Густеет, оседая, мыслей соль,
покуда мы свой камень в гору катим…
Бесплатна в этой жизни только боль…
За радости — мы позже круто платим.
И.Губерман
Моя бабушка не уставала повторять, что человека можно воспитывать пока он поперек лавки умещается - как вдоль лег, его уже не изменишь, сформировался. Можно сколько угодно попыток изменить отношения предпринять – итог будет один и тот же. Снаружи многие готовы на ревизию и корректировку действительности, когда внутри все против этого протестует. И все же… Говорят, — попытка – не пытка.
Два раза мы с Лизой сходились и расходились. Поначалу вроде все не плохо выходит: любовь – морковь и все прочее… Видно потом усталость приходит все время себя контролировать и жизнь возвращается на круги своя.
Из всего, что так, или иначе, происходит с нами последние пару лет, логично извлечь однозначный вывод: женам нельзя говорить правду. Никогда. Даже, если мерещится полная безопасность в дальнейшем, любое слово можно использовать, как оружие, при умелом с ним обращении.
Мы с женщинами решительно различаемся. Не внешне - во всем, потому об одном и том же начинаем думать в разном ракурсе. С какого места начнет строить догадки жена и в какую точку приведут ее размышления, не просто загадка, — лотерея. Выиграть у шулера, а любой, кто освоил розыгрыш, по определению — аферист, невозможно в принципе. Любая женщина с самого рождения усваивает секреты обольщения и навыки разводок.
Сила плута в жадности, торопливости и некомпетентности игрока, а как известно, все мы игроки от природы. При всем том ему нет необходимости городить барьеры, чтобы загнать жертву в ловушку. Ты все сделаешь сам. Именно поэтому с женщинами нужно молчать, в крайнем случае по поводу и без говорить о любви. Это единственная наживка, на которую те клюют, хотя и здесь есть сложности: нужно точно знать месячный цикл и уметь им умело пользоваться. Запросто можно нарваться на обратный результат.
У меня и у нее понятия о счастливом, тем более об удачном и неудачном, не просто разные - они не следуют параллельным курсом, не пересекается, если только это не секс в процессе реализации. Во всем прочем мы оказались полными антиподами, разговаривающими на разных языках. Это обнаружилось не сразу. Видимо любой плод должен созреть.
Даже язык жестов у нас не совпадает, но мы упрямо и настойчиво продолжаем искать и требовать друг от друга понимания, одновременно пробуя обнаружить его в других сферах, чаще на стороне.
Всегда, всегда, всегда! Все значимые решения в нашей семейной жизни Лиза перекладывала на меня. Впрочем, как и ответственность. Тогда, что же она оставляла себе, кроме потребностей? Выходит почти ничего. Почему я этого не замечал? Или все-таки видел, но оставлял размышления на потом? Тогда поделом. Нерадивых нужно учить. Спасибо, научила. Впредь буду умнее. Вот только так ли я понял? Да и понял ли? Может просто заменил одни грабли на другие, более красивые. Новые смотрятся симпатичнее, но по лбу могут хлопнуть гораздо сильнее.
Иногда думаю - все наши семейные дрязги лишь разные версии одного и того же: жена влюблена в очередную случайность, чем обрекает семейную жизнь на разрушение. Подумав и рассудив спускаю сюжет на тормозах, пытаясь спасти ее, а значит и семью. Итог: оба в депрессии. Немного погодя перемирие, бурная любовь, затем медленное ее затухание с усиливающимися претензиями, признания в ненависти, угроза развода... поездка к маме, которая через неделю отправляет Лизу обратно. Далее виноватое лицо, небывалое хозяйственное рвение, чадолюбие, более того — имитация тотального послушания. Я счастлив. Недолго.
Вскоре супруга начинает скучать, забрасывает быт, углубившись в очередную литературную любовную сагу, килограммами изводит семечки и непрерывно курит, переживая за книжную любовь, накручивая врожденную чувствительность, готовую вспыхнуть от любой искры.
В такие минуты ее спасает только кампания близких подруг и сентиментальные разговоры с ними под звон наполненных рюмок. Дочка остается одна, боясь даже рассказать о том, что мамины посиделки продолжаются весь световой день.
Неожиданно к одиноким дамам на запах доступных удовольствий заглядывает немного помятый, но восторженный любвеобильный субъект с материальной перспективой продолжения банкета, раздающий расслабленным дамам сальные комплименты и обещающий « море удовольствий ». Далее следует романтический вираж, или кураж — смотря как рассматривать. Круг замкнулся. Правда и он подвержен инфляции, потому напитки раз от раза становятся дешевле, лишь бы валили с ног, а кавалеры запущенней и проще.
Никогда бы не подумал, что самые мрачные и безнадежные ощущения рождаются от контакта с любимой женщиной, когда, соприкасаясь с ней, понимаешь, что именно общения-то и нет. Есть контакт, только он взаимно ничем не связывает, наоборот разъединяет: словно мы только визуально обитаем в одном измерении, а все прочее разминулось в пространстве и времени. Вот такая получается физика, или, как говорит мой отец, «арифметика пупкина», не поддающаяся формальной логике.
Кто бы научил справляться с такими парадоксами действительности. Самое ужасное, что жена появляется и пропадает из сферы доступности спонтанно, неожиданно, вдруг, к чему я чаще всего оказываюсь совсем не готов. Ее блуждания в поле моего восприятия делают меня нечувствительным, пассивным.
Только после нашего неожиданного столкновения, когда Лиза уже вывалила на меня весь накопленный за время духовного отсутствия негатив, я медленно прихожу в себя, вспоминая заготовленные заранее аргументы. Но поезд уже скрылся за поворотом, оставив отголоски эха от пронзительного гудка, да стука колесных пар о неровные стыки рельс, лишив даже шанса оказаться с ней в одном и том же купе...
Тем ужаснее, что в это время мы спим в одной постели, а иногда не просто спим, а потеем, утоляя неуемную жажду сексуального вожделения. А мимо нас на огромной скорости проносится собственно жизнь, в которую мы никак не вписываемся, как безрассудный гонщик, закладывающий немыслимый вираж, однозначно заканчивающийся на обочине кровавым месивом. Мы все время откладываем лучшее на потом, когда фортуна сама, без нас, соединит разрозненные пазлы в единый рисунок, рискуя не увидеть таковой вовсе, учитывая фактор случайности... Хотя... чему удивляться, если сама жизнь случайна и безнадежна: зародится она, или нет, знать невозможно. Зато определенно известно, что будет в ее конце.
Но это потом. Сейчас мы очередной раз обыгрываем разбор полетов. Противно и скучно. Елизавете приспичило поговорить как раз тогда, когда мне это совсем не нужно.
— Отчего все в жизни происходит совсем не так, как хочется? Стараюсь сделать, как лучше, планирую наше общее будущее, потом сама же все порчу, да еще и в драку лезу, доказывая, что права? Я ведь совсем не такая.
— Может, ты сама не знаешь, какая, только предполагаешь, или хочешь казаться другой. Человек — загадка. Даже для самого себя. Наверно когда все происходит как надо, мы этого просто не замечаем. Это как биение сердца, которое замечаешь лишь тогда, когда с ним что-то не так.
