решал за него, что ему делать и как поступать, и предугадывал любое его дальнейшее действие. Такое положение настораживало. И унижало – как с профессиональной, так и чисто с человеческой точки зрения. Он понимал, что для того, чтобы переломить ситуацию, нужно переходить к активным действиям.
Понять-то это было легко, а вот сами эти активные действия требовали осторожности и тщательного планирования. Не хватало ещё снова подставиться под удар.
Хуже всего, что не представлялось возможным обратиться к официальным структурам: при этом его местоположение тут же станет доступно всем, в том числе и тем, кого Памва в это посвящать никак не хотел. Он надеялся, что сумел-таки оторваться от слежки Министерства, а человек-тень окажется не слишком болтлив. По крайней мере, ранее городские средства массовой информации сетовали на явно отрицательное отношение теней к любым попыткам общения. Несколько абсолютно необходимых слов при прохождении таможни и при регистрации – и всё. Однако перед Евой с Жанной он таиться не стал, рассказав им о своих поисках. Без лишних деталей, разумеется. Рассудив так, что местоположение его рано или поздно всё равно станет известно либо Министерству, либо Клэ – и решив, что большой беды это не составит. В любом случае придётся ещё не раз менять дислокацию – подумаешь, велика трудность!
Кстати, ни кто иной, как Ева, подбросила здравую идею – проверить прибытие в Город супруги и дочери Памвы по базам данных таможни. Такая информация хранилась отдельно от городского архива; правда, имелся ли доступ к ней у вездесущего Министерства, Ева не знала. Наверно, имелся. А раз так, то данные и там вполне могли оказаться стёрты. И всё же пренебрегать такой возможностью не следовало.
У самой Евы доступ в хранилище данных, конечно, отсутствовал, зато Галик (она порозовела) как раз работал в службе инженерного обеспечения – нет-нет, не компьютерного, а лишь вентиляционно-климатического. И вполне возможно, что если она хорошенько попросит, то…
Тут она запнулась, вспыхнула и окончательно замолчала.
Памве такая идея не очень понравилась – посвящать ещё одного человека в свои обстоятельства он не особенно хотел. Но иначе не выходило. И Памва решил тут же осуществить эту идею, не откладывая дела в долгий ящик.
Конечно, и с таможней дело не выгорело: в базах данных не оказалось нужных сведений. Вообще никаких упоминаний. Галик оказался на высоте, хоть сперва и покривился немного. У него, разумеется, имелись хорошие друзья среди компьютерной обслуги, согласившиеся оказать эту формально нелегальную услугу, причём самому Памве даже не пришлось светиться перед системным администратором. Нужный запрос занял совсем немного времени.
Уходя, Ева с Памвой замешкались перед барьером, отделяющим зону прибытия от холла: вокруг кипела толпа, валившая к стойкам регистрации. То и дело негромко ухали Врата, выпуская или поглощая очередную порцию туристов, причём на этот раз прибывающих было заметно меньше, чем покидающих Ловингард. И в этой толчее, сумятице, встречных движениях, подчиняющихся, тем не менее, своим законам, глаз Памвы неожиданно выхватил две знакомые фигуры. Двоих, которых он никак не мог представить вместе.
Из Врат на подиум вышли Шио и Миракс ар Верк.

Они снова сидели втроём: Памва, Ева и Жанна, и разговаривали. Доблестный рыцарь ар Болла, Золотой Клинок (и прочая, и прочая, и прочая) по просьбе эльфийки только что закончил повторный рассказ об Энрофе и своих похождениях там. Слово «похождения» произнесла эльфийка, причём с таким странным выражением, что было совершенно непонятно – обижаться на него или счесть комплиментом. Памва усмехнулся и решил не заморачиваться этим.
Он исподволь присматривался к своим соседям. Жанна оказалась умудрённой жизнью и довольно пожилой, хотя внешне это ничем не проявлялось: эльфы стареют совершенно не так, как другие расы. Она восприняла несколько более подробный рассказ Памвы с великолепной невозмутимостью, иногда кивая в такт каким-то своим мыслям. Ева же слушала с горящими глазами, поминутно вскакивая и теребя бахрому накинутой шали. Её восторженное состояние было всё тут, как на ладони.
Еве нравилась такая быстрая, стремительная жизнь: не успеешь привыкнуть к чему-то одному, как случается что-нибудь новое, переворачивающее всё с ног на голову. Поэтому новое появление в прихожей человека-тени она восприняла, внутренне взвизгнув от восторга. Мало того, что рядом поселился удивительный и таинственный сосед, так теперь ещё и это! Будет чем похвастаться перед Галиком, а то он такой серьёзный стал, ничем его не проймёшь.
– Я сейчас чаю! – вспрыгнула она.
– Не потребуется, – жестом остановил её визитёр. – И не беспокойтесь, вам ничего не грозит. Я осведомлён: почему-то считается, что появление тени предвещает беду. Это не так. Недоразумение.
– Проходите, – вмешался Памва, оценивающе глядя на невысокую щуплую фигурку гостя. –  И, простите, как вас называть? Неудобно обращаться к собеседнику, не зная его имени. Я, например, Памва.
– Я знаю. А мы не носим имён. Называйте, как угодно.
– Сильвестр! – выпалила Ева. – Пусть будет Сильвестр, ладно?
Она вся дрожала от возбуждения. Ещё бы, не каждый может похвастаться, что дал имя человеку-тени!
¬– Хорошо. Сильвестр. Красивое имя.
– Скажите, Сильвестр, – спросил Памва, – это вы вмешались тогда, на улице? Или это был другой? Простите, я не умею различать вас.
– Я.
– В таком случае, спасибо. Без вас…
– Остановитесь, – прервал его человек-тень. – Не нужно слов. Было сделано так, как мне необходимо.
– Вам?!
– Именно. У ситуации было несколько исходов, я избрал верный.
На лице Памвы не дрогнул ни один мускул. Психологическая тренировка сделала своё. Пусть прыгает Ева – девочке простительно. Пусть Жанна  вопросительно поднимает тонкую бровь... Но, чёрт возьми, похоже, что он каким-то образом умудрился быть замешанным в стольких обстоятельствах, что это нарушало всякую теорию вероятности.
– Вы поясните мне кое-что, Сильвестр? – спросил он, давая человеку-тени возможность начать первым.
– Не кое-что. Всё.
– Даже так! – не выдержав, фыркнула эльфийка.
Сильвестр не отреагировал. Он спокойным и монотонным речитативом принялся излагать информацию. Надо сказать, получилось это у него отменно: через несколько минут собеседники убедились, что Сильвестр, как ни странно, отлично знаком со всеми обстоятельствами «дела Памвы», как он выразился. Более того, он оказался в курсе таких тонкостей жизни Евы, что та сидела, открыв рот.
– А про меня ты тоже знаешь? – нахмурившись, спросила эльфийка.
– Не всё, – ответил Сильвестр. – И говорить не стану. Тебе не понравится.
Жанна удовлетворённо кивнула и замолчала – мрачно и выжидательно.
– Может быть… – начал Памва.
– Нет! – отрубил человек-тень. – О ваших близких я тоже ничего не скажу. Это нецелесообразно. Я расскажу про Энроф. В своё время Памва ар Болла попал туда, потому что это было правильно.
– Ничего не правильно! – воскликнула Ева. – Человек теряет жену и оказывается втянутым в чужую войну… Это что, правильно?!
– Не будем обсуждать. Нужно просто поверить, что это наилучший вариант.
– Ну, мне-то в такое поверить трудно, – натянуто усмехнулся Памва. Хотя где-то в глубине души и допускал, что собеседник мог быть прав. Очень не хотелось такое допускать: обстоятельства обстоятельствами, но когда дело касается своей шкуры…
– Время от времени приходится жертвовать малым, чтобы сохранить большее, – кивнул Сильвестр. – В теории это все понимают. Глядя со стороны: целый мир гораздо больше одного человека. Даже если там идёт война.
– Из-за чего же там идёт война? – спросил Памва. – Может быть, вы знаете и это?
– В Пустоши живут выродившиеся потомки древней расы. Сейчас их знают как Преданных и Странных – как ни удивительно, но у них единое происхождение. Древние довели свою религию до того, что их представления материализовались – пусть пока не вещественно, а на ментальном уровне. Возникли сущности-паразиты, а Странные – те, кто не нашёл в себе силы противостоять этим сущностям. Тупиковая ветвь эволюции.
Сильвестр медленно прохаживался по комнате, не переставая говорить:
– Сейчас религия Иала и Гура близка к преодолению того же порога, и герцог физически истребляет культ, чтобы человечество не пошло по пути полной деградации и не исчезло. Эта война есть мера самозащиты расы против вытеснения из мира.
– Но если боги так сильны…
– Боги – существа, порождённые фантазией Энрофа, – возразил человек-тень. – И ею же питающиеся – в том смысле, что вера необходима богам для поддержания своего существования. Сам по себе бог ничего не может, если в него никто не верит. И, следовательно, ничего от него не ожидает.
– За исключением, когда бог верит в себя сам, – не согласился Памва. – А они наверняка верят и в себя, и друг в друга, поэтому такие всемогущие.
– Нет. Если уничтожить верующих, боги потеряют силу. Вот кое-кто и пытается это сделать.
– Значит, на самом деле, цель – победить богов, а уничтожение людей – лишь средство для этого? Чудовищно. Чья же  это цель?
– На этот вопрос ответа не будет. Во всяком случае, от меня.
– А зачем ты пришёл сюда? – вдруг спросила молчавшая до сих пор Жанна.
– Хороший вопрос, женщина. Ты – мастерица улавливать суть.
– И всё же?
– Я пришел уничтожить Памву ар Боллу, известного в других мирах под другими именами.
– Убить?!
– Я не сказал – убить. Я сказал: уничтожить.
– А это не одно и то же?
– Конечно, нет. Мы же не несём зла.
– А вот это враньё! – вскочила Ева. – Я читала. По статистике, самая большая преступность была тогда, когда Ловингард посещали люди-тени! Что, скажешь, неправда?!
– Правда. Но не надо путать причину и следствие, девушка. Без нас преступлений бы совершилось больше. Гораздо больше. Наша цель – предотвращение. И мы покинули город, как только надобность в нашем присутствии отпала.
– И что же вы предотвратили?
– Войну. Между магами и великим КЛЭ.
– Хорошо, – вмешался Памва. – Допустим, так и есть. Но у меня два вопроса. Первый – чем это помешал вам лично я. И второй – что подразумевается под словом «уничтожить»?
– Отвечу. Памва ар Болла представляет угрозу для Ловингарда. Для Энрофа. Для любого мира, в котором он окажется. Угроза заключена в потенциальной возможности…
– А почему, в таком случае, – запальчиво перебила Ева, – почему вы не уничтожили его раньше?! Зачем было его спасать? Нет же, приволокли его сюда…
Жанна положила спокойную руку ей на плечо. Сузившиеся слепые глаза её метали молнии, но лицо оставалось строгим и холодным:
– Обстоятельства меняются, Ева. Не горячись, дай объяснить.
– Совершенно верно, – кивнул Сильвестр. – Меняются. И то, что было логично вчера, становится неприемлемым сегодня. По второму же пункту поясню: исчезнет один человек, появится другой. С иной памятью. В качестве небольшой компенсации неограниченность в средствах останется навсегда. Жизнь его в Ловингарде будет долгой и счастливой.
– А что, если я откажусь? – спросил Памва, мысленно пробегая по телу и приготавливаясь ко взрывной работе мышц.
– Не получится, – вздохнул человек-тень. – Кстати, это касается всех. Все забудут тебя, ты забудешь всё. Или почти всё.
Тренированное тело Памвы взвилось в прыжке, но когда обрушилось на то место, где мгновение назад стоял Сильвестр, Памва уже не понимал, почему он оказался на полу, а две милые дамы, улыбаясь, помогают ему подняться.

