ЭЛКА

 
Правдивые истории
из честной жизни
 
 

ЛЮБОВЬ НА РАЗ-ДВА-ТРИ

 
  Нравится нам или нет, но любая любовь зла. Это ее главное свойство.

А единственное бесспорное  достоинство в том, что она проходит. И начинается заново. С новыми надеждами, бодрая и веселая. Как пионер. Одна, другая, следующая... - всю жизнь, пока живы!

Во всем этом всегда мучительном сейчас мне вот что интересно: проследить, какую шутку сыграли со мной  мои же мысли. Мои собственные мысли, которым я опрометчиво дала волю, а значит, импульс к чувствам, абсолютно точно зная, как обстоит всё на самом деле.

 Но такую же волю дает  себе любой человек. Имеет право, ведь это же происходит у него внутри. Всего-то ничего: просто  рассуждает сам с собой, мечтает…
 И этим нехитрым способом  притягивает события. Вдруг возникают в его  упорядоченной, вполне буржуазной жизни  странные, трагикомические сюжеты, фантасмагории и фэнтази. Невероятное!

Откуда что,- вот бы узнать!


*** Иллюзии или надежды?


Или как у Г. Маркеса:"Не плачь, это закончилось"? Любить, любить…  В школе со мной с пятого класса учился Валера Филиппенко,  красивый мальчик нордического типа. Высокий, голубоглазый.  Считался способным. Позже он поступил на геологический и погиб в студенческой экспедиции.
 
Я боялась его как огня.  Он, например, загонял меня  под парту, когда мы  завтракали на большой перемене. Садился напротив верхом на соседнюю и угрожающе болтал ногами перед моим лицом, пока я там на корточках жевала бутерброд.
 Никто не вступался, не связывался с ним.. В нашем интеллигентском классе он был один такой, из пролетарской среды, дворовый лидер, драчун и заводила. Он привязывал кончик моей косы к гвоздю за партой, и, когда я резко вставала, было очень больно.
 Зимой ждал возле школы на сугробе, чтоб выхватить портфель, вывалять в снегу тетрадки и меня тоже. Весной обливал водой, и я шла домой вся мокрая, обсыхая на ветру.  Никакого спасения от него не было!
А на выпускном  признался, что любит. Я расплакалась. Сказала: никого так больше не люби.

 И  такая любовь, как кошмарный сон, разве однажды в жизни! Вообще,не стоит идеализировать это чувство:  ах, вот оно, воспетое поэтами, божественное... Само по себе конечно божественное в том смысле, что дар Божий и не всем дано. Многие  даже не представляют, что это такое. У них проще, у них быт. Главное – найти пару, чтоб с кем-то вместе и надолго.

 А любовь, как всё, что сопряжено с духовной жизнью, всегда мучительная, зыбкая, всегда испытание.  Хорошо еще, если повезло и встретился человек веселый, безобидный или даже немножко смешной. И всё происходящее тогда тоже немножко смешит, вроде как не совсем оно всерьёз. Это еще «мирный» вариант.
 Не так давно и у меня смешного было с лихвой.

 Казалось невероятным: неужели правда я выпросила у судьбы   англичанина! После стольких  лет увлечения английской культурой, восторгов  и надежды увидеть этот удивительный остров замков, туманов, роз и дождей. Даже научилась одеваться в английском духе,- буквально из ничего, из самого простого!
 И вот некто живой явился мне оттуда, словно в награду. Или как сон наяву?!

 ...Да не один, а  трое,  друг за другом, по мере убытия... Нет, ничего нескромного ни с одним! Все нескромное пребывало в моей голове. На самом деле каждый из них в свой черед  просто обратил на меня внимание. Двое, тоже в свой черед, затеяли легкий флирт. Наверное,для развлечения, их офис находился рядом, и мы встречались несколько раз на дню, обмениваясь многозначительными  взглядами.

 Выглядели эти англики  довольно старенькими. Но Первый и Второй оказались моложе, чем я, а Третий - неизвестно, стеснялась спросить. Скорей всего он почти мой ровесник, плюс-минус лет пять. А позже и плюс все десять, - когда уже передвигался с трудом.

 К тому времени я и думать забыла кого-то встретить. Но вот благодаря Первому, когда увидела, даже быстро похудела без диет. Торкнуло внутри, посветлело.
И сразу  закрутилась знакомая такая, приятная круговерть, заботы: всякие посыпались: юбки, джинсы- всё не то! - купить надо,и туфли не годятся, сейчас это не носят.

Мечты тоже выстроились, как для парада, в ряд, чтобы удобней было в режиме нон-стоп сутками мысленно смотреть свой новый захватывающий фильм о грядущем  счастье, придумывая его на ходу и представляя себе всё в деталях.
 
Кадры из будущего! Будто мы путешествуем, он и я,и намерены побывать всюду! И в Париже,и в Марселе, и обязательно в Барселоне... И в Риме конечно, и... А еще - пожить в доме на морском побережье. А где? -  в Италии, на Сицилии? Или в Греции, на Крите?

 Между тем в этой суете надо же было работать, писать статьи. И неважно, о чем, - получалось с настроением, мажорно, интересно.( Чем, кстати, зарабатывала. На хлеб насущный. Порой и с икрой.)
 
 Это с одной стороны. А с другой,- обычно я не балую себя иллюзиями. Бывает,плачу,чувствуя,- не сбудется. Но не безутешно. Мы привыкаем ведь, что счастье  мелькнет, поманит...  Да по-всякому. И мимо!
 
Ну а спасает то, что наблюдательная.Наблюдения накапливаются -  и  в момент крушения надежд срабатывают как подушка безопасности. «Крыша» не едет, сердце в порядке.  Потому что наблюдения свидетельствуют: ты ведь  знала уже, сама видела, - ничего другого быть не могло.
 
Я много разного в период  этих флиртов подмечала… Кроме откровенных мужских  взглядов, например, были и оценочные на мобильный,  обувь,  украшения. На Западе вроде традиция  такая: у всех калькулятор в голове. Однажды случайно узнала, - расспрашивают  обо мне!
 
По мере просвещенности  о моем финансовом статусе призывные взгляды англиков, искавших здесь, в чужой стране, поддержку, связи и даже богатенькую женушку, что, впрочем, вполне естественно в их положении,  теряли градус пламенности.
Я не переживала. Как будет, так и будет! У каждого свой интерес. На "вечную любовь" я не загадывала. Просто хотелось нравиться, иногда встречаться и всё такое... А обязательств я избегала. Боялась разочарований.
 
А нравиться хотелось. И, если что-то вдруг брезжило и гасло, даже пыталась выяснять, призывала к ответу: как же так и что это было?

 К ответу я призывала активностью. Первому, например, сама предложила встретиться.В кино пойти. Он вмиг весь сжался. У них это харазмент. Покрывшись крупными каплями холодного пота ( про холодный знаю, потому что, увидев эти капли, погладила его по голове  от жалости, что переживает,  погладила - и до капель дотронулась, до холодных), он выдавил из себя, что живет тут с девочкой, боится ее огорчить и скоро уезжает,  затевать ни к чему.
 
 Когда же он вернулся сюда спустя год, я, к счастью, уже познакомилась с  так называемым Третьим. И была не одна.

( Второго, моё платоническое увлечение, я «уволила» из флирта за женитьбу. Которая, впрочем, не повлияла на его привычку искать приключений, ощущая себя неотразимым  мачо.
 А до брака Второй каждую пятницу с видом именинника без конца звонил по мобильному из коридоров и кафе, не выпуская трубку из рук.Слонялся туда-сюда в томительном ожидании, ничего не делая и с отрешенным взглядом.  По пятницам они с невестой конечно  встречались на уик-энды! А в понедельник  он всегда  имел помятый вид. Бедняга, похоже, страдал гипертонией, а после физической нагрузки давление скачет же.)
 
 
 Пока Первый отсутствовал, у меня тут много всего произошло.А главное - появился Третий. И, кто знает, как сложилось бы, будь мы скрытными и похитрей.  Ведь нам обоим нравилось гулять вместе, смотреть фильмы, пить чай и просто молчать вдвоем.

Оглядевшись после возвращения,Первый всё понял и возмутился, что я не Сольвейг ( но сразу нашел себе 20-летку  среди офисных секретарш, около него всегда какая-нибудь 20-летка в боевой раскраске). 
 
Третий встревожился, что из-за меня   лишится  работы и  вылетит обратно, в родной английский мир, где  в его возрасте -  только пособие. Посуровел, поблек, переключился на разовых девочек, причем так, чтоб я видела: старше 30 не его уровень. Выбросил всё наше "в форточку", будто никаких чувств не было и у него  только  платные партнерши и  дурацкий кастинг, который я не прошла. Хотел оттолкнуть, не осложнять себе жизнь, раз начались неприятности.
 
Первый нарочно при мне знакомил его с одной такой девицей, смотрины  устроил, да-да!  - привел в наш буфетик, показывал Третьему, тот кивал  головой,  - подходит, согласен. А я рядом, напротив,и вижу это...
  Зря старался. Таким примитивным способом  невозможно было между нами клин вбить. Этот Первый, при всём своем недюжинном  уме и нюхе, ничего не понял про нас  с Третьим. Откуда ему было знать, что ревность не сработает. Ревность в нашем случае - немножко больно, но  ничего не меняет.

 Тем более что для Третьего мелкое, бытовое  как пляжная ракушка под ногами! Огромными, постразмерными его ступнями. И девочки тоже.  Не запомнит. И не потеряется.  Так думала я тогда. А, может, и права была.
. 
 Но Первый  торжествовал: «Боролся и побеждал!». У него же словно что-то отнимали. Как раз то, к чему он шага не сделал, но предпочел бы приберечь для себя.  На потом...- как свой последний причал, что ли.
  Он был среди главных в их фирме. Писал для нее программы, развивал ее успех, он умница конечно, и Третий не зря его  опасался. А я с его приездом совсем отчаялась, даже скрывать не могла.Потому что теряла Третьего!
 
Многие в редакции думали, что у меня действительно роман. Некоторые  злорадствовали, что неудачный. А мне  так плохо было...- не до них.

Вот тогда я  впервые  всерьез пожалела, что не богата.  Купила бы Третьему всю их  фирму, чтоб выгнал  своих врагов,  квартиру, театр или остров в океане, деревню в Англии. Невыносимо видеть, как сжимается такой крупный, одаренный человек, боясь по чьей-то прихоти остаться  даже  без этой ничем не примечательной, грошовой работы. И отчасти из-за дружбы со  мной.
 
А ведь никто не виноват, что всё нелепо, впустую. Люди сами себе чувства не заказывают. К Первому  вспыхнула  страсть. Враз, в одночасье, как зубная боль, или если упала – сломала ногу, или выиграла в лотерее. Второй казался  безупречным, достойны, и таким почти что был.  А Третий –  любовь родственная, когда собой  заслоняют, любовь - "алоха", совсем другая!
 
Со стороны же я  наверняка выглядела искательницей приключений, бесстыдной и неразборчивой. Что ж, как выглядела, так выглядела, я ни о чем не жалею.
 
Позже наши офисы разъехались по разным адресам, а с приходом нового владельца сменился весь состав моей редакции и я ушла с работы.Но все равно смотрю иногда на сайте их фирмы, тут ли еще Третий. Он тут. Наверное ему некуда ехать, никто не ждет его. И я не жду.

