Семён принадлежал к тому типу горожан, что бескорыстно питают город талой водой. Не осталось такой городской забавы или занятия, где он мог бы теперь ещё пригодиться. Каждый день он выходил на прогулку, ведя за собой рыжую собаку. Только собака и заставляла его ещё двигаться. Маховик крутился по инерции, но никакого механизма внутри нет. Случалось, он выходил на улицу и топтал осенние листья или забивал нос тополиным пухом, но это не запоминалось так, как снег.
Вдев ноги в промозглые тапки, Семён сидел в своём гнезде на шестнадцатом этаже, пил чай и обозревал ледяной мир. Мир сверкал. Внизу развалился парк, в парке чёрная лохматая собака. Первенец на земле. «Сейчас подтянутся другие», - привычным фоном подумал он. Последние годы он не пытался зацепиться ни за одну мысль, не отматывал назад, они проплывали в нём облаками, белыми барашками. Память съедала вчерашние дни. Взамен предлагая новый. Чай. Кипяток. Пока он вливался через горло в желудок, подменяя собой хребет, Семён находил в себе силы два раза в день выходить на прогулку. Он не спешил. Собака терпеливо ждала своего часа в коридоре, положив морду на лапы и поводя бровями то на дверь, то на звуки за окном.
Сегодня у Семёна было другое настроение, чем когда-то. Будто хорошо. К завтраку Вселенная подбросила ему на память рыбу семидесяти пятилетней выдержки. Ценный бриллиант. Он плыл тогда на лодке с отцом, глядя в нужную точку в нужное время, и огромная рыба выпрыгнула из воды прямо за кормой. К завтраку рыба подошла в самый раз, она нисколько не испортилась и не поблёкла в сверкающей летней воде. В хорошем настроении, вспомнив, что всё когда-то было иначе и рыбы падали в воду, он надел тёплые вещи, прицепил к оживившейся собаке поводок и вышел на прогулку. Вниз он любил спускаться пешком, чтобы все три подъездные собаки завидовали и бились лбами о запертые двери. Та, что жила ближе всех к земле, успевала за двоих, перебегая от двери к окну и с громким лаем царапая стекло когтями. Под эти литавры Семён и Кнедлик выходили во двор. Без злобы и сожалений о содеянном. Что-то же должно повторяться, и это то немногое, что должно. Начиналась часовая прогулка, в которой на гладких округлых поворотах случались свои предсказуемые встречи и редкие острые углы.
Чёрная лохматая собака уже ушла, и первой им на пути попалась ровесница с палками для скандинавской ходьбы и двумя таксами-спутниками Крузом и не Крузом. Так он прозвал вторую таксу, её имя всегда вылетало у него из головы, хотя отличал он их легко: Круз всегда лает при встрече, а у не Круза светлый нос. Честно говоря, весь парк сошёл с ума с этой модной скандинавской ходьбой, но Семён относился к этому благосклонно.
У владельцев собак есть особый этикет: в первую очередь при встрече здороваться с четвероногими и только потом с сопровождающими их лицами. А иногда они и вовсе не замечают владельцев, встретятся вот так случайно на остановке или в магазинчике на углу и не узнают друг друга.
Но здесь всё правильно, с ровесницей они обязательно перекинутся словами, и она поздоровается с Семёном, и в который раз похвалит и погладит льнущего к ней рыжего красавца Кнедлика. Семён в ответ погладит Круза, потому как не Круз не ждёт своего часа, а налаявшись вечно куда-то убегает, и его слышно то тут, то там из-за собранных дворником-вавилонянином сугробов. А между тем зима и утро расцвели пышным цветом, таким солнцем не пренебрёг бы и полярник, он бы порадовался. Семён был рад тоже.
Ещё у людей с собаками в своде негласных правил заведено не прощаться, после того, как поздоровались и обменялись любезностями, они расходятся с каким-то чудовищным пониманием, что сегодня же вечером или завтрашним утром на прогулке они встретятся вновь. Так обычно и случается.
Прогуливаясь по центральной аллее парка, Семён и Кнедлик миновали горделивого Лаки, тихую флегму Грету, неугомонного Джека с мячиком в пасти и девушку с неизменной банкой пива в руках. Все они и должны были попасться на пути. Они тут жили.
Рубикон пройден, каркнула ворона, всех предупредив. Впереди детская площадка, вокруг неё сгрудились деревья с красными мороженными ягодками на ветвях, то ли шиповник, но не шиповник, деревья а не кусты, но ягодки точно такие же. Семён всегда забывал их настоящее название. Зимой и осенью, проходя мимо площадки, он разрешал Кнедлику найти и съесть одну упавшую ягодку, и даже специально его подводил, и топал ногой, чтобы тот заметил. Или срывал ягоду с дерева, если вдруг пусто. Но разрешал съесть только одну. Не ради еды, а ради радости. Ради повторения ритуала. Ради ожидаемой случайной награды. Вроде её не должно быть, но что-то должно случиться и случается. Можно было бы ходить и другим путём, но так уже сложилось.
Подслеповатый Кнедлик мониторил дорожку в поисках лакомства, но мороз сковал то ли шиповник, то ли ещё что, а дворник смёл ночную падалицу. Предвкушая, Семён сорвал с ветки красную обледенелую ягодку и бросил к лапам собаки. Та начала радостно пробовать её на зуб. Семён протянул руку, встал на цыпочки и, вопреки традиции, достал ещё одну ягодку повертел её в руках и положил в рот. Ледяная конфета начала таять, сбрасывая оболочку зимы, добираясь до осени, лета и цветущей весны. Солнце светило, а он неудачно сглотнул, и ягода закупорила горло. Через минуту - конец.
Семён открыл глаза в доме в пределах бульварного кольца, беспомощно размахивая руками и дёргая ножками, будто ни ноги, ни руки его не слушались, а жили своей собственной особенной жизнью. Всё было застлано пеленой, разглядеть ничего не удавалось, он сразу вспомнил, что случилось, и хотел позвать Кнедлика, успокоить его, но из горла не шли слаженные звуки. Наконец-то что-то определённое: над ним склонилось огромное лицо женщины. «Ох, ты мой малыш, - сказала она, счастливо улыбаясь, - какой же ты красивый, я так тебя ждала». И он всё забыл, и улыбнулся в ответ, и заплакал.
Кнедлика забрала к себе ровесница, Круз и Волька встретили его, как и подобает тем, у кого есть имя и холодный нос. Волька тоже любил бегать на детскую площадку и есть там тайком боярышник, сколько влезет.
Александр Гуров, март 2018г.