Фантин был недоволен состоявшимся разговором. Видимо, сам подход был выбран неверно: образ напыщенного и недалёкого «старшего гильдиона» не совпал с внутренними установками пришлого рыцаря и был им отвергнут уже на уровне подсознания. Оперативно скорректировать поведение не удалось: магия Министерства не позволяла проникать в помыслы человека (как, например, веды проклятых эльфов), ограничиваясь чисто техническими достижениями. Да, магия была основана на технике – но уж в этой области далеко превосходила всех конкурентов, будь то те же эльфы, баньши или людские колдуны из всех известных миров.
На столе курилась ароматная палочка, дымок взвивался ровной сизой струйкой, начиная клубиться где-то на уровне лица.
Фантин смотрел сквозь него на собеседника – такого же Фантина. Тот был его собственным клоном – одним из трёх оставшихся. Последний, четвёртый, недавно погиб при пространственном перемещении: иерофант занимался порученными ему опытами в этом направлении, и был уже довольно близок к успеху. Но что-то пошло не так, тело зашвырнуло совсем не туда (хорошо, хоть в пределах Города), и пришлось отправить мертвеца в КЛЭ-утилизатор. Нехорошо, это серьёзная потеря… Клоны ничем не отличались от оригинала в сфере владения магией, поэтому могли замещать старшего гильдиона практически везде. Единственно, в чём могли обнаружиться отличия, это психика. Оставалось надеяться, что вскоре и эта проблема будет-таки решена.
Фантин был недоволен. Второй Фантин тоже – им незачем было говорить об этом, они понимали друг друга без слов. Да и трудно ожидать, чтобы один и тот же человек относился по-разному к одним и тем же событиям.
А события развивались не в пользу министерства. Контакт с клиентом был потерян. Фантину не хотелось даже и думать, что Памва мог попасть в лапы Клэ…

Каждая цивилизация имеет свою забытую Атлантиду. И если сравнивать с цивилизацией сознание Памвы ар Боллы, то возвращение памяти было подобно открытию водолазом-археологом затопленных древних строений. Баньши – красноглазые хозяева Домов Грёз – не зря получали свои деньги. Памва буквально заново прожил исчезнувший отрезок времени.
Вот всё и встало на свои места. Спасибо Гийому. Старый лорд Айтер провернул исключительно ловкую операцию. Мало того, что втолковал неуступчивому оператору-баньши все нюансы запрашиваемого сна-яви, так ещё и сумел затащить сюда Еву и Жанну! При всей ненависти последней к Домам Снов.
Сейчас Ева приходила в себя в соседней с Памвой кабинке. Жанна, нахохлившись, сидела в стороне: в сеансе она участвовать категорически отказалась, хотя баньши всячески пытался её убедить в том, что слепота ничуть не помешает восприятию.
– Мне достаточно слов, – отрезала она. – Вот и расскажи всё, что нужно знать. А на память я не жалуюсь! – и Гийому пришлось излагать всё с начала до конца. Так, как он это понимал. Ничего, дух – это не баньши: те-то разговаривать не любят, предпочитая ментальное общение.
Памва лежал не шевелясь, восстанавливая разорванные логические связи и заново выстраивая причинно-следственные цепочки. Постепенно всё вставало на свои места. Голова не то, чтобы болела – нет, такого здесь, по словам администрации, не бывает. А вот лёгкая осоловелость после восстановленной памяти наблюдалась. Экая сволочь он, этот Сильвестр! Ох, спасибо Гийому, ещё раз спасибо. Очень чётко и правильно подобрал эпизоды. Небось, над каждым сколько сидел, растолковывая! Впрочем, и обошлось, наверно, это удовольствие в копеечку – никакой баньши своего не упустит. Но зато и отработает всё сполна, тут надо отдать должное.
Гийом начал издалека. С той самой ночи, как кровь подняла его из могилы. И постепенно, шаг за шагом, показал весь пройденный с тех пор путь. Кое-что лишнее, конечно: память рыцаря пропала только о пребывании в Ловингарде. Но ведь и не совсем лишнее – просто так, безоговорочно, Памва сну, глядишь, и не поверил бы. Но поскольку первая часть, энрофовская, совпадала точно (а ведь Гийом не знал, откуда надо начинать), то надо надеяться, что и всё остальное он воспроизвёл так же фотографически точно.
– Теперь – Дипил, – подала голос Жанна. – У тебя мало времени.
– Что – Дипил?
– Это нижний город. Там ты сможешь исчезнуть. Сильвестр скоро всё узнает. Будет искать. Здесь найдёт. Там – не знаю.
Встряла Ева:
– Его могут задержать на границе!
– И что? Можешь предложить что-то другое?
– Я могу, – внезапно встрял баньши. – Дипил – это правильно. Можно проникнуть незаметно, я покажу как. Там найди бар «Капец», спроси мастера Вина. Передай это (он сунул в руку Памве какой-то жетон). Он поймёт. Поможет.
Если бы Жанна могла видеть, то слово «вперилась» подошло бы идеально – она буквально впилась в красноглазое существо:
– Поможет?! А тебе какая выгода? Вы, полуживые, никогда просто так ничего не делаете!
– Деньги, – хладнокровно пожал плечами баньши. – Знак стоит тысячу монет. Не хочешь – отдай назад.
– Не отдам, – отказался Памва. Тысячей больше, тысячей меньше – для него роли не играло. А даже самая малая зацепка не помешает.
– Не советую, – отрезала эльфийка и с негодованием отвернулась.
Баньши помолчал, выжидая. Когда стало ясно, что Памва принял предложение, он колыхнулся полупрозрачным лицом, что, видимо, должно было обозначать усмешку, и прошелестел:
– А в Дипил попадёшь так…

В баре всё оказалось в точности так, как и предупреждал красноглазый хозяин сновидений. Посетителей почти не было, а те, что были, не обратили на вошедшего никакого внимания. Головизор на стене, чуть слышно бормоча, транслировал какое-то цветастое шоу с популярным борцом и полуобнажёнными блондинками. До него никому не было дела: люди и нелюди тихо сидели за алкоголем, в воздухе плавал явственно различимый дымок от наркосигар. За стойкой скорчился бармен-тролль. Он занимался извечным делом всех барменов: перетирал стаканы.
– Мне нужен мастер Вин, – сказал Памва, опускаясь на мягкий пуф-табурет.
– Помирай-машина этот день не работает!
Акцент у тролля был ужасный. И словарный запас соответствующий. Впрочем, чего ещё ждать от существа, у которого отсутствует полчерепа. Памва вздохнул и начал сначала:
– Мне нужен мастер Вин.
– Вин завтра. Деньги можно сегодня.
– Тогда и Вин сегодня. Сколько? – Памва решил, что проще будет заплатить, тем более, что вопрос финансов его совершенно не волновал. Что же, если информацию здесь нужно покупать, пусть будет так.
Тролль воззрился на него так, словно услышал непристойность. У него даже задёргалась жилка на уцелевшем виске.
– Ты решаешь! – брызнув зелёной слюной, провизжал он. – Моя работа честная! Всех спроси! За кого деньги?
– Что значит – за кого? За себя, наверное, – пожал плечами Памва. – Раз это мне нужно… Вот, сотни тебе хватит?
Кредитка мгновенно исчезла. Скорость реакции гоблина оказалась просто невероятной. Перемена, произошедшая с ним, была поразительна: всё его существо теперь источало почтение, даже преклонение. И какую-то злобную радость. Икнув от волнения, он склонился в глубоком поклоне:
– Когда требуется мастер?
– Немедленно! – самое обычное предоставление сведений о мастере Вине здесь, очевидно, принято было обставлять бесконечными церемониями.
– О-о!! – восторг зелёного существа, казалось, брызнул во все стороны. – И кто, кто заинтересует мастера?
– Я, конечно. Я же говорил. Ты что, не слышал?
– Не это. Кто по имени?
– Это не важно.
– О, ты великий, если так! Сильный, могучий, наглый!
– Давай без эпитетов. Как мне с ним встретиться?
– Он уже спешит. Мастер не заставит ждать того, кто бросил ему вызов.
– Какой ещё вызов?! Я просто хочу найти его. Нам надо поговорить.
Памва нахмурился. Кажется, из-за этого глупого гоблина он влип в совершенно ненужную ему историю.
– Ты уже нашёл. Вот он!
В холл медленно вливалось громадное, мускулистое змеиное тело. Холодные немигающие глаза остановились на гоблине. В узкой пасти, дрожа, метался язык.
– Кто? – прошелестел тихий, но убийственно ясный вопрос.
– Вот! – указывая на Памву, приплясывал сумасшедший гоблин. – Этот никто!
– А-а-а-сссс… – выдохнул змей, поворачивая к Памве голову с немигающими глазами. – Назовис-с-сь.
Вместо ответа Памва вытащил металлический диск, полученный от баньши, и протянул его мастеру Вину.
– Что это? – холодный взгляд змеи скользнул по нему, а затем упёрся в Памву. – Амулет? Напрас-с-сно… Это не поможет.
Памва разжал пальцы, и кругляш со стуком упал на пол.
– Ничего, – сказал он. – Не обращай внимания. Видимо, я ошибся.
Он повернулся, чтобы уйти, но мастер Вин, сделав невероятно быстрое движение, вновь оказался у него на пути.
– Не-е-е-ет! – взвизгнул гоблин. Он почти перегнулся через стойку, перевернув бокал с жидкостью. – Схватка! Схватка! Сделаны ставки! Игроки ждут!
С трудом увернувшись от молниеносного выпада мастера-змеи, Памва понял, что на этот раз влип основательно. О скрытности и незаметности приходилось забыть. Мало того, что посетителей в баре с каждой минутой становилось всё больше, но и камеры наблюдения дружно повернулись к ним, транслируя все нюансы начавшегося боя.
Змей нападал прямолинейно, стараясь добраться до человеческого тела своим чешуйчатым рылом. Всего один такой пропущенный удар окончился бы для Памвы плачевно – это он понимал, глядя на тугой клубок мускулов длинного тела. Казалось, кроме мускулов у мастера Вина в организме не было ничего. То есть ничего уязвимого.
Следовало опасаться и зубов: кто знает, может быть, они у него ядовитые. И ещё одно: не попасть в захват, этот удав раздавит и слона…
– Бей гоблина! – раздался в мозгу возбуждённый голос Гийома. – Они симбиоты, я почувствовал!
– Что?!
– Некогда объяснять! Бей!
Памва с разворота попытался достать бармена ногой – безрезультатно, реакция того оказалась просто феноменальной. Более того, злорадно оскалив длинные жёлтые зубы, тот выплеснул под ноги какое-то липкое пойло, на котором Памва поскользнулся и потерял драгоценное мгновение. Этим воспользовался Вин, обвившись вокруг него и намертво заблокировав руки. Памва почувствовал, что кости его начинают трещать, а лёгкие задыхаются без выдавливаемого воздуха. Бар поплыл перед глазами, и последнее, что он услышал, были тихие слова:
– Не шевелис-с-сь… Доверьс-с-ся мне…