 Был такой случай: сын в детстве привел домой огромного сенбернара, нашел его у дороги, какие-то изверги выбросили из машины. Собака заняла собой весь коридор, всю прихожую и половину так называемой большой комнаты. Она сразу съела все наши припасы, ужин и завтрашний обед. А ночью храпела, вздыхала и охала так, что мы не могли спать.

Выведя ее утром на прогулку, сын вернулся  один. Собака отказалась идти назад  Она поняла! – этим беднякам самим не хватает и живут они в тесной будке, где ей толком негде прилечь. Пожалела нас. Как мы потом узнали,  какой-то одинокий пенсионер из соседнего дома  взял ее к себе,  поселив в отдельной комнате.

 Третий поступил, как сенбернар, чтобы не отягощать своими трудностями и без того нелегкую мою жизнь. А что она  такая, никакой не секрет для человека с житейским опытом. Хотя он, судя по всему, тоже ощущал меня близкой.
 
Так я думала, ведь хотелось понять…  А наблюдения подсказывали: « Вспомни, однажды он стучал пальцем по своим швейцарским часам, якобы торопится, а на самом деле скорей всего показывая тебе свой финансовый уровень.Примитивно, потому что уверен,- он среди диких  аборигенов. И часто поправлял шнурки на своих очень дорогих туфлях, привлекая к ним внимание. Нарочито небрежно одевался, а ты ведь знаешь, что на Западе так принято у супер-богатых.

А его леннонские очки с синими стеклами, они же фирменные, по цене самолета.. Возможно, он путешествующий магнат, миллионер и уж точно по доходам не твоего поля ягода.
А внешность! – постаревший плейбой, завсегдатай клубов, кумир местных красоток. Любая из его женщин заняла бы призовое место на конкурсе красоты.
 
Кроме того, он бывший актер. Жена, семья - не его формат. Особенно сейчас, когда он явно в сложной ситуации: что-то случилось с ним там, дома, и он уехал, а здесь  ему нужны простые отношения, удовольствия, отдых и т.п.  А ты ведь ничего развлекательного не можешь предложить. Например, морские круизы или  поездки на собственном твоем «форде» (у тебя есть свой «форд»? - вот видишь,и «форда» нет!) по Москве и Золотому Кольцу.
 Зачем ты ему, подумай. Вспомни Окуджаву, песню про заезжего музыканта, -  твой случай! «Он любит не тебя, опомнись, бог с тобою!…».
 
Да-да, на первый взгляд - да. Но важно ведь не только очевидное. Мы же  не случайно (нет ничего случайного на свете!) мгновенно приняли друг друга, как "рыбак рыбака", мы правда  близкие.Даже в одних профессиях работали, у нас  похожий жизненный опыт,  мы одного поколения, одного временного земного круга и личностного ряда...

( Всё  проще, Элка! Как бы тебе сказать… Ну недостаточно ты… ну во всём – недостаточно! Не юная,  не красавица,  не богата… - ты простенькая, понимаешь. Не модель, не персона бомонда.Эта твоя редакция маленького журнальчика, статейки о дизайне - не его масштаб. Нет, будь ты  моложе, он конечно! Он бы не пропустил! Как любой мужчина.
 Вы не совпали по главному – мужскому интересу. Вот этого как раз не хватило, чтобы скрепить ваши высокие отношения. Не переживай, твоей вины нет. Ничьей нет! – Прим. авт.)
 
Как бы там не было, пусть у него найдутся деньги  купить хотя бы комнатку  в Москве, Питере  или в ближних  городах,пусть получит вид на жительство и обретет здесь спокойную старость.
 
А чтобы никто из  знакомых не волновался, он даже подтвердил  свое благополучие маленькой речью на сайте фирмы.  Боже, какой же беззащитный!

 Не надо,  ну не надо еще и отзывов о работе… -  зависеть от клиентов, друзей, от каждой собаки!..  Да повернись спиной к тем, кто способен осложнить или улучшить твою жизнь, отойди, не борись, оставь их в пустоте, пусть потеряют точку приложения усилий. Не проси ни о чем.Не пропадешь,не бойся! -  хлебушка пожаришь  и будешь книжки читать. Как я.  Бедные, зато свободные и веселые! А?! – мне нравится!

 «Что ни говори, а можно, еще как можно жить с любовью в сердце,  согреваясь ею, словно у камелька, - незримой, негромкой,  ласкающей  своим   уютным, неярким, тихим  светом» - так написала бы я в  газетной или журнальной статье. Так учили писать на советском журфаке. Оптимистично. На самом деле  это блеф. Боль, пережитое не смягчают, не утешают, а делают умней, жестче. Людей же  запоминаешь по-разному.  Из судьбы их не выкинешь. Но в сухом остатке остаются теплые чувства, - плохое забывается.

 Итак, вот еще про тех же  славных  англиков,-  не грустное и памятное."По порядку номеров".
 
Как запомнила их Элка(Элла), то есть я(а второе имя дали при крещении и по-русски).


*** Первый-Третий
 

Внешне он пацанистый ремесленник-работяга вполне российский такой. Мы даже похожи немножко, оба курносые, личики умненькие, детские  из-за мелких подбородков, привлекательные. Большеглазые. Когда я выходила из офиса на улицу подышать, он сразу сбегал вниз со своего этажа. Наверное видел меня в окно.  И  было понятно, –  ждал  момента повидаться. Однажды, когда мы  сидели на подоконнике у входных дверей, я почувствовала:  мы созвучны, совпадаем!   Если бы он действительно хотел отношений,  долго трудиться  не пришлось бы, нам было уютно рядом. Но наверное, узнав, что я старше и не богата, отступился. Не настолько сильным оказалось чувство - и соблазн тоже! Хотя…

Однажды в жару я. как многие, явилась на работу  без лифчика, в легком топике. Мы встретились в коридоре, и мои соски вдруг затвердели и поднялись. Он увидел их, а я - его реакцию. Надо же было так пылко желать, а вести себя как заключенные. Во что-то выдуманное, навязанное... В  собственные предрассудки, людские мнения и прочую чепуху. А могли счастье найти друг в друге. Пусть недолгое. Оно же того стоило, разве нет?!  А вот и нет. Просто блазнилось, дразнило,  будоражило…

У него развалились ботинки. И я взглядом показала ему на них. Мы почти всей редакцией сидели в курилке, я тогда покуривала. И я рассказывала, что меня пригласили в английское посольство на презентацию какой-то новой фирмы, а  в чем пойти?  -  придется срочно пару красивой обуви купить. Народ  слушал внимательно, я вкусно рассказываю,  и ему было приятно, какая я. Ну и про обувь до него дошло, все они понимают по-русски  и читают тоже, только говорить им трудно. Как и нам на их языке. Стесняются. А ботинки купил, на следующий день пришел в новых.

В какие-то моменты он смотрел на мой рот. Оральный секс. "Обязательная программа" сейчас,все словно помешались. У нас там в здании был чердак над офисами, заброшенный совсем. Иногда , кто знал про него, приходили туда побыть в одиночестве, отдохнуть или выпить…
Но знали немногие.  А он - конечно. Он вообще ушлый,  пройда, цепкий, всё вокруг контролирует. Наверное,  на флоте служил в юности,  -  небольшого роста, складный, сильный, сразу понятно, что секс с ним замечательный .

Потом, он очень внимателен ко всему, дотошный и  по сути сыскарь, он и правда сыскарь, у него своя  юридическая фирма  была в Лондоне. 

И, раз про чердак он точно знал,  а я была уверена, что знает, я и ждала, каждый день ждала, чтобы он взял меня за руку и мы пошли туда вечером, когда в здании нет никого.

Я представляла себя на полу на коленках, на четвереньках, у стены в его руках, его – сзади, себя внизу… Я хотела с ним всего самого невероятного, всю Камасутру хотела, и у меня все время болел низ живота. И почему-то я стремительно худела! Наверное нет лучше диет, чем желание.
 
В последний его день тут, перед отъездом, мы встретились на лестнице. А утром по дороге на работу я купила широкую, тяжелую, мужскую такую серебряную цепочку, она и сейчас у меня, – подарить на память, если подойдет проститься. Но не срослось.
 Он шел по лестнице сверху, а я ему навстречу в новой  бледно-розовой юбке и розовой маечке, - будто снова 20. Как это с нами происходит,непостижимо! И ведь было к лицу. 
Поравнявшись со мной, он почти прошептал:".. итс грейт!". И  слеза блеснула в ресницах. Я не знала, когда он улетал, а  как раз  в тот день. А он плакал, но молчал, у них это мужеством   считается  наверное, -  у  британцев. А у нас трусостью.
 Мужчина не должен так поступать.  Если он – мужчина. Жестоко это!
 
...Позже выяснилось, - его мама умирала,вот и уехал. Наверное  я на нее похожа, мы с ним ведь похожи. Потому он меня и    заметил,- по семейному сходству. Я даже помню, как это было. Я  искала свою начальницу и забежала в буфет.
 Она пила там кофе, говорю с ней и чувствую взгляд. За последним столиком  мужчина в странном полосатом свитере и  внимательно так смотрит... Глаза большие, зеленые, как бутылочное стекло. Умные.  Я тоже обратила на него внимание.

А вот,  когда  он отказался от свидания и эту неприятность еще  предстояло достойно пережить,я и предположить не могла, что утром следующего дня он будет сиять мне навстречу, явно желая продолжения! И,случись всё немедленно,  моя картина мира уж точно была бы сейчас другой. В том смысле, что  вряд ли я жалела бы о таком,  пусть даже маленьком,случайном, счастье…
 
 И вдруг  -вернулся!  Словно с того света.Я плакала,  я в голос выла! Какая там радость! Тоска,смятение, досада буквально душили меня Ведь пережито уже - и всё в прошлом: как уехал, не простившись, не звонил, не написал. Думала, никогда не увижу. И что, опять сначала, опять молчанка,  ожидание, вязкие, как кисель, дни?! Ну уж нет!
 
Как-то в почти пустой курилке я опрокинула тумбу с окурками при нем. Кричала:"Уматывай обратно, -  не хотел, а теперь я не хочу!". Если бы он хоть что-то сказал в ответ или обнял… Но снова влюбленные взгляды, виноватый вид и ни слова,- будто немой. Невозможно вынести.

Однажды он потянулся за чем-то через меня, и  был такой взаимный  обжигающий ток, воду вскипятить можно! Или мы вдруг рядом – и невероятное притяжение, безотчетное, горячий вихрь. А он вдруг успокаивался, как ребенок, он  понимал: всё по-прежнему,  я - его. Ведь, приехав, сразу заметил мою маленькую дружбу  с Третьим и ходил потерянный, как побитый, все время общался с Третьим, наверное рассказывал  о нас,привирая про секс и планы на будущее.

 И пусть к  Первому опять, как прежде, страсть, она сгорит, всегда сгорает, святое дело –  не потакать и пренебречь. А кроме нее у нас ничего не будет, он явно больше и не хочет ничего.

В конце всей этой эпопеи, незадолго до того, как наши офисы разъехались и возможность часто видеться пропала, Первый стал писать мне любовные письма от чужого имени. На электронную почту.
 Я храню эти письма .Там разное, - трогательное и насмешливое… Но все равно они мне  дороги, как все равно навсегда дорог тот, кто сочинял их. Назвавшись Ричардом.
 Как я могла откликнуться?! Заговорить о них с иностранцем,а как я докажу его авторство,это же лишь версия, догадки.И услышу в ответ: "...что вы, миссис, боюсь, лично мне такое в голову не пришло бы".
 
