Выпал мне раз случай понаблюдать за молодым лосем. Красавец!.. Любоваться только, а не стрелять в таких!
Встретил я его первый раз на покосе. Изнывая от жары и гнуса, бросил литовку в траву и – к озеру, попить и искупнуться. Подошёл и замер от неожиданности: почти рядом, у куста, какая-то коряжина, которой раньше не было. Пригляделся и ахнул: да это же он, лось! До того его, бедного, доняли комары и слепни, что залез в озеро, лежит и не шелохнётся, только одна голова и торчит из воды.
Почувствовал меня, еле поднял веки – до того они опухли и были облеплены кровопийцами. Не испугался, увидев, а лишь вскочил на ноги, встряхнулся и не торопясь удалился в сторону леса.
Через неделю приехал метать сено, и опять встретил его, сохатого. На той стороне уже озера. Поднял голову над осокой и наблюдает за мной, что партизан за не прошеным гостем. Постоял, посмотрел и, осторожно повернувшись, скрылся в кустарнике – от греха подальше.
Сено кончилось – повадился я ездить на озеро рыбачить. Закину удочку и сижу, жду, как с моря погоды, когда, значит, дрогнет мой поплавок. И, пока жду, обязательно где-нибудь если не увижу его, то услышу в кустах треск и подумаю: он, кто ещё может быть?! Понятно же, территория его тут, место красивое, отличный водопой.
Последняя встреча – вообще не придумаешь! Собираю около озера смородину. Облюбовывая новый куст, глянул что-то вперёд… И вот тебе: стоит среди смородинника и общипывает верхушки. Будто тоже, как и я, берёт ягоды. С полмесяца не видел. Подрос. Крепким выглядит, даже рожки над головой появились. Косится на меня, а не уходит.
Попробую-ка, думаю, подойти. Не гляжу на него. Этак стороной обхожу, продолжая брать ягоду, а сам всё ближе, ближе.
Перестал он щипать верхушки смородины, насторожился.
- Ну чего ты, дурачок?.. Не бойся. Ничего плохого я тебе не сделаю, - начал успокаивать.
И успокоил бы. И подошёл бы, наверное, даже погладил бы его по шее. Да застрекотала сорока-белобока. Лось встрепенулся, что-то заволновался – и только я его и видел! Скрылся в крычальнике (так у нас называют чащобу).
В октябре, когда пошла северная утка, приехал я охотиться на озере и нашёл около него от своего лося рожки да ножки.
- Факт браконьерства налицо, - подтвердил моё подозрение охотинспектор. – Составим акт. Распишитесь в качестве свидетеля.
А к чему всё это, если убийца не найден? Разве легче станет? Да и сам я не меньше его виноват: внушил молодому, не пуганому зверю, что людей бояться не надо. Ещё как надо! Не только на ружейный, на пушечный выстрел к ним подходить нельзя. Всё-таки правильно, видимо, говорят: страшнее человека зверя нет.