Тьма перед глазами рассеялась. Памва очнулся в каком-то подсобном чулане – судя по обстановке, в заднем помещении всё того же бара. Рядом поблескивал чешуёй мастер Вин, а гоблин то и дело заглядывал через открытую дверь. Видно было, что ему до смерти хочется покинуть стойку, но обязанности бармена приковывали его к рабочему месту. И был ещё четвёртый – казалось, небрежно собранный из запасных частей гомункул. Этакий голем-франкенштейн – не из глины, а из плохо пригнанных друг к другу частей плоти.
Где-то на краю сознания беззвучно взвыл Гийом: дух попытался проникнуть в мозг голема, и что-то его там ужалило. Памве пока было не до него. Он торопливо и сосредоточенно восстанавливал переломы.
– Я не стану его лечить, – сказал голем, хмуро глядя на Памву.
– У нас-с-с соглашение, – пропел змей, вперяясь в голема холодным взглядом. – Я ломаю, ты лечиш-ш-шь. Как это не хочеш-ш-шь?
– Не то. Он вылечится сам, он умеет. К тому же, ему нельзя принимать помощь от Клэ.
– Почему? – встрял гоблин. – Нам надо! Мы помним условия! Соблюдаем! Сделка!
– Я прош-шу помощь, – прошипел Вин. – Этот человек принёс-с прос-с-сьбу баньш-ши. У меня с-с-свои обяз-з-зательства! Нужно было помочь нез-з-заметно. А как нез-заметно? Как вс-сегда, с-с-схватка. С-сломал ребро. Никто ничего не заподоз-зрил. Теперь вос-станови!
– Исключено. Ты не понимаешь. Он ищет свою жену, Джоан. А Министерство ищет его. Если ему помочь, Клэ не сможет сделать вид, что не в курсе дела. А стычка с магами убьёт город... Нет, я останусь в стороне.
– Стоп! – прервал его Памва. – Джоан! Откуда ты знаешь это имя?!
– Джоан – это я, – отрезал голем. – Как тебе ни трудно в это поверить.
– Поясни, – холодея, сказал Памва.
Голем пояснил.
Оказывается, десять лет назад судьба случайно столкнула Джоан с Великим Клэ – ей нужно было вылечиться после серьёзной травмы, а Клэ имеет почти безграничные возможности в этом плане. Обращаться в муниципальный восстановитель почему-то она сочла нецелесообразным, почему – теперь уже не столь важно. Важно другое: Клэ, распознав возможности её организма, решился на захват. Джоан была сломлена и «встроена» в структуру Клэ, и теперь она одно целое со всем этим невообразимо сложным биологическим комплексом. Впрочем, не только биологическим…
– Тебе ни в коем случае нельзя иметь с Клэ никаких контактов. И вообще, лучше покинуть Город как можно быстрее.
Памва изумлялся безразличной холодности, с которой она говорила (сознание никак не хотело ассоциировать ту, прежнюю Джоан с этим набором кусков мяса). Холодности, словно  бы речь шла не о нём, а о ком-то совершенно постороннем – а может быть, теперь так оно и было?
– А ты?
– Со мной покончено. Той Джоан, которую ты знал, больше нет. Примирись с этим, тут уже ничего не поправишь. Могу сказать, что в своём нынешнем состоянии я совершенно не страдаю – если тебе станет от этого легче. Чувства, если разобраться – всего лишь набор химических реакций в протоплазме… Пусть и сложный набор. И – да, это я сама позаботилась, чтобы никакой информации обо мне нигде в городе не осталось.
Это был шок. Памва буквально физически чувствовал, как в голове бестолково толклось сразу множество мыслей, толкаясь и перекрикивая друг друга, как орава пьяных орков в кабаке. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь привести себя в порядок – тщетно.
– А дочка? – глухо спросил он.
– Тебе лучше не знать и этого. Сейчас она в безопасности, а если ты получишь о ней хоть какие-то сведения – не гарантирую… Впрочем, мне это почти безразлично.
– И всё же. Я должен знать!
– Нет... Пожалуй, нет. Во мне достаточно рассудительности, чтобы ответить именно так. Если я скажу, что её нет в Городе, или наоборот, она здесь – чему ты поверишь?
А ведь действительно, подумал Памва, что бы Джоан сейчас ни сказала – вернее, что бы через неё ни сообщил Клэ, можно ли верить её словам? Кто знает, какие цели преследует это чудовище?
Памва некоторое время перекатывал за щеками желваки, осознавая ситуацию. Он был ошеломлён. Джоан, которую он искал, которую нашёл, оказалась для него потеряна. И даже отплатить за неё не получится: кому мстить? Клэ? То есть ей самой?..
Где-то в глубине вскипали давно забытые слёзы; это было настолько невероятно, что Памва даже не осознавал своего состояния. Вся тренированная многолетними упражнениями воля его сейчас сражалась за то, чтобы сохранить холодный ясный ум и не поддаться волне ярости. Получалось плохо. То, что случилось, оказалось хуже смерти.
Так. Джоан – вернее, то, что от неё осталось – не уступит. И знать, что она рядом, но в то же время невозвратимо потеряна, было мучительно больно. Ведь единственное, что поддерживало его в последнее время – надежда. И вот её нет.
– И всё-таки… Ты советуешь мне сдаться?
– Не сдаться. Самоустраниться. Это целесообразно.
Чудовищное лицо глядело на Памву без всяких эмоций.
Да, та, прежняя Джоан действительно умерла.
– Сейчас ты прикидываешь, как уничтожить Клэ, – внимательно глядя на него, сказал голем. – Зная тебя, я в этом не сомневаюсь. Но подумав, ты откажешься от этого намерения.
– Это почему?
– Ты умный.  Зачем совершать бесполезное, пытаясь сломать то, что работает хорошо и находится на своём месте? Даже если что-то тебе удастся – а шансов на это нет, поверь – то кому от этого станет лучше? Никому. Нарушится равновесие, и Город от этого только пострадает. А это миллионы живых существ.
– Не станет лучше?! Уверен, что станет. Такой монстр, как Клэ, не должен существовать.
– Один монстр помогает сдерживать другого монстра. Волшебники ничуть не краше. Ты можешь сказать, что случится, если у них не станет противовеса?
– Хуже, наверно, не будет.
– Будет. Я знаю точно, я вижу изнутри. Мы ведь умеем делать выводы и учиться на своих ошибках.
Вот это «мы» и сломило Памву окончательно. Кто «мы»? Клэ?!
– Помоги ему выбраться из Города, мастер Вин, – уходя, сухо бросил голем. – Прощай, Памва.
И тут ожил Гийом, взорвавшись в мозгу беззвучным шёпотом:
– Чёрт побери, сударь! Не в моих правилах проявлять эмоции без приглашения, но тут я не смолчу. Я чувствую себя оскорблённым!
– Я тоже, Гийом. Я тоже.
– И что же нам теперь делать?
Что делать, Памва не знал. Как можно добиться, чтобы Клэ вернул ему Джоан, и возможно ли такое вообще? Или нужно сцепить зубы и просто уничтожить это чудовище раз и навсегда? Хотя бы попытаться уничтожить…
– Я возвращаюсь, – решил Памва. – Придётся сотрудничать с магами. Думаю, Фантин здорово удивится.
– Ес-сли тебе нужно исчез-з-знуть, я помогу, – неприязненно-немигающий взгляд мастера Вина был холоден и отстранён. Чувствовалось, что решение, принятое Памвой, змей не одобряет.
– Спасибо, уже не нужно, – отказался Памва.

Атмосфера в гостиной создалась гнетущая. Конечно, кому понравится, когда посторонние бесцеремонно вваливаются и нарушают так приятно начатые посиделки с милой и юной соседкой! Настоятельная просьба двум незваным гостям избавить дам от своего присутствия действия не возымела. Более того, старший из них (это эльфийка легко определила по голосу и нюансам поведения) без приглашения нахально расположился на диване, игнорируя негодующе пискнувшего Форо.
– Позвольте представиться, – скучающим тоном начал гость. – Меня зовут Миракс ар Верк, а моего спутника – Шио. Может быть, вы о нас слышали, а возможно, и нет. Не имеет значения. Нам нужен Памва ар Болла. Это ваш сосед напротив, он заселился несколько дней назад. Уж его-то вы знаете наверняка. Да?
– Что вам нужно? – спросила Ева, оглядываясь на застывшую как изваяние Жанну. Презрение эльфийки читалось так ясно, что не заметить его мог только слепой.
Однако ни этот пренебрежительный вид, ни молчание не смутили мужчину.
– Хорошо, – терпеливо сказал он. – Я всё понимаю. Делать вид, что вы в восторге от нашего присутствия, излишне. Но чем раньше вы ответите, тем скорее от нас избавитесь. Так благоволите же удовлетворить наше любопытство. Где ваш сосед?
– Мы не знаем, – пробормотала Ева. Вышло это не очень убедительно.
– Почему вам так важен ответ? – чопорно вопросила Жанна. – Пока не имеется ни одной причины сообщать вам хоть что-то.
– Причина есть, – внезапно вмешался Шио. – Правда, чтобы объяснить всё так, чтобы стало понятно, нужно много времени.
– Ничего, мы вам его уделим. И послушаем, – царственно парировала эльфийка. – Хотя вы вломились сюда без приглашения, я пытаюсь надеяться, что отыщется хоть какое-то основание вашей бесцеремонности.
Ева попыталась было что-то вставить, но Жанна остановила её властным жестом.
– Спокойнее, девочка. Пусть говорят.
Шио беспомощно взглянул на своего спутника. Тот пожал плечами и безразлично кивнул.
– Ладно, – сказал Шио. – Слушайте…
Юный монах начал издалека. Он волновался, поэтому время от времени сбивался на повторения, но слушали его внимательно, не перебивая. Постепенно Шио освоился и толково рассказал о войне, о Герцоге, о священной миссии монастырей и своей роли в её исполнении. И о том, как надежда на Избавитель не оправдалась: какие-то части артефакта попали к Герцогу, и вернуть их нет никакой возможности.
– А для чего вам нужен Памва?
– Тут самое главное. По предсказанию оракула, именно он должен спасти Энроф.
– Что? – мрачно спросил Памва, входя в комнату. – Какое ещё предсказание? Извините, дамы, я без приглашения…
– Ура-а-а!!! – завопил Шио и повис на Памве. – Ты нашёлся!
– Я, в общем, и не терялся. Кстати, а что здесь делает ар Верк? Вот уж чего трудно было ожидать…
– Брат Миракс теперь на нашей стороне!
– Вот как. С каких это пор?
– Ничего удивительного, – криво усмехнулся ар Верк. – За это следует благодарить милорда герцога. Он приказал казнить меня, раз уж я упустил артефакт и некоего чересчур прыткого рыцаря по прозвищу Золотой Клинок. Естественно, мне такой поворот дела не понравился. В этот момент монастырский синклит предложил мне защиту и службу. Отказываться, стоя, фигурально говоря, на эшафоте, было бы слегка опрометчиво, не так ли? И вот я здесь – в качестве телохранителя данной молодой особы.
– И Моико тоже с нами! – выпалил Шио. – Не хватает только тебя!
– Моико? Она здесь?
– Колдунья её класса больше нужна там, чем тут, – уронил ар Верк. – Да и ты тоже.
– Нет. Я сейчас занят другим. Мне нужно уничтожить Клэ. И ещё я ищу дочь.
– Но пророчество… – начал Шио.
– Пророчества исполняются не всегда, – отрубил Памва. – И сейчас именно тот случай.
– Погоди, – вдруг перебила Жанна. – Если ты хочешь найти свою девочку… Впрочем, уже девушку: ей сейчас должно быть около двадцати пяти лет.
– Что ты хочешь сказать? – повернулся к ней Памва.
– Время здесь течёт быстро. Твоя дочь сейчас должна быть приблизительно одних лет с Евой… Это для тебя прошло всего два года, а она появилась тут – по нашим меркам! – почти четверть века назад.
– Это я знаю. Продолжай.
– Однако это не Ева, хотя и такое вполне могло быть.
– Что? – обернулась к ней Ева. – О чём ты говоришь?!
– Ты с малолетства росла сиротой. Ты помнишь своих родителей?
– Нет…
– То-то же. Всё, что ты знаешь, вернее – всё, что тебе сообщили, это то, что они погибли. Я позволила себе поразмышлять над этой ситуацией.
– Не тяни, – глухо попросил Памва. – Говори, если что-то знаешь.
– Я знаю, кто твоя дочь и где она.
– И ты молчала?!
– Я узнала это совсем недавно. После того, как служители Министерства магии обыскали твою квартиру. Надо признать, они разобрались в ситуации гораздо быстрее, чем ожидалось.
– Нас привлекали в качестве понятых, – вставила Ева.
– И где… Где Маша? То есть, Мария.
– Так её звали? Красивое имя.
– Что значит «звали»? Что с ней случилось?
– Она покинула Город. Возможно, навсегда.
– И где она сейчас?
– В Энрофе.
– Как это?
– Вот так. Она агент Министерства. Одна из лучших агентов. Видимо, сказалась хорошая наследственность, – Жанна криво усмехнулась. – Да, и вот почему «была»: несколько дней назад её звали Моико, а как теперь – не знаю. Маги часто меняют имена. Может, она осталась Моико, а может, уже и нет. Поэтому не могу увидеть... Да, я вижу – по-другому, не так, как вы. Будто просто вспоминаю... Намерения, события, судьбы. Это у меня наследственное.
– И что? Какова её судьба?
– Я знаю, что ты хочешь услышать. Не могу порадовать. Сожалею. Видимо, маги сразу обратили на неё внимание – сразу, как только она здесь появилась. У них есть специальная программа для одарённых детей. Так что можешь не сомневаться, воспитана она вполне в их духе.
Памва помотал головой. Смена обстоятельств обрушивалась на него слишком быстро. С одной стороны, не верить Жанне у него не было никаких оснований, а с другой – с чего она всё это взяла?!
– Откуда у тебя такие сведения?
– Не сомневайся, они точны, – холодно проговорила эльфийка. – Это ведь её кровь на этом платке? Его нашли в кармане твоей куртки.
Платок был мятый, заскорузлый от коричневых пятен. Памва с трудом припомнил, что, кажется, зажимал им полученную Моико ссадину, пока волшебница унимала кровь. Случилось это сразу после схватки возле пирамиды. Как же это было давно!
– Не знаю, чья это кровь. Скорее всего, смесь – и её, и моя.
– Правильно, так и есть.
– А ты-то откуда можешь знать?
Жанна выпрямилась в кресле – холодна, как лёд.
– Я на четверть вампиресса. Надеюсь, ты понимаешь, что вампиры не ошибаются в том, что касается крови. Она твоя дочь. Абсолютно точно. Я бы сказала раньше, если бы этот кусочек ткани сразу попал мне в руки.
Памва поверил. С ним так бывало несколько раз, когда нужно было принимать сложное решение, интуитивно основываясь на шатких домыслах и непроверенных фактах. Там, в прошлой жизни, его учили доверять внутреннему импульсу. Несколько раз это спасало ему жизнь.
Памва повернулся к Мираксу и Шио. Он был взведён, как стальная пружина, и готов к немедленному действию.
– Так. Обстоятельства изменились. Я отправляюсь с вами. Прямо сейчас.
– Хорошо, – кивнула эльфийка. – Это правильно.
– Не получится, – замотала головой Ева. – Операторы Врат наверняка предупреждены магами. Вас не выпустят.
– Смотря какие операторы, – уронила Жанна. – Другие нет, а ты – да.
Памва вопросительно посмотрел на Еву.
– Оператора можно принудить, – объяснила Жанна. – И сейчас мы наблюдаем именно такое развитие ситуации. Неужели непонятно? К нам ворвались посторонние и под угрозой оружия увели человека. А старую слепую эльфийку бросили связанной, заткнув рот, поэтому она и не смогла поднять тревогу. Домовой временно отсутствовал и смог освободить хозяйку лишь через два часа. Форо, ты слышал? Двух часов вам должно хватить.
– А! – весело воскликнул Памва. – Это круто! А что за оружие ты упомянула?
– Пистолет. Модель устаревшая, но сойдёт. Во втором ящике сверху, под старым плащом. Кстати, на будущее: понятия не имею, как ты догадался, где он. Верёвка там же.
– Спасибо.
– Не за что. Не теряй времени. Думаю, ты ещё вернёшься.
– Я тоже так думаю.
– Удачи. Будущее наступит очень быстро, это тебе скажет всякий, кто смотрит с другого конца жизни.
– Сейчас главное – добраться до Врат, – заметил Миракс ар Верк. – На улицах какая-то суета. Толпы. Полно полиции. Патрули министерства. Иногда стреляют.
– Ежегодная игра, – нахмурилась Ева. – Рабб-дренн, финал. Очень популярна среди всех рас, поэтому такое нашествие фанатов. Выпустили роботов-покемонов, идёт спортивный отлов. Плюс карнавал. Приключения, призы. Кстати, Дипил тоже играет.
– Ну, возможно, суматоха нам и на руку. Только вот маги… Ничего, попробуем проскользнуть.
– Мы прикроем, если что, – пообещал Шио.
– Не нужно. Вы ни в чём не замешаны, пусть так будет и дальше. В крайнем случае – попробуйте отвлечь внимание на себя, но строго в рамках закона. Договорились?
Ар Верк кивнул.
– Шио, ещё раз повторяю, без геройства! Миракс, присмотри за ним… Вы уходите первыми, мы с Евой – через пять минут.