А дальше что, какие мои действия? Я ничего не могла позволить себе, ничего! Понимала, чем  может обернуться. Думала-думала  - придумала, как наверняка узнать, кто:  написала  этому «Ричарду», что дам ключ от квартиры,  пусть придет  в гости ко мне домой,  а сейчас( назвала время) подъедет к офису, я жду его на улице.
 Вышла, но там конечно никого!Зато потом в курилке Первый сел напротив,  нагнувшись ко мне и показывая всем видом: это я тебе пишу, ну же,  догадайся, отзовись…
 
Да я догадалась! Тем более что  встретила в коридоре  Третьего, который мрачно прошел мимо, не здороваясь, и стало ясно:  писал не он, но знает про письма . А значит, розыгрыш, о котором даже коллегам в их фирме известно ( хотя живое, искреннее чувство в этих посланиях  безусловно есть).
 
Видимо, Первый хотел выставить меня на смех, отомстить… А я не нарушала! Обещала ждать осенью – и ждала. А мне ни строчки, ни звонка. А вечного я ничего не обещала. И я  вам  не Сольвейг, сэр.
 На самом деле!- хоть бы цветочек подарил. Но, кроме легкого общения, коротких, будто случайных встреч, которых мы оба искали, нечаянных касаний, взаимного желания, нас ничего не связывало. То есть всё эфемерно, не конкретно, размыто...

Прежде чем исчезнуть, Первый подошел ко мне в буфете, наклонился к лицу и  посмотрел так,будто сказал: прощай, больше не увидимся. А я, такая, сделала вид,- не поняла.

Потому что нет препятствий, если люди  действительно чего-то хотят. Нет никаких  обстоятельств, преград. Я ничего такого понимать не собираюсь. А если бы существовали и во мне были комплексы, трусость, слабость и всякая гниль, я погибла бы еще в юности.
 
Потому что росла сиротой при живых родителях, почти до 30 не имела своего угла, никакой поддержки ниоткуда, работала с 18 лет и всегда ела только свой хлеб. Сама себя выучила, сама себя сберегала, защищала, развивала. И всего, чего достигла, пусть и не так уж многого, я достигла исключительно трудом. Не связями, не помощью, не мужчинами,а собственным трудом.
 
Даже отчим меня уважал, очень жесткий, жестокий человек.И выдающийся тренер, вырастивший нескольких олимпийских чемпионов. Что не помешало ему спокойно, буднично лишить меня жилья, родительской опеки, а позже и наследства.Я же падчерица и в маминой новой семье мне ничего не полагалось.

Отчим, что называется, шапку снимал передо мной, при случае всегда повторяя, что гордится, какая у него дочь, вот так!- и я тоже  должна собой гордиться.
 
И горжусь! Ведь на самом деле  я " маленькая героиня - победительница   злой судьбы" как-никак!(Ах Элка хвастушка! Что-то смогла, а вот не разбогатела же и домик у моря так и  не купила.)

Однако вернемся к англикам, работающим здесь. С русскими они настороженно и свысока.Словно к низшей расе, но это я чересчур и совсем по-детски, хоть и правдиво.
 Среди англоязычных  гастарбайтеров, которых довелось наблюдать, было немало таких, кто своим ужасающим поведением превзошел даже московских маргиналов. То есть пьянствовали точно так же, как они, безобразничали, никого не стесняясь и абсолютно по-свински. Одевались вызывающе неряшливо,  носили мятые,грязные брюки немыслимой расцветки и какие-то невообразимые растянутые свитеры. Выглядели и держались так, будто попали за  пределы цивилизованного общества.
 
Общаясь по работе, я и мои коллеги иной раз поверить не могли,что эти  выходцы из культурных, с традициями, развитых стран, приехавшие к нам на заработки, еще и почти поголовно невежественные,  необразованные.

Смешно, но англоязычные обычно  кичатся тем, что досталось им по рождению: свободным английским языком. Хотя пользуются им убого, на своем, чаще всего, низком социальном уровне. И  у них отнюдь не лексика Шекспира или  английских интеллигентов, аристократов, о нет! У них сленги городских окраин, сельских местностей, мелких служащих, технических сотрудников, менеджеров и т.п. Словарный запас людей со средним образованием или с тестовым обучением в их так называемых вузах (у нас даже в колледжах лучше учат).
 И, если, например, они берутся обучать языку образованных россиян, эти образованные говорят по-английски на том же  социально низком уровне -  так, как принято в абсолютно чуждой им невежественной англоязычной среде их  самодеятельных учителей, имеющих конечно же сертификат для преподавания, наспех полученный на родине.
 
Английская речь образованных русских вдруг неожиданно демонстрирует огромный дефицит культуры и развития. Как если бы приехал в Лондон  деревенский  вологодский мужик носителем работать - обучать русскому  англичан, которые престижные университеты окончили. И залопотали бы его ученики по-русски примерно так:
 « Слышь, милОк, я надысь кралю видал, во такие титьки, как у нашей Маньки, у коровы. Ажно блазнится -  враз молоко брызне. Вдул бы я ей хочь щас, да куды там, папанька ейный небось жаниться заставит. Как думашь? А девка знатна, сисяста, рОсла!».
Это конечно гротеск,но в таком  вот тренде и "трындели" бы!
 
При том, что в нашей стране  обучение у носителей немалых денег стоит.

Само собой, - и  старо как мир: если всё не так уж плохо, человек обычно живет дома, пригодился, где родился! За  редким исключением.Подальше от родных мест, как водится, бегут отнюдь не лучшие.

Киргиз, который метет наш двор, не слышал о Чингизе Айтматове.

Англик, вкалывающий тут кем-либо, часто, увы,  не интеллектуал, каким его традиционно  воспринимают русские, не читал своих классиков -  Гарди, Шекспира и, какой ужас, даже Диккенса. И с ним так же скучно общаться, как с нашими работягами, окончившими ПТУ.
 
Английский, носителями которого такие путешественники нередко промышляют за границей, у них доморощенный, скудный: ее, грейт, хэллоу и т.п.Простенький стандарт
.И всегда  неизменная,  дежурная улыбка, как  из голливудского фильма.
 Словно ковбои, - стар и млад… «Ковбои»!
 А все равно, как повелось с петровских времен, у нас по-прежнему идеализируют иноземцев. Хотя к собственно культуре, британской или американской,большинство этих гастарбайтеров  не имеет отношения.  Не представители и не форпосты.

 Не их заслуга, что  росли  в богатейшей англоязычной культурологической ауре - и благодаря ей обрели  тот шарм,который так кружит славянские головы и пленяет безыскусные славянские сердца, открывая иностранцам  в России путь к успеху. Но, судя по всему, росли они как-то выморочно, вывихнуто, пополняя у себя дома   прослойку лузеров.

 И всё-таки молодцы,что решились странствовать в поисках счастья.
 Дай им Бог! - люди же.
 
Ну а относительно Первого - яркого, талантливого уникума, так и осталось неясным, зачем  он затеял ту  странную переписку с намеками на настоящего автора?! Какого отклика ждал? Или скандала? И это вместо прямых, честных поступков.
 
Страсть проходит конечно, но в ней есть шанс на любовь. А любовь могла изменить наши судьбы. Если бы он собрался с духом  приникнуть к ней, не бросил в грязь. А он именно это и сделал. Вольно или невольно, какая разница. Ничтоже сумнящеся.

Мы похожи не только внешне. Наше мышление, восприятие, биоритмы  тоже во многом  совпадают. А души – нет. Он не позволил им соприкоснуться, сблизиться, не оставил ни единого шанса.
Вот так и кончилось.  Бесславно.


*** Второй-Третий


Такой корпулентный,  с животиком, четкие черты лица, рябинки почему-то – разве оспу у них там не победили?.. Приятно одевался, рубашечки всегда свеженькие, цветные, брюки наглаженные,  весь словно только что из душа, и  ладошки розовые, как у младенца. Ну просто «утипусибоземой». Сразу видно:  рациональный, прилежный и эстет.

 Встретив меня в коридоре, всмотрелся и заулыбался. Понятно, что узнал по фото,  кто-то показал. Стояла осень, Первый должен был вернуться, я ждала. А фото у  Первого на мобильнике. Как-то раз, проходя мимо, он низко наклонил его. Я потом вспомнила. Когда же он  показал снимок Второму? Наверное прислал по электронной почте. Значит, они друзья. А что, если они из одного города, учились вместе, соседи?  Очень может быть… - решила я.

Однажды  Второй, идя навстречу, развел руками и покачал головой: не ждите, не приедет. И вроде бы  начал немножко пасти меня, приглядываться. 
Погоревав по поводу  безвозвратной утраты(я же в Англию не попаду...- если только вплавь... Да не зовет же!), я тоже стала посматривать на Второго. Ведь он – его друг. Он – ниточка. И вообще… - такой  ладный и вроде неглупый…

 А еще он  носил подтяжки! –  как у героев моего обожаемого Диккенса (не смешно!). Это же только представить себе – человек из Диккенса! Здесь, в заплеванной семечками, почти азиатской Москве, среди  дешевых, раскрашенных девиц,  бизнесменов-аферистов и бывших советских, теперь осмеянных, нищих  интеллигентов и интеллигентских дамочек.
 
Человек из благополучного мира: с королевой,  честной церковью, честной полицией, разумными законами и наверное  даже с собственным  домом на родине, - вот он, настоящий, живой, здесь!
 И с интересом смотрит на меня,  обыкновенную славянку (скорей всего как на аборигенку, но хочется же верить в лучшее!). Сердце медленно, но верно начинало таять…

В буфете Второй  внимательно слушал музыку: сентиментальный! И еще в нем, как ни странно,мелькало что-то немецкое, знакомое по западным фильмам. Позже случайно выяснилось, он  действительно долго жил в Германии, работая  там в крупной фирме.
 В какой-то день, ближе к вечеру, в буфете никого, кроме нас, не оказалось,  а по динамику звучала песня « Леди ин ред», а я часто носила легкие оттенки красного.  И  Второй кивал в такт, поглядывая на меня: да, это про его отношение ко мне. Я нравилась… И он мне тоже…
 
Была в нем и другая ипостась - деревенская.  Будто у него дома есть ферма. Вот бы пожить там, на этой ферме! Животных кормить, завтракать в просторной кухне с огромной плитой. Запах  яичницы с беконом, кувшин с молоком, свежая зелень в чашах на столе, - и мы, такие, с гигантскими бутербродами, пьем кофе, листая газеты. А за окном –  сад в утренней дымке, и дождик накрапывает, тихий, теплый летний дождик…

( Вот только почему-то листающим газету я мысленно видела Третьего, -  и всё время сбивалась в своих фантазиях. В конце концов  становилось непонятно: чья же ферма?!)

Смешно, правда? Смешно, что мое не такое уж необъятное будущее постоянно сбивалось на Третьего, как испорченный барометр с дождя – на ясно. Всё, что возникало в воображении, обязательно высвечивало рядом  Третьего, и никого больше. Для Первого оставались только чердак и камасутра, а Второй вообще исчезал неизвестно куда.
 
Смешно и то, что мы ни разу не разговаривали. Я 20 лет долбила их язык, в двух вузах и в школе, работала в совместном российско-американском журнале копирайтером переводов, ответственным редактором. То есть в какой-то мере жила в английской языковой и культурологической атмосфере, впитывая ее из всего, что вокруг. И умею общаться даже со своей теперь  скудной лексикой,  многое забывается же  без практики! Но так сложилось, что  у нас был флирт  без слов. Как музыкальная пьеса. Упоительно, волшебно, но всё платонически, всё -… воздух, только воздух и более ничего!
 
