С этими мыслями, сама не заметив этого, Мария погрузилась в сон. И привиделось ей, как она еще будучи маленькой девочкой шагает по траве вдоль быстрого ручья, что звонко переговариваясь сама собою, перекатывается через мелкие камушки и сверкает серебром в лучах полуденного солнца. А травинки ласково щекочут лодыжки, пятки и так хорошо и приятно ощущать вокруг себя безбрежное синее небо, луга, раскинувшиеся до самого горизонта, воздух наполненный ароматами цветущих трав.
«Да нам же нужно приступать к выполнению задания», - резко встрепенувшись, очнулась она от беззаботного сна.
- Ставрогин, готовимся к вылазке, - скомандовала она, сама над собой удивляясь. Никогда до этого дня ей не доводилось командовать, подчиняясь больше чужим приказам. Но сейчас, ситуация требовала от неё быть решительной и в некоторой степени властной.
- Так я давно уже готов и только и ожидаю приказа, - отозвался Ставрогин.
Мария прошла к шлюзовой камере, вскоре подошёл и он.
-Последние приготовления перед выходом? – поинтересовался он, наблюдая, как Мария осматривает скафандр с пристёгнутым генератором.
- Мне-то в открытом пространстве не до этого будет, - бросила она грубо на колкость Ставрогина, на что тот благоразумно промолчал. Не время заниматься препирательствами.
Подцепив фал и, открыв выходной люк, Мария выплыла в бескрайний простор космоса. Она оттолкнулась от борта катера и включила генераторы. Несколько секунд понадобилось ей оказаться в десятках метров от выхода сферы. Словно хищная птица, готовящаяся атаковать жертву, она приготовилась ждать. Сердце бешено колотилось в ожидании и ещё от какого-то непонятного чувства, до сей поры неизведанного ею. Это походило и на страх и на эйфорию радости одновременно, но все попытки отогнать их оказались напрасны, и приходилось смириться, тем более, нужно-то всего лишь заарканить энергоформу. Первые две она прозевала, занятая своими чувствами, но уже следующую ей всё же удалось поймать в контейнер. И тут же она почувствовала, как её оттаскивает назад. Но помимо этого она испытала и другое: её тянуло в обе стороны и разум её заметался в панике. Только лишь благодаря Ставрогину, не вовлечённому в её переживания, она смогла оказаться снова на борту.
- Ну и как, у ворот чистилища? – спросил Ставрогин в своей манере.
- Никак, - Мария, всё ещё под воздействием того неведомого чувства, объявшего её у сферы, вяло отозвалась на колкости коллеги.
- Второй выход сегодня будем проводить? – поинтересовался, как ни в чём не бывало, он. Ему откуда знать, что творится у неё на душе. Мария почувствовала, как она вся покрылась потом. И ведь не жара виной этому, нечто иное, чему она не могла подобрать соответствующего названия. И только, когда вопрос коллеги дошёл до её сознания, она соизволила откликнуться:
- Сегодня однозначно нет. Возможно, что завтра.
- Значит, ещё одни сутки на этом катере, полном дискомфорта. Завтра, так завтра.
Мария, с трудом переставляя ноги, прошла в душевой отсек.
После душа прошла к себе и плюхнулась в кресло, настроив для сна. Чувство, посетившее её у сферы, никак не хотело отпускать. Глаза слипались, но мозг упорно не желал отключаться. От безысходности, Мария включила фон белого шума, единственно действенное против бессонницы, не раз проверенное на себе. Расслабившись, она откинулась в кресле. Шум то нарастал, то угасал, как оно обычно и происходит на берегу моря, сознание уносило куда-то в бесконечность, словно засасывая в воронку, но желания сопротивляться Мария со своей стороны не испытывала. «Пусть всё идёт, как идёт,» - последние её мысли, перед тем, как она уснула.
