Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
190. Крутые перемены. Испытания. 07-08 декабря 1972 года.
Сводка погоды: ВМБ Балтийск четверг 07 декабря 1972 года, дневная температура: мин.: 2.3°C тепла, средняя: 4.0°C тепла, макс.: 6.6°C тепла, без осадков; пятница 08 декабря 1972 года, дневная температура: мин.: 2.8°C тепла, средняя: 4.6°C тепла, макс.: 5.9°C тепла, 1.9 мм осадков, мелкий дождик.
Вчера вечером 6 декабря 1972 года я так и не смог поговорить с родителями в письме, поэтому сел за письмо на следующий день в четверг 7-го декабря. "На улице" (так мы называли верхнюю открытую палубу БПК "Свирепый") моросил мелкий дождик, погода была типично ноябрьская, поэтому хорошо было находиться внутри корабля, который продолжал работать машинами, вести привычную и такую уже родную корабельную жизнь-службу.
На корабле появилось много новых матросов, как из "учебок" (учебных заведения ВМФ), так и из экипажей, в которых призывники проходили ускоренный "курс молодого бойца". Все "новенькие" приходили ко мне в ленкаюту вставать на комсомольский учёт и я воочию видел в ним самого себя, когда я впервые 27 декабря 1971 года прибыл на БПК "Бодрый" для дальнейшего прохождения службы. Странно? Неужели и у меня были такие же распахнутые честные, искренние, испуганные, осторожные и недоверчивые глаза, скованные движения рук и ног, озирающаяся походка, боязливое молчание в ответ на вопросы, вздрагивающая реакция на просьбы в форме команды и почти мгновенная готовность исполнять приказы? Я отслужил только 1 год на флоте, но уже чувствовал некоторую солидную усталость и некоторую уверенность, что на корабле я давно уже не чужой, что корабль наш - это мой родной дом, в котором мне хорошо и уютно. Вновь прибывшие матросы пока чувствовали себя неловко, поэтому я подумал: "Неплохо бы создать такую программу комсомольской братской помощи вновь прибывшим карасям поскорее стать салагами, полноценными молодыми матросами".
Дело в том, что вчера и сегодня я готовился к отчётно-выборному комсомольскому собранию, потому что по настоянию заместителя командира корабля по политической части капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина, я должен был немедленно передать дела новому комсоргу в штурманской боевой части и перейти на постоянную основу на политслужбу в ленкаюте. Дмитрий Васильевич неожиданно зашёл в ленкаюту и увидел, как я работаю над компоновкой фотографий в первый альбом фотолетописи. Он забыл, для чего пришёл, внимательно смотрел фотографии, слушал мои путаные пояснения об идее фотолетописи БПК "Свирепый", затем отобрал у меня несколько фотоснимков большого формата, решительно всё одобрил и ушёл, а через час мне позвонил штурман командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров и сообщил: "Тебя переводят в ленкаюту. Вместо тебя будет другой рулевой, которого пока нет, так что пока не будет замены, будешь работать на два фронта. И учти, Суворов, поблажек тебе не будет, спрашивать буду строго, как всегда. Ты понял?".
Геннадий Фёдорович Печкуров сообщил, кстати, что в Калининграде пробудем не долго, что скоро выход в море и переход на станцию размагничивания, так что мне "нужно ещё и ещё раз проверить моё заведование по РУ (размагничивающему устройству) и все корабельные часы, которые нужно будет собирать в специальные ящики (тару) и относить на берег, когда корабль будет размагничиваться на стенде". Печкуров говорил, как всегда, своим фирменным брезгливо-высокомерным тоном, но меня поразило то, что сейчас он в разговоре со мной не просто приказывал, отрывисто и строго, а разговаривал, рассказывал, пояснял, делился со мной информацией. Это было что-то новое, он как бы просил у меня содействия и помощи в деле, с которым ему одному не справиться. Конечно, я согласился и уверил Геннадий Фёдоровича, что всё сделаю, как надо.
Я писал своё отчётный доклад комсорга БЧ-1 и думал о том, что завтра 8 декабря 1972 года в 19:30 будет отчётно-выборное собрание, на котором будет дана оценка моей деятельности. Немного волновался - как и что скажут: старшина 2 статьи Толя Телешев, командир отделения рулевых БЧ-1; старшина 2 статьи Григория Булат, командир отделения штурманских электриков; старший матрос Анатолий Мартынов, штурманский электрик и матрос Пётр Немирский, рулевой, а также наш командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров, который тоже был ещё комсомольцем...