У Памвы и Евы получилось незаметно добраться почти до самого конца. Только в транзитном зале взвыла сирена и наперерез им бросились полицейские, но увидев в руках Памвы пистолет, прижатый к виску девушки, замерли на месте. Памва пинком согнал оператора с рабочего места и усадил её на освободившееся место.
– Давай, живо, нечего копаться! Всем стоять на месте, иначе стреляю!
Ева, не теряя времени, запустила нужный алгоритм активации Врат. Памва, держа её на прицеле, стал пятиться к порталу.
И тут появился старший гильдион Фантин. Он сработал даже не на уровне заклинания, а обычного жеста. Тело Памвы вдруг одеревенело, он выронил пистолет и скорчился в судороге буквально в двух шагах от Врат. Но и магу тоже было трудно удерживать его: руки дрожали, по виску поползла капля пота. Фантин с трудом обернулся к сержанту-полицейскому:
– Что стоишь столбом?! Взять его!
Памва краем глаза увидел, как Миракс и Шио протискиваются сквозь замершую толпу. Они не успевали: полиция была гораздо ближе.
И тут туловище мага неестественно сложилось и рухнуло навзничь. Освободившийся Памва, воспользовавшись замешательством, в длинном прыжке нырнул в туман портала. В последний момент ему показалось, что в толпе на мгновение промелькнуло чешуйчатое тело мастера Вина.

Время шло – шло по-разному для разных миров. Где-то вспыхивали войны, свершались великие дела, возникали и рушились династии, а в Ловингарде ничего не происходило. Редкие беспорядки и единичные криминальные случаи мгновенно выветривались из памяти обывателей. Этому способствовала и царящая в городе атмосфера праздника и неги, поддерживаемая Министерством магии с помощью ведомым одним магам методов. Злые языки говорили о постоянном влиянии на психику населения – пусть и незаметными, мягкими пока методами. Но кто может знать, до каких пределов может простираться это влияние?
А гости города даже не задумывались над этим. Хорошее настроение, мягкий, расслабляющий климат, готовая на всё сфера обслуживания – чего ещё требовать? Курортная жизнь без заминок катилась по хорошо накатанным рельсам.

Ева осторожно положила тёплую ладонь на живот. Ребёнок толкался ножками: совсем скоро ему предстояло родиться. Оставалось две или три недели. Галик внимательно следил, чтобы в толчее никто случайно не толкнул его молодую жену.
Вокзал кипел, живя своей повседневной беспокойной жизнью. То и дело тяжко вздыхали врата. В воздухе мелодично пели птерокоптеры-такси, басовито урчали грузные экскурсионные автобусы. Группы убывающих туристов следовали к указанным на табло вратам, прибывающие же, наоборот, спешили разъехаться по отелям и поскорее погрузиться в знаменитую негу Ловингарда.
Ева заметила Джекки и Калкина и помахала им. Сегодня они трудились в поте лица, наплыв пассажиров не позволял отвлечься ни на минуту. Джекки лишь вымученно улыбнулся ей, гном же стоял вполоборота и ожесточённо спорил с туристом-гоблином, увешанным всевозможными гаджетами. На её собственном, Евы, месте сейчас находилась незнакомая девушка, ведущая диалог сразу с двумя богомолами. Всё было как всегда. И вдруг привычное течение Евиного дня было нарушено.
После очередного утробного вздоха врат (так они откликались на активацию) в портале появились Памва и Моико. Памва был собран и то и дело окидывал зал беглыми короткими взглядами, а волшебница отстранённо глядела перед собой и чему-то еле заметно улыбалась. Держались они спокойно, хотя выглядели усталыми. Ева было отчаянно замахала им, но тут же осеклась: кто знает, может, к ним совершенно не нужно привлекать внимание.
Но Памва уже заметил её и приветственно махнул рукой. Ева тут же бросилась проталкиваться к ним, не обращая внимания на яростно зарычавшего Галика, которому приходилось предусмотривать и парировать пусть и ненамеренные толчки, вполне возможные в такой толчее.
– У тебя получилось! – Ева хотела было броситься Памве на шею, но ей мешал огромный живот. – Как? Рассказывайте, рассказывайте же!
– Сейчас.
Моико уже заканчивала таможенные формальности и присоединилась к ним.
– Собственно, всё просто, – улыбнулся Памва, которому был приятен бесхитростный порыв молодой женщины. – Главное было встретиться. Сложнее – изменить ситуацию на Энрофе.
– Изменить ситуацию? – удивился Галик. – Что это значит?
– Обстановка там стабилизировалась. Война прекращена. Поэтому, собственно, мы и могли со спокойной совестью вернуться.
– Там теперь новый бог, – чуть хрипловато уронила Моико. – Бог, которого нет. Ну, так мы его придумали и назвали.
– Бог? Придумали?!
– Энроф – мир религии. Вера – огромная сила, больше которой там нет и быть не может. Пришлось создать новый культ. Бог Эхо – милостивый, справедливый. Самый сильный, самый могучий. И непобедимый. Потому что его нет.
– Как это может быть?!
– Никак, – Памва весело подмигнул. – Но это уж не наше дело. Простым смертным не дано понять богов. Теперь, однако, всем остальным – и прежним богам со своими служителями, и светским правителям – пришлось потесниться. Сейчас Энрофом правит Эхо – как говорится, ныне, присно и во веки веков.
– Ну, кто-нибудь обязательно попытается командовать от имени этого несуществующего бога, – недоверчиво покачал головой Галик. – Так всегда бывает.
– Но не в этом случае. Бога-то нет! От чьего имени командовать?
Вот от его имени.
– Не выйдет. Этот бог самостоятельный, он такого не терпит.
– Так его же нет!
– Ну и что? Бога нет, а власть его есть. Религиозные чудеса происходят, народ верит. Главное было – внедрить в сознание понятия о справедливости, о её верховенстве… А дальше люди всё сделают сами. Так, как они этого заслуживают. А так-то нашего бога – да, действительно нет…
– Ладно, этого всё равно не понять, – Ева, улыбаясь, замотала головой, но тут же лицо её вытянулось. – А как быть с нашим Министерством?
– Разберёмся. Не думаю, что прямо сейчас они явятся нас арестовывать. Там же не совсем дураки сидят. Поймут, что если мы сами сюда заявились, то спешить незачем. Да мы и сами на них выйдем – чуть погодя…
– Тогда поехали к нам. И никаких отговорок! Твоя квартира до сих пор свободна. Отдохнёте. Жанна тебе так обрадуется!
– Конечно, поехали. Отдохнуть нам и в самом деле не помешает. Дел впереди много.
– А! Будете воевать с Министерством?! Или с Великим КЛЭ?!
– Почему сразу воевать? Здесь ситуация сложная. Здесь в богов не верят. Но что-то делать надо. Мы придумаем – что. Обязательно придумаем.