— Считаешь, что успокаиваешь? Напрасно. Ты меня просто бесишь. Какого черта ты весь такой правильный, а обо мне думаешь — полная дура. Да, дура... Ну и что с того? Зато не такая, как ты.
— Если бы я только знал, какой я и какая ты. В том и беда, что не знаю. Хуже того - все больше убеждаюсь в неспособности контролировать свою жизнь. Что уж тут говорить о твоей. Иногда мне кажется, особенно часто после наших очередных примирений, вот оно, счастье. Сейчас мне так хорошо, что лучше и не нужно, а через несколько дней ясно вижу, как ты опять начинаешь нервничать, срываешься по мелочам, закатываешь истерики, вязнешь в очередном депрессивном болоте. Думаешь, мне легко? Просто знаю, что основная ответственность в семье моя.
— Не много ли на себя берешь? Ответственность у него. А я так, для мебели?
— Ты для меня.
— Да что ты говоришь... любимый. Сейчас заплачу от избытка позитивных эмоций. Да они просто бурлят во мне. Так и хочется съездить тебя по самодовольной роже.
— А ты не держи это желание в себе. Возьми и шмякни со всей дури. Может, полегчает. Однако не вижу причины для агрессии. Что я делаю не так? Поясни. Может, чего и не догоняю. Для того и диалог, чтобы делиться мнениями и сомнениями.
— Надо же... мнение мое заинтересовало. Сам целыми днями на своей дурацкой работе, на меня детей своих повесил.
— Наших.
— Чего, наших?
— Детей, наших... Они такие же твои, как и мои.
— Ты мне жизнь испортил. Совратил малолетку. Надо было тебя за изнасилование привлечь. Да еще и рожать заставил.
— Этот вопрос мы уже обсуждали. Раз этак тысячу. Ты ведь понимаешь, что вещаешь абсурд, немотивированную чушь, бред сивой кобылы. Да мы с тобой вляпались с разбега в любовь, очумели от наплыва гормонов. Оба ничего не соображали. Оба. Кстати, ты мне до самой регистрации так и не показала паспорт. Я даже не знал, сколько тебе лет. А про изнасилование сама все знаешь — не мой вариант. Я, как теленочек, только лаской. Больше могу сказать — ты флиртовала напропалую. Еще в автобусе начала. Сама рассказывала. Все твои обвинения — пустое место. Насчет работы тем более. Согласен поменяться местами: ты идешь зарабатывать, я буду воспитывать детей и лелеять семейный очаг. Так годится?
— Конечно нет. Я не лошадь, чтобы пахать на вас. Не для того замуж выходила.
— Тогда скажи для чего.
— Чтобы жить счастливо. Для чего еще нужен муж. Женился — будь добр обеспечить.
— А дети?
— И детей.
— Не морочь мне голову. Я обязан содержать, воспитывать детей... кстати, готовлю и покупаю продукты тоже я. А ты? Только для постели? Тоже неувязочка. Давай считать твоих любовников, которые помогли отрастить мне ветвистые рога.
— Не докажешь!
— Да и не буду. Сама все знаешь.
— Я знаю только то, что живу, как в тюрьме: привязана к детям, дому, к тебе. То ли рабыня, то ли наложница. Мне даже обновки некому показать, кроме подруг.
— Восхищения подруг недостаточно? Так мы каждую неделю бываем в гостях. Там мужчины присутствуют. Ну да, они не способны падать в обморок от восторга. Это, конечно, обидно. Согласен. Хороший наряд по настоящему можно оценить только сняв его с женщины.
— Хам! Тебе сейчас не хватает лимончика. Слишком довольная рожа. Я хочу жить как люди.
— Эту тему тоже замусолили. Не представляю, как они еще должны жить. Раньше тебе не хватало денег. Теперь их достаточно. Какие еще запросы необходимо удовлетворить, чтобы ты была счастлива? Может тебе опять на работу пойти? Хорошая мысль. Там и обновки покажешь. А Артема в садик, уже пора к коллективу привыкать.
— Я подумаю.
Леночка помнит все. Во всяком случае из вороха сказанного, легко добывает именно то, чем можно припечатать до состояния нокаута. Ты живой, трепыхаешься в судорогах, но утратил способность мыслить, превратился в добычу. В ее праве решить, как с тобой поступить. А всего и дел — рассказал анекдот в тему, или слегка переиначил популярную сплетню. Она безошибочно улавливает главное: с чего бы тебе это вспоминать, зачем рассказывать. Ясно, должна быть причина. Даже, если ее нет, что натолкнуло на подобное течение мыслительного процесса? Ясно, что пассия. Что же иначе? И женщина начинает выстраивать пирамиду, в основании которой ее личное благополучие. Если уж этот фундамент зашатался — дело серьезное. Это не просто трещинки, вроде кракелюр на старом живописном холсте, добавляющим картине солидность и шарм. Здесь иное. Рассыплется основание — не устоит все строение. Пока бычок бродит беспечно на коротком поводке, можно с ним поиграть, а когда начинает бодаться, да к тому пытается на все подряд запрыгнуть, реализуя посыл разыгравшегося гормонального коктейля - дело дрянь. Влюбится, идиот, есть такая вероятность, — все повернется иначе. Кому взбрыкнувший мужик понесет добытое? То-то и оно. Заманухе. А уж если она моложе, да сноровистей по части передка, к тому же безотказная, как автомат Калашникова... Нужно думать. Так, или не так, происходит процесс мотивации, не важно. Главное, результат. Плохо, что я к такому повороту событий не готов. Да еще полное отсутствие опыта и желания начинать все сначала. Сколько можно? Так и жизнь пролетит. Другой попытки не будет.
В ближайший выходной я с дочкой поехал к родителям в Коломну. Неожиданно с нами собралась Лиза. Мало того, она всю дорогу играет с Олей в города, отгадай и крестики-нолики, чем обычно развлекаю дочку я. Конечно, это замечательная возможность расслабиться и поспать в дороге, однако напрягает. В электричке сон приходит мгновенно, а я последнее время очень устаю: мало того, что стал брать дополнительные смены, так еще постоянно мотаюсь к больному отцу. С ним все очень серьезно. Рак. Операция за операцией. Метастазы. Дома тоже все плохо: отношения с женой не просто напряженные - боевые. Скандалы и ее ночевки вне дома уже перестали раздражать. Видимо превышен порог возможного и психика перестала реагировать внешне. Все процессы спрятались глубоко внутрь, оберегая сознание от критической поломки. Разговариваем теперь редко, чаще выясняем отношения по системе «сам дурак». Конечно «верблюд» всегда я. Как раз это давно перестало меня ранить. Больнее задевает равнодушие и показная сексуальность ко всем, кроме...
Я сплю. С солнечной стороны, у окна. Вагон размеренно покачивает. В глаза то и дело врезается искристый сноп яркого света, превращаясь в разноцветные концентрические круги, бегающие в догонялки. Немного похоже на сон в полосе прибоя на морском пляже: успокаивает, кружит голову, лаская одновременно приятным теплом.