Последующие две вылазки прошли без всяких происшествий и эксцессов, если не принимать во внимание то, что фал запутался неизвестно по какой причине, поскольку подобное произошло впервые, из-за которых переживала Мария, и они засобирались в обратный путь до звездолёта. Первая часть программы, казалось, выполнена. На борту звездолёта их встретили в штатном режиме, только Эрхард несколько проворчал, что задержали с возвращением. Мария хотела возразить, но осмыслив про себя тщетность слов, передумала. Как-никак Эрхард командир корабля и ответственный за экспедицию, а значит и имеет право на некоторое ворчание. Да и в привычке это у командира, пока не поворчит, находя какую-либо ошибку, пусть даже эфемерную, не успокоится. Зато после становится как шёлковый, главное: не мешать выпустить пар. Экипаж с этим уже пообвык и не вмешивался, спокойно дожидаясь завершения. Эрхард, пройдясь по всем и каждому, нисколько не церемонясь, и, как ни в чём не бывало, что происходило каждый раз, обратился ко второму пилоту:
- Виктор, готовимся к обратному полёту, - и уже вслед за этим, он обратил свой взгляд к экипажу:
- Значит, программа Даркка выполнена. Прошу принять мои поздравления по этому случаю от меня лично, - тут он широко улыбнулся, - а Даркк, смею надеяться, лично поблагодарит вас.
На базе их ожидало не совсем приятное известие. По причине, о которой профессор не пожелал распространяться, Джэкоб-Степан напал на ассистенте профессора, и не окажись Даркк вовремя в кабинете, не миновать ассистенту смерти. В ту минуту, когда Джэкоб-Степан, схватив ассистента за волосы бил головой об массивный стол, Даркк едва переступил порог. Но даже мимолётного взгляда хватило Даркку оценить происходящее и принять соответствующие меры. Он воспользовался бластером для усыпления. И уже потом, вдвоём с ассистентом, они уложили обездвиженное тело Джэкоба на кушетку.
В своём дневнике наблюдений, Даркк отметил это происшествие, как: пробный экземпляр способен проявлять чувство собственного достоинства и упорство. Тот факт, что он мог убить ассистента, Даркка не нисколько не взволновало. Даркк вообще привык воспринимать весь мир, как образцы для своих опытов, но не более этого. Испытывал ли он какие-либо чувства, об этом никто из его знакомых никогда не упоминал. Можно было сказать, что он положил свою жизнь на алтарь науки, во имя достижения ему одному ведомой цели. Именно заслугам профессора Даркка обязана наука тем, что он единственный смог добиться восстановления человеческого органа каким- либо образом ампутированного. Буквально за две недели у человека отрастала новая кисть. А сколько билась наука над этим вопросом, создавала самые заумные протезы, вплоть од образцов с кибернетической начинкой и достоверной имитацией или натуральной кожей, но всё это было чужеродное. Профессор же добился, что орган формировался и вырастал по новой, как у пресмыкающихся.
Но и эту идею, он озвучил и продемонстрировал лишь после десятка успешно прошедших образцов. Но научный мозг Даркка требовал восхождения на новые, ещё не покорённые вершины, манящие своими белоснежными шапками, что чаще скрываются за облаками. Только есть ли предел совершенству и стремления к познанию? Были у профессора недоброжелатели, были завистливые коллеги, но вот чего не было, так не было отрицания его способностей. И вот последняя его задумка: создания бессмертного человека. Джэкоб – Степан, первый опытный экземпляр, призванный демонстрировать правильность его идеи, направления хода мыслей в какой-то степени подтверждал правоту профессора, но успокаиваться ещё рано. Необходимо экспериментальным путём испытать на нём все наработки не единожды повторенные на предыдущих образцах, удостовериться и лишь после этого можно вынести окончательный вердикт. А это всё работа не одного дня и не одного месяца, почему и не желал он отправлять своего Джэкоба на какую-нибудь планету, где у него не будет возможности фиксировать данные, проводить коррекцию.
Привезённые из новой экспедиции энергоформы, профессор до поры, до времени попросил поместить в хранилище. Ему не давало покоя поведение Джэкоба: его ничем не оправданная агрессивность. «А если переформатировать ему память?» - сам у себя спросил он. Спросить-то больше не у кого, если только посмотреть работы по изучению головного мозга, что едва ли могли дать вразумительные ответы. Сейчас он, как никогда был уверен память и всё связанное с ним хранится где угодно, но только не в черепной коробке.