Было решено, что Памве и Моико следует разделиться. Такое разделение должно было поставить в тупик всех, кто мог бы помешать осуществлению их планов. Действительно, кто поверит, что отец и дочь могут спокойно заняться каждый своим делом? А афишировать родство значило давать врагу в руки дополнительный козырь: на отца можно было давить, используя дочь, и наоборот. А в том, что Клэ был врагом – сильным, жестоким – Памва не сомневался.
Моико (имя Мария было решено не упоминать) сразу же упорхнула в Министерство – давать отчёт начальству о своих действиях в Энрофе, а бывший рыцарь, экс-наёмник монастырского синклита и неудавшийся агент старшего гильдиона остался обдумывать свои дальнейшие действия. С Моико они обговорили лишь общую направленность маневров, предоставив каждому действовать в соответствии со складывающейся обстановкой.
Памве не хотелось сразу прибегать к помощи Фантина – учитывая то, что тот, к кому обращаются, имеет психологическое преимущество над инициатором такой встречи. А давать даже малейшую фору в отношениях не имело смысла. В то же время и скрываться теперь было незачем. Поэтому он открыто поселился по старому адресу – и даже зарегистрировался под своим собственным именем.
Кроме того, разделение с дочерью имело ещё один немаловажный нюанс: эльфийка Жанна, мягко говоря, не жаловала магов, а Моико, как ни крути, являлась сотрудницей Министерства. Незачем было вносить в сложившиеся отношения излишнюю напряжённость.
Памва стоял на общем балконе, тянувшемся на высоте вдоль всего здания. Глубоко вдыхая чистый ночной воздух, он смотрел сверху на никогда не затихающий Ловингард. Истекшее красной закатной кровью солнце давно скрылось за горизонтом, и внизу, на улицах, теперь переливалось тысячами огней золотое море: ночная жизнь вступила в свои права. После короткой грозы, устроенной с профилактической целью службой погоды, чувствовалась лёгкая сырость – но она создавала ощущение не досадной промозглости, а приятной и ласкающей лицо свежести. Еле уловимо пахло озоном. В складке занавески трещал крыльями запутавшийся летучий пикси, и Памве пришлось осторожно выпутать глупое существо и отпустить на волю. С радостным писком пикси исчез, а Памва ещё долго ходил взад-вперёд, хмурясь и составляя планы – так, что домовому Форо надоело наблюдать за этим, и, плюнув, он отправился спать.
Прежде чем начинать действовать, следовало чётко продумать все возможности. Так сказать, сопоставить актив и пассив. Активов оказывалось явно мало. А в пассиве – то, что Министерство знало о его возвращении. Собственно, скрыть этот факт было попросту невозможно: и пограничная, и таможенная службы были обязаны предоставлять соответствующую информацию куда следует. А уж за Памвой надзор должен быть установлен особый – учитывая, при каких обстоятельствах он покидал Город прошлый раз.
Конечно, самоустранение полиции в ситуации, где были замешаны интересы Министерства, вполне объяснимо. Муниципальные власти всерьёз принимать в расчёт тоже не стоило. А вот то, что отчего-то тянут с контактом маги, можно было расценить и как некоторую их растерянность, и как выжидание. Памва склонялся к последнему варианту.
К пассиву относилось и завершение режима неограниченного кредита. Люди-тени, очевидно, решили таким образом указать строптивому подопечному своё место. Кстати, вполне вероятно, что в случае проявления нежелательной инициативы со стороны этого подопечного следовало ждать появление очередного куратора…
– Насчёт денег можно не беспокоиться, – встрял в поток мыслей вкрадчивый голос Гийома. Призрак, появившийся из стены, слабо светился.
– Откуда ты знаешь, о чём я думаю? Подслушивал?! – вскинулся Памва.
– Ни в коем случае, – обиделся фантом. – Просто ты постоянно теребишь в кармане последнюю банкноту. Странно было бы не догадаться.
– Ну ладно, ладно… Что ты имел в виду?
– То, что когда ты в прошлый раз обретался без памяти, граф Айтер кое о чём подумал. И перевёл с твоего счёта некоторую сумму «на предъявителя». Достаточно большую, чтобы теперь не испытывать неудобств. Она хранится в банке под паролем. Видишь ли, старый Гийом хоть и развоплощён, но предусмотрителен, пускай даже некоторые неблагодарные и легкомысленные…
– Отлично, – прервал его Памва, давно привыкший к витиеватым речам призрака. – Ты как всегда на высоте, старина.
Появление Жанны он угадал по запаху. Ненавязчивый, но дивный аромат, поразительно совпадающий с упоительным и немного нервным настроением южной ночи, выдавал её присутствие так явно, словно об этом объявил герольд.
Гийом мгновенно исчез, словно его никогда и не было.
– Сейчас тебе нужно говорить, – мягко сказала эльфийка, – а не перемалывать ситуацию в себе. Я пришла, я стану слушать. И отвечать.
– О чём мне говорить? О том, что я не знаю, как поступить? – отозвался Памва, всё так же глядя на ночной город.
– Ты поступишь правильно. Или будешь к этому стремиться.
– А как – правильно? В моём мире один человек в минуту, которая была для него решающей, тоже задавал похожий вопрос: что есть истина?
– Это был твой друг?
– Нет, он умер за много лет до моего рождения… О нём остались лишь легенды. Старые-престарые записи таких же легендарных авторов. Откровенно говоря, я даже не уверен, был ли задан этот вопрос.
– Конечно, был, если кто-то взял на себя труд сохранить его!
Памва обернулся. Жанна стояла в столбе лунного света, как живое олицетворение спокойствия и доверия. Вот ведь как, подумал Памва, эта дочь чуждого племени – он мысленно употребил именно этот выспренный оборот, вовсе не казавшийся сейчас неуместным – эта эльфийка с какой-то примесью крови вампира сейчас более человечна, чем многие и многие представители человеческой расы. И нужно быть последним подлецом, чтобы обмануть такое доверие…
Он сжал ладонями лицо и с силой потёр щёки. Кажется, она начинает увлекаться игрой, которую сама же для себя и придумала. Нельзя допустить, чтобы в результате она сама себя обманула.
– Жанна, у вас в Ловингарде есть книги? Я имею в виду литературу, общую для людей, эльфов, вампиров и всех остальных.
– Книги?
– Записи выдуманных или на самом деле происходивших историй, имеющих назидательное значение.
После паузы (Памве показалось, несколько натянутой) эльфийка кивнула:
– Да. В Ловингарде есть книги. Овеществлённые воспоминания, легенды и мечты в письменах... Но для слепой существование книг призрачно, – она невесело улыбнулась. – Однако, книги есть. Конечно, степень популярности и развития литературы у несхожих рас различается, притом существенно. Причём даже у эльфов она приходит в упадок. Зачем книги, если есть Дома грёз…
– Прости, если случайно сделал тебе больно. Просто я хотел, чтобы ты меня правильно поняла… Дело не в степени развитости литературы. В письменности всех народов всегда есть схожие моменты. В книгах люди – я буду говорить о людях, не думаю, что остальные намного отличаются – так вот, в книгах люди обычно решают какие-то глобальные проблемы, спасают миры и планеты, в крайнем случае – государства и народы. Чем труднее задача, тем ярче герой. И да, в книгах, как правило, добро побеждает. Счастливый конец, злодеи наказаны, вокруг всеобщее счастье и всё такое. Осуществление мечты народа. В жизни же происходит иначе. Я не герой, я всего лишь маленький человек, который хочет иметь свой собственный маленький кусочек счастья. Я не претендую на возможность хоть как-то повлиять на жизнь Ловингарда. То, что было сделано в Энрофе, получилось не из-за каких-то моих потуг, хотя я и прилагал все свои силы. Нет, изменить жизнь получилось потому, что там созрели для этого условия. Не я – нашёлся бы кто-то другой. Мне же нужно было всего-навсего отыскать дочь.
– Хорошо, что она не захотела жить здесь, с тобой.
– Ты настолько не любишь магов?
– Не в этом дело. Я… Я её боюсь. Не понимаю и боюсь. Она не просто маг…
– Что значит «не просто»?
– Ты это знаешь лучше, чем я. Она такая же, как ты. И совсем другая. Не знаю, как объяснить… Ты вот добрый, а она... Нет, нет! – подняла ладони Жанна, – она не злая! Она другая… Не думаю, что её жизнь заколдована теми. Она такая, какая есть.
– Прости, тебя трудно понять.
– Потому что я сама для себя не могу чётко сформулировать возникшее чувство… И пока ещё у меня нет понимания. Поэтому скажу как смогу. Вот ты отец, но для неё это значит очень мало. Она выросла одинокой – и вдруг ты, посторонний, который пытается теперь войти в её жизнь. Она всё понимает, но полюбить тебя по своему желанию не может. Да и никто так не сможет. И в этом нет её вины.
– Я знаю, – нахмурился Памва. – Но мать-то она хочет вытащить от Клэ?
– Допустим. Только ведь и мать значит для неё не больше, чем ты. Девочка росла одна. И тот же Фантин ей ближе вас обоих… – имя «Фантин» эльфийка произнесла с еле заметным презрением.
Памва отвёл глаза и ничего не ответил.
– Она одинока, – добавила Жанна. – И свободна в поступках. Знаешь, только одинокие свободны по-настоящему. В этом их сила и одновременно их слабость. Наверно, поэтому никто не хочет быть настолько свободным. И в этом твой шанс.
– Знать бы ещё, как этот шанс использовать…
– Реши сам. И ещё одно. Допускаю, что ты можешь примкнуть к магам. Если так, этот наш разговор станет последним.
– Да? Очень жаль. А что изменится?
– Никто, в ком есть хоть капля эльфийской крови, не станет якшаться с магом. Это противно самой природе эльфа.
– Я останусь таким, какой есть, ты же знаешь.
– Каждый сам решает, что ему впустить в себя, а от чего воздержаться. Впустивший – изменяется. Это закон. Мне жаль, но это так.

Как и было условлено, они увиделись в кафе, на втором этаже здания Министерства. Памва невольно залюбовался дочерью: ладная, подтянутая, с той особой грацией молодой женской силы, которая сводит мужчин с ума. Со стороны встреча выглядела случайной – ну, столкнулись в коридоре коллеги, отчего бы не выпить по чашечке кофе, поболтать о том, о сём, если есть время…
– Так. Я ненадолго исчезну, – единым духом выпалила волшебница. – Командировка. Вернусь – сразу тебя найду. Будь осторожен с Фантином, это хитрый лис, хотя и прикидывается простачком. Без меня ничего не предпринимай.
– Какая ещё командировка? – сдвинул брови Памва. – Ты что, не могла послать их всех к чёрту? И как теперь…
– Командировка нужна прежде всего мне, – отрезала девушка. – Вернее, нам обоим. Не бойся, я постараюсь быстро.
– Ну, раз так, – уступил Памва, – тогда, может, и я с тобой? Подсоблю, чем могу.
– Исключено. Переходы отсюда в мир людей-теней – под особым контролем. Разрешение даёт непосредственно ЦОК… Осторожней, у тебя за спиной Фантин, направляется сюда.
– О! Наша неотразимая чаровница Уирко! – приветствовал их старший гильдион. – И доблестный ар Болла, рыцарь Золотого клинка! Как приятно видеть вас здесь, в добром здравии!
Фантин явно пребывал в превосходном настроении.
– Кто это – Уирко? – не понял Памва.
– Новое задание – новое имя, – пояснила волшебница. – Просто я не успела сказать.
– Это одна из условностей нашей работы, – пояснил Фантин. – Очень удобно. По названному имени сразу можно понять, о каком периоде деятельности агента идёт речь. Вам, ар Болла, оставлено прежнее имя, поскольку пока оно ничем себя не проявило… С нашей позиции, конечно, только с нашей. Кстати, я забегаю вперёд, но вы ведь пришли предложить свои услуги? Я не ошибаюсь?
– Мне пора, – поднялась Уирко. – Оставляю вас наедине. Желаю успехов, ар. Приятно было встретиться. Прощайте и вы, старший гильдион.
Она бросила на мужчин загадочный взгляд и исчезла. Памва заметил, что вокруг их столика как-то сама собой образовалась свободная от посетителей зона. Он перевёл тяжёлый взгляд на собеседника.
– Что ж, – уронил он. – Насчёт сотрудничества вы не ошиблись. Но у меня есть свои условия…
Позже, анализируя разговор, Памва так и не смог решить, правильно ли он поступил, сделав ставку на мощь Министерства. Да, всё, упомянутое Фантином, оказалось правдой: и привилегии, и возможности. Чего стоили одни очки-определитель – в любой толпе запросто можно было распознать агента Клэ! А по предъявлении именного служебного жетона, торжественно вручённого старшим гильдионом, любая служба Города обязывалась оказывать владельцу всемерное содействие. Но обещанием реального давления на Клэ заручиться Памве не удалось. То есть конкретное его действие против любого представителя данного образования находилось бы под безусловным протекторатом, но ставить ультиматум всему конкурирующему учреждению – в том смысле, что, мол, или делайте так-то, или вас заставят это сделать – запрещалось.
– Конечно, слегка припугнуть можно, – толерантно усмехаясь, пояснил Фантин, – но на свой страх и риск. Исключительно на свой страх и риск. Ломать сложившуюся систему никто не позволит. Так что лучше обойтись без этого. Чтобы потом не выглядеть глупо.
Что ж, даже это было лучше, чем ничего. Правда, тут же пришлось и заплатить: весь остаток дня Памве пришлось сдавать многочисленные анализы и участвовать во всевозможных тестах. И это, как выяснилось, лишь предварительный этап: Министерство намерено было вытащить из него максимум информации. Какого рода – оставалось только догадываться.
Вечером, перед сном, к Памве явился Гийом. Призрак имел вид серьёзный и торжественный.
– Милорд, – церемонно, исполненным достоинства голосом произнёс он. – Год и один день истекли. Моя служба завершена.
Это явилось неожиданностью. Памва привык к основательной и надёжной, хотя и несколько занудной опеке призрака. Он свыкся, что тот в ментальном плане добротно прикрывает тыл.
– Что ж, – сказал он. – Мне жаль.  Без тебя будет… ну, пусто, что ли. И ты не был слугою, ты был настоящим другом. Прости, я не могу пожать тебе руку… Но ты прав. Время истекло.
– Мне тоже жаль, – заявил призрак. – Но моё место там, в моём мире. Я буду помнить эти дни.
Памва грустно улыбнулся. Ему захотелось сделать что-то, что бы соответствовало духу минуты, причём так, чтобы не задеть гордость старого барона. Просто сказать «спасибо»? Слишком мелко. Как-никак, Айтер – дитя своей эпохи, он ожидает совсем другого. Какой знак внимания, какой подарок мог бы стать достойным символом связывающих их отношений? Внезапно его осенило.
– Благородный барон Айтер, я бы от всего сердца хотел наградить тебя за достойную службу, – проникновенно сказал он. – Знаю, что ни золото, ни драгоценности не имеют для тебя цены. Поэтому прошу принять в дар мой рыцарский меч. Ты его достоин. И пусть ты не сможешь взять его в руки, но он будет напоминать твоим потомкам о заслуженной чести и моей благодарности. Владей им, он твой.
Призрак склонил голову.
– Это станет реликвией дома Айтеров, – сказал он. – И, клянусь, ни один мой потомок не посрамит имя прежнего владельца. Но как мне доставить меч в родовой замок? И как мне самому попасть в Энроф? Я ведь могу проникнуть через Врата только с тобой.
Это соображение стало неприятной неожиданностью: отлучка никак не входила в планы Памвы и пришлась бы совсем не ко времени.
– Ты можешь немного задержаться? – спросил он. – Даю слово, дружище, я что-нибудь придумаю.
– Просьба рыцаря Золотого Клинка – закон для Айтера, – кивнул призрак. – Я останусь. Но пусть эта отсрочка будет недолгой.

