Легко ступая, она идёт по улицам – узким или широким, оживлённым или пустынным.
Кладёт ладони на стены домов, обнимает деревья. Слушает, о чём говорят птицы, собаки, машины.
Заглядывает в окна и лица случайных встречных. Каждому, кто ждёт её возвращения,
дарит маленькое чудо. Она – осень. Касаясь распахнутых настежь душ, читает их истории…
С крыши звёзды немного ближе. Они дрожат – ночи теперь холодные. Я плотнее запахиваю куртку, прикуриваю сигарету.
- Здорово, братан! – Кот усаживается рядом, прикрывает лапы хвостом.
- Привет.
Мы слушаем, как облетают последние листья. В прошлом месяце их падало больше.
- Не выбросил ещё ту лохматую подушку?
- Зачем? Ты же на ней всю зиму дрыхнуть будешь.
- Спать, а не дрыхнуть, - хмурится Кот.
По улице проносится машина. Расколотая тишина зализывает трещины. Те срастаются.
Чешу Кота за недовольным ухом.
- Не дуйся. Колбасы тебе принёс. Будешь?
- Ну… если просишь.
Смотрю в телефон. Четыре сорок.
- Пора. Финальная игра сезона.
- Да помню, помню.
Кот прыгает, срывает с неба качающийся шарик луны. Мы перебрасываемся.
Луна тёплая и немного шершавая.
- Смотри! Птичка! – орёт Кот.
Я делаю вид, что верю. Хлоп! – ладони ловят воздух. Луна скачет по крыше, скатывается по водосточному жёлобу в трубу. Плюх! – в луже дробится отражение одиноко светящегося окна. Мы с Котом наблюдаем, как в чёрной воде растворяется жёлтая луна.
- Я выиграл, - говорит Кот.
- Просто ты – пушистый засранец.
- Победителей не судят, - Кот самодовольно хмыкает в усы.
Скоро рассвет.
***
Я завариваю чай. Как ему нравится – со смородиновыми веточками. Толкаю дверь в ванную и напарываюсь на его улыбку. Такую, что хочется прижаться к нему или ударить в лицо. Он вдыхает чайный аромат, мечтательно прикрывает глаза:
- Отпусти меня.
- Ты никому там не нужен.
- А вдруг?
- Не вдруг. И потом. Я люблю тебя, понимаешь?
- Знаю. Отпусти.
Чай теряет тепло и запах смородины. По белому кафелю извиваются струйки воды.
- А если ты больше не придёшь?
- Глупости, - смеётся. В ванной становится душно. – Помнишь, как раньше? Я забегал и рассказывал тебе, что видел. Столетние клёны в золотых коронах. Пена прибоя на прибрежных камнях. Руины древнего храма…
Шёпот тише, тише… Чашка падает. Осколки – веером. Он прав.
Распахиваю дверь ванной.
- Иди.
- Не плачь, ладно? Здесь и так сыро. Ещё надоем тебе – до зимы.
- Уходи, пока не передумала.
Он проводит рукой по моим волосам, ласково касается губ.
Хлопает входная дверь. Быстрые, дробные шаги по лестнице. Всё…
- Мама! – Кричит во дворе какая-то девчушка. – Смотри – дождик пошёл!
***
Если разогнаться и долго-долго бежать за птичьим клином, обязательно попадёшь на юг. Там – тёплые волны и корабли. Белые песчаные отмели, причудливые деревья.
Там – сбываются мечты.
Набираю скорость. Перелётные птицы указывают путь. Ещё немного – и я полечу вместе с ними, глядя на мелькающие внизу города. Сердце моё поёт…
Не сразу осознаю, что больше не двигаюсь. Как? Почему?!
Иваныч смотрит в зеркало, качает головой. Выходит.
Понятно. Штанга токоприёмника слетела.
Возвращается. Кладёт руки на руль.
- Ну и куда разогнался так, дурашка?
Молчу виновато. Птичий клин скрылся за высотками. Мы трогаемся.
Впрочем, зачем мне этот юг? Здесь не хуже. Берёзы в золоте, лимонные ясени. Небо – сто оттенков серого. Здесь Иваныч. Он меня понимает.
- Универмаг «Заря», - мелодичный женский голос из динамиков. Начинается привычная толчея пассажиров.
В витрине магазина – манекен Гоша. Вчера на нём были футболка и шорты. Сегодня – толстый красный свитер, джинсы. Я подмигиваю правой фарой. Гоша приветливо кивает. Мы друзья. К нему подходит молоденькая продавщица. Ставит на тумбу тёплые ботинки с белым ценником.
- Скоро и тебя в зимнюю резину переобуем, - говорит Иваныч.
Начинается дождь. Поток прохожих на тротуаре ощетинивается зонтиками.
Почему у всех – чёрные? А, нет! Вон там – ярко-зелёный.
- Смотри, какая! – шепчу Иванычу.
Тот отвлекается от входящих в салон пассажиров, окидывает оценивающим взглядом рыжеволосую обладательницу зелёного зонта.
- Ничего так, - соглашается. И тут же отворачивается со вздохом. – Мне Валентина яйца открутит.
Да, жена у Иваныча строгая. С ней не забалуешь.
Впрочем, с нами, мужиками, иначе нельзя.
- Осторожно, двери закрываются, - поют динамики. – Следующая остановка – проспект Мира.
Резной золочёный лист с размаху целует меня в мокрый лоб. Я улыбаюсь.
Мы с Иванычем спешим по осеннему городу.
***
Идём втроём: Лёсик, я и Бог. Мы молчим, Бог слушает. Красный осиновый лист кружится и кружится, раздумывая, не улететь ли в тёплые страны. Там ещё лето.
Мне наскучивает монотонное шарканье по асфальту.
- Лёсик, ты когда-нибудь прыгал с парашютом?
- Ха! Сто раз. И без парашюта тоже.
- Дурак! – помолчав, обижаюсь я.
- Чего это?
- Объясни ему, - толкаю плечом Бога.
Тот вздыхает и смотрит вверх. Среди облаков парит птица.
Через двести метров я понимаю, что наши пути расходятся.
Впереди как раз маячит знак «Проезда нет».
- Не звони мне больше, - говорю я Лёсику.
- Ладно, - отвечает он и выбрасывает пустую сигаретную пачку.
- Брэк! – Бог отвешивает Лёсику пинка, мне – подзатыльник.
Мы остолбеневаем. Слышать Глас Божий непривычно.
- У меня ремешок на сандалии развязался, - Бог, извиняясь, высовывает из-под накидки босую ногу и для убедительности шевелит пальцами.
- Сапоги купи, - бурчит Лёсик, потирая зад. – Пойдёмте уже.
Мы идём втроём. Где-то вдали свистит электричка. Хотя, может быть, это катер.
Из продырявленных птицами облаков сыплется мелкий дождь.