Сразу же после вчерашнего визита в ленкаюту замполита капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина явилась бригада заводских слесарей-монтажников и маляров, которые немедленно приступили к ремонту и переоборудованию ленкаюты, кстати, по тем моим тетрадочным эскизам и рисункам, которые я когда-то показывал замполиту. Откуда-то появились крашеные стальные мощные уголки, из которых мигом были собраны на болтах и гайках с шайбами Гровера, стеллажи для книг библиотеки, так что мне пришлось таскать и перетаскивать с места на место пачки книг, материалы для стендов, коробки с наглядной агитацией и многое другое, что уже накопилось в ленкаюте.
Заводские слесари-монтажники и малярши были очень деловые, быстрые и весёлые. Они балагурили, шутили, но при этом очень быстро и ловко работали, делали своё дело. Я уловил этот их деловой и шутливый настрой и добавил к нему несколько анекдотов и весёлых историй, угостил всех мамиными яблочными сушками и конфетами-ирисками. В благодарность эти мужчины и женщины показали мне, как можно снять часть переборки и получить доступ ко внутренним полостям в стрингерах и шпангоутах носовой части корабля по левой стороне и я увидел, что там можно сделать настоящую тайную шхеру-берлогу, в которой было постоянно холодно из-за близости якорного ящика. Здесь удобно было хранить продукты из домашних посылок или из магазина. Это был настоящий дружеский подарок опытных корабельных мастеров!
Я уже знал, что завтра на отчётно-выборном комсомольском собрании изберут комсоргом БЧ-1 командира отделения рулевых старшину 2 статьи Анатолия Михайловича Телешева и все документы собрания писал и оформлял на него. Больше всего я опасался, что такие мои антагонисты, как Толя Мартынов, вспомнят мои "инициативы" борьбы с годковщиной, как я "толкал свои идеи" и как натыкался на пошлость и гадкость ответных действий годков, подгодков и их прислужников.
Когда был командиром отделения старшина 1 статьи Александр Кузнецов, меня трогать и обижать боялись, потому что этот почти двухметровый "детина" был для меня как мой старший брат - строгим и справедливым защитником. Теперь в БЧ-1 царила другая атмосфера: гибкий дипломатичный старшина 2 статьи командир отделения рулевых Толя Телешев, негласный, то есть неформальный, доминирующий "самец" - старший матрос штурманский электрик Толя Мартынов и молчаливые, сдержанные и нейтральные Гриша Булат, формальный командир отделения штурманских электриков и Петя Немирский, рулевой. Такой состав очень подходил командиру БЧ-1 старшему лейтенанту Г.Ф. Печкурову, который теперь мог беспрепятственно, путём разных комбинаций, проводить свою политику, играя на особенностях характеров и нравов своих подчинённых, теперь Геннадий Фёдорович становился "царь и бог" в своей штурманской боевой части.
8 декабря 1972 года я получил письмо от моего школьного друга и товарища Славки Юницина, он был уже дома, "гулял напропалую" и не знал, что ему делать дальше. Он писал мне, что "девчонок нет наших" (из нашего 10 "А" класса - автор), что "в городе много молодёжи, безобразий", что "пришли все наши ребята" (из класса - автор), что он "крутится, как белка в колесе, из гостей в гости". Славка Юницин писал мне с юмором, живо, со своими знаменитыми словечками и оборотами речи, от которых смеялся не только я, но и слесари-монтажники и малярши, которые доделывали ленкаюту. Женщины даже помыли какими-то особыми растворами палубу в ленкаюте, отмыли от капель краски и теперь в ней всё сверкало, искрилось и пахло красотой, корабельным уютом и свежестью. Последним штрихом оформления ленкаюты были шторы из негорючей стеклоткани, которыми женщины задёрнули полки стеллажей в библиотеке.
У меня не было ничего, чем нужно было по традиции угостить мужиков и женщин, работников Калининградского Прибалтийского судостроительного завода "Янтарь", но они не обиделись, а искренне, тепло и дружески пожелали лично мне счастья, здоровья, успехов в службе и в комсомольской работе. Дело в том, что за время их пребывания в ленкаюте, я немного рассказал им о своих задумках, показал им первые страницы альбома фотолетописи БПК "Свирепый" и они были просто поражены, молча и с одобрением слушали и смотрели то, что я им показывал. Мы обменялись крепкими рукопожатиями, и я остался один в ленинской каюте БПК "Свирепый".