Я не то что влюбилась, я в него поверила. Разумный выбор! Одинокий, солидный, серьезный. Для серьезных отношений. Какая женщина не мечтает о них! Некоторые, даже любя какого-нибудь  оболтуса, и даже замужем за ним, -  все равно мечтают…

 А когда он женился ( или обручился?.. Или развелся уже... Ему ведь не понравилось, -  видно было! Но я за него не вышла бы наверное. Зануда и слишком много претензий, слишком много на женщину взваливает, слишком любит себя. Все мысли  о себе!), - так вот, когда  случилась эта «беда» и он  ходил скучный, понурый, в бесформенных  кофтах, всем видом иллюстрируя свой  «неправильный выбор» ( а я тоже, тоже – «неправильный выбор!»:  могу ничего не делать весь день, смотреть фильмы... Я свободный человек, - да, да, Кролик!( Кролик – прозвище, которое я  ему придумала. Потому что привычка прислушиваться у него, как у кролика, повернув мордочку вбок), – так вот, повторюсь, когда  он  каждый день плелся в офис как побитый,   которого постигла «ужасная участь», он иногда при встрече делал мне «страшные глаза».  Скорей всего по поводу дружбы с Третьим.
 
Должно быть, хотел предостеречь, воображая, что я идеализирую этого « скверного, плохого парня»,  исчадие ада, вместилище пороков.
 « Остановись, несчастная, ты ввергнешь себя в геенну огненную!» - взывали его  укоризненные  пасторские  взгляды.
 
Наивный! Видела я! - и любой увидит, присмотревшись. Казанова,  кот бродячий этот Третий! Всех моих знакомых девиц попробовал. И, похоже,  испытывал при этом странное удовольствие опосредованного интимного касания…
 
Заодно, конечно,  узнавал о моей семье. Представляю, что услышал он от наших офисных дамочек, которых мне приходилось ежедневно напрягать к труду.  Порой и с угрозами выгнать. Удача-то какая  - поквитаться!

Никто из них, конечно, не сказал, что мой сын - талантливый скульптор, лауреат премий, юный, но уже признанный, что я вместе с художником придумала этот журнал, где они, не слишком напрягаясь,неплохо зарабатывали. Тогда как я  вкалывала за четверых. И уж точно никто не похвалил хотя бы за то, что  помогаю людям( и вот этим тоже, кого расспрашивали!), продвигаю  способных. А могли ведь.
 
Зато наверняка сообщили, что квартирка у меня  типовая, жирных доходов нет.А главное,- про возраст. "… на самом деле ей ведь уже за…"(и цифру с щедрой прибавкой!). " А по ней не догадаться!".
 
Я тоже о многом  узнала. Случайно. В нашей маленькой редакции все откровенничали, как в ближнем  дружеском кругу. Про всех всё  знали.  И про меня. Кто нравится, с кем общаюсь. Ну и пусть!- думала я, ничего кроме обычного знакомства за кофе-чаем пока не происходило же.
  Пустяки ведь по сравнению с приключениями, о которых рассказывали на  офисных посиделках. Реальными или придуманными отчасти и  специально для меня. С кем видели иногда, о тех и сочиняли , прикольно же  пощекотать нервы.
 
 Референт по рекламе и финансам, называвшая  Третьего экзотом, с любопытством заглядывая мне в глаза,однажды поведала нашей честной кампании
(а почему бы и нет, мало ли с кем я разговариваю "на полях" офисных и в буфете, а у нее - романчик вот случился!),
 что купила для их  свиданий красные шелковые простыни.  И что он  угощал огромным лобстером, очень старался в постели, но ей не понравилось.

Романчик  с ним она начинала изображать для меня с утра. Проходя мимо ее монитора, вывернутого на столе  наискосок для всеобщего обозрения, я неизменно  видела его фото или интервью с ним на сайте его фирмы. И ловила девушкину реплику:"...пока не надышусь...- извини, ничего в голову не лезет".

 И конечно она огорчалась, что от этих "новостей" я  не падаю в обморок или еще что-то...Ей, похоже, мнилось, будто она чужого мужа увела, что ли.
 Странно и то, что люди часто не соотносят  реакции человека с его уровнем.
 Женщина журналы придумывает, способна сутками работать, огромные нагрузки выдерживать, -  и она при  всех вдруг расплачется от обиды на поклонника :"... да как он мог"!

Вот что я ей сделала, уж никак ничего плохого, даже поручала статьи писать (с ее  заочным  журфаком где-то в глубинке  почему-то), она в профессию хотела...- и я это поддерживала, а она мне - "чочи"( пакости по- грузински), как говорила моя грузинская подруга Марьяна. Садистка, говорила она, нормальные люди так себя не ведут, зачем вы ее в коллектив  взяли. 

В 90-е, похоже, многие  тихо с ума сошли от смены эпох. А иначе  такое объяснить невозможно, а такого, и еще круче, досталось всем!
.
Другая, пиар-директор наш и почти приятельница, неожиданно обнародовала подробность о его  яичках. Будто они всегда  потные. 

 Наедине я спрашивала: « А почему ты не сказала,что близка с ним,  не предупредила?  Я ни за что бы…». А она: «Да не парься, я  для понта, перья распускаю!».
 И хохотала, обнимая меня.А было-не было,молчок, и правильно: кому какое дело!

 Вспомнилось сразу и то, чему  раньше не придавала значения. Но такая уж память у меня: хранит, как кинолента, кадры-кадры,  диски с «фильмами» … всё, что  видела своими глазами. И отдельно -  о чем мечтала и  представляла себе, как будет. Всегда можно «достать с полки» и посмотреть, если захочется.
 
В то время Третий часто догонял меня с ней на пути к метро, проносясь мимо, как ветер. Бегал, а не ходил, пока не заболел. Словно караулил на улице, чтоб обозначиться. Но ко мне это не имело отношения, женщина чувствует ведь, и я чувствовала, что ни при чем. И всегда, если он появлялся, она возле метро оставалась звонить  знакомым,  которых вроде собиралась навестить. Я уезжала, а она наверное встречалась с ним.

 Или еще: он иногда улыбался ей, как своей. А она делалась подчеркнуто отстраненной, будто не замечает. Похоже, все-таки непроизвольно, как близкие, они тянулись друг к другу. Не знаю. Никогда не узнаю.
 Эти «фото»  тоже в памяти.  Стоит вспомнить, и они перед глазами.  Лица, движения...
 Однажды, когда он вот так стрелой промчался мимо, я сказала: какой быстрый! И она молча кивнула, - не шутя, а удовлетворенно- утвердительно. Как  о том, что во всём быстрый.
 
В моей голове  всё это как на экране. Жаль, что такая замечательная  зрительная память не пригодилась для  чего-нибудь общественно важного.  Потому что в этих мысленных «кадрах»  и мельчайшие подробности:  мимика, одежда, цвета, даже расположение света и тени – выразительные, интересные нюансы, позволяющие дать точную оценку событий.

Сама я не умела использовать это в житейской  практике. "Видеокамера" добросовестно снимала, мозг хранил, но, не обладая быстродействием, пассивно регистрировал без всякой пользы. А то бы конечно, а то бы я  наверное взлетела до заоблачных карьерных высот (может, даже генеральских в прямом или в переносном!).

Быстродействие мозга! Не приобрести и не выработать это быстродействие, оно врожденное. Никому нельзя говорить "дурак". Уж кто каким уродился, не всем же квартиры с видом на Сену(например). Или Нобелевские премии.

Приятельнице нравилось разыгрывать знакомых.По доброте своей она была уверена, что никому не причинит вреда и  окружающие не воспринимают ее всерьез в этой эффектной роли тайной любовницы Третьего, которая ищет всеобщего  сочувствия.
 
Но, увы, начались грязные игры – народная  развлекуха: шушуканье  по углам, укоризненные взгляды на меня,  « кошмар, бедняжка  измучилась, скрывая свое святое чувство, чтоб не потерять работу!».

 Владелец нашей фирмы, он же институтский  профессор и просто мудрый человек, прослышав наверное о каких-то "склутнях" в офисе, однажды обмолвился: «...знаете, дружба способна заменить многое,и,как ни странно, в жизни  она всего нужней…». И это правда. Но редкость!
 
А о том, чем мы довольствуемся взамен, еще Пушкин писал: «Что дружба? Легкий пыл похмелья, обиды вольный разговор (...) иль покровительства позор».

Отступить бы, уйти в сторону… Чтобы понять, кто кому кем и кто мой. Прояви я разум, –  сберегла бы  рядом этого  мужчину, родственную душу, или милую сердцу приятельницу.  Надо же спокойно разглядеть, что происходит, -  и происходит ли вообще что-то хорошее или мной пытаются манипулировать в своих целях.
 Возможно, это не у меня, а у них всерьез, пусть даже только быстрый секс, это они нашли друг друга, а я  встряла, пусть  не нарочно,случайно, но встряла же, мешала. И не заметила, как вляпалась.

Всё потому, что силы иссякли.  Искала их в общении...  А надо было сменить работу, уменьшить нагрузки. Сбрось я непосильную эту ношу, ничего подобного не пришлось бы испытать.

 Побывала с  Третьим и наша юная бухгалтерша, которую он довольно долго призывно «высвистывал» в коридоре. Всё как обычно: розочка, обволакивающий взгляд, кабак, вино, лобстер, койка. Потом быстро одеться, не глядя друг на друга. Неловкость. И напоследок: « Мы ведь друзья, правда?» ( А  как же! Еще какие! - обхохочешься!)
 Ей он зачем-то поведал,  что Первый и Второй – ирландцы из Англии, а он –  настоящий англичанин. Что, кстати, утешило меня: соврал ведь, прихвастнул, как обычно чужим. Мне не стал бы.
 Скорей всего она слышала, что я немножко дружу с Третьим, жалею его.Но забыла, что жалеть и любить –  у русских одно и то же. Синонимы.
 
Этнографией она не интересовалась и не разглядела, что Третий немножко туземец в смысле полинезиец, - точнее не определю. Но телосложение, даже кости конечностей у него такие же, как на фото у туземцев Полинезии. Наверное отец - англичанин, а мать -  местная.  И потому он  знает множество всяких колдовских премудростей и некоторые наречия племен. Даже ругается  на этих языках, если не хочет, чтоб его поняли, но не может сдержаться.

Кстати, про колдовское. В юности, работая в одном сибирском музыкальном театре, я познакомилась с парнем, внешне буквально копией Третьего,  но молодого конечно. Мне было 20, ему столько же. Ровесники. Мы провели вместе ночь. Рядом. Я не решилась. Он показался мне странным, неестественным.   Как-то нелепо улыбался,  говорил односложно, с акцентом… Весь какой-то закрытый, потаённый, словно отражение в зеркале.

Я  тогда еще ничего  ни о чем подобном не знала,  ни о каких эзотерических науках. Но что-то  насторожило меня. Больше мы не встречались,а он как сквозь землю провалился, - или действительно провалился-таки на противоположный,если смотреть на глобусе, на свой конец света, домой!
 
А теперь  думаю, - это Третий приходил! Переместился в пространстве. Бродил по странам, путешествовал. Случайно встретились (а разве бывает что-нибудь случайным?!). Или искал  такую, как я, и нашел на другом краю земли. Тоненькую, синеглазую, с длинными золотыми волосами. Свою единственную, о какой мечтал. Наверное хотел забрать с собой, да не сумел. И вот увиделись  спустя  жизнь.   А если на самом деле так ?!

