Это фото Кисловодского аэропорта. У меня здесь была моя первая вынужденная посадка. Где-то на полпути от Ессентуков до Кисловодска я вдруг обнаружил, что куда-то исчезла стрелочка прибора, указывающего температуру головок цилиндров правого двигателя. Чуть погодя выяснилось, что она вовсе не исчезла, а просто зашкалила за пределы шкалы и упёрлась в упор выше 300 градусов. При этом ничего больше не указывало на нештатность ситуации. Гул двигателя по-прежнему монотонный, температура и давление масла нормальные, наддув тоже в норме. Отказ прибора? Но его конструкция как будто бы отвергает подобное предположение. Тогда возможно неприятный процесс только что начался, причём именно в том цилиндре, где стоит термопара?
Потом, уже на земле, это и подтвердилось, а пока я "заелозил" в ожидании неотвратимых неприятностей. Начал озираться вокруг в поисках места для вероятной посадки. Увы, я не увидел ни одной террасы. Местность монотонно поднималась, и везде уклон обещал неотвратимое опрокидывание после посадки и кувыркание чуть ли не до Ессентуков. Но двигатель продолжал монотонно гудеть и вселять какие-то надежды...
Но вот удар: двигатель первый раз "чихнул", заставив труситься всю приборную доску и... И опять монотонно загудел, хотя по "наддуву" было видно, что его мощность несколько упала. "Да что ж ты делаешь? Погоди! Нам же тут негде садиться! Давай хоть до перевала дотянем". Я очень убедительно уговаривал двигатель, лихорадочно озираясь вокруг в поисках площадки. И он вроде как меня послушал, опять более-менее ровно заработал, и даже температура несколько уменьшилась.
Но вот опять удар!.. "Да погоди! Ну, ещё чуть-чуть!" Я уже подошёл к перевалу, ещё бы немножко и за ним покажется аэропорт Кисловодск... Но стрелка "наддува" упала ещё ниже, а с ней упала и мощность.
Я тянул "шаг-газ" на грани перезатяжеления, пытаясь всё-таки перетянуть через перевал. Вот я его уже почти перетянул, но вертолёт продолжает непроизвольно снижаться, и по-прежнему неясно, не зацеплюсь ли я хвостовыми "шайбами" за край обрыва. В последний момент я резко толкнул левую педаль и убрал "шайбы" в сторону. От греха подальше.
Перевал пройден, внизу аэропорт. Почти в том же ракурсе, что и на фотографии. Теперь легче. Зайти и сесть на одном двигателе с таким запасом высоты совсем не трудно. Правый движок пока ещё крутится, но уже на совсем малых оборотах. И совсем не тянет.
Захожу и сажусь на краешке перрона. В момент торможения с громким чихом окончательно выключается двигатель, и вертолёт окутывается густым белым дымом.
Я летел туда по вызову местного уголовного розыска. Поэтому и не удивился, что к вертолёту устремились четверо крепышей с пистолетами за поясами. (Это сейчас у них «спецлифчики», а тогда было модно именно за поясами). Я открыл дверь, замахал на них рукой, чтобы не подходили и сообщил, что всё отменяется, потому, как движок отказал.
Вообще-то я не собирался докладывать о вынужденной. Зачем? Вертолёт в точке назначения. Целый и неповреждённый. Стоит себе на перроне в ожидании запчасти. А сообщи, так замучаешься объяснительные писать, да кроки рисовать.
Но, как оказалось, я не учёл один фактор.
В то время начальником Кисловодского аэропорта был бывший КЛО из Пятигорска по фамилии Шин. Маленького роста, он затерялся среди моих крепышей, и я его не сразу заметил. Зато он сразу услышал про отказ двигателя. "Пошли быстрей докладывать о вынужденной, у меня тут хорошая связь", - замахал он мне рукой и направился к радиостанции.
"Да погоди ты..." Пока я расстёгивал ремни и тормозил винты, Шин оказался уже на пороге радиостанции. Я помчался к нему, но ещё на полдороги понял, что уже поздно. "Ставенка, Ставенка! Тут у нас вынужденная посадка! Сейчас вам командир всё расскажет..." Я как раз забежал в комнату, и он, с чувством выполненного долга, сунул мне в руки микрофон. Совсем не то я хотел ему сказать, но, увы, пришлось докладывать о вынужденной.
Ставенка мгновенно передала все в Ставрополь, Ростов и Москву, ну и... пошло-поехало...
А ещё через пять минут зазвонил телефон, диспетчер передал мне трубку и я услышал родной голос командира Ставропольского Объединённого авиаотряда Вильсура Гариповича Хайруллина: "Захаров! Твою мать! Какая вынужденная? Ты почему туда полетел? Тебе же туда надо три провозки!"...
Я слушал, теребя в руках "Задание на полёт", в котором в обеих строках стояли витиеватые подписи Вильсура Гариповича (Ещё одна ещё более витиеватая осталась в журнале предварительной подготовки) и молча сопел. Я понимал, что мне только что предложили самому выкручиваться из создавшейся ситуации...