Представьте себе уютное помещение, в котором справа от входа вертикальная переборка, а слева кривая, повторяющая изгибы правой скулы носовой части корпуса корабля. На этой косой переборке почти в дальнем левом углу единственный небольшой иллюминатор с "броняшкой" (броневая крышка на барашках). Перед вами по всей площади помещения ленкаюты стоят прикреплённые к палубе ряды "банок" (лавок, скамеек без спинок), а перед ними, на небольшом возвышении-сцене, стоит длинный "стол президиума" - это не просто стол с длинной сплошной полированной крышкой, а рундук (сундук), в котором удобно хранить плакаты, рулоны бумаги, краску, вся, что нужно в ленкаюте. На косой переборке около иллюминатора небольшой стенд с портретами членов Политбюро ЦК КПСС, а на торцовой переборке за столом президиума - большой портрет Владимира Ильича Ленина.
Справа, если пройти по боковому проходу мимо банок зала ленкаюты, вторая дверь, ведущая в корабельную библиотеку. Дверной проём перекрывает крышка-прилавок, с которого я должен выдавать книги, а за прилавком моё рабочее место: вращающееся удобное корабельное кресло с кожаным сидением и удобной спинкой и подлокотниками; перед ним рабочий стол с подлнимающейся крышкой, под которой ещё один рундук; вокруг и далее вглубь библиотеки - ряды стеллажей, задёрнутые шторами из негорючей стеклоткани. Рядом с моим рабочим местом (слева, у ног) встроен в рундук сейф (точно такой же, как у специалистов СПС - автор), в глубине стеллажей спрятан ещё один небольшой сейф. На переборках и стеллажах за моей спиной закреплены водонепроницаемые металлические шкафчики для фотореактивов и фотобумаги, а передо мной телефонный аппарат, коммутатор КГС (корабельной громкоговорящей связи) и микрофон с гофрированным проводом.
Я сел в кресло своего нового рабочего места и осмотрелся по сторонам: всё было под рукой, удобно, красиво, эргономично, продуманно и удобно. Эх! Если бы сейчас на всё это посмотрел бы мой папа, Суворов Сергей Иванович, учитель труда и машиноведения! Он был знатоком и мастером обустройства рабочих мест по любой специальности и профессии, сам любитель удобных инструментов и верстаков. Он бы сейчас порадовался тому, что так всё продумано и устроено... Я вздохнул, включил в тамбуре приточно-вытяжную вентиляцию ленкаюты, общие светильники дневного света на подволоке, аварийное освещение в глубине библиотеки, настольную лампу и вентилятор на рабочем месте, и начал таскать и раскладывать по полкам стеллажей библиотеки книги, учебники и пособия для политзанятий (1000 экземпляров! - автор), подшивки газет "Красная Звезда", "Страж Балтики" и "Комсомольская правда" (кстати, их я выписывал за свои деньги - автор), полное собрание произведения В.И. Ленина в 55 томах (выпущенных к 1972 году Государственным издательством политической литературы - автор), отдельные издания произведений В.И. Ленина, К. Маркса и Ф. Энгельса, а также несколько десятков художественных книг, среди которых, конечно, произведения русских и советских классиков, мемуары советских военачальников, в том числе редкое издание 1969 года "Воспоминания и размышления" русского советского военачальника Маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова.
Как только на корабле узнали, что открылась корабельная библиотека, так тут же ко мне начли стучаться все желающие, а офицеры и мичманы начали приносить мне в библиотеку на хранение свои книги и учебники, журналы и газеты, которые, естественно, занимали много места в уютных, но всё же компактных двухместных каютах. Я радовался каждой новой книжке или журналу, просматривал их, прочитывал методом "быстрого чтения", то есть "фотографируя" одним взглядом содержание страниц и складывал их на полки стеллажей библиотеки. С самого первого дня выполнения обязанностей библиотекаря, я начал вести картотеку книг, потому что уже хорошо знал: "Социализм, то есть общественная собственность, - это, прежде всего, учёт". Придёт время и за общими восторгами от появления корабельной библиотеки придёт некий молчаливый проверяющий и спросит с меня "по всей программе"...
Последними строками короткого письма родителям я устало восклицал: "Всё-таки я терзаюсь мыслью, что там у Вас? Как? Скорее пишите, а то опять в море уйдём. Ну, дорогие мои, писать, пожалуй, больше нечего. Целую вас крепко. Ваш Саша. 8 декабря 1972 года".
На самом деле, я просто не хотел и не мог писать родителям о тех крутых переменах в моей жизни и службе, которые случились в пятницу 8 декабря 1972 года. Отчётно-выборное комсомольское собрание прошло на удивление спокойно и планомерно, как задумывалось: избрали Толю Телешева новым комсоргом, утвердили мой отчётный доклад, но вот в выступлениях говорили не по комсомольской работе, то есть не о комсомольском субботнике на могиле Канта в Калининграде, который я организовал, ни о собрании по вопросу борьбы с годковщиной в учебном центре 67-го ОДСРНК, ни о наших боевых листках БЧ-1, которые были признаны лучшими в соревновании, ни о нашем первом месте среди боевых частей БПК "Свирепом" по результатам боевой и политической подготовке, по сбору членских взносов, оформлению документации комсорга и т.д., а обо мне...
Толя Мартынов говорил, что я "не оправдано заносчивый и слишком гордый", что "не уважаю старших по сроку службы". Гриша Булат говорил, что я "отрываюсь от коллектива БЧ-1" и "дружу с годками в ущерб дружбе с ними, рулевыми и электриками". Петя Немирский, как по бумажке, проговорил заданный ему текст о том, что я "строю из себя не того, кого надо", а Толя Телешев, строгий, с непроницаемым лицом, вдруг заявил, что я "увлёкся всякими идеями и политикой в ущерб своим обязанностям рулевого", что "я уже месяц не заглядывал на свой боевой пост в румпельном отделении, потому что крышка люка с резиновой изоляцией прикипела и не открывается". При этом, все выступающие предлагали оценить мою работу комсорга БЧ-1 на "удовлетворительно".
Командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров на каждое выступление подчинённый невольно кивал головой, внимательно смотрел в лицо каждому выступающему, а затем в своём выступлении ещё раз прошёлся "по всем пунктам" критики в мой адрес. Толя Телешев в конце спросил: "Есть ли у кого вопросы?" и я не утерпел, задал всем один вопрос: "Вы оцениваете меня как комсорга БЧ-1 или как матроса-рулевого?". Сначала все растерялись, а потом стали наперебой говорить, что "одно от другого неотделимо". Тогда я задал ещё один вопрос: "Если я такой плохой рулевой и комсорг, то почему и за что меня наградил памятным подарком командир 67-го ОДСРНК и приказом командира корабля наградили двумя отпусками по 10 суток с выездом на родину?". Никто мне не ответил...
После вечерней поверки мои друзья рулевые БЧ-1 тихо говорили мне, что они не виноваты, что это Печкуров велел им так говорить про меня, что: "Ты, Саш, не обижайся, мы тебе ничего плохого не хотим и не сделаем, но ты понимаешь, ты уходишь в ленкаюту, а мы остаёмся под Печкуровым". Я всё понимал, в том числе и то, что быть комсомольцем и членом комсомольской организации, так же, как коммунистом и членом КПСС - это, как говорят в Одессе: "Две большие разницы".
Я вспомнил последние слова, которые сказал мне перед сходом с корабля, ДМБовский годок, мой друг и наш первый командир отделения БЧ-1 первого изначального экипажа БПК "Свирепый": "будь самим собой, Сашок, никогда не подлаживай себя под кого-то. Держись и оставайся таким, какой ты есть. Ты справишься". Но всё равно, тяжело было переживать этот крутой перелом в моей жизни и службу. Перед отбоем я перенёс в ленкаюту из кубрика БЧ-1-БЧ-4 свой поролоновый матрац, подушку, постельное бельё и весь свой флотский аттестат. Всё это я пока сложил в стол-рундук президиума в ленкаюте. Оказалось, что это будет моим местом жизни почти до самого конца, до ДМБ в ноябре 1974 года.
Фотоиллюстрация: 1972-1973 годы. БПК "Свирепый". Молодые матросы из БЧ-2 и БЧ-5 получают книги и журналы в корабельной библиотеке БПК "Свирепый". Всё было по настоящему: картотека, читательские билеты, "акт, протокол, отпечатки пальцев"... Этот мирный гражданский ритуал записи в библиотеку, выдачи и приёмки книг, как-то сразу пришёлся по душе ребятам, напоминал им о мирной жизни на гражданке.