Впереди горбатились гряды оранжевых барханов. Каждый высотой с девятиэтажку. Их единственное украшение – кривые деревья, которые не бросали тени, не шелестели на ветру. И косматые кусты. Взберешься на бугор – дальше увидишь точно такие же. А вдалеке, в дрожащем мареве горячего воздуха можно увидеть отвесную стену, которая бесконечной лентой тянулась, извиваясь, на кромке земли и неба.
С заходом солнца, когда на черном небе повисло начищенное серебряное блюдо, застывшее волны песчаного океана стали выглядеть зловещими и коварными.
Где-то неподалеку должен находиться колодец, который назывался Гитарсин-Гелма. Правда, все иноязычные названия командор надписал на карте карандашом по-русски. Так и выговорить проще, и легче запомнить. Получилось Пойдешь-не-Вернешься.
Группа встала. Мы с командором, передавая друг другу монокуляр, всматривались в окрестности.
– Что-то я не догоняю, если колодезь не найдем – сами будем его копать, да? – язвительно скрипел завхоз. – Иначе, зачем две лопатки везем?
Озабоченный ситуацией, командор не обращал внимания не Левино брюзжание.
На гребне одной из волн я и без оптики заметил силуэт существа, чем-то напоминающего верблюда. Навел монокуляр… Между черным небом и лысым песчаным склоном действительно красовался бактриан – двугорбый «корабль пустыни».
Стал медленно опускать объектив. Кромка неба, редкие пятна древесных крон и кустов рывками поползли вверх. Заметил вдруг дрожащий черный прямоугольник.
– Колодец! – воскликнул я и передал монокуляр командору. – Во-он там, у подножья бархана, на котором стоит верблюд.
Командор навел прибор туда, куда я показал.
– Верблюда не вижу. А что-то похожее колодец – да.
– Исчез, говоришь? Не верблюд, а призрак какой-то!– пробормотал я.
– Призраки не исчезают. Они прячутся. Для того, чтобы в самый неподходящий момент появиться рядом, – ответил командор.
Вскоре мы вшестером уже стояли возле каменной шайбы, торцом торчавшей из шелковистого песка. Я склонился над дырой, заглянул в черную глубину. Оттуда в лицо веяло прохладой.
Механик не заставил себя ждать – бросил в гулкую дыру брезеновое ведерко. Капроновый шнур с узелками ровно через каждые десять метров заскользил в его заскорузлых ладонях. И вдруг… черная глубина разразилась звуками. Внизу что-то отчаянно, с присвистом захлопало. Овевая ветерком наши лица, в лунном свете заметались тени.
Вздрогнуть и отпрянуть от дыры нас заставили голуби. Стенки колодца, словно ствол старого дерева грибами, обросли их гнездами.
А глубоко внизу раздался всплеск – шахта колодца усиливала звуки из глубины.
– Женя, сколько метров? – спросила доктор.
– Больше сотни, – ответил механик.
Он зачерпнул со дна водицу, и на натянутом струной шнуре, расплескивая, потащил ее наверх. Плеск из глубины раздавался все резче. Наконец, в лучах наших налобных фонарей показалось ведерко. Искры капель трассирующими очередями секли голубиные гнезда.
Механик жадно припал губами к мокрому брезенту, капли падали на пыльную тельняшку.
– Сырую не пить! – одернула его доктор.
Живительная студеная влага смочила наши пыльные ладони, головы и лица. Ведерко вновь и вновь ныряло в гулкую глубину за студеными дрожащими звездами, которые сверкая, сыпались на песок, журча наполняли приготовленные канистры.
Командор, по-снайперски прищурившись, всматривался через монокуляр в окрестности. Оператор тоже изучал пустыню, которая пугающе окружала нас, на экранчике дорогущей наворочанной камеры, какой может себе позволить пользоваться только матерый профессионал. Камера эта, по словам хозяина, позволяла видеть в кромешной тьме даже на самом горизонте мелкие предметы.
– Крутая техника, – похвалил командор.
– Заменяет и удостоверение, и пропуск, – гордо ответил оператор. – Когда нужно, чтобы в какой-нибудь организации отнеслись к тебе по-человечески, подходишь к парадному входу и наводишь объектив на вывеску. Вахтер, понятное дело, обращает на тебя внимание и докладывает начальству. Дальше все идет как по маслу. Человек с такой камерой внушает уважение.
– И священный трепет, – подсказал я.
– Ага! – обрадовался оператор.
Командор ухмыльнулся:
– Не трепет, а недоумение. Камера у тебя серьезная. А таскаешь ее в обшарпанном кофре, с какими еще до перестройки ходили фотографы. Сочетается, как седло с коровой. Разве в комплекте с камерой не поставляется удобная сумка? Почему ты ею не пользуешься?
Оператор и впрямь не расставался с видавшем виды потертым твердым кофром, который в шутку прозвал «сундуком». «Сундук» всегда висел у него через плечо на узком ремешке. В перестроечное время фотографы в таком кроме аппарата носили еще бутылку с закуской.
– «Сундук» же удобнее, – смущенно пробормотал оператор.
Командор, не отрывая монокуляр от глаза, начал отвечать стоявшему рядом завхозу на его недавний вопрос.
– Зачем нам две лопаты, спрашиваешь? Бери одну – поймешь!
– Ты таки-думаешь, что я люблю бесплатно выполнять бессмысленную пыльную работу? Как это у вас в армии говорят, лучший друг солдата – совковая лопата? За дурака меня держишь?
– Тьфу на тебя, Левчик, – не нашел ничего иного сказать командор. – А теперь все слушай мою команду: трое - завхоз, механик и доктор остаются в биваке. Собирают топливо, вешают котлы, разжигают костер, ставят палатки. Остальные двое – вперед за мной!
(Чтобы ознакомиться с другими главами романа "Динары пятого халифа" перейдите по ссылке "Другие произведения автора Владимир Кожевников").