Мы собрались у нашей мамы. Застолье было праздничным. Маме исполнилось семьдесят пять лет. Мы все сидели за столом. Мои сестра и брат, мои племянники. Говорили добрые слова в адрес именинницы, пели песни. Среди прочих гостей была и старшая внучка моих родителей - моя племянница Наташа. Она недавно овдовела. В двадцать пять лет. И все спрашивала у Бога, зачем он так с ней поступил, и за что?
Никогда не забуду, как папа её нянчил. Носил по большой комнате по кругу в два часа ночи (у неё зубки резались), но он же не мог без мамы обойтись, он её пристроил за ним ходить и тарахтеть погремушками. И вот - процессия. Впереди мой папа с внучкой полугодовой на руках, в широких пестрых сатиновых трусах и растянутой майке, за ним - мама в длинной ночной сорочке и огромных тапочках-шлепанцах. В руках у неё две погремушки. На каждый шаг она ими тарахтит. Но спит на ходу. И однообразный этот звук усыпляет её. А маленькая Наташа тоже кричать перестала и задремала.
Мама греметь перестала. И в наступившей тишине опять раздался громкий и пронзительный крик маленькой девочки.
- Руфина! Какого черта ты тарахтеть перестала? Тарахти, раскудри малина, тарахти!
- Да я тарахтю, Ванечка, тарахтю, стараюсь!
И опять равномерные звуки, и опять ходьба по кругу.
А потом я встала, вышла во двор, в летнюю кухню, развела огонь в печи, сварила манную кашу, остудила, в бутылочку налила, взяла Наташу, вышла на крыльцо, села, погладила ей животик и покормила. И она уснула крепко. Сестра спала и никак не реагировала на вопли своей дочурки, уснули и родители мои мгновенно. И до утра был мир и покой в доме.
А я часто вспоминаю мамино - да тарахтю я, тарахтю!
И папину ходьбу по кругу. И мамино шумовое сопровождение. Теперь уже мама моя овдовела, выкупила место на кладбище рядом со своим дорогим Ванечкой, навещала его могилку и говорила, что обязательно ляжет рядом с ним. В свой срок.
А маленькой Асе всего годик был. Она была первой правнучкой у моей мамы. Девчушка сидела на коленях у именинницы, и никак не хотела уходить.
- Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далеком, буду тебе женой! - пела Наташа и плакала. Она вкладывала в песню свой особенный смысл. Я обняла её за плечи.
- Ушла бы за ним, если бы не она, - прошептала она мне доверительно, показывая на свою доченьку.
- Тебе её ещё на ноги ставить. Да в одиночку! Держись!
Гулянка подошла к концу. Все разошлись по домам, засобиралась домой и Наташа.
- Да куда ты пойдешь, на ночь глядя? Оставайся ночевать. Найдем мы тебе место!
- Нет. Я домой.
И все. И не уговорить никакими силами.
- Тогда, доченька, проводи её. Ты у нас не пьющая дама, а вот Наташа перебрала чуточку. Мало ли что может случиться? Обидит кто невзначай. Такси вызывать не будем. Здесь три остановки до её дома. Проводи! А Асенька у нас останется.
Я и согласилась. Почему бы и не проводить родную племянницу? Вот натерпелась я! В автобусе какой-то молодой мужчина на неё посмотрел. Ей не понравился его взгляд. И она прямо за руку его взяла и стала приглашать с собой.
- Пойдем со мной, ты не пожалеешь!
Мужик отнекивался. Наташа настойчиво к нему приставала. Попутчик побледнел. Автобус - веселился. Некоторые пассажиры мужского полу советы давали мужику, или сами себя предлагали взамен.
- А, перепугался? А не нужно ТАК смотреть было, - говорила мужчине Наташа, и не отпускала его руку.
- Наташа, Наташа! Угомонись!
- Да все они такие, тетя Валя. Только на погляд и способны, а как до дела, так и нет никого. Миленький ты мой, возьми меня с собой! - запела моя неугомонная племянница на весь автобус.
Какая-то пожилая женщина укоризненно покачала головой.
- Пожалуюсь водителю, высадит тебя на следующей остановке.
- Облом Вам, дамочка! - заявила ей Наташа, - следующая остановка - моя. Мне по любому выходить. Правда же, тетя Валя?
Я устала извиняться за нелепое поведение молодой женщины.
Когда мы вышли из автобуса, я стала её отчитывать.
- Да зачем же ты стала приставать к этому мужчине? Такой приличный на вид человек!
- Приличный? Приличные так не смотрят. А видали, видали, тетя Валя, как он в штанишки сделал? Наукой ему будет. А то посмотрел, как облизал. Ненавижу. Ишь как вырывался? Видали? Так их и нужно учить. А то только понты кидать и умеют. А как до дела дойдет - так и бормочут - вам показалось, девушка, вам показалось. Ничего не показалось. Смотрел, гад ползучий. Нехорошо смеяться над одинокой женщиной.
И вдруг она опять расплакалась.
- Почему я такая несчастная? - спросила она у темного августовского неба над головой.
Пришлось в сквере на скамейке целый час сидеть и выслушивать, что у неё на душе накопилось. Да гладить по спинке. Да в лобик целовать, да говорить, что все пройдет.
- Домой-то пойдешь? Мы с тобой рядом с ним.
- Пойду, тетя Валя. Только давай вместе споем мою песенку!
- Споем. Только не очень громко.
Пришлось спеть. От начала и до конца.
Только мы по-разному её пели. Я пела про отвергнутую любовь, а Наташа - про вечную разлуку.
- Миленький ты мой, возьми меня с собой!
Подул ветерок, качнул ветки старого клена, и они погладили нежно плечи молодой женщины. И мне показалось, что она почувствовала от этого прикосновения какое-то облегчение.
- Ты сильная! Держись! - сказала я Наташе. - Впереди еще много событий. Наверняка и радость еще будет обязательно.
И она не то вздохнула от моих слов, не то всхлипнула.