«У каждого из нас свой Пушкин, остающийся одним для всех. Он
входит в нашу жизнь в самом ее начале и уже не покидает нас до конца…»
Александр Твардовский
6 июня - день рождения у одного из самых любимых поэтов и писателей «Руси великой» Александра Сергеевича Пушкина. Знакомство с ним начинается для нас с его волшебных сказок. Нет, пожалуй, ни одного малыша детсадовского или младшего школьного возраста, которому бы не были известны такие бессмертные строки:
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом.
На протяжении всех школьных лет мы знакомимся с творчеством великого поэта. «И признаюсь – от вашей лиры / Предвижу много я добра» узнаём мы из «Разговора книгопродавца с поэтом».
Особое эмоциональное впечатление произвели на меня «Дубровский», «Капитанская дочка», «Барышня-крестьянка». Я как будто растворялась между строк и видела всё происходящее своими глазами. И думала всегда: а если? Мечтала невзначай: а вдруг? И однажды из этих «если» и «вдруг» получилось следующее:
«Капитанская дочка»
Вчера выпал первый снег. Мы с Тимкой Егоровым так обрадовались! Носились до позднего вечера. Пришёл домой мокрый, грязный, но довольный. Начертил по математике графики, заданные на дом, написал по русскому упражнение. Та-а-ак! А вот с литературой дела потруднее: Елена Александровна задала нам прочитать три главы из «Капитанской дочки». Но читать-то я как раз и не любил, да и не успею уже: пора ложиться спать, если не хочу проспать первый урок. А первым уроком у нас завтра литература. Очень любит Елена Александровна опоздавших к доске приглашать. А мне, не желавшему получать лишнюю двойку, отсидеться бы за моей последней партой тише воды, ниже травы.
Но беда в этот раз меня не миновала. Войдя в класс и поздоровавшись с классом, Елена Александровна начала урок:
- Ну, ребята! Продолжим сегодня читать одно из лучших произведений Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка». Обвела класс строгим взглядом, остановила его на мне. Внутри меня всё так и похолодело. Не избежать мне сегодня двойки, а дома вечером – отцовского ремня.
- Гринёв, о чём прочитал ты в третьей главе романа? – Ребята, обращая ко мне свои взгляды, потихоньку начали хихикать. То ли оттого, что фамилия от моих родителей досталась в наследство точно такая же, как и у главного героя «Капитанской дочки», то ли ожидая, как же я буду выходить из столь неловкой для меня ситуации. Сидевшая за первой партой Машка Миронова, глядела на меня огромными синими глазами - тоже ждала развития событий, показывала мне свой язык. Я почувствовал, как краска стыда предательски заливает мне лицо. Нравилась мне Миронова, нравились её глаза, длинные толстые косы. Нравилось смотреть, как наклонив голову, Машка вышивала на переменах котёнка. И мне становилось обиднее за такую нелепую ситуацию, в которой я оказался по своей же глупости.
- Еле…Елеса..Елесанна. То есть, извините, Елена Александровна! К следующему уроку исправлюсь, прочитаю весь роман.
- Ну, что делать с тобой, Гринёв? Не понимаю никак, почему ты так не любишь читать! Садись!...
За окнами большими хлопьями падал снег. Сквозь проступающие слёзы я смотрел, как эти снежные хлопья переливались на солнце разноцветными искорками…
…Было довольно холодно. Снег всё падал и падал. Уже стемнело, когда наша кибитка въехала через ворота в деревушку. Оглядев с удивлением тесные и кривые улицы, я увидел такие же невзрачные избы, покрытые большей частью соломой. Почувствовав себя неуютно, велел ямщику ехать к дому коменданта. И уже через минуту мы стояли перед деревянным домиком коменданта. Недалеко от комендантского дома я разглядел деревянную церквушку.
Никто не вышел встретить меня. Набрав в лёгкие побольше воздуха и шумно выдохнув, я решился войти в дом. В передней сидел старый солдат-инвалид, чинивший свою одежду. «Войди, батюшка, наши дома», - сказал он, кивнув в сторону двери. Дверь вела в чистую, убранную по-старинному комнату. На стене красовались лубочные картины. Засмотревшись на них, я не сразу заметил сидевшую у окна старушку в телогрейке и с платком на голове. Она разматывала нитки. Рядом сидел старик в офицерском мундире, помогая старухе в распутывании пряжи. Я принял старика за коменданта и, обращаясь к нему, хотел доложить ему, что я приехал проходить службу в Белогорской крепости. Старуха, предугадав мою ошибку, сказала, что коменданта дома нет, а она является его хозяйкой. Пригласив меня сесть, она крикнула: «Палашка, сходи за урядником!» Старик в офицерском мундире стал расспрашивать меня о моей службе и причинах приезда в крепость. Я представлял себе капитана Миронова, моего будущего начальника, очень строгим, сердитым стариком, скорым на наказание. Слушая мои ответы старику, почувствовав моё угнетённое состояние, старуха попыталась меня успокоить, начала говорить о каком-то Швабрине, пребывающим в крепости вот уже пятый год. Тут пришёл урядник, молодой казак. Комендантша велела уряднику отвести меня на квартиру к Семёну Кузову. Откланявшись, я последовал за урядником. Половина избы, куда мы пришли с урядником, была занята семейством Семёна Кузова, вторая половина избы отводилась мне на жильё. Я так устал, такая тоска переполняла меня – спать я улёгся не поужинав.