 В нем, в Третьем, уйма всего… Разного.  Зато душа добрая. С ним как в детской песочнице.  Всё игра и никогда ничего плохого. Он родной, вот! Это… - это больше, чем любовь в обычном понимании, это огромно и навсегда. Его место в моем сердце никем не может быть занято. Никто ему не конкурент. Он один такой!
 
Я даже придумала номер журнала с темой  « Он один такой». Чаплин, Марсо, Леннон, еще кто-то, их фото, немножко о творчестве. И о великих дизайнерах конечно. То есть только уникальные. Как он для меня.

Несмотря ни на что, я старалась сохранять спокойствие,легкость, настроение,- иначе как я номер сделаю! Ежемесячный журнал всё-таки. Столько авторов якобы.
Гонорары  у нас раз в полгода платили, и то после истерик и угроз пойти по инстанциям. Авторы разбегались. Часто почти все статьи приходилось самой писать в жанрах всех рубрик и под псевдонимами. За голую зарплату.
Сын заканчивал учебу, с работой после сорока просто караул. Деваться  некуда.
 И совсем не до того, чтоб придавать значение  сплетням. Тем более  неизвестно же, правда или вымысел,- женские фантазии.
 
Да еще и  героини этих сочинялок о сексе с Третьим  далеко не лауреатки конкурсов,а тем более - красоты.
 
Девушка рекламщица ростом в два вершка, хоть и надевала в офис  майку с надписью «я богиня», вовсе не глупенькая, остроумная, озорная, а по статусу - обыкновенная мажорка из директорских элит. И внешне  тоже обыкновенная,даже пикантная, юркая, поджарая. Пила... - зато исключительно марочные виски.
 
Бухгалтерша была почти Софи Лорен, если на фото. Яркая, очень фотогеничная. А вживую - глаза навыкате, всё на ней кое-как и лишь бы что  А ей фиолетово! Гоняет на огромном джипе, обаятельная,  веселая. «И-хо-хо, жизнь удалась!». Вдруг сверкнет карбункулами глаз, оскалит крупные зубы,- кажется,заржет сейчас, как лошадка.Призывно, заразительно.   

Конечно, они способны нравиться! Но если во мне недостает до совершенства и я простенькая для  бесконечно многогранного  Третьего, то и  они несомненно тоже.

Или эти его мелькавшие разовые. Коренастая толстуха, с которой он как-то попался мне навстречу вечером и всё оглядывался, словно оправдываясь, пока она вела его к своей машине. А я смотрела вслед.
 
Оказаться на ее месте мне вовсе не хотелось. Вот так, на миг, ни разу не хотелось( хотя,помнится, однажды воображала себя с ним в туалете, потому что думала, он  делает это в барах, а мы тоже могли бы… Ничего удивительного. Секс такая же потребность, как еда).
 Судя по всему, с разовыми девушками Третий мог бесцеремонно, даже грубо...  Я видела, как передвигалась одна из них, приехавшая к нему  издалека. Бочком, ноги не могла развести для шага, а  это в лучшем случае  только связки повреждены. Он же крупного телосложения.
 
А мне бы с ним держаться за  руку.  Такие вот огромные притязания. Чтобы семья. Всегда вместе.
Как-то я даже сказала ему: «Мы – семья». И он не рассмеялся, понял! Он понимал меня и заодно был. Но это ничего не меняло.

На всё ведь нужны деньги. Предприимчивость. Независимость. А откуда им взяться в его обстоятельствах!
Оставалось жить одним днем, - здесь и сейчас. И радоваться друг другу.
 
С ним как в детстве. Вот, когда отец, дедушка  или старший брат близко, он словно между ребенком и миром. И оттуда, извне,ничто не достанет, не коснется.  Словно ты в собственной маленькой вселенной. Есть пословица «как у Бога за пазухой», она не совсем подходит, но что-то похожее…
 
И по сути это мое сильное, ничем не искоренимое чувство не очень женское, вот что.
 
Об этом я сразу немножко догадалась, а убедилась, когда увидела, что оно живет вопреки всему. Женское  ведь быстро никнет, болезненно реагирует, женское - хрупкое, капризное. А это прямо как многолетний корень, который не вырвать, всё ему нипочём.
 
Потому что другая любовь: родственная! Любовь -  "алоха". Или еще какая-то, неизвестная мне прежде, и я не охватываю разумом. Пусть так.  В конце концов это не мешает мне любить.
 
На следующий день после того, как он уехал с толстухой в ее машине, явился с виноватым видом,  словно оправдываясь  покорным кенгурушьим   взглядом: « Прости, не обращай внимания!». А я и не обращала.
 
Была еще совсем юная девочка-блондинка, которая ждала его на ступеньках лестницы, обняв колени…
  Конечно же он казался ей королем, кумиром… О как я ее понимала, хотелось  сесть рядом в такой же позе… Как мало отличались мы  настроением и как разительно – внешне!Я даже позавидовала: повезло ей, он станет ее эталоном мужчины,  камертоном  выбора, - замечательно, прекрасно!
 А  многочисленные поклонницы в сетях, вопившие в экстазе: «Да ты дьявол!». Возможно, он там сам писал себе, создавал аккаунты… Пиарился по-актерски!  Популярности хотелось. 

В этом  пестром калейдоскопе женских особей было нечто очень важное для меня. Ведь в моем представлении его житейское  амплуа - герой, а не «простак»,  не опереточный Бонни из «Сильвы»: «Ах, жить нельзя без женщин, - нет!» -  и дрыгнуть ножкой, ущипнуть за попу. Третий – не мелкий, не суетной, он - личность, он конечно не как все.И вдруг – толстухи,уличные подростки, офисные девицы заурядной внешности, еще какие-то... А он не брезгует! «Кто вы, мистер…»?!
 
Я даже растерялась:  я что, его выдумала?! Ведь такая всеядность бросала тень на взлелеянный мной романтичный образ, нивелируя  этого  замечательного, уникального английского джентльмена до скромного обывателя глобусной периферии.  А вовсе не «наследного принца» -  сына дочери вождя древнего племени и, например, приезжего англичанина, взявшего в жены красивую туземку - будущую мать Третьего.

Не зная его биографических подробностей и вообразив их себе, я была уверена, что в общих чертах догадалась, -ну разве что с какими-то фактологическими погрешностями.
 
 И вдруг этот незатейливый гаремчик... - как-то не вписывается… «Подбирать что попало- совсем  не комильфо. Видимо, по происхождению он все-таки из низов», -  переживала я. Вполне возможно,и нет в нем ничего особенного. Прямо-таки как в пьесе «Синяя птица», которая вовсе не синяя,- если в руках, а черная…
 А я радовалась, какой редчайший человек встретился, интересный, тонкий, столько обертонов… Это же событие. И не только номер журнала  посвятила ему темой «я один такой» (классно получилось!), но еще и французский выпуск придумала. С моей большой статьей и эссе  о парижских прогулках с любимым. Да  о чем бы я тогда ни писала, всё  было с мыслью о нем! С влюбленностью и восторгом. Как сказали мне однажды, не помню кто, " так интересно читать, вроде о дизайне, а кажется, о чем-то еще...".

 Невероятная, непостижимая глубина  открывалась мне, - и тянуло туда до головокружения!
 
 Капля дегтя...- бытовые интрижки не прибавляли ему привлекательности. Вдобавок из-за  неприглядных черт большинства его девиц мои  восторги им порой  становились смешными даже  мне самой.
 
Вот напридумаю всегда…  Нас, таких, правда немало на свете, я даже распознавать  научилась. Разных каратов.  Например, Чаплин такой же… Его мелодия «Жизнь клоуна» из фильма «Огни рампы» - абсолютно созвучная,словно моя. Будто я с ней родилась, она начинается – я рождаюсь! И дальше всё по ней! Па-па-па-па-ПА! -  па-па-па-пААА… И еще, и еще раз… И еще!
 
 Чаплин недосягаемый, но всё равно свой. И, когда вижу своих,- неважно, сколько в каждом "каратов", появляется ощущение силы. Великая Честь –  сопричастность к ним.
 
Бог есть. Всё правильно. Как нужно, так и расставил. Для равновесия, разнообразия и цветности мира.

 Как бы не было, а царапало, что Третий словно «бродячий кот». Но таковы мужчины.  В большинстве. И наверное все мы таковы.
 
Мне когда-то, в ранней юности, отец объяснил. Очень доходчиво. Можно считать, спас от лишних переживаний. По его мнению, душе всегда нужно многое, разное и много, - понемножку от всех. Кого-то одного недостаточно. Никто не способен всё на свете охватить собой! А если попытается, лишится сил на собственную  жизнь.
 Нельзя никого присваивать. Ревновать глупо. Нет смысла думать о чужих отношениях, надо заботиться о своих.  «Остальное – не твое дело», - говорил отец.

И хотя мы обязательно эгоистически стремимся к обладанию,  легче жить и меньше страданий,если понимаешь, что  моно-отношения только у редчайших теперь  однолюбов. Та, с кем сейчас любимый, не присвоит его. И  меня никто не присвоит.  Просто, оказавшись в едином пространстве, как мы с Третьим, невозможно скрыть полигамию, эту природную человеческую особенность, а  ведь так принято. Для всеобщего спокойствия.
 
 В тот период я дружила с моей начальницей, женой владельца. Числилась ее замом и работала за нее  глав. редом, а она –  по своей специальности,фактически финансовым директором.
 
Ничего удивительного, хозяева вместе с родней почти всюду на фирмах  для статуса занимают должности в тех областях, где ни в зуб и ни о чем... - а вместо них трудятся  профессионалы в возрасте. За смешные деньги, потому что обычно на эти вакансии ищут стареющих, «тиражных» уже для крупных компаний. Тех, кто еще может, но без  претензий к оплате и условиям труда.
 
 Начальница моя оказалась не только успешной, богатой, но и нескучной, начитанной, образованной. Мы быстро сблизились и даже делились какими-то своими женскими  секретами (...неизвестно, как она этим пользовалась, но вряд ли мне во благо. Наемный работник не должен забывать свой статус!). Часто ходили куда-нибудь, нравилось нам быть вместе .
 
 Весной, на Пасху она вдруг предложила мне послать Второму подарок - сюрприз. Идея принадлежала ей, идей у нее на все случаи  было с лихвой. Не всегда удачных, куцых, непродуманных, но на первый взгляд весьма эффектных(как и  эта). К тому же он явно нуждался в поддержке, ходил хмурый,- наверное из-за своей скорой женитьбы, о которой я  тогда не знала.
 
А что подарить? Дорогое нельзя – обязывает, нельзя что-то с намеками на лирику, нельзя личные вещи, - мы же почти не знакомы. Много чего нельзя. Нужно  изысканное и нейтральное.
Купила комплект красивых салфеток для стола, - словно свадебный подарок сделала нечаянно! Достала роскошную, пурпурного цвета, английскую фирменную коробку для них, - выпросила в бутике. И вложила туда еще и  диск с приятными блюзами.

 Попутно решила подарить что-нибудь символическое своему другу, не христианину, - Третьему, тем более что они со Вторым часто вместе ходили в буфет и, судя по всему, были приятелями. Выбрала для него диски с музыкой  Шопена и ноктюрном №2, -  простеньким, но проникновенным, нежным, с детства  моим самым любимым, и музыкой Прокофьева.  Почему-то сочла, что ему  нравится Прокофьев. И ошиблась. Шостакович ему нравился. Вот так. Никогда бы не подумала.
 