Просыпаюсь от нежного прикосновения. Точнее поцелуя... Бред, не иначе. Или сон. Лучше второе. Однако приятное ощущение настойчиво повторяется, затем еще. Приходится открыть глаза. Лиза! Это она меня целует. Не может такого быть? Однако есть. Мозг отказывается верить в то, что фиксирует глаз. С чего бы такие сентиментальные средства пробуждения, как в самые романтические моменты зарождающейся влюбленности? Приятно. Однако настораживает. С некоторых пор не по душе мне резкие смены траектории отношений. Никак опять чего нужно. Ну, уж, нет, на мякине меня не проведешь. Поцелуй не засчитан. Отмечаю, как ошибочный, следовательно, в реакции не нуждается. Не заслужила. Бросаю беглый взгляд в окно, где мелькают знакомые строения района станции Голутвин. Приехали.
Несу, как обычно, сумки с продуктами для родителей. Лиза хватается за ручки одной из них, пытаясь помочь. Мой недоуменный взгляд перехватывает очаровательную улыбку и изумрудный блеск глубоких, как лесные озера, заросшие бриллиантовой тиной, глаз. Именно то выражение лица, которое сразило меня много лет назад. Слишком много... лет, которые канули, растворились, провалились бесследно в трясину бытия. Их уже ни за что не вернуть, унесенные волнами и штормами. Очень жаль. Только зря старается. Кажется я вплотную подошел к черте, за которой пустота. Безнаказанно можно обманывать, пока верят, но и в таком случае число попыток ограничено. Ресурс моего доверия иссяк.
Конечно это я затеял интригу с ревностью, но на такой поворот событий нисколько не рассчитывал. Устал от игры в одни ворота, когда один всегда бьет, а другой пропускает. У меня тоже появилось желание забить гол. Основательно, бесспорно. Хочу увидеть в этих глазах отчаяние и боль. Возможно это перебор. Наверняка есть альтернатива, варианты примирения, вероятность безболезненного компромисса.
Кажется я испробовал все и многократно натыкался на презрение и противодействие. Почему сразу и вдруг такой крутой вираж? И самое подозрительное, именно тогда, когда я начал играть в ходока. Испугалась последствий? Это хорошо. Можно попробовать сыграть на этом, только нет вдохновения. Опять же не мой метод, не стоит уподобляться любительнице пользоваться ситуацией слабого. Нужна прочная позиция, которой, к сожалению, нет. А должна быть, иначе можно заиграться. Наверняка опять начнет выяснять отношения, морочить голову, напрягая чувства ответственности и долга. Слишком часто я их насиловал. Добился лишь ненависти и равнодушия. Скажете это не сочетаемо? Мол, не может ненавидящий быть равнодушным. Может. Еще как, может. Отвращение к частному, не исключает безучастного, холодного отношения к целому. В большинстве распадающихся семей так и происходит. Но это совсем не значит, что чувства испаряются вовсе и эмоциям у супругов нет места. Скорее наоборот, они выплескиваются через край, только меняют адресата. Часто именно избыток чувств к одному объекту, вызывает антипатию к другому. Так все и происходило до сегодняшнего дня и вдруг... Почему так штормит показания эмоционального барометра?
Лиза настойчиво ухватилась за ручку сумки, изобразив на лице просительное выражение, опустила взгляд, продолжая изображать желание помочь. Я сдался, хотя так стало неудобно идти. Ее помощь нарушает равновесие, передвинув центр тяжести. Пройдя в нелепо изогнутой позе несколько десятков метров, я выдохся и встал отдохнуть.
Лиза обошла вокруг сумок, прислонилась, положив голову на мое плечо. В нос ворвался букет ее запахов, привычных и обыденных, но немного подзабытых. Не знаю, что стало причиной, только сочетание ароматов мгновенно лишило меня сил и желания сопротивляться, пробудив смутные, до боли знакомые ощущения свободного полета, словно парение над цветущим лугом в июльский полдень. В голове зажужжали шмели и, пчелы, застрекотали кузнечики, померещился запах спелой земляники. Я закрыл глаза, в которых поплыло красное марево, почувствовал движение набегающих морских волн, легкое дуновение ветерка, ласковое прикосновение солнечных лучей... Все мое существо унеслось на мгновение на границу детства и юности, по щекам неторопливо покатилась слеза, следом еще... Так не хочется возвращаться назад, в обыденность. Еще меньше желание принимать решение, а ситуация не терпит, да и дочка теребит за руку. Отстраняюсь, не поднимая рук, улыбаюсь Оле сквозь туман мокрого взгляда и говорю, скорее успокаивая себя. — В глаз что-то попало. Со слезой выйдет.
Зачем мы пытаемся заполнить смыслом каждую секунду своей жизни, словно сама она таковой имеет. Если бы это было именно так, каждый знал бы, куда идти. Однако мы тыкаемся по жизни как слепые новорожденные кутята, ориентируясь преимущественно на тактильные ощущения. Именно из-за них, присасываясь к первой попавшейся теплой сиське, мы и попадаем в зависимость. Как же дорого обходятся осуществления значительных чувственных желаний, практически их цена — судьба, которую мы безоглядно ставим на кон, забываясь на время в угаре азарта. Разве могу я знать в точности, кто моя жена, чем она живет и с кем в действительности общается. В меню известного лишь то, что сама она пожелает открыть, да и то отфильтровано и подано в благоприятном для нее виде. Только настоящая проблема даже не в этом - не уверен, что и сама она знает о происходящем в собственной голове. Слишком импульсивна, беспокойная не в меру и легко возбудима. Стоит улыбнуться ей, подмигнуть, посмотреть с похотливой нежностью и она твоя: грезит неземной любовью, сгорает от страсти и готова на все, включая побег из семейного лагеря. Главное ее достоинство одновременно и червоточинка — она всегда готова включиться в любую любовную авантюру, а определившись с объектом внимания с головой окунается в новую роль, забывая об окружающих, кроме того, кого на сей раз выделила из толпы случайных прохожих.
Что на самом деле объединяет нас с женой, кроме постели? У каждого своя собственная жизнь. Да и постельная практика скорее дань многолетней привычке, желание застолбить остатки контролируемой прежде территории, которую теперь незачем охранять и отстаивать, ведь от этого совсем ничего не зависит. Разобщенность во всем. Общие интересы остались в прошлом, индивидуальные скрыты от постороннего взгляда. Мой теперь самый чуждый, даже скорее враждебный, поскольку может невзначай разрушить устоявшийся, обкатанный внутренний план. Хотя, если разобраться, жизнь и должна быть у каждого своя. Человек, пытающийся построить судьбу, подстраиваясь под чужую логику, идущий навязанным кем-то извне путем, забывая о своем личном предназначении, рано, или поздно упрется в невидимую, но отчетливо ощутимую стену, которую не сможет преодолеть, или не захочет, поняв тщетность и запоздалость усилий. Всему свое время. Настоящее счастье, вопреки распространенному мнению, не требует осваивать непреодолимые преграды, калеча себя, чтобы наработать позитивный опыт — оно просто входит в твою жизнь робко, на цыпочках, и умиляется тихому блаженству с которым ты принимаешь каждый прожитый миг. Истинное счастье способно наслаждаться само собой, окружая себя ореолом благополучия, в лучах которого греются многие и многие. Для него нет необходимости в богатстве и процветании, оттого, что оно самодостаточно. Ему хватает ровно столько, сколько уже есть, а чего не достает, в том и нужды нет. Мы думаем гораздо медленнее, чем тот, кто принимает решения внутри нас. Ему-то плевать на все наши прикидки и слезливые рассуждения, он призван заставить выжить, даже вопреки нашим желаниям. Если бы я умел его внимательно слушать — не пришел бы снова туда, откуда уже не раз хотел уйти. Осознанный выбор не всегда здорово, он может не увидеть главного, от чего дальнейшая жизнь встает к тебе самым неприглядным образом, открывая позднее человека и его к тебе отношение во всем великолепии неприкрытого уродства. И не стоит горевать над нелегкой судьбой и причитать « ну за что мне все это », ведь семена неприглядности, возможность предательства, ты посеял и взрастил сам. Стоит-ли удивляться тому, что впоследствии взошло и созрело? Разве ты рассчитывал на иное? Не секрет, что в любом вопросе результат сделанного радикально отличается от нашего о нем представления. Желаемое и действительность — планеты из разных миров, скорее всего они даже не пересекаются. Тем более, что происходят в разное время. Когда видишь готовый результат, все уже совершенно другое, кроме самого действия. Это как возможность еще раз вступить в одну и ту же реку: она иллюзорна.
Мне говорят — человек и его поступки — не единое целое. Хороший человек тоже совершает плохие поступки и наоборот. Мысль сама по себе мне нравится. Но где взять такой сепаратор, чтобы отделять одно от другого. Опять же, кто научит ставить человеку оценку по шкале добро -зло или какой-то иной. Лично я плохой, хороший. Какой? Так же и другие. Мы разные всякую минуту. Даже когда можем контролировать эмоции и поступки, не в состоянии предугадать как отреагируем через миг. Ведь взаимодействие с кем бы то ни было — уравнение со многими неизвестными, процесс, живущий своей обособленной жизнью. Даже отдельное слово, нечаянный жест, способны зажечь печь эмоций, заполненных до отказа сухими щепками спонтанных поступков. Думаю мало кто способен построить беседу таким образом, чтобы привести собеседника к желаемым действиям из любой точки. Я на такое однозначно не способен. Живешь себе, переживая отсутствие в жизни смысла, нередко пробуя на вкус вопрос о том, почему и за что случается именно так. Разве я не достоин большего? И вдруг однажды понимаешь, что счастье тебя покинуло... Именно так. Неожиданно исчезло то, чего никогда не было. Или все же было, но совсем не фестивальное: простенькое, как легкое ситцевое платьице, сшитое опытным мастером точно по фигуре с незамысловатым, однако запоминающимся и довольно привлекательным силуэтом. Именно оно и есть самое большое, которое запоминается навсегда, волнуя тотчас, как только о нем вспомнили. У каждого есть такие мгновения. У меня точно были. Любил я Лизку. Может и сейчас люблю, но уже не так.
Дома все идет, как заведено последнее время: сразу к отцу. Он расчувствовался, прижимая меня и внучку. Проговорили с ним до вечера, больше вспоминая хорошее и комичное, чего в прошлом оказалось в избытке, пока он не заснул в изнеможении. Потом мама рассказывала, чего и как происходило без нас. Здесь больше печального. Динамика происходящего нисходящая, процесс болезни углубляется. Погоревали, жалуясь на непреодолимые обстоятельства и злосчастную судьбу, расстроившись оттого еще сильнее и она тоже пошла спать. Уход за тяжело больным человеком тягостен, изнуряет сверх меры и лишает последних сил. Горестно и прискорбно, когда бессилен помочь самым дорогим и близким. В такие минуты свои проблемы кажутся мелкими, несущественными. Они только жужжат и раздражают, когда рядом кусаются, норовя отхватить сразу клок мяса с потрохами. Только человек приходит в этот мир один и совсем беззащитный и уходит в свое время, не им определенное, еще более незащищенным и одиноким. Сочувствие ему только мешает, лишая последних сил и сумрачной надежды, котарая и без того угасает с каждым прожитым, в обнимку с болезнью, днем. Умирание, а неизлечимая хворь, однозначно, именно оно, тяжелейший труд, прежде всего духовный, когда человек исповедуется сам себе, отпускает грехи, или приговаривает к суровому наказанию. Повлиять на этот процесс никто не в праве. Не нужны больному посторонние советы, достаточно уже делегировал он свои полномочия третьим лицам, теперь отвечает за все лично. Уходить всегда трудно. Неизбежность обезоруживает. Она похожа на происходящее в кошмарном сне, когда ты пытаешься убежать от чего-то жуткого, таящего в себе безграничную опасность, но не в силах сдвинуться с места, парализованный чудовищным беспричинным страхом, имя которому неизвестность. Что дальше? Есть-ли что после... Между тем нестерпимая боль приближает развязку, отрезая дорогу назад. До сих пор у тебя была воля, ее остатки еще шевелятся, пытаясь всплыть из темноты, но некто, или нечто, раз за разом лишают ее возможности дышать. Я помню, как однажды мы с мальчишками бегали по краю заброшенного, но очень глубокого песчаного карьера, и прыгали на выпирающих уступах, под которыми пустота, пока те не обвалятся. Не помню уже, какой в этом был интерес, но прыгали мы без устали, до тех пор, пока не случилось нечто, причем именно со мной. Один из нависающих карнизов рухнул, не сразу, сначала подломился. Я начал по нему съезжать, как по ледяной горке и когда перевалился через край, уступ полетел за мной следом, накрыв многотонной массой влажного песка. Меня мгновенно замуровало под сыпучей массой, лишив возможности дышать, одновременно запечатав рот противной на вкус землей, вызвавшей рвоту. Меня обуял ужас. Через мгновение я понял, что не способен дышать. Совсем. Однако вместо паники инстинкт заставил лихорадочно рыть землю, скрести ее голыми руками. Я копал и блевал, чувствуя горечь и жжение наполняющей рот желчи, пытался кричать, но тщетно. Казалось, это происходит неимоверно долго, целую вечность, но движения вперед нет, а легкие разрывает от необходимости вдохнуть, засасывая внутрь песок и рвотные массы. Мне повезло... я выжил, пробившись в единственно возможную сторону, туда, где заканчивался песок и начинался воздух. Такое не забыть. То, что происходит сейчас с отцом много безнадежнее. Шансы выжить ускользающе малы. Он старается выжить. Любым путем. Соглашается на безумные операции, убивающую химеотерапию. Использует каждый, даже безнадежный, шанс. И это не кто-то абстрактный — отец, давший мне жизнь. А я... Вот, именно... Сижу и курю. Вторую пачку подряд, не чувствуя насыщения и горечи, только головокружение и пустоту.
На мое плечо мягко опускается нежная ладонь, ниже правого уха легкое прикосновение влажных губ... Ну и что? Это совсем не успокаивает. Скорее наоборот. Взгляд рассредоточен, размывая близкие предметы до колеблющихся штрихов. Гудение в черепной коробке переходит в сотрясающий гул, словно внутрь вонзилось жало отбойного молотка, застрявшее там между особенно прочными мыслями. Сейчас шандарахнуть бы по ним стаканом водки. Все-равно решения нет. Анестезия точно не помешает...
На стол бесшумно опускается бутылка белой и два граненых стакана. Напротив садится Лиза. Наливает по половине стакана, свой выпивает залпом, отламывает от целого кирпича черного хлеба приличный кусок и жует, глядя напряженно прямо в мои зрачки. Я невольно опускаю глаза, машинально поднимаю стакан. Водка теплая и противная, но обжигает сразу до самого желудка. То, что нужно. Жена наливает еще и пьет. Я следом. Вскоре она подвигается ко мне, обнимает, закапываясь носом между плечом и шеей, намочив обнаженную кожу слезой. Ответно моментально накатывает волна благодарности за поддержку, именно так воспринимаю ее участие. Приятный хмель не заставил себя ждать, гостеприимно распахнув загулявшую душу, готовый принять каждого, кто протянет руку, но пока не развязал язык. Хочется помолчать, закупорив все печали на дно бутылки, запечатать сургучом и выбросить подальше, только всего накопилось столько, что в одну обмелевшую посудину не уместить. Нужна добавка. За ней мы и тащимся к таксистам, шаткой походкой, держась за руки. Вскоре добываем желаемое и отправляемся заливать пожар наших душ, хотя буря внутри улеглась, вполне можно обойтись без добавки. Да куда там... нас не догонишь. У пьяных всегда есть тема для интересной беседы.
Разговор «ни о чем» неожиданно свернул с накатанной колеи, понесся по бездорожью.
— Скажи, только честно, ты меня еще любишь? Ну, хоть немножечко? Антон, не молчи. Я не просто так спрашиваю.
— Конечно. То есть, понятно, что не просто так. По заранее намеченному плану. Шуба разонравилась? Пора новую? Не, сейчас не могу. Квартиру собираюсь менять. На двухкомнатную. Алка из первого подъезда согласилась. С доплатой. Дорого, конечно. Но я постараюсь.
— Плевать мне на шубу. На квартиру тоже. То есть как, меняешь, а меня спросил?
— Ты же у нас кошка, которая гуляет сама по себе. Мы с дочкой тебе по фигу. Разве не так?
— Ну, скажем, не совсем так... просто вы меня достали. Вот я и взбрыкнула. А сейчас подумала и поняла.
— Ага, когда жареным запахло. Мы уже год без тебя обходимся. Привыкли.
— Глупости. Нельзя ребенку без матери. Да и тебе...
— Мне можно. Привыкать начинаю. Вот так... ручкой машем. Ать, два. И ни каких тебе шуб, бриллиантов. Она со мной каждую ночь спать ложится.
— Ты чего, совсем ополоумел? Это же вредно. Я читала. Нормальному мужику нужна женщина.
— Так то ж нормальному. Где такого взять. Нынче дефицит. И вообще, по статистике, мужик у нас должен трех жен поменять. Последняя всегда самая удачная. Это не я придумал. Умные люди говорят.
— Бред. Первая женщина всегда самая любимая. Я у тебя первая.
— О! В самую точку. Я тоже всегда так считал. Потом призадумался и... совсем не так.
— А как?
— Конечно ты у меня первая. Не спорю. Только я-то у тебя какой? Не припомнишь, или со счета сбилась? Теперь всех складываем и тогда что получается? А выходит больше двух. Которого из них любить прикажешь... ха-ха. Уморила. Сама всю арифметику испортила. Я ведь за всю жизнь ни одной живой целки не испробовал. Вот как отведаю, так сразу и полюблю. Одну и навсегда. А тебе шиш с маслом. Разлюбил. Не нравятся мне итоги вычислений. Извини.
— Не верю. По глазам вижу — врешь.
— Пьяный, он, как младенец — только правду.
— Я с тобой серьезно, а ты...
— Куда уж серьезней. У тебя каждый день резон разный. Запутался в твоих принципах. Пришлось, чтобы не потеряться, свои приобрести.
— Я, ведь, люблю тебя. Сам знаешь. Ну, задурила. Больше ни-ни. Давай все сначала.
— Это как? Раньше спереду, а теперь сзаду? Так я уже и так пробовал. Разницы не вижу.
— Я тут подумала... Короче решила... Короче это.... Давай еще ребеночка родим.... Давай? Мальчика. Или двойню. А чего, сам же сказал, двухкомнатная. Представляешь - махонькие такие, с вот такусенькими пипирками, ладошки размером с ромашку, и нос картошкой, как у тебя.
— Через месяц надоест и станешь опять про свободу и независимость, а я с тремя останусь, пока ты свои губы на всех уровнях демонстрируешь. Все уже было. Все было, все было... и любовь была. Так, кажется, в песне. Наши рассветы отпылали и радуга выцвела. Остались чертополох, да полынь горькая. Тебе которую лучше заварить? Я всего этого вдоволь напился. Мне бы водички. Чистенькой, родниковой.
— Пей. Кто тебе не дает? Можешь и целку свою попробовать. Я согласна. Ладно?
— Ладно, ладно... Чего заладила? Я твоей девствености хотел. Хотел. Теперь расхотел.
— Ну, Антон! Чего ты, правда. Не век же теперь меня казнить. Откажешься, потом всю жизнь каяться будешь, потому, что не узнал, что дальше. А как ребеночек появится, заживем... все завидовать будут.
— Тебе и так все завидуют. Мужик работает, да еще и хозяйничает, а Лиза только денежки на чепуху тратит. Утрирую, конечно, но суть верная. Ты читаешь, телевизор смотришь, семечки лузгаешь и водку пьешь с кем попало. Еще на жизнь жалуешься, вышибая скупую слезу из тех, кто верит.
— Брошу.
— Кого бросишь?
— Всех. Кроме тебя. Буду готовить, прибираться и читать Бенджамина Спока. Я ведь беременная.
— И давно?
— Чево давно?
— Ну, беременая. А от кого?
— Анотон, не путай меня. Я и так волнуюсь. От тебя беременная. Буду. Мы же все по новой...
— А меня спросила?
— Так я и спрашиваю. Ребеночка хочу. От тебя.
— А если я разучился? Забыл, когда тесто месил. Ты же говорила, что импотент. Нафига тебе такая обуза? Может я чего-то не знаю? Отец-то, кто?
— Чей, отец?
— Опять двадцать пять. Ты беременна. У тебя будет сын. От кого?
— От тебя.
— От поцелуя в шею дети не родятся. Давай, лучше, допивать и спать. Бубним тут ни о чем.
— Как, ни о чем? Миленький мой, любименький, родной, единственный...
Лиза бросается на пол и начинает целовать мои ноги. Я пытаюсь ее поднять, но падаю, ударяясь головой о батарею. Сажусь на пол, прикладываю ладонь к голове. Рука в крови. Лиза ревет, слизывая липкие капли прямо с моего лица, целует меня в глаза, нос, губы. Поцелуй со вкусом крови несколько отрезвляет. Ее язык хозяйничает у меня во рту, руками вцепилась мертвой хваткой, приговаривает, как она меня любит и насколько ей повезло. Дальше мы обрабатываем рану, совсем крошечную, даром, что крови много. Потом она снимает с меня испачканную одежду, затаскивает в ванну и начинает мыть. К этому времени я окончательно пьян. Она держится.
Уложив меня в постель, Лиза по стеночке отправилась мыться, велев ждать. Я боднул головой, что должно означать согласие, но на деле оказалось отрицанием. Хотя это уже было не важно. Через минуту я спал.
Проснулся от непривычного давления сверху. На мне лежит раздетая жена, во рту сухо и противно. Комната насыщена запахом перегара. Огляделся вокруг, ничего не понимая. Пытаюсь вспомнить, что было и... ничего. Только момент покупки водки. Я разбудил Лизу и по ее глазам понял — она помнит не на много больше. Мы оделись и с виноватыми рожами вышли на кухню, где сидели родители. Мамка покачала головой и достала из холодильника две запотевшие бутылки пива. Какое же оно вкусное, не передать. Просто амброзия. Оля играла в песочнице. После обеда мы отправились обратно, домой. Супруга всю дорогу висела на мне, изображая сладкую семейную пару, для которой медовый месяц не прекращается никогда. Я дремал, а дочка лазила по нашим коленям, радуясь наверно примирению родителей.
Дома Лиза старательно «строит» новую жизнь. Она мелькает везде: готовит, прибирается и целует меня одновременно. Когда уложили спать Олю, процесс примирения продолжился. Я уже не столь категоричен, но и уверенности в правильности совершаемого не имею. Через час, или около того, мы оба рыдали, обнимаясь. Просидели так долго, а рано утром, уже через несколько часов, мне на работу. Когда, отлучившись ненадолго в ванну, жена пришла на кухню «в чем мать родила» «делать ребенка», я был окончательно сломлен и готов «на все», смутно представляя, что это означает на практике. Моих сил хватило только на то, чтобы «сыграть на дудочке», но игра закончилась сразу, как только Лиза «подула в свисток». Мы «подписали пакт о капитуляции» и «заключили мир». Дальше не помню. Бессовестно спал.
С этого момента начался новый «медовый месяц». Самый настоящий. Прогулки при луне, букеты цветов, поцелуи, объятия без конца и начала, бурные ночные сражения до потери пульса и старательные попытки зачать. Все удалось, причем очень скоро. Наши отношения не то, чтобы возобновились, скорее обновились и помолодели. Я хочу Лизу всегда.
Когда ее нет рядом, пуще прежнего. В выходные мои руки моментально оказываются под ее юбкой, как только дочка увлечется чем-то основательно. Ясно, что эти невинные знаки внимания не проходят бесследно, приходится закрываться в ванной. Еще пришлось вкрутить изнутри в нашей комнате шпингалет, чтобы закрываться в критические минуты. Мы ведем себя, как школьники, достигшие половой зрелости и допущенные до взрослых тайн.
Живот, между тем, растет. Параллельно продвигается процесс обмена квартиры. Это оказалось настолько сложно и трудоемко, что я держу в тайне большую часть деталей оформления, одновременно откладывая деньги на ремонт и мебель. Конечно не все сразу, но кое-что должен успеть.
В конце лета Лиза отпросилась съездить к своим родителям. Обмен практически состоялся. Остались мелкие детали. Пока она навещала семью, я переехал в двухкомнатную квартиру, сделал косметический ремонт и купил чешскую жилую комнату «Алена» из массива, оклеенную декоративным шпоном, с набором мягкой мебели. Удивлению и радости жены и дочки, не было предела.
Вернувшись, в начале октября родила замечательного сыночка. Назвали его Артем.
Исходные данные, можно сказать, досье неверности, к этому времени значительно расширилось. Оно пополнялось невольно полученными сведениями и личным наблюдением, однако у каждого факта было незначительное но — они, однозначно, имели все признаки интереса моей жены к посторонним мужчинам, ее недвусмысленное воодушевление при общении с ними, заигрывание и флирт, даже поцелуи, причем по настоящему эротические, но на этом информация исчерпывается, фактов более тесного сексуального контакта нет. Только предположения и домыслы. Даже неблаговидное происшествие в Белгороде вполне могло оказаться пустышкой без достоверного подтверждения. А если я просто патологический ревнивец? Такое вполне может быть. Человек сам себя видит иначе, чем окружающие. Эгоизм никто не отменял. Любовь к себе свойственна любому от рождения и все на свете мы рассматриваем через призму принадлежности, симпатии и антипатии относительно личного центра эго. А он изначально ревнив ко всему, что не я.
Пришлось увлечься психологией. К счастью признаков маний у себя не обнаружил. Это обнадежило, но не успокоило. Внутри все равно неприятный зуд и слишком активное шевеление мыслей. Причем чаще об изменах. Они стали мне сниться. Каждый раз, когда во сне застаю Лизу в процессе совокупления, просыпаюсь в обильном поту, с тяжелым прерывистым дыханием и ухающим в голове сердцем. Налицо симптомы депрессии, усугубляемой то и дело опрокидывающими вверх тормашками и без того безнадежные жизненные планы, спонтанные и непродуманные перестроечные процессы.
К Новому году, можно сказать на последние деньги, купил Оле билеты на елку в Лужники. Не знаю почему, но отправились мы на нее без Лизы. Сходили в кафе «Мороженое», наелись вдоволь разноцветных шариков многочисленных сортов сладкого десерта. Потом катались на лошадях, фотографировались, бегали наперегонки. Представление было потрясающим. Мы визжали от восторга. Оживленное настроение заразило и меня, отвлекая от проблем. На выходе жизнерадостные и приветливые молодые люди, очень симпатичные, раздавали большие красочные книги. Не брошюрки, а полноценные тома, отпечатанные на отличной мелованной бумаге. Ни о чем конкретно не говорящее название «Дианетика», красочная картинка на обложке. Пытаюсь незаметно пройти мимо, очень не люблю халяву в любом ее виде, сразу начиная подозревать в ней наживку. Не тут-то было. К нам сразу подбегают парень и девушка, начиная заигрывать с дочкой и задавая мне незначительные, словно бы нейтральные вопросы, можно сказать ни о чем. Однако после нескольких вопросов, на которые я не захотел отвечать, у меня из глаз хлынули слезы. Внезапно и беспричинно. Во всяком случае, так казалось. Девушка улыбнулась несколько смущенно, протянула томик.
— Не отказывайтесь. Никто не знает последствий своих деяний. Человек — продукт среды. Изменчивой и агрессивной. Здесь вы найдете ответы на многие вопросы. Даже на те, которые еще не задавали. Вам это нужно. Больше, чем прочим. Прочтите. Не пожалеете.
Девушка была добра, словно фея из новогоднего спектакля, ей невольно хотелось верить. Я взял протянутую книгу и спрятал в сумку. Не понравится — выброшу. В любом случае эти люди вольно, или невольно, задели что-то болезненное у меня внутри. Что, если и правда у меня в руках именно то, что мне сейчас необходимо. Кто бы знал...
Со временем накопился немалый опыт, внутренний цензор безошибочно определять критический уровень Лизиного вранья, когда становится предельно ясно, что меня основательно дурят. Как бы не пытался я отмахнуться от ощущения очередного предательства, давление внутренней пустоты выталкивает на поверхность свербящие мысли, заставляя прикоснуться к очередной тайне ее легкомысленности, если это только необдуманная безрассудность. Хочется верить в то, что причина тому лишь ветер в голове и неуемная страсть к новизне ощущений.
Дети всегда любопытны, а мне думать о жене в таком ключе менее обидно, вот и занимаюсь аутотренингом, медитируя на ее непорочность... до следующего раза, который наступает все чаще. Я уговариваю себя, пытаясь свести происходящее к нелепым сюрпризам матушки-природы. Ну, такая она... и следом, словно лопасти ветряной мельницы, разгоняемые неуемным стремительным ветром, вертятся обрывки жалящих мыслей: почему только Лиза? Что с ней не так? А если причина во мне? Потом от этого вращения начинает кружиться голова и все вокруг. Мысли, тяжелея, оседают на дно души, или чего-то вроде, я проваливаюсь в тяжелый сон и забываюсь. Позднее пытаюсь отвлечься, как только улавливаю ощущение, что воспоминания об этом обволакивают все мое существо, чем только возможно, лишь бы забыться.
Процесс этот не похож на ревность, та вызывает агрессию и злость, а мои чувства растворяются в тумане засасывающей в бездну печали, вызывая импульс сожаления... об упущенном будущем. Именно так. Настоящее воспринимается менее болезненно, чем грядущее, от которого я словно отказываюсь намеренно. Ради чего? Любовь, от которой осталась лишь гнетущая невозвратностью ностальгия, дети, совместно нажитое имущество? Что из всего этого списка наиболее важное, от чего нельзя отказаться? Наверно она сама действует на меня, словно быстродействующий наркоз, вводя анестезирующую инъекцию адреналина посредством погружения в мозг обезоруживающего изумрудного взгляда, лишающего способности и желания мыслить последовательно. Сегодня, сейчас... только она. Пусть все пропадет, провалится, исчезнет, только не Лиза... сон разума рождает чудовищ. Чтобы это понять, нужно сначала проснуться, а мне хочется спать. Не отдыхать, а чувствовать каждой клеточкой тела именно ее, без изъятий и права замены, даже сознавая непреложный факт принадлежности вожделенного объекта не одному мне. Не правда ли, странное желание? Оно вносит диссонанс в структуру взаимодействия меня и окружающего мира, нарушая баланс всего внутри и снаружи меня. Отчасти поэтому я начал стремительно набирать лишний вес, пристрастился к алкоголю и сладкому, что еще больше усугубляет сложившиеся обстоятельства. Отношения с женой невольно явились точкой кристаллизации и прочих проблем, капля за каплей намерзающих на остове рукотворной судьбы.
Невольно пришлось вспомнить о том времени, когда семейная жизнь только грезилась, даже иначе — жизнь искушала фантазиями о вечной любви. Тогда я не представлял жизнь без физкультуры, постоянно бегая и поднимая тяжести, не считая тяжелой физической работы. Теперь самым трудным упражнением стал секс. На все прочее не хватает времени и сил.
Основательно перетряхиваю архивы, где собраны вырезки из газет и журналов о беге, ходьбе, гиревом спорте и здоровом образе жизни. В памяти всплывает юное подтянутое тело без единой жиринки с не особенно объемными, но сильными и упругими мышцами. Разглядывать телосложение в те годы было занятием приятным и увлекательным.
Теперь рельеф местности выглядит иначе: зарос жирком, покрылся не особенно приглядными эстетически припухлостями, дряблыми, словно сдувшимися, мышцами. К этому добавились лысина, сутулость и раскачивающаяся походка. Возраст. Куда от него деться. Вилочковая железа, продлевающая молодость, начинает ослабевать с началом половой зрелости и почти перестает функционировать к тридцати годам, когда юноша превращается в мужчину. Причина этого не совсем ясна, но от этого факт не становится менее трагичным. Юность может все, только часто не хочет, а зрелость страдает от избытка желания при минимуме возможностей.
Вот и догнал меня, ускользающий прежде от обильного цветения, процесс неизбежного превращения одного в другое. Помочь себе можно, даже нужно, тренируясь в поте лица без отгулов и выходных дней. Собственно этим я и предполагаю заняться, заменив самокопание в воспаленной голове на добывание «мышечной радости». Нужно только убедить себя, что оказалось совсем нелегко, вырастить и закрепить желание и мотивацию.
Еще выяснилось, что я совсем, то есть абсолютно, разучился ходить. Не бегать, а элементарно переставлять ноги. Пятнадцать минут пешком и требуется продолжительный отдых. Организм не прощает пренебрежения к себе, но я, по инерции, все еще рассчитывал на разумность и безотказность закрепленного за мной тела. Напрасно. Оно забыло о своих обязанностях, не утруждаясь об этом напомнить.
Так мы и становимся стариками, не успев дожить до интеллектуальной и физической зрелости. Это тоже вариант инфантильности: считать, что организм обязан, когда он об этом даже не знал. Хочешь быть красивым — следи за всем, из чего привлекательность состоит, иначе не заметишь, как превратился в развалину. На этом рассуждении меня посещает мысль о подобии всего в этом мире. Если любой предмет, или явление, разобрать на мельчайшие части, окажется, что работают они исходя из одних и тех же принципов. Значит и любовь подвержена старению и деградации. Как же иначе? Получается мы постоянно забываем о самом главном — гигиене и тренировке, напрасно рассчитывая на разумность самих функций, которые не имеют рассудка, заставляя их выполнять наши обязанности. А те не хотят. И правильно делают: раз это твоя жизненно важная задача, обслуживающая личные интересы, то и ухаживать за ней, следить и прибираться — тебе. Это равнозначно тому, что поручить обустроенный личными стараниями дом случайно оказавшемуся рядом бомжу, а самому уехать отдыхать на море. К чему вернешься? Вот и я, точнее мы.... даже возвратиться некуда, кругом развалины и запустение. И с чего начать, когда клеточную память поразил склероз? Понятно, что с самого начала, «от печки» — учиться ходить.
На элементарный навык делать шаги и дышать ушел без малого месяц. Все это время Лиза смотрит на меня, как на инопланетянина, недоумевая, что на меня нашло. Попутно вспоминаю, как все было «тогда» в наших отношениях: венок из ландышей, кофе в постель, любование без конца и начала, объятия, разговоры при луне, восхищение, прикосновения... Как же на все это хватало времени и сил?
А секс без границ, с заката и до рассвета. Не то, что нынешнее «исполнение супружеского долга», регулярное, но наспех, без фронтальной и тыловой подготовки, многочисленных экспериментов и бесконечных дублей, завершающихся детальным, с подковырками и веселым юмором «разбором полетов».
Где это все, куда пропало, скукожившись до примитивного «тебе понравилось?». А если и нет, какой смысл обсуждать, когда весь процесс на виду, имитацию не поддерживает накопленный опыт. Что бы ты ни ответил, можешь «нарваться» на «неважное самочувствие», метеочувствительность, внезапно всплывший в памяти эпизод, произошедший неведомо когда, может даже и не с нами, но взбесивший самим фактом похожести на что-то раздражающее. Прекратить процесс на любом этапе и того проще, достаточно повести носом, подергать раздраженно ноздрями и произнести нечто, вроде «что за запах?».
Поводов тьма, желание лишь слегка тлеет. В одной постели спим по привычке. Нет изюминки в скучном супружеском сексе: одно и то же. Будто удовольствие заключается в разнообразии поз, или их сложности. Отнюдь. Все дело в отношении к происходящему. Его требуется создавать. Кропотливо настраивая каждую струну, вплетая в узор действа движения, запахи и звуки, прикосновения, настроения, ласковые слова, непристойности и скабрезности.
Масса мелочей потребуется настоящему мастеру, чтобы создать шедевр, а ширпотреб, примитивизм, упрощение отсылают обратно к первобытности. Надо осознать, кто мы, чего хотим от жизни: простоты и спокойствия, или созидательной энергии страсти. Жизнь без усилий заканчивается безразличием, однако очень многие выбирают именно ее.
Право выбора незыблемо и священно. Разрушение тоже созидательный процесс, независимо от того, сознаем мы это, или нет. Я понял, что хочу двигаться вперед, в гору. Только у горы свои резоны. Цветы, поцелуи, милые безделушки, комплименты, рукосуйство, наконец, ни к чему хорошему не привели. Лиза опять на своей волне, исключающей параллели.
— Пытаешься убедить меня, что воспылал забытой некогда страстью? Не верю! Любовь заканчивается сразу после свадьбы. Во всяком случае еще до рождения ребенка. Все прочее — бездарно сыгранная роль. Вот ты, например, уверен, что любил меня? Или сразу согласишься, что вляпался по недоразумению, «по залету»? Я была первая, может единственная к тому времени, кто тебе дал. Можно сказать преподнесла угощение, какого тебе не видать было, как своих собственных ушей. Слишком застенчив был мальчик. Я уж и так, и сяк, можно сказать разжевала и в рот положила, так ты уже готовое, даже понюхать не решился. Боже, вспоминаю, как вцепился в мою руку и сидел с ней всю ночь, пока не заснула. У меня все затекло, а внутри, хоть пальцем себя ублажай. Вытерпела, дура. Самое ужасное — до сих пор терплю. Хоть и изменяю. Скажи, что не так? Может и этого не знаешь? Тоже, небось мучаешься. Поделом.
— Пытаешься уколоть больнее? Сознаюсь, испытываю дискомфорт. Но, в отличие от тебя, верю в хорошее, даже в лучшее. И ты совсем не такая, какой сейчас себя изображаешь. Любила ты меня: до свадьбы, после и позднее. Просто представляя себя стервой легче врать. Изменять и того проще. Ты же не можешь отвечать за то, чего нет. Раз не было любви — нет блуда. Принцип обоснования чего угодно. Очень удобно. Я не я и хата не моя. А кто верит в непорочные чувства — пусть отдыхает. Тогда, на чистоту: если ты не оставляешь мне шанса, значит берешь ответственность за дальнейшее на себя. Полностью. В том числе и материальную. В крайнем случае возложишь ее на того, кто согласится содержать неверную жену.
— Ты совсем идиот? У нас дети.
— А я отпущу твои «грехи». Дам тебе индульгенцию, освобождение. Помнишь, как в школе, мамка записку писала? Только у нас случится наоборот, бартер, так сказать. Ты мне отказную грамоту на детей, я тебе свободу от ответственности. Как тебе такая сделка? Годится? Или семья для тебя не пустой звук? Может лучше попробовать обнулить претензии, построить новый домик вместо сгоревшего? Ты инициатор — тебе выбирать. Я — за семью. Теперь твой ход. Первый, или последний. Решать тебе.
— Не гони лошадей. Распеваешь слишком сладко. Что-то не догоняю твоего резона. Поясни, если умный: что я теряю и чего ты находишь. В чем прикол. Значит, я пишу отказ на детей и ты мне пинком под зад. Зае...ись, придумал. Ты, как король на именинах, а я гуляю, сама по себе. Но никому ничего не должна. Прикольно. Что не должна - мне нравится. Ответственность забирай даром. А имущество?
— Кроме квартиры и личных вещей — все твое. Дом принадлежит детям. Здесь, без вариантов. Могу присовокупить половину нажитых непосильным трудом денег, хоть и сложно изъять их из бизнеса. Деньги не огромные, но достаточно, чтобы начать самостоятельно жить. Но это черта. За ней только ты и... новая ответственность. Она принадлежит исключительно тебе. Мне бы свою унести. Твой ход...
— Думать буду. Советоваться.
— Я не спешу. Точнее, благодаря твоей чуткости и курсу обучения, начинаю учиться думать головой. Во всяком случае, эрекция больше не мешает процессу принятия решений, от которых зависит судьба семьи.
Немедленного ответа не последовало. Участились «командировки» на несколько дней. Я прихожу домой, дети одни, питаются бутербродами и делают «что хотят». Однажды застал их за просмотром порнографического фильма. Наверняка не единственный случай. Чего еще может произойти, когда дети предоставлены сами себе? Да, что угодно. Нет смысла включать воображение, сам был непоседой и жертвой любопытства, результатом чего несколько сотрясений мозга, взрыв в руках банки с карбидом, сожженные напрочь волосы, вместе с кожей лица и шеи... Список не бесконечный, но внушительный. Только мои родители работали и не имели возможности отслеживать наши действия в течение дня, а их мать домохозяйка, причем ничем трудоемким не обремененная (семечки, телевизор и книги - не в счет).
Первое время я ее разыскивал, обходя все возможные адреса. Иногда приводил, чаще приносил на плече бездыханное тело, которое не помнило утром ничего. Возможности договориться не представляется, по причине невменяемости объекта. Вот и третья попытка сорвалась. Нет, невозможно склеить разбитое. Если только под стекло и на память, но такое хочется поскорее забыть.
Маятник событий ускоряет разбег, одновременно увеличивая амплитуду движений. События начинают мелькать, перестав привлекать пристальное внимание. Ну, не пришла ночевать и ладно. Завтра придет. Или послезавтра. Захочет поесть, переодеться, и явится. Тарелка супа всегда найдется, а стираю я теперь в автоматической машине. Не очень и сложно. Привык. Если нахожу на лавочке в невменяемом состоянии — несу домой. Все-таки не совсем чужая. Жалко. Денег больше не даю — пропьет, или потеряет. Разговаривает теперь Лиза грубым гортанным голосом, изредка добавляя к матерным словам междометия, агрессивно требуя, или кроет сразу напропалую, умещая мою биографию, прошлое и настоящее в замысловатое сплетение несочетаемых мыслеформ из нескольких десятков непечатных слов. Я научился ее понимать. Иногда даже отвечаю, исходя из принципа подобия, столь же элегантно. Затем мы расшаркиваемся и расходимся в разные стороны, как правило нам не по пути.
Все вещи я поделил на две комнаты: в одной я и дети, в другой Лиза. Если она спит дома, то утром из ее апартаментов вываливается нечто, похожее на мужчину, но точно не он. Такое случается не очень часто.
Весной приехали сезонные строители из Молдавии и Украины. Непонятно каким образом, но поселились в бывшей школьной теплице. Лиза перебралась жить к ним. Основательно. Одна на всех. Через месяц пропала окончательно.
Дети уже перестали о ней вспоминать, когда явились несколько работяг из теплицы, разыскивая ее. Причина оказалась неприятной и тягостной: все население общежития подхватило «венерический насморк».
— Поймаем — убьем.
Пришлось пожелать им удачного поиска.