«Капец» был закрыт. Налепленная на двери бумажка содержала одно слово, нацарапанное корявым почерком: «схватка». Ветерок весело трепал отклеившийся уголок объявления, стремясь непременно сорвать его, и скорее всего через некоторое время посетителей ожидала бы запертая дверь без каких-либо объяснений.
Памва в замешательстве огляделся. Не то, чтобы время было таким уж критическим фактором, но терять его зря не хотелось.
– Интересуетесь поединком?
Подошедший креол (явная помесь эльфийской и человеческой рас) имел потрёпанный вид и представлял собой одного из легиона тех жителей Дипила без определённых занятий, кто не прочь получить мелкую монетку «за услуги».
– Мне нужен мастер Вин, – сдержанно уронил Памва.
– Вот я об этом и говорю! У мастера схватка. Я покажу дорогу, ещё можно успеть. Всего одна маленькая монетка…
Памва достал из кармана пригоршню мелочи (случайно затесавшийся в неё жетон мага блеснул зелёной вспышкой) и продемонстрировал попрошайке платежеспособность.
– Веди!
Монета поменяла хозяина, и они двинулись по таким закоулкам, где Памва самостоятельно заблудился бы на первой же минуте. Он тут же выпачкал кроссовки мерзкой жижей, сочившейся под ногами неизвестно откуда. Полуэльф же ничего не замечал и двигался, словно паря над дорогой. Он чувствовал себя как дома (собственно, так оно и было) и оживлённо болтал на ходу, находясь в приподнятом настроении после нечаянного заработка:
– Боюсь, что старина Вин не имеет шансов: сегодня его противник – сам Невидимка У. Не проигрывал ни разу! Ставки принимают тринадцать против одного. У нас будет новый чемпион…
Памва неопределённо хмыкнул. У него имелись сомнения по поводу такой уверенности. Он хорошо помнил, чем закончилась их прошлая встреча со змеем.
– Вот Арена, – кивнул бродяга. – За этой дверью. Придётся купить билет тотализатора, без него не пустят. Это прямо там же, внутри… Может быть, ещё монеточку, а, щедрый господин?
Но Памва уже отвернулся и не увидел, как по лицу полуэльфа скользнула гримаса недоумения и разочарования.
В зале было сумрачно, только ринг утопал в ярком освещении. Навстречу толкнулось ощущение огромной толпы – ошеломляющий сплав эмоций, азарта и ажиотажа; тут же рядом возник распорядитель – крепкий орк с позолоченными клыками.
– Сколько и за кого?
– Сто кредитов. Ставлю на мастера Вина.
Видимо, сто кредитов составляли весьма значительную по местным понятиям сумму. Брови орка удивлённо подпрыгнули вверх, но профессиональная невозмутимость победила. Без слов он вручил Памве билет, указал рукой направление и исчез так же незаметно, как и появился. В вип-ложе, где Памве полагалось находиться согласно размеру ставки, оставалось несколько свободных мест, в то время как остальное пространство было битком забито зрителями.
Оглядевшись, Памва заметил старого знакомого – бармена-гоблина из «Капца» – и присел рядом с ним. Тот выглядел необыкновенно серьёзным и молча сидел с настороженным и угрюмым видом. Волнение его выдавали лишь пробегающие по лицу судороги.
На арене, отделённой от болельщиков крупноячеистой сеткой, шёл бой. Впрочем, полноценной схваткой это зрелище назвать не решился бы ни один комментатор. Противник Вина действительно был невидим, и смертоносные выпады змея приходились в никуда. А вот сам он терпел явный урон: в двух местах чешуя была прорвана и висела лоскутами, обнажая красные бугры свитых, как канаты, мышц. Каждое новое движение змея толпа встречала рёвом – то разочарованным, то торжествующим, в зависимости от результата. Впрочем, достать соперника своим коронным выпадом Вину никак не удавалось. Действия же противника обозначались лишь последствиями: на змеиной коже то и дело появлялись свежие царапины, и было похоже, что дело его плохо.
Памва надел очки, выданные ему Фантином, рассудив, что в магическом диапазоне картина должна быть более информативной. Так и оказалось. Невидимка У – громадный кот с шестью лапами – метался по рингу, ловко уворачиваясь от контакта. Видимо, его стратегия состояла в том, чтобы измотать и обессилить соперника, нанося тому урон и заставляя постепенно истекать кровью. Главное было не попасть под убийственный удар змеиной головы.
Нырнув под широкий, но неприцельный зацеп хвоста, кот сомкнул челюсти на горле мастера Вина и тут же мгновенно отпрянул. Змей содрогнулся  – и так же дёрнулся гоблин, застонав и раскачиваясь взад-вперёд.
Симбиоты, вспомнил Памва. Видимо, что чувствует один – то же и второй… Стоп! Да ведь такая связка должна работать в обе стороны?
Он ловким движением нацепил очки на гримасничавшую гоблинскую морду. И сразу же расстановка сил на арене изменилась. Двумя точными ударами Вин отшвырнул противника к сетке и тут же обвился вокруг туловища удушающим захватом. Хриплый мяв вырвался из сминаемых лёгких невидимки У, но это было последнее их движение. Силы на вдох у кота уже не оставалось. Когтистые лапы полосовали шкуру удава, но эти отчаянные попытки ни к чему привести уже не могли. Постепенно кот затих. Его тело обессиленно повисло, поддерживаемое лишь свернувшимся кольцами Вина. После красноречивого жеста рефери, положившего конец схватке, зал взорвался шквалом звуков, издаваемых самыми разными существами всех рас. Заполыхали световые рекламы, проецируемые прямо в пространство над рингом. Объявление распорядителя потонуло во всеобщем шуме. Гоблин, сунув очки Памве, ринулся на манеж, где уже вовсю хлопотали санитары: помощь требовалась обоим гладиаторам. Памва вздохнул и направился к выходу: ни о каком разговоре с мастером сейчас не могло быть и речи.