Утром ко мне уже прибыл первый гость. Это был молодой офицер. Лицо его было смуглым и некрасивым, при этом сам он был невысокого роста. Заговорил он со мной по-французски. Мы познакомились, гостем оказался Швабрин Алексей Иваныч. Поразмыслив немного, я вспомнил, что слышал его фамилию вчера в разговоре с комендантшей Василисой Егоровной. Разговор со Швабриным приободрил меня. Алексей Иваныч оказался весёлым человеком, часто шутил. Мы сдружились. Дома у Швабрина оказались несколько французских книг, с его разрешения я стал брать его книги. Читал с удовольствием, практикуясь в переводе.
Жизнь в крепости больше не пугала меня, казалась сносной и даже приятной. В доме коменданта я был принят с радушием, часто обедал там, проводил в беседах с Иваном Кузьмичём и Василисой Егоровной много времени. Надо признаться, что поначалу я относился к ним с неким предубеждением: в первый же день нашего знакомства Швабрин со всей своей весёлостью описал семейство Мироновых в довольно невыгодном для них свете. Марья Ивановна, дочка коменданта, по словам Швабрина, была совершенною дурочкой. Намекал Алексей Иваныч и на непозволительную связь между комендантшей и гарнизонным поручиком Иваном Игнатьичем.
Марья Ивановна поначалу и вправду дичилась меня, сидя в уголке комнаты, что-то шила. Незаметным образом я привязался к семейству коменданта и стал понимать, что все слова Швабрина об этих милых людях оказались вымыслом. Но я не понимал причин для этого. Конечно, виделся со Швабриным я каждый день, но его беседы меня уже тяготили. Шутки и замечания насчёт Марьи Ивановны больно задевали меня, так как я проникся к ней симпатией. Да и для неё, я чувствовал, был уже небезразличен.
Но другого общества, помимо Швабрина, в крепости не было. Однажды я выбирал у Алексея Иваныча одну из французских книг, находясь в приподнятом настроении и напевая себе под нос. Моё настроение не крылось от моего друга, и я не без удовольствия дал почитать ему песенку моего собственного сочинения.
«Песенка твоя нехороша», - произнёс Швабрин и с обычной своей весёлостью стал критиковать каждую строчку моего сочинения, - «а кто такая эта Маша, перед которой изъясняешься ты в любви? Уж не Марья ли Ивановна?» В глазах у меня потемнело, кровь моя закипела. Мы повздорили. Дуэль казалось единственным выходом из этой ситуации. Я отправился тут же к Ивану Игнатьичу, рассказал ему о ссоре со Швабриным и просил его быть моим секундантом.
Дуэль, назначенная на следующее утро, не состоялась. Когда мы со Швабриным были готовы драться на шпагах и дожидались только наших секундантов, появился Иван Игнатьич и человек пять инвалидов. «Комендант Иван Кузьмич требует вас к себе». Ничего не оставалось делать, как повиноваться. В комендантском доме встретила нас Василиса Егоровна, которая ругая нас со Швабриным, требовала посадить нас под арест. Иван Кузьмич не знал, на что решиться. Марья Ивановна была бледна. В итоге, Василиса Егоровна заставила помириться нас со Швабриным. Но, выходя из дома, я шепнул тому: «Так дело кончиться не может». «Конечно, - согласился Швабрин, - Вы своею кровью ответите за свою дерзость. До встречи». И мы расстались. Я вернулся в дом коменданта. Марья Ивановна стала выговаривать мне, как она беспокоилась, как же она не любит Алексея Иваныча. «Почему же», - спросил я. Покраснев и опустив глаза, Марья Ивановна рассказала мне, как сватался Швабрин к ней в прошлом году, но получил отказ.
Вот тут-то я понял многое. Швабрин замечал нашу обоюдную с Марьей Ивановной симпатию друг к другу и старался рассорить нас. Его клевета была такой гнусной, его насмешки над моей песней были такими противными мне. Моё желание наказать подлеца было таким сильным, я знал: дуэль неизбежна.
Ждать пришлось недолго. На следующий день Швабрин постучал мне под окошком. «Зачем ждать нам ещё? Спустимся к реке, нас там никто не увидит», - сказал он мне, когда я вышел.
Мы добрались до реки, спустившись по крутой тропинке, и обнажили наши шпаги… «Петруша! Батюшки мои! Что скажу я Вашему батюшке?» - по склону к реке бежал Савельич. «Петруша!» Что-то сильно кольнуло меня в грудь, в глазах потемнело…
Я открыл глаза и снова зажмурился от яркого света. За окном продолжал крупными хлопьями падать снег. С портрета на стене смотрел на снег задумчиво Александр Сергеевич. В классе было тихо: урок давно закончился, а я и не заметил.
Как же долго тянулись остальные уроки. Я уж не замечал насмешек одноклассников, не слышал, как они перешёптывались, поглядывая то на меня, то на Машку Миронову. После звонка на ватных ногах я спустился в раздевалку, оделся и вышел за порог школы. У школьных ворот о чём-то щебетала с подружками Машка Миронова. Безнадёжно вздохнув, я поплёлся домой. Вечером достал с полки «Капитанскую дочку» и решительно прочитал весь роман до самого конца.
Татьяна Кужакова
п. Силикатный