Вечное

Рашида Касимова
Моему учителю и дорогому
другу  Виолетте Рудольфовне
Мартыновой посвящаю

               
Я приехала сюда встретиться с теми, с кем рассталась тридцать пять лет назад. И мы, как в зеркало, взглянули друг на друга и тихо ужаснулись…

Отчего так изменилоь село, выросло и съехало куда-то вбок, ближе к железной дороге?

Отчего мои глаза продолжают искать в нем ту старую двухэтажную деревянную школу еще довоенного образца, хотя я знаю, что ее уже давно нет?

Отчего я так явственно вижу себя, молоденькую учительницу, перед хохочущим классом и за окном черную макушку семиклассника, который то вылезает в окно, лишь я отвернусь к доске, то вновь появляется за партой?

Отчего я сейчас не перестаю ходить по дому, поминутно взглядывая то на часы, то за окно и стараясь унять дрожь сердца?

Отчего так придвинулось небо к снегам? Отчего здесь так бела земля и так черны деревья, так низко и тяжело вечереющее небо? И отчего  все это мне  знакомо? Так, что я даже знаю, как будет пахнуть снег, когда  выйду на улицу?

Отчего один и тот же вопрос :» Вы узнаете меня?; «Вы узнаете меня?», как эхо, скачет от одного к другому, и я заново молодею с каждой встречей?

Отчего, не видя и не слыша, кто подошел сзади и крепко сжал мои плечи, я узнаю его, моего дорогого соседа по учительскому общежитию почти полувековой давности? Отчего, обернувшись, вижу другого, сцепившего челюсти и рыдающего внутри себя, постаревшего друга моего?
Отчего он молчит?

Отчего мы молчим, пойманные в сети - морщины Времени? Отчего говорим о другом?
Отчего так молодо болит душа?

Отчего, не договариваясь, устремляемся, к нашему старому и заброшенному теперь школьному саду?

Отчего произносим далекие забытые имена, и один лишь звук их возвращает молодые лица их и улыбки, и какая-то новая, горячая волна крови будоражит нас?

И отчего, шагая утром под высокими розовыми облаками к электричке, я останавливаюсь перед одной известной, но только теперь открывшейся для меня истиной: разве может моя душа,  помня все и до сих пор так молодо отзываясь на звуки прошлого, быть смертной? Разве может такая душа сгнить вместе с одряхлевшим телом?

И отчего я так остро осознаю это здесь, где утреннее небо  так высоко над снегами, где рядом с просыпающимся селом молчит кладбище?