Все это было красиво упаковано и послано с курьером к ним в  офис, этажом выше. Курьера нашла постороннего, чтобы  в их фирме не догадались.  Хотелось  прежде всего порадовать, а там уж как адресаты решат, если поймут, от кого. На всякий случай я вложила  в коробки пасхальные открытки, будто благотворительная организация рассылает  к Пасхе…

В тот же день мы с начальницей встретили в коридоре Третьего, который уставился на меня  вопросительно и серьезно: зачем ты это сделала? Вот близкая душа, - догадался! И вроде ничего приятного не ощутил и юморить по этому поводу не собирался. Не понравилась ему затея.
.
Позже Второй, пробегая мимо, застыл вдруг передо мной как вкопанный, словно в избытке чувств, и опять молча! На эти пантомимы у меня был  один «ответ» - непонимание.
 Я уже ненавидела это всё, хотелось крикнуть, "да заговори же наконец хоть по-китайски, размахивай руками, помогай себе мимикой, но не молчи!". Постояв секунду, Второй, спохватившись, что ошибся, побежал дальше. Наверное замирать перед еще какими-то дамочками, чтобы вычислить, кто прислал.

 Стало неприятно, пусто и немножко печально: ведь, не угадав, он наглядно  продемонстрировал: «Ты не единственная, с кем я подобным образом развлекаюсь тут в перерывах и в  обед».
 
На что я рассчитывала?! –  верила, что  я у него одна такая и мы расхохочемся оба при встрече, он и я: «о,я понял, - это ты!  Как приятно! Спасибо! Пошли кофе пить!». И вот мы уже болтаем по-свойски. Рассчитывала на сближение, общение без барьеров, а дальше как пойдет...
 Как глупо! - повеселила я начальницу, наивная, и заодно - иноземных мужчин.
 
Да ведь правда всё рушилось всякий раз из-за взаимного непонимания, все эти мои  тяжко возводимые между «мирами» мосты. Плюс  мужская инфантильность. Понятно, почему им, Первому – Второму, дома не жилось. Похоже, они такие же  не взрослые  в делах, как в  отношениях. Зато в нашей стране их приветили, у нас любят иностранцев, особенно  одиноких.

Хотя вот как раз Второй одиноким здесь давно не был, - и вскоре правда выплыла наружу. Дошли слухи, что он уже связан узами и даже собирается  жениться. Невысокая, темненькая и  довольно славная, его невеста пришла однажды  к нему в офис. И он был так напуган, что  несся сломя голову впереди нее по лестнице, чтоб не подумали, - она с ним. Не гордился ею, а даже стеснялся...

 Странно, но всё это словно не касалось меня, я ничуть не переживала. Понимала уже: в сущности не о чем жалеть. И он вовсе не так уж хорош. Потому что  эгоист, а вдобавок чистюля до такой невероятной степени, что при ином раскладе моих сил не хватит драить всё до блеска для него…
 
И,коль друзьями мы не стали, я абсолютно без всяких угрызений повернулась к нему спиной.
 А вот он – нет! Он даже в интернете нашел мои аккаунты, когда я там на всех сайтах засветилась в надежде  на Третьего. Но не Третий, а он, Второй, искал меня.
Даже некие сигналы подавал, но что они для тех, кто из СССР! Мы все с детства знаем: «возможна провокация», поступки должны быть однозначными, понятными, ничто иное не заслуживает внимания. И, когда-то осмеянное, сейчас это воспринимается как правильное. Оно таким по сути и было.
 
Хотя я и его снабдила ведь моей  визиткой, чтобы мог  позвонить или даже приехать. Просто антидот какой-то придумала для отпугивания мужчин, и как только в голову пришло!

 …Теперь, спустя годы, ясно: во всех перипетиях с  англиками, Первым и Вторым, мной всё-таки руководили  не столько женские чувства, сколько все тот же мой извечный интерес к английской культуре. Мне хотелось общаться с этими «пришельцами из космоса», - много и разнообразно, и даже сексуально, и как угодно… Узнать их совсем близко, почувствовать все их эмоциональные и телесные движения, их клеточки и спазмы! Хотелось до дрожи, до головокружения.

Кстати, это общее свойство всех, кто в юности увлечен был открытиями, морскими путешествиями,поэзией. «Белеет парус одинокий...» От дилетантов вроде меня до знаменитостей. Достаточно вспомнить Миклухо-Маклая или Кука, например.
 И что же с ними стало?! Кука, увы, съели, - но в прямом или переносном смысле  ни одного исследователя не миновала сия участь. Так что, можно считать, я в хорошей кампании: ведь культуролог и этнограф  возобладали  во мне над женщиной и в контексте обычного флирта я вела себя странно, во вред себе, ни за что ни про что заработав сомнительную репутацию.
 
Правда и то, что ни я, ни англики  не владели искусством общения, -  ни на каком уровне! То есть совсем. Не владели как женщина-мужчина или мужчина-женщина, нарушая поперек такта ролевое поведение. Не владели как представители разных цивилизаций или как этнограф-культуролог – и  объект его интереса. Не владели никак.
 
А я и вовсе оказалась безнадежным  лузером  в коммуникативной области. Иначе уж наверняка, к обоюдному удовольствию, были сейчас добрыми знакомыми.




*** Третий
 
               
               
Пасмурное утро, дождь. Подбегаю к входу в  подъезд, где офисы. Дверь еще не открыли, и народ толпится в тамбуре. Знакомые всё лица. Кроме одного. Так вышло, что вбежала я как раз с его стороны, нос к носу. Вижу – незнакомый дядька  около 60 или старше, одетый чистенько, скромно, как мелкий служащий. Щеки впалые, морщинистые, седой, оперся спиной о стенку и сполз по ней немножко для удобства. Смотрит как-то  вбок, вниз. Обычно так держатся, когда ничего нет, - ни денег, ни друзей, ни уверенности в себе, ну просто безнадега, бессилие, страх. Тем, кто пожил на свете, это сразу ясно. Мне в том числе.
 Оглядываюсь, нет ли Первого, который уже должен  приехать. Снимаю берет, стряхиваю дождевые капли… И вроде нечаянно, а на самом деле - как специально прямо на этого бедолагу.
Не знаю, зачем. Может, хотелось  вернуть его к жизни водой:  взбодрись, не всё потеряно, пока живой! Наверное  что-то подобное, неосознанное, импульсивное  и было. Хорошая  я  или плохая, -  да всякая, как все! Но отличаюсь тем, что в любой ситуации и в себе найду силы, и к людям не безразличная.
 Он поднял голову, увидел на моей руке с  беретом массивное  золотое, рыжее кольцо, и глаза его вспыхнули вдруг,даже  выкатились из орбит. Огромные, карие, почти черные. Словно выкрикнули: «Денег! Денег, золота! Золота!».
 И всё, по большому счету ничего больше не надо было знать о нем.
 Бог есть. Он дает нам ключ,а мы, двоечники, раззявы, как слепоглухонемые. Способны только на собственном опыте,и только битьем.
 А этот миг, секунду,  мне подарили наверное  за сочувствие.Чтобы не блуждала в догадках. 

Вот так в моей не слишком солнечной, почти  осенней жизни в дождь и туман возник этот неповторимый Третий.Ценитель комфорта, эстет, музыкант, актер, опытный менеджер.Умный, жесткий, сильный.
 Ничто не выдавало в нем иностранца. Ни одна деталь. Пока он стоял у двери.Но с первых шагов в его движениях проявилось что-то характерно чужеродное, не "местное". Иностранец, - а позже выяснилось,опять англоязычный. И началось, пошло-поехало, как по Шекспиру: «Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним». Ну почти что. Фифти-фифти.

Возможно,он не алчный и деньги казались ему панацеей от бед в апогее  личного кризиса, а при благоприятных обстоятельствах он не придавал им значения. Доподлинно выяснить не удалось, но реакцию на кольцо следовало принять  во внимание.
 Это был знак, а в таких случаях  мы обычно недоумеваем вместо того, чтобы задуматься. Неслухи мы, упрямые, глупые твари, поделом нам все наши беды! 

Но сердце не встрепенулось, любить его не настраивалось, - ни с первого, ни со второго взгляда. И потому не стоило волноваться,что финансово  не смогу соответствовать ожиданиям.

Меня он  сразу запомнил. Даже проследил,  в какой офис  зашла. Потому что ближе к обеду заглянул к нам, будто ошибся,  с извинением по-английски. Из моего кабинетика входную офисную дверь не видно, а вот английский я услышала и пулей вылетела  в коридор, подумав, что приехал Первый.
 
Но не Первый, а  кто-то высокий, худощавый торопливо удалялся по лестнице наверх, юношески перепрыгивая ступеньки. Возраст выдавали седина и лысина. Седину эту я уже видела. Утром. Всё остальное было внове: прыткость, быстрая реакция,  необычность поведения. К необычности я вскоре привыкла. И узнала, что он бывший актер.
 
Неудивительно, что он все время  кого-нибудь играл!  Униженного нуждой нищего старика, мелкого служащего, рохлю -неудачника,  юношу, начинающего новую жизнь на чужбине, озорного подростка, высокомерного университетского профессора, а также благородного джентльмена – просветителя  молодежи, голливудского героя с трагической любовью в прошлом, добропорядочного буржуа, озабоченного благополучием семьи, арабского шейха, разбитного гуляку,  которому все нипочем…  Театр одного актера. Человек-оркестр.  Ниагарский водопад. Самый большой фонтан в мире. «Цирк приехал!».  Словом, не соскучишься...

 Настоящая же, подлинная его жизнь, как я предполагала, состояла из тягостной   ежедневной работы(« Тут надо каждый день, каждый день!»- ужасался он, всегда предпочитавший богемный, свободный график), вечернего отдыха в недорогом кафе с земляками или знакомыми и чего-нибудь еще на ночь: общения на сайтах и по скайпу в родном английском мире, кефира,  рюмки коньяка –или того и другого… И случайных женщин время от времени.

Каково это - взрослому мужчине ютиться в казенных съёмных квартирах с  коллегами из фирмы за стенкой... Даже кошку не завести. Все равно что в общежитии: ни в чем не хозяин, ничему не владелец.И ограничивать себя во всем.... Каково?!
А вслед - сплетни сослуживцев, откровения о совместном быте в подробностях. Дежурная тема,  вслух обсуждаемая коллегами в коридорах, курилках, кафе.  Что ест, с кем спит, чем неприятен(«… кухню загадил, плиту не моет, храпит на всю квартиру, каждый день приводит новую с улицы – кошмар, инфекции, и  всё утро на унитазе, в ванную не попасть», - например!).
 Еще один  отвратительный привкус  рабского существования на птичьих правах в чужой стране. Наверное, рад бы иначе всё устроить, но не смог. И ставок уже нет.

 Так я думала тогда.  И казалось, что сумею помочь ему обрести наконец свой дом. Как другу или дальнему родственнику. Потесниться, например, взять для него ипотеку или как-то еще.

В этом чудесном предчувствии прекрасного будущего, навеянном какими-то его  флюидами - интонациями, мимикой, нашими разговорами и всякими мельчайшими, известными всем нюансами-предвестниками близких отношений, я просто воспарила, ощутив почти счастье и даже не скрывая этого, не таясь.
 Мне  в голову не могло прийти, что кто-то вовсе не рад за меня.