Возвращаясь домой, Памва не встретил ни Еву, ни вездесущую Жанну. Впрочем, последнее было предсказуемо. И это одиночество было хорошо: он устал и хотел лишь поскорее добраться до кровати. День кончился ничем, и обсуждать эту неудачу с кем-либо не хотелось. Принять душ – и спать, спать, спать…
Памва стянул с усталых ног обувь и только-только собрался было выставить их за дверь – пусть Форо почистит, как вдруг замер и мысленно хлопнул себя по лбу. Вот дурак! Проморгать, не заметить такой явной вещи! Где только была его голова! И как теперь найти в огромном городе этого попрошайку-метиса? Впрочем, в том, что он именно тот, за кого себя выдаёт, у Памвы теперь были очень большие сомнения. Да что там сомнения – почти уверенность. Когда-то, давным-давно, ему уже приходилось сталкиваться с такими существами. Из далёких глубин памяти всплывало забытое чувство полной открытости и беззащитности – так чувствовал себя каждый, сталкиваясь с зеркальником.
Зеркальник? Здесь? А почему, собственно, нет? Он ведь может принимать вид любого существа или даже вещи, оставаясь незамеченным и не привлекая ничьего внимания. То-то к его ногам не прилипала грязь! Это ведь вовсе не стоптанные сапожки, это собственное тело зеркальника, та субстанция, из которой он может лепить всё, что угодно. В том числе и делать его проницаемым для слякоти…
Но главное, самое главное-то было вот в чём: подлинный полуэльф никогда не стал бы иметь дело с магом! А в том, что оборванец заметил жетон, у Памвы не было сомнения.
Как бы там ни было, этот зеркальник явно скрывался. Иначе ему не имело смысла перебиваться случайными заработками: с его-то способностями можно добывать деньги практически из воздуха… Но нет, он не идёт на криминал. Значит, попросту не хочет светиться. Скрывается, но от кого? Министерство – если бы узнало о его существовании – запросто вычислило бы столь лакомый объект для изучения, но ведь жетон его не напугал! Значит, боится он не магов. Нет, всё-таки, видимо, прячется он от Клэ. В таком случае нужно сделать всё, чтобы такого контакта не произошло: нельзя, чтобы противник стал ещё сильнее.
Следующую неделю Памва провёл в Дипиле, отираясь поблизости от «Капца». Он даже пренебрёг настойчивым указанием Фантина немедленно продолжить исследования: маги-лаборанты обработали все физиологические данные и теперь жаждали приступить к ментальным тестам. А вот сам Памва, вспоминая предостережение Гийома, этого отнюдь не желал. Такое натянутое положение дел не могло продолжаться слишком долго и должно было разрешиться в самое ближайшее время. Ситуация осложнялась и тем, что не было ни слуху ни духу Уирко. Памва, кстати, удивлялся себе: к новому имени дочери он привык как-то слишком быстро.
Единственное, что удалось за эту неделю – поговорить с мастером Вином. Памва рассказал начистоту всю историю, как он её понимал. Но и здесь не было достигнуто ничего положительного. Змей наотрез отказался быть посредником между Памвой и Клэ:
– Не нужно давить на Клэ… Бесполезно. А для меня и опасно: не стоит рубить сук, на котором сидишь.
Манера разговора мастера заметно изменилась: исчезло былое присвистывание и шипение. Очевидно, это объяснялось перенесенной операцией на горле – солидный кусок новой плоти, ограниченный рубцом шрама, заметно выделялся цветом.
– Это до первой линьки, – с неохотой пояснил змей. – Потом станет незаметно.
Всё естественно, подумал Памва: без Клэ и его умений судьба таких, как Вин, незавидна.
Неожиданно на середину комнаты выскочил гоблин.
– Помогать. Лечить. Заботиться, – нервно жестикулируя, разгибал он скрюченные пальцы. – Клэ хороший!
– Вот этого хорошего Клэ я просто хочу попросить вернуть мне жену, – угрюмо сказал Памва. – Больше мне от него ничего не нужно. А если откажется, придётся заставить.
– Клэ – единый организм, – возразил змей. – которую часть его ты назовёшь своей женой? Ведь её гены распределены по всей биомассе… Жениться на Клэ – ничего более абсурдного я не слышал!
– Да не хочу я иметь ничего общего с Клэ! Мне нужна жена.
– Что ж, Клэ может и согласиться создать тебе такой объект, – с сомнением произнёс Вин. – В последнее время, как я слышал, он много продвинулся в биотехнологиях. Взять хотя бы глаза – теперь нет зависимости от поступающего материала. Трупов, я имею в виду, – он повернул морду и немигающими вертикальными зрачками вперился в Памву, – А ведь именно от глаз зависит степень влияния биополя магов… Уйти от такой зависимости было сложно.
– То есть, ты думаешь, шансы на успех есть?
– Не обольщайся. Даже если ты получишь, что хотел, как быть с тем, что твоя жена всё равно останется в Клэ? Сможешь ли ты жить с этим? Впрочем, я не специалист по психологии людей, может, и сможешь. Но я бы посоветовал оставить всё как есть…
Памва помотал головой, отгоняя воспоминания. Аргументы мастера Вина поколебали его решительность. И всё же отступаться он не хотел. Не мог.
В конце концов его старания привели к успеху: бродяга-зеркальник был им застигнут в момент выклянчивания очередной монетки у какого-то зеваки-рептилоида с зелёной чешуйчатой кожей.
– Пошли со мной! – пересыпал он горсть мелочи в удлинённые изящные ладони полуэльфа.
Создав таким образом экономическую заинтересованность, Памва повёл его в первый попавшийся бар и усадил за столик.
– Я знаю, кто ты, – без обиняков заявил он. – И могу помочь. Но для начала давай познакомимся. Моё имя Памва, Памва ар Болла. А как называть тебя?
– И я знаю, кто ты, – спокойно ответил тот. – Ты был отмечен прикосновением зеркальника. Давно, очень давно. Но такое не проходит бесследно. Поэтому ты должен знать, что зеркальник всегда носит имя того, кем является в данный момент. Впрочем, эльфийские имена сложны… Называй меня Сатур.
– От кого ты скрываешься, Сатур? От Клэ?
Полуэльф насмешливо поднял глаза:
– Неужели ты думаешь, что такого, как я, может испугать Клэ?
– А кто может испугать такого, как ты?
– Зачем тебе знать?
– В принципе, незачем. У меня и так достаточно информации. Ведь ты прячешься, не так ли?
– Допустим. И что?
– Могу спрятать ещё лучше.
Сатур испытующе уставился на Памву:
– Разум зеркальника зависит от мозга того, чью личину он носит. И этот разум подсказывает, что никто не стал бы заботиться о моей безопасности просто так. Что тебе нужно взамен?
– Ты прав, – согласился Памва. – Кое-что нужно. Но перед этим я всё-таки хочу знать, кого именно ты опасаешься. От этого зависит, как мы будем действовать.
– Мы? Почему ты так уверен, что мы будем действовать сообща?
– Простая логика. Это взаимовыгодно. Помогая друг другу, мы решаем наши проблемы. При этом никто ничем не поступается.
– Звучит заманчиво.
– Так и есть на самом деле. Но повторяю свой вопрос: от кого именно ты скрываешься?
– Хорошо, я расскажу. Никакой тайны здесь нет. Но предварительно хочу уточнить моё положение. По моему разумению здесь, в Ловингарде, на данный момент мне ничего не грозит. Маги не подозревают о моём существовании, если ты, конечно, не сообщил им… А ты не сообщил. Ты ведь не совсем маг?
– Вернее сказать, «совсем не». Продолжай.
– Хорошо. Значит, Министерство не при делах. К тому же я стараюсь не покидать Дипил, а здесь его власть ограничена. Клэ же должен дожидаться, пока я умру, чтобы получить мой труп – я имею в виду материальный носитель. Эльфы живут долго, но не вечно, и в конце концов он рассчитывает получить эту биомассу… Он же не знает, что это за биомасса! А если и догадается, то посягать на меня на виду у всех – а я всегда на виду – не рискнёт. А когда (и если) придёт смерть, мне уже будет всё равно… Единственная опасность мне грозит от сиануков.
– Это ещё кто?
– Раса, обитающая в мире, откуда я прибыл. Религиозные фанатики. Отличаются отчаянным упорством в достижении цели. И одна из их целей – покарать меня.
– Что ты там натворил?
– В том-то и дело, что ничего! Просто случайно угораздило принять нынешний облик. А потом выяснилось, что эта личность – преступник, приговорённый к смерти. Началась охота, пришлось бежать. Пока они не знают, в какой именно мир, но когда-нибудь выяснят. И если они появятся здесь, мне придётся туговато.
– Но ты же не он!
– Это сиануков заботит меньше всего. Для них я тот самый Сатур.
– Что же помешает тебе улизнуть, когда они тебя найдут? Или даже раньше, прямо сейчас?
– В принципе, ничего… Но в базе данных всё равно остаются сведения. Даже если я использую обличье кого-то иного, этот финт рано или поздно можно вычислить. Так что, боюсь, эта охота никогда не окончится.
– Ага. Понятно. Ну, всё сходится как нельзя лучше. Мне, видишь ли, тоже нужно исчезнуть. Вернее, сделать вид, что исчез. Вот ты и покинешь город вместо меня. В компании с одним призраком, но беспокойства от него не будет, даже напротив. Я же гарантирую отсутствие всяких следов, для этого у меня здесь достаточно полномочий. Ну что, есть смысл попробовать стряхнуть погоню с хвоста? Или тебя что-то держит в этом мире?
– Для зеркальника все миры равноценны.
– Так каков твой ответ?
– Скажу снова: звучит заманчиво, – усмехнулся полуэльф. – Но, чтобы принять окончательное решение, в свою очередь, я тоже должен знать кое-какие подробности. Ты дашь мне коснуться тебя?
Памва знал, что зеркальник имеет в виду под «прикосновением». Давным-давно, в его родном мире, такое уже имело место. Объединение разумов оставляло ощущение полного публичного обнажения, когда малейшие нюансы психики становились доступны другому существу, которое также во всём объёме раскрывало внутренний мир. Результатом становилось абсолютное взаимопонимание и даже – на некоторый срок – возможность обмена мыслями.
Без колебаний Памва протянул руку. Со стороны рукопожатие выглядело вполне натурально, и лишь специально приглядевшийся наблюдатель мог заметить, как кисти рук подёрнулись тончайшей плёнкой тумана. Чуждое сознание обрушилось хаосом ощущений и воспоминаний – так, словно Памва сходил с ума. Лавина новых сведений кипела, захлёстывала память, терялось всякое различие между своей и чужой жизнью. И когда такое состояние подошло к невыносимой грани, так, что терпеть дальше стало невозможно, всё вдруг закончилось. Побледневший Памва ошеломлённо крутил головой, а зеркальник, для которого такой контакт являлся нормой, с пониманием и участием глядел на него.
– Мы обменялись правдой и будем действовать сообща. Теперь ты – это я, а я – это ты.
Так, вспомнил Памва, звучала традиционная фраза после слияния разумов.

Полуэльф пересекал границу нижнего и верхнего города в несколько обновлённом виде. В принципе, единственное, что требовалось – привести в порядок одежду; это не составило труда: зеркальнику достаточно было небрежно отряхнуть рукава ладонью, и пиджак приобрёл вид совершенно новый, что называется, с иголочки. Изменилась даже структура ткани, и теперь он был одет в добротный дорогой костюм модного покроя. Аналогичной процедуре подверглась и обувь. Перед Памвой теперь стоял щеголеватый молодой красавец, на которого наверняка бы заглядывались девушки.
– Э, нет, брат, так не пойдёт. Убавь смазливости-то, – забраковал его Памва, критически оглядев. – Нам с тобой следует быть понезаметнее. И особые приметы ни к чему.
Красавец пожал плечами, и тут же постарел, стоило ему провести ладонью по лицу. Кожа слегка набрякла и покрылась мелкими морщинами. Теперь он превратился в особу неопределённого возраста, ничем не примечательную и как нельзя лучше подходящую для задуманного.
– О! То, что надо, – одобрил Памва. – Теперь всё согласно плану: быстро на вокзал, там ты становишься мной, не на виду, конечно; Гийом пересаживается в тебя – и вы оба дуете через Врата. Я организовываю переход, издалека страхую и подчищаю, если что пойдёт не так.
Подгадать, когда у Врат толпится поменьше народу, было невозможно: никакого графика прибытия-убытия пассажиров не существовало. Но им повезло, в транзитном зале особого скопления туристов не наблюдалось. Памва подошёл к крайней стойке регистрации и предъявил жетон Министерства магии. Это произвело должный эффект.
Так совпало, что за столиком сидел Калкин: бывшая бригада Евы несла службу в полном составе, только место переводчика теперь занимала напыщенная и худая, как жердь, особь. Расовую принадлежность её идентифицировать Памва так и не смог.
– Через две минуты я убываю в Энроф, – строгим официальным тоном, скопированным у Фантина, бросил он. – Переход не фиксировать, никому не докладывать. Подготовьте Врата. Немедленно.
– Но очередь… – набычившись, начал гном.
– Очередь подождёт.
– А как я объясню начальству…
– Как угодно! – повысил голос Памва. – И поторопитесь, если хотите сохранить должность. Я вернусь через две… Нет, через полторы минуты. Всё должно быть готово.
Он повернулся спиной ко взбешённому Калкину и вальяжно проследовал в уборную, где в закрытой кабинке уже ждал Сатур. Для общения с ним слова были не нужны. Они просто чувствовали друг друга.
– Гийом, дружище, пора! – мысленно позвал Памва. – Прощай. Да будут благосклонны к вам энрофские боги!
– Прощай и ты, доблестный рыцарь! – услышал он в ответ. – Желаю удачи. Если вдруг тебе случится вновь посетить наши края, клан Айтеров будет этому рад и сочтёт за высокую честь…
Гийом в последнюю минуту был особо патетичен.
Памва отрешённо вздохнул и сосредоточился, обрывая все мысленные контакты, кроме одного. Теперь он видел мир глазами зеркальника. В этот момент Сатур, в совершенстве копируя его манеру, сурово и холодно глядел на Калкина, вынужденного выполнять явно не нравящийся ему приказ явно не нравящегося ему мага.
– Пожалуйте сюда, господин начальник, – бубнил гном, всё больше наливаясь краской. – Всё готово, как и было велено. Пожалуйте в проход…
Последнее, что различил Памва, это серую пелену створа врат – и ментальная связь оборвалась.
Когда, изменив внешность (наклеенные усы, новая одежда), он вышел из комнаты джентльменов и неторопливо направился к выходу, стараясь держаться естественно и непринуждённо, он ещё некоторое время слышал за спиной раздражённое бормотание гнома – вполголоса, но достаточно ясно. Евы не было, и дать тому успокоительную конфету было некому.

Размышляя, Памва всё больше приходил к выводу, что Клэ – вовсе уж не такое чудовище, каким он его себе представлял. Да, логика его существования странна и бесчеловечна, но почему она обязана быть такой, как именно он её себе представляет? Клэ развивался на базе не только гуманистической, но и иной, совершенно чуждой людям этики и биотехнологии. И его поведение, естественно, носит соответствующий отпечаток. Кто может поручиться, что с точки зрения каких-нибудь разумных жуков оно не верх морали и эстетических идеалов? К тому же, с чисто прагматичных позиций, существование такой структуры имело для города немало плюсов. Помимо утилизации бытовых отходов Клэ предоставлял, к примеру,  и медицинские услуги, практически не уступающие по качеству муниципальным городским восстановителям. Причём, в отличие от них, бесплатно.
И всё же что-то внутри Памвы протестовало против такого положения вещей. Он искал встречи с Клэ, и в то же время не представлял себе, что от неё ждать и как может сложиться это рандеву.
Правда, получить такую аудиенцию оказалось не таким уж простым делом. Памва постоянно таскал на носу магические очки, но ничего похожего на представителя Клэ заметить так и не смог. С отчаяния он даже подумывал отправиться в «Капец» и проломить голову бармену, чтобы потом пообщаться хотя бы с прибывшей бригадой медиков, но понимал, что такое поведение несерьёзно.
Всё оказалось гораздо проще.
Бригада медиков сама прибыла к нему домой. Вернее, не к нему, а к Еве: той пришло время рожать, а Галик, как оказалось, имел соответствующий полис – соглашение с Клэ. Памва столкнулся с покидающей счастливую роженицу командой на лестничной площадке, выходя из лифта. На этот раз существа имели более-менее «товарный вид»: не было ужасающих шрамов на месте плохо подогнанных друг к другу частей тела, да и цвета различных участков были подобраны без явных цветовых огрехов. Их провожал взволнованный Галик.
– А к нам пока нельзя, – залепетал он. – Там сейчас стерильно…
Памва улыбнулся ему деревянным лицом. Тут всё понятно, молодой папаша просто ошалел от такого события.
– Успокойся, иди к Еве.
Галик что-то пробормотал и исчез.
Памва повернулся к главному – так, по крайней мере, он определил пожилого медика из человеческой расы. На шее того неровной ниткой багровел тонкий шрам – там, где голова крепилась к телу. Скорее всего, не своему.
Сколько раз Памва представлял эту встречу! Сколько раз репетировал, как именно он начнёт разговор! Но все приготовленные слова почему-то вылетели из головы, и он лишь хрипло выдавил:
– Верните мне Джоан.
Врач молча смотрел на него, не отвечая ни слова, и Памва, сбиваясь, зачастил:
– Передайте Клэ, что… В общем, если он не выполнит мои требования, я найду способ… Я уничтожу его! Так и передайте!
Врач разомкнул губы:
– Любой из нас – Клэ. И Джоан тоже. Так что никому ничего передавать не требуется. Клэ полностью в курсе дела.
– Верните Джоан!
– Невозможно.
– Министерством разработан вирус, способный уничтожить Клэ, – блефанул Памва. – Достаточно вылить содержимое пробирки в любой мусоросборник, и Клэ придёт конец. И я это сделаю, клянусь!
– Лаборатории Министерства достаточно хороши, но не сравнятся с нашими, – возразил врач. – Собственно, весь организм Клэ – одна большая лаборатория. Неужели можно допустить, что мы не предусмотрели такой возможности? Эта мнимая угроза не представляет опасности. Даже если некоторые особи и погибнут, мы быстро воссоздадим их. Все важные компоненты зарезервированы. И неоднократно.
– Но удерживать человека противозаконно!
– А вам не приходило в голову, что она могла пойти на это добровольно?
– Что?!
Врач пожал плечами и принялся спускаться по лестнице, отчего-то решив не пользоваться лифтом. Ассистент-фельдшер – паук оранжевого цвета с жёстким ворсом на лапах – засеменил следом. Памва был ошеломлён. Как, неужели Джоан могла согласиться на… На это, чему и название-то подобрать трудно?! И что теперь делать? Убить доктора и паука? Не вопрос, но что это даст? Разве что продемонстрирует серьёзность намерений. Ну хорошо, допустим, а куда девать трупы? В мусоропровод, обратно к Клэ? А смысл?
Он сделал несколько неуверенных шагов следом, и успел увидеть, как оба представителя медбригады исчезают в том самом люке мусоропровода: сперва головой вниз нырнул доктор, за ним и паук – тому пришлось сложиться в три погибели, чтобы влезть в узкое для него отверстие.

Тогда, на вокзале, в последний момент Памва всё же решил передать свой жетон Сатуру: он помнил, что по любому магическому талисману Министерство сможет отследить его местонахождение в городе. Немного жалко было, да ладно уж. Всё равно толку от него, как оказалось, было маловато. В Энрофе зеркальник на всякий случай должен был сразу же избавиться от опасной вещицы, хотя так далеко могущество магов, по мнению Памвы, не распространялось. А вот зафиксировать факт перехода талисмана через врата было им вполне по силам, к тому же упрямый Калкин наверняка доложил о таком экстраординарном событии куда следует. Так что какое-то время до того, как Фантин обнаружит его присутствие, было. Памва рассчитывал, что самое последнее место, где его начнут искать, это прежний адрес: вряд ли старший гильдион ожидает от него такой наглости. Скорее всего, сначала прикажет прочесать Дипил.
Жанна была холодна и не шла на разговор, хотя знала о его присутствии. За неё Памва был уверен: никаких сведений от эльфийки Министерство не получит. Еве и Галику было не до него. Форо, от природы скрытный, как все домовые, тоже должен бы хранить верность хозяину, пусть даже временному… Так что и с этой стороны утечки можно не опасаться. Попадаться же на глаза другим соседям Памва успешно избегал. Что-что, а это он умел.
Безвылазно просидев в уединении три дня, Памва дошёл до ручки. Он поворачивал ситуацию и так, и эдак, но удовлетворительного решения так и не нашёл. Не начинать же ему, в самом деле, поголовное истребление агентов Клэ! Этак можно и в кутузку загреметь…
Изнурив себя бесполезным ожиданием, он плюнул и отправился в «Капец». Если уж ничего не удаётся придумать, то придётся ждать Уирко – может, хоть дочка что-нибудь присоветует. А пока можно и пропустить рюмку-другую чего-то крепкого.
В полупустом баре скрывались от дневной жары всего три-четыре посетителя. Гоблин возился за стойкой, переставляя посуду. Памва заметил, что голова его приобрела нормальные пропорции, а взгляд стал гораздо более осмысленным. Тоже работа Клэ, не иначе.
Он скромно устроился за одним из боковых столиков, спиной к двери: там наблюдать за входящими можно было благодаря зеркальной поверхности графина, а вот его лицо при этом будет скрыто. Универсальным жестом (два пальца вверх), понятным барменам всех миров, заказал выпивку.
Скотч обжёг гортань приятным терпким ароматом, чуть отдающим горечью и дымком.
– Рад вас видеть, – принесший заказ гоблин показал в усмешке множество мелких и острых зубов. – Благодарю за… Сами знаете, за что. Сегодня выпивка за счёт заведения. Вам повторить?
Надо же, усмехнулся Памва, а ведь помнит, шельмец, что ему нужно подавать без льда…
Он кивнул и отвернулся. А когда вновь кинул взгляд на стойку, увидел, как тот что-то говорит в телефон. Памва на спор мог бы практически дословно повторить, что и кому. Но предпринимать какие-то действия уже не было ни сил, ни желания. И когда в бар вошёл старший гильдион Фантин, он не удивился.
Удивился он другому: вместе с ним вошла Уирко.
– Агент Уирко успела вернуться, – проинформировал Фантин, бесцеремонно присаживаясь рядом на возникший по щелчку пальцев стул. – Только что. Я хотел, чтобы она присутствовала при нашем разговоре, так и вышло. Что ж вы, милейший, от нас бегаете? Детство какое-то. Нехорошо, нехорошо… И бесполезно.
– А мне наплевать, – отозвался Памва. – Можете мне помочь? Нет? Тогда катитесь со своим Министерством…
– Ладно, я покачусь, – сухо отозвался маг, – но и вам придётся катиться вместе со мной. Лаборанты ждут.
– Нет, – сказала Уирко. – Будет не так. Люди-тени утвердили иное решение. Собственно, оно повторяет то, что в своё время сделал Сильвестр. Может быть, кое-кому это придётся не по вкусу, но в данных условиях лучше выхода не найти. Это и моё мнение тоже. Не надо заставлять человека страдать.
– Вот как?! – Фантин не скрывал холодного сарказма. – Не слишком ли много на себя берёт агент Уирко?
– Не слишком, – отрезала девушка. – Стоит мне хлопнуть в ладоши, и волшебство начнёт действовать. От силы теней защиты не существует. Я рассказала им всё, всю сложившуюся ситуацию. Мы говорили долго, перебирали разные варианты. Повторяю, другого решения нет, и нам всем придётся чем-то жертвовать. Мне дали право воспользоваться… Ну, скажем, их технологией. Только один раз.
– Значит, это удалось, – удовлетворённо констатировал Фантин. – Прекрасно. Мы становимся непобедимы.
– Не совсем. Заклинание – я буду использовать этот термин, хотя он не совсем верен – заклинание подействует на всех нас. Мы все всё забудем. И Памва, и Уирко, и Фантин. И Клэ, кстати.
– Постой! Это стоит хорошенько обсудить. Не надо торопиться.
– А я и не тороплюсь. Заклинание – это потом. А сначала, действительно, нам всем надо поговорить.
Она говорила долго и горячо, убеждала, что-то доказывала. Слушала возражения старшего гильдиона и вновь начинала спорить. Но её слова проходили как бы сквозь Памву или скользили по поверхности, не затрагивая сути, не находя отклика.
Вот, значит, как. Вот какой путь выбрала дочь. Что ж, может, единственно верного ответа и не существует в принципе? Оно конечно, ломать сложившееся в Городе равновесие не есть хорошо… Но уж больно уродливо здесь, в Ловингарде, сплетаются судьбы. И когда-нибудь, когда сложившееся положение себя исчерпает и всё придёт к логичному концу – а оно не может не прийти! – кто знает, не станет ли будущая ломка ещё большей катастрофой?
Он слушал, и каждое слово тяжело падало в незаживающую рану души. Вот оно как, оказывается, Министерство и Клэ заодно. Ворон ворону глаз не выклюет. Рука руку моет. Яблоко от яблони… А он-то надеялся.
Он слушал. Отрешённо, словно речь шла совсем не о нём. И ему было безразлично, кончится ли разговор прямо сейчас или будет продолжаться ещё много часов.
– А теперь… Теперь пора, – наконец подвела черту Уирко. – Эх, здесь к месту бы сказать какие-нибудь патетические слова… Чёрт, ничего в голову не лезет. Да не дёргайся, Фантин, не успеешь! Сиди спокойно!
Она глубоко вздохнула и побледнела.
– Даже не думала, что это так тяжело… В общем… Прости меня, папа!
И хлопнула в ладоши.

Ловингард раскинулся под балконом пёстрым набором игрушечных домиков, павильонов, машин. Сразу за набережной блестело тёплое ярко-голубое море, переливаясь тысячами крохотных искр. Прогулочные пароходы гнусаво вскрикивали сиренами, от работающих в полную силу аттракционов доносился грохот и восторженные взвизгивания клиентов, где-то играл оркестр. Но слитное столпотворение гавани и города доходило до верхнего яруса смягчённым из-за расстояния и было привычным фоном яркой курортной жизни. Прохладный ветер, спускающийся с гор, сглаживал дневной жар. Ева на плетёном кресле заканчивала кормить ребёнка, Жанна стояла у перил неподвижно, подставив солнцу лицо, и внимательно слушала щебетание пикси. Тот, сидя у неё на плече, ожесточённо жестикулировал и время от времени легонько подёргивал эльфийку за волосы – видимо, в наиболее важных, по его мнению, местах рассказа.
– Так она сама это сделала?! – резко спросила Жанна. – Ну и тварь!
– Ш-ш-ш-ш! – подняла руку Ева. – Не разбуди!
– Дураки, – не обращая на неё внимания, продолжала эльфийка. – Дураки и негодяи. Убить сознание – надо же такое придумать! Впрочем, чего ещё ждать от богомерзких магов…
Ева подняла на неё вопрошающий взгляд.
– Они убили Памву, – сквозь зубы пробормотала Жанна, продолжая внимательно слушать. – Ну, или всё равно, что убили. Хотя, искажение сознания теперь, видимо, не считается преступлением. Но какие сказочные идиоты!
– О чём ты? – спросила Ева, бережно накрывая малыша кружевной пелеринкой. – Кто идиоты?
– Все они! Включая теней. Хотя те и мнят себя мудрецами. Но они не учли одной вещи…
– Какой?
– Зеркальника. В нём же сознание Памвы! И, значит, ещё ничего не кончено... Ну, лети, милый! – и она лёгким движением подбросила пикси в воздух.