Грудь следователя. Рабочее наблюдение

Игорь Исетский
     Утро. Я торопился не опоздать на встречу со следователем и подсудимым в следственный изолятор. Сегодня мы должны были ознакомиться с уголовным делом с несовершеннолетним парнем и подписать необходимые документы. Как говорили у нас «двести первую». Имелась в виду ст. 201 УПК РСФСР, сейчас канувшая в лету вместе с самим УПК РСФСР. И на этом закончить расследование.
     Следователь Светлана Лобова с порога огорошила меня.
     - Вы представляете, Пашка-то наш, - Лобова указала на здоровенного «малолетку», который, сидя на табурете, был с ней одного роста, - не желает знакомиться с делом, пока я ему не приведу его мамку. Но я же сказала, через день-два ты увидишься со своей мамашей. Заглянув в глаза подсудимому, Лобова неожиданно задала следующий вопрос, повергнувший меня в шок.
     - Что соскучился по мамочке, титку пососать захотелось мальчику?    
     «Что она творит, дура?», -  внутренне возмутился я. Ну, да, паренёк идёт по первому разу, другой, с несколькими судимостями, сразу же начал бы её жестоко избивать за эту «титку».
     Парень, очевидно, скромный, покраснел и опустил голову к полу, а следователь продолжала. Ну, что молчишь? Титку-то надо? Ой, какой он, надо же, без титки росписи нам никак не обещает. Эх, ты, сосунок. А туда же, ларьки грабить, вместо того, чтобы греться у маминой титюли, - хохотала Лобова.
     Я немедленно попросил оставить нас наедине с обвиняемым, опасаясь, что он не выдержит и бросится на приличных размеров грудь следовательницы. Она почти довела его до этого.
     Мысленно я представил, как верзила-подсудимый, заорав в ответ не своим голосом на очередной вопрос Светланы всё по той же теме: «Да! Надо! Давай её сюда!» - после чего сквозь плащ и другую одежду «следачки» сладострастно вцепится зубами в грудь Лобовой. Мне стало страшно, за неё. Пока я брошусь оттаскивать от следователя подсудимого, который ударом локтя мог послать меня в нокаут, пока на мой последний крик перед падением на «ринге» не прибежит охрана, здоровяк мог хоть что сотворить со следователем, так по-дурному формулирующей оскорбительные замечания и вопросы подсудимому.
     Видимо, деревенская,  раз и в моём присутствии без стеснения засыпала вопросами о пресловутой женской груди несовершеннолетнего бугая.
    
     Мы поговорили по душам с пареньком, я отдал ему пачку сигарет и тот поверил мне, что «свиданка» с матерью состоится, и успокоился. Я лично проконтролирую это, пообещал я Павлу.
     Он полистал дело и расписался в нужных местах.
     Через день я позвонил Лобовой и спросил, дала ли она, как обещала, свидание подсудимому с родительницей?
     - А, тому-то, что без этой самой никак не хотел двести первую подписывать?
     - Ему. Только называется он теперь подсудимым. И вы даже не подозреваете, что вчера вместе со мной могли попасть в заложники. Или бы Павел перегрыз вам горло за вопросы о титках. Вас так учили вести допросы? Унижать подсудимого в присутствии адвоката? Ещё немного и он начал бы душить вас.
     - Ну, тогда я, конечно, выдала номер перед вами, простите уж, - хохотнула Лобова. - Весь день отдел ржал, когда я им рассказывала.
     - Бог простит. – А я сегодня же напишу жалобу на имя начальника РОВД, куда вас, судя по всему, по ошибке, приняли на службу. Уж он-то точно обхохочется. Вы не замечали, как нервничает пацан, и совершенно не умеете строить беседу с подсудимым. На вас он не набросился, повезло, а себе запросто мог ночью вскрыть вены из-за подобных оскорблений.
     - Да чего уж я такого страшного сказала? Подумаешь, пошутила с букой.
     - Здесь не место для шуток. Говорил вы довольно громко, а если какой-нибудь подсудимый из другого следственного кабинета услышал вашу речь? Паренька бы замучили насмешками, а то и ещё хуже.
     - Вот за это?
     - Да и за то, что он не применил против вас физической силы. Сочли бы за труса. Другой запросто мог убить вас прямо в СИЗО. Сидельцы порой на допрос ходят с бритвочкой во рту. Охранник невнимательно осмотрит подследственного и тот свершит свою кровавую месть над следователем, допускавшим пусть даже словесные издевательства над ним. Обезобразил бы вам лицо глубоким шрамом, что повлекло бы наверняка несколько пластических операций. Здесь не прощают унижений ни от кого. Пришлось бы коровку продать и ещё немало чего.
     - Какую корову?
     - Рогатую, естественно. И лошадёнка пригодилась бы на продажу, не дай бог, конечно. Давайте прощаться, у меня дел по горло, - и я положил трубку на рычаг.
     Задумался, откуда берутся такие следователи, что позволяют вести себя с подсудимым подобным образом? Потом понял: наверняка из педагогов пришла. Милицейское жалованье в 200 рублей, казалось учителям огромным!
     Лобова знает педагогику и так ведёт себя?! И считает – в милиции именно так и надо подавать себя с любыми задержанными, подстраиваясь под только что демонстрируемый по телевидению сериал «Улицы разбитых фонарей»?
     Их, педагогов, специалистов в своей области, тогда немало решило перейти на службу в органы МВД России. В школах заработную плату постоянно задерживали, а в следователи брали многих людей с высшим педагогическим образованием и последующим заочным обучением в юридических институтах.
     Тогда из-за небольшого жалования многие сотрудники покинули милицию и нашли более оплачиваемые места.
     Задержка денежного содержания во внутренних органах на гораздо большие сроки, чем в родных школах, ожидала бывших учителей в недалёком будущем.
     Суровое было время. Всякий выживал, как мог, даже богачи после резкого падения курса рубля в один день, названный «чёрным» четвергом, обеднели. Но не
все.

     Фото из картинок Яндекса.