Но случилось так, а не иначе. За "нас с Третьим" были  только парни художники и обе наши красавицы верстальщицы. А со стороны офисных дамочек начались :намеки, сплетни и даже  подножки в работе.
 По слухам, эти офисные до сих пор не упускают из виду наши судьбы и мои  публикации тоже.
Я уже не знаю их новых фамилий: кто-то развелся и вновь замужем... -  и моя читательская  аудитория меняется, растет.

"Позвольте представиться! На арене - ...
ну, в общем, это я -  Элка. Привет-привет!"

А если серьезно, я  много на себя брала, вот что. Но и он виноват: нечего показывать такую внутреннюю опустошенность, прямо-таки космическую дыру в душе, чтобы  кто-то в ужасе стремился ее зашить, скрыть. Ведь это  же  настоящее бедствие, и вряд ли бывает что-нибудь страшней!

Однако за зашиванием дыры я никого не застала, а про себя  есть что рассказать. Вот, например, мы впервые рядом в буфете: по динамику какая-то музыка – и он пританцовывает, вообразив наверное, что это смешно, забавно, или не заботясь, что подумают… И я тут же  включаюсь как зритель,одобрительно реагируя. Ведь никто не восхищается, не аплодирует.
 Потоптавшись по-африкански, словно под барабан, он вдруг перегибается через буфетную стойку, чтоб рассмотреть под ней вентили на пивных бочонках. Я тоже  ныряю туда вместе с ним, показывая окружающим: у нас игра такая, исследуем предметы. Прикрываю его! Чтобы не выглядел  шутом или каким-то нелепым.
Скорей всего, он пока не понял:  если взяли на работу, это еще ничего не значит. Еще надо удержаться на ней. Не воспримут всерьез, - выставят в два счета.

Так начались наши отношения. Если то,что тогда было между нами, можно ими назвать.
Однажды пришел блондином, закрасил седину.  Потом восстановил ее...  Избавился от возрастных морщин, потратившись на ботокс. Все время актерски искал образ, чтобы соответствовать среде.

 ...Видя все это трагикомическое развитие событий, я еле сдерживала слезы порой. Правда! Мне в жизни тоже  досталось, не раз начинала заново, но в юности, -  здоровая, веселая, полная сил. Скиталась по балетным труппам, ансамблям,пытаясь получить жилье. Даже в цыганском поработала. Причем с удовольствием! Но в какой-то момент почему-то не утвердили новую программу, не заплатили - и пришлось добираться домой без копейки,  «на собаках»: электричками с Алтая в Москву.
 
Чего только не бывает с людьми, пока всё не устроится  в конце концов  так или иначе. Победно или бедно, но с постоянством и определенностью.А каково испытывать такие передряги, будучи человеком зрелым, состоявшимся, -  уму непостижимо.

Иногда он внимательно  наблюдал, как я общаюсь, как веду себя, рассматривал, но не  по-мужски, нейтрально. Это когда мы еще не разговаривали. Хотя и какие-то эротические мысли у него тоже мелькали…
Увидев, например, мою физиономию  заспанной, он  решил,что я  провела ночь с кем-то. Разозлился и тут же сообщил Второму,  который наверняка успел похвастаться, что флиртует со мной.
 Я уверена: так и было,потому что Второй устроил мне в буфете немую сцену ревности: ай-я-яй, мол, развратница какая!
 А Третий, мой Третий, старался, значит,отбить меня, - вот так!
 
В другой раз ( вначале, когда мы только присматривались друг к другу) он, похоже, прочел мое эссе на популярном сайте и утром, перед работой, решительно направился ко мне на улице. В этом эссе я рассказывала что-то из собственной биографии и о своих увлечениях. Там было больше вымысла, чем правды, но, вероятно, в мужчине, которого я назвала любимым, он узнал себя.
А я нечаянно, само собой придумалось. Подойдя ближе и увидев мое недоумение, он резко свернул в сторону.

 Почему я не воспользовалась ситуацией, не притворилась, чтоб узнать о нем побольше, а его - поближе?
 Да никогда  не пользуюсь, не такая я! Люблю фантазировать, могу приукрасить что-то, но не играю с людьми, не манипулирую -  и потому вправе считать себя честной  в отношениях.

В какой-то день я принесла ему наш журнал, ткнула пальцем в свое имя вверху редакционного списка: это я. Показав свои статьи, сказала: я автор, журналист. Чтоб он знал про меня славненькую: она профи и поможет, если что.
 
С ним я не стеснялась своего примитивного английского,  который без практики совсем заржавел.  И мы нормально общались малой лексикой, простыми предложениями, понимали друг друга.

Однажды в буфете он спросил, показывая  на стопку журналов возле своего столика: «Это ты для меня положила?».  «Нет, - говорю, - я только что пришла». А он в ответ: « Если не ты, мне не надо».
 
То есть, по его ощущениям, я присутствовала всюду, как воздух, была вокруг и рядом. И, значит. мне удалось-таки   стянуть, заштопать самые рваные, самые страшные края «космической дыры», которую кто-то проделал в душе этого человека. Дыра затянулась, он больше не ощущал себя никому не нужным,  затерянным в пространстве.  И я тоже словно "подросла" и стала сильней.
 
Иногда он жаловался, - что-то болит. А я  говорила: поехали ко мне домой. Потому что дома можно полечить, даже вызвать врача из моей поликлиники, приплатив немножко, вкусно накормить, создать покой. Мы оба одинаково понимали это, не имея в виду ничего другого. Но он стеснялся. Или не спешил довериться.

Наверное, он считал,  я часто поступаю опрометчиво, неосторожно,и даже по-детски. Статус моей солидной должности никак не совмещался в его голове с такой свободной манерой поведения, с недорогой одеждой, обыкновенными, не марочными часами и т.п. Я ждала: вот обвыкнется, узнает поближе страну и русских, тогда поймет и совместит. Не торопила его, - успеем еще. Главное – мы близкие, мы словно родные.
 
В будущем  все изменится! -  но родственность не исчезнет, она  останется и после «всех век», всех разлук. Навсегда.
 
В буфете его регулярно обманывали. Как-то раз мы опять оказались там вместе. Он уже получил заказ, и  буфетчица назвала ему завышенную цену. Он бы  покорно заплатил, хотя по его лицу видно было: знает,что опять... Но, стоя за ним, я с укоризной смотрела на буфетчицу,показывая тем самым, что не позволю. И она пересчитала, извинилась.

Однажды он спускался вниз по лестнице, там всюду были разнообразные лестницы, а я  позади него. К тому времени он уже привык к новой обстановке, освоился, расправился. И, оказалось, он отнюдь не мрачный и унылый, а, напротив, очень приятный, артистичный, только немножко грустный всегда.
 
Почему я  чувствовала ответственность за него?  Откуда появилось ощущение родства? Не знаю. Можно придумывать разные объяснения, и все будут неправдой. А как на самом деле, -  до сих пор не понимаю.
 
Так вот, на лестнице я вдруг пошла за ним шаг в шаг, отбивая ритм на перилах,  словно подросток. И он ответил в такт, но с понижением интонации, как взрослый, то есть не шали. Не обернувшись, ничего не сказав...
 
Между нами установилась внутренняя связь. И так спокойно на душе, так хорошо стало, что он есть!  Вряд ли подобное чувство может быть не взаимным, - « в одностороннем порядке» оно не возникло бы. Третий даже по обычаям своей родины  дал мне имя. Как близкому человеку.
 
…И вдруг случилось, - он внезапно заболел, едва мог передвигаться , а тут еще их фирма затеяла переезд. Однажды он вдруг заговорил об этом, но как-то мялся, не произнося главного… Я сжалась вся, подумала – вернется домой, потом поняла – останется, но вряд ли ежедневно будем видеться теперь: болезнь, переезд в другой офис, работа… Попыталась остановить его, напомнила про мое новое имя, но вышло путано, косноязычно. А в мозгу стучало: ты не можешь исчезнуть,не уходи!

 А он не понял, - потому что я никак не могла внятно вымолвить это умоляющее «не уходи». Растерялась, не вспомнила даже самого простого, ну хотя бы слов из своего любимого Пресли, хотя бы «нэва лэт ми гоу!», - а выглядела при этом рассерженной, недовольной. Почему-то всегда, когда прошу, держусь скованно и угрюмо. Даже не помню, когда о чем-то  кого-нибудь просила! Слишком редко, – вот и не умею.

 Опять урок мне:  научись просить. Не стыдясь быть смешной, нелепой. Или того, что откажут и всё бессмысленно, бесполезно. А разве во мне столько ума, чтобы предвидеть?! Да он бы обнаружился в чем-то, такой необычайно острый ум, но не случилось же, нет его.
 
Когда мама, зависимая от отчима и своей новой семьи, выталкивала меня из квартиры – «возвращайся к мужу», а мне в мои 19,  после несчастного  года  в первом браке, некуда было идти, почему я не упала перед ней на колени? Почему не умоляла, а  ушла  и скиталась по общежитиям!

А если бы ее сердце дрогнуло и победили материнские чувства?! Ведь  я жила бы спокойно, устраивая свою судьбу обдуманно, разумно, и не вышла замуж опять опрометчиво, не хлебнула бы горя еще и еще!
 Или почему не умоляла сводного брата выделить мне  кусочек жилья из маминого наследства, чтобы отдыхать иногда там на берегу реки, как на даче. Вдруг он согласился бы.

 И  сколько еще было таких же ужасных последствий моего неумения просить. Вот и Третьего не попросила. А он, может, ждал этого… И наверное подумал, я отказываюсь от него, больного.
 Затопал впереди меня своими огромными ступнями, решительно и бесповоротно. Обернувшись, сказал  «спасибо», -  как прогнал. Я и ушла, а что мне оставалось! Ушла просто оглушенная, в ступоре каком-то. Ведь он заболел,не смогла  уберечь.
 
Но главное – в другом: я нечестно поступила. Это как карты передернуть. Разложила – помогаю. Смешала – ревную? Или вчуже наблюдаю?! То он родной, то ах какой красивый, - и тут уж совсем близко «кто там рядом с ним…».  Запуталась! Не случайно, увидев его с тростью в руке, почувствовала себя виноватой.
 Скорей всего как раз это и помешало мне высказать себя. А ему - понять, чего хочет эта Элка. Как с ней вообще… -да проще наверное расстаться.

Что ж, если  что-то похожее повторится, обещаю себе: даже не оглянусь  вокруг. Умолять буду, плакать-причитать! Кричать, объяснять, взывать мимо этикетов и приличий,ни на что не обращая внимания. Сломаю  своё коронное  «повернуться и уйти».
Ведь в конце концов не так важен результат, как собственная искренность и чтоб без сожалений запоздалых этих. Тяжких, как камень.

(  Имеешь право. Ты не краденая, Элка! Не какая-то бедная родственница на этом свете, а по тому же «Образу и Подобию». Ставя тебя каждый раз в такие обстоятельства, Бог(Вселенная, Космос, кому кто) требует твоей мгновенной правильной реакции, а не бегства в трудный момент. – Прим.авт.)
 
 …Его болезнь, наше расставание, офисный разъезд – все это случилось почти  разом, одно за другим.

А о всяких приятных наших, смешных, трогательных событиях  рассказывать незачем, всё это - мои маленькие тайны, мой вересковый мёд.Да и больно вспоминать.
 Кесмет, как говорят на Востоке. Судьба.
 
Сколько же нежности к нему во мне было! Даже вот просто рассказывать что-то,  топать с ним рядом, чувствуя его близко. Такого большого, что можно  спрятаться в него и никто не найдет.
 
Иногда я висла на нем, как на огромном дереве, целовала в щеки, гладила его седые  волосы, - ластилась, как ребенок. И он позволял, потому что не чувствовалось в этом ничего взрослого, женского(если только капельку!). Подбегала к нему всюду, задрав голову вверх, я же маленького роста, тормошила , хватала за рукав, а он улыбался…
 Но если у него работа или какая-то встреча,то, как младшей в семье, говорил мне: гоу( все равно что брысь). Добродушно и не обидно. Я слушалась: значит, не время, в другой раз, мы же родные. Однажды так сжал мою руку, что я испугалась,с какой силой. Не рассчитал наверное.

В какой-то день, утром, я застала его сидящим на подоконнике возле подъезда в развязанных ботинках, непричесанного, в испачканном пальто… Вечером напился – и проспал? Потом  как-то явился в разных носках, потерянный какой-то, с блуждающим взглядом...
 
Сердце заныло, - пропадет. Надо было немедленно что-то сделать. Хоть что-нибудь,в допустимых  пределах.  Общепринято я считалась его близкой знакомой,и географически мы жили отдельно, что конечно ограничивало пределы моей заботливости. 

Решила купить ему новые носки, несколько одинаковых пар. В войну на фронт ведь всем посылали носки, а он здесь тоже немножко на войне…- за собственную жизнь.
 
Нашла его в буфете, он  пил кофе из фарфоровой чашки. ( Заметив мою заботу, буфетчица оказывала ему теперь особое уважение.) Протягиваю пакетик, он спрашивает: «Что это?». Не удивляясь и, как я, без предисловий. Я говорю: « Носки». Он хохочет. Но рад.
 И сразу  надел их, - в кабинете  наверное.  В то время  я постоянно что-то ему приносила,старалась встретить его возле офиса перед работой... Чтобы видел: он не один! И не одинок! Есть  женщина, которой больно, если ему плохо. А это всегда сдерживает, оберегает мужчин, призывая к осторожности, - я знаю! - и очень важно для  них.

Между тем со Вторым флирт совсем завял. Говорили, он женился. Мне было все равно, но однажды я  все-таки спросила  у Третьего, так ли это. Скорчив огорченную рожицу, он утвердительно кивнул головой.

А когда, хоть мне и всё равно, я почему-то вознамерилась вдруг высказать Второму свое мнение о нем - заезжем "бравом гусаре" и  прогуливалась возле подъезда,  дожидаясь его, Третий специально вышел на улицу,  встал поодаль напротив и предостерегающе уставился на меня. Так смотрят на курящую  школьницу: « А ну прекрати, я сказал!». И я  послушно ретировалась. Довольная! - заботился, оберегал меня!

Как-то раз я заболела, лопнул сосуд в глазу. Глаз стал красным, я лечилась и ходила в  темных очках. Показываю ему свой кровавый глаз, а он мне, как ребенку: это не шутка, это опасно и всё такое… И что-то быстро по-английски. Я уже не улавливала в таком темпе, говорю: "слоули",- медленней. А он вдруг замолчал  горестно, опустив голову. «Глупая, как же тебе объяснить…». Расстроился, что я беспечная и не может помочь.
 
Еще он показывал взглядом на моих коллег, которых считал ненадежными. Смотрел на них, потом прикрывал веки, будто говоря: «...они плохие, не водись с ними, не рассказывай о нас!». И, кстати, всегда был прав!
 
Благодаря ему, моему другу, я наконец почувствовала себя женщиной
рядом с настоящим, сильным мужчиной: под защитой, в безопасности.
 И, казалось, мы, «бродяги и артисты»,  вместе навсегда, никто нам не нужен!
 
Я уехала на море.  А Третий со мной. Виртуально. Он каждую ночь мне снился,  ни на минуту не отпускал меня. А после возвращения… Пожалуй, на том и закончу.

Читателю же всё ясно. Читатель уверен:никакая больше не "алоха", а полюбила!
Я и сама в это верю. Иногда. Приятно же, если любишь. Согревает.

Бродский перевел по-своему немецкую песенку «Лили Марлен», и группа «Парни» спела ее в его переводе. «Ах как давно у этих стен я сам стоял, стоял и ждал тебя, Лили Марлен, тебя, Лили Марлен! …. Кончатся снаряды, кончится война, снова у ограды в сумерках, одна, будешь ты стоять у этих стен,  во мгле стоять, стоять и ждать, меня, Лили Марлен, меня, Лили Марлен…».
 Будто о нас, обо мне и о Третьем. А нас  нет уже, какими были.
Смешными наверное, - как дети...

…И разве не говорили мне мудрые люди:"Не стремись, надорвешься. Не гоняйся за Синей птицей.  Горе тому, кто дерзнул".

А мне вот никакого горя. Мне в самый раз.

2010г.
 
 



ГРЁЗА ВЕТРОВ

*** Не королевишна

 Неправда, что дети несмышленыши, такие ути-пуси с куклами, машинками…  Просто они человеки малых физических размеров. И огромных познавательных возможностей.Ненадолго. Подрастая,  дети утратят свой внешаблонный ум, нивелируются. Забудут истинных себя. Некоторые каким-то чудесным образом смогут  вернуться к всеобъемлющему детскому сознанию, но таких немного.

Примерно в пять лет, в какой-то день, утром, глядя на свою бабушку ( она что-то говорила соседке, а я стояла напротив и смотрела на нее, еще не  старую, в домашнем штапельном платье с брошкой,  гладко причесанными волосами, собранными в пучок,  неизменными бусами, высокую, статную…), я  вдруг подумала: а мы ведь не богаты! Ничего такого у нас ведь нет из того, что окружает королей и королев, -  ну как в детских сказках.
 
И жизнь моя будет монотонной, в серенькой будничной одежде, рядом с такими же соседками или знакомыми. Ничего интересного. Я прекрасно помню это своё прозрение. И собственную абсолютно взрослую бесстрастность. Почти научное, совсем недетское осознание факта. Вот такая, значит, мне досталась жизнь.

А  что мой дед – кадровый военный, с Буденным начинал, и  у него  в подчинении ординарец, денщик, служебная машина,  которая и нас с бабушкой возит иногда на рынок,  а у бабушки есть  домработница Маруся и в нашей арбатской  коммуналке бабушку за глаза называют Полковницей,а также то, что только у нас огромная комната, личный телефон, пианино, старинная мебель из красного дерева, старинный дубовый стол, чудом уцелевшие в революцию, -   всё это ровным счетом ничего не меняло. Мой замечательный детский мозг сразу отсек атрибуты советского семейного благополучия, как незначительные, не способные всерьез повлиять  на будущее.

В другой раз, рассматривая  картинки в бабушкиных журналах «Нива», которые она хранила в память о юности, я догадалась, что не красавица. Не похожа я чертами лица на роскошных дам с конкурса красоты. Я – обыкновенная.  А нос вообще курносый. У красавиц не бывает таких носов. И значит…

И, значит, жизнь будет не сахар. Потому что от рождения мне ни богатства, ни внешней яркости. Это я уже тогда,с первых своих шагов, поняла. Как и то, что даже при таких катастрофически скудных "исходных данных" жизнь  всё равно придется строить.
 
Решила брать  пример с бабушки, заменившей мне мать, которая всё куда-то уезжала, приезжала, опять уезжала… Очень красивая, совсем молодая, 23-летняя моя мама. Она всё-таки найдет свое счастье с известным спортсменом - чемпионом и проживет с ним полвека в достатке и уважении, почти вычеркнув из  ближнего круга  раннюю дочь как "ошибку молодости"(так она называла меня со смехом,- вот, мол, моя ошибка молодости). А я навсегда останусь бабушкиной дочкой. Что, в сущности, было огромной удачей, настоящей моей большой удачей в жизни!

Я старалась держаться прямо, отстраненно, без приторных любезностей и претензий на дружбу, но доброжелательно. Как бабушка. Во всём подражала ей.Получилось словно по системе Станиславского: от внешнего к внутреннему.Которое, оставаясь в сравнении с бабушкиной натурой на порядок сниженным из-за смешения генов,постепенно облагораживалось.
 
Бабушка моя, по ее родительским веткам дворянского и купеческого происхождения, бывшая гимназистка, выпускница института благородных девиц, а позже - высших женских медицинских курсов, в 20-е годы спаслась от ссылки или расстрела благодаря деду, сыну пастуха из ее родного имения и тогда уже красному командиру,который был влюблен в нее с детства. Со временем и она его полюбила,а когда деда посадили за жену дворянку, пробилась к Буденному, и тот, вспомнив Ваню-пастушка, вызволил его как раз накануне войны. Но, к счастью, там он тоже выжил.



Всё это было до меня, а при мне дед служил много где, но старался поближе к Москве и почаще приезжать. Бабушка за ним не ездила, зато с весны и до поздней осени мы все вместе жили в лагерях. В военных. Где стояла очередная дедушкина дивизия. 

Под Наро-Фоминском - даже рядом с пленными немцами. Утром, когда их гнали на работу,  мы,офицерские дети, с криками "немец, перец, колбаса, тухлая капуста!" бежали за колонной, забрасывая ее чем придется, - бывало, и  комьями земли.А я - мелкими камешками, как самая маленькая.Конвоиры не обращали внимания, немцы тоже, только отряхивались.

Меня прямо распирало, чего бы сделать, пусть заговорят или замахнутся, и тогда я... А я тоже! Боевое настроение у меня было, решительное, я всё  словно искала случая,прибегая туда, где они работали, тайком, без своей детской кампании.Чертила прутиком всякие фигурки, будто играю, а сама посматривала в их сторону.
 
Как-то раз, когда пленные ремонтировали дорогу, а я  прыгала со скакалкой на обочине,  один из них резко глянул на меня,- как ударил. Молодой парень, лицо круглое,голубоглазый, - сейчас сказали бы, славянской внешности. Чего  добивалась, то и случилось: искру враждебности я словила.

Что это, -  детская настырность или хотела понять, из-за чего они на нас, почему? Не знаю...- а вот  запомнилось же.
А тогда я, глядя ему в глаза, шагнула вперед. Кто-то громко одернул его по-немецки, парень скрылся за спинами своих, конвоир повернулся ко мне - "давай-ка домой!", на том и закончилось. 
 
Мои "партизанские" вылазки не остались незамеченными, и деду доложили. За обедом, когда бабушка вышла, он серьезно так, тихо сказал:"Ляль, ты чего? Не надо". Дед не читал нотаций и, если ему что-то не нравилось, говорил спокойно, негромко и  только нужные слова, ничего лишнего. Да мы с ним и молча друг дружку чуяли.
 
Больше я в одиночку к фрицам не приближалась. Но вечерами мы всей ватагой собирались иногда возле их казармы. Сидели поодаль и глазели, какие они, как ведут себя, отдыхая во дворе... А они - на нас. Не по-доброму. И не как взрослые на озорную малышню.
 
Хорошо, что в упор, близко, я увидела тех, кто убивать нас пришел.  А то не узнала бы, что это за чувство, и рассуждала о войне, как сейчас некоторые, словно посторонние.

 
*** О "вранье"

Кто враги, специально детям не говорили. Известно было из всего вокруг. Почти рядом с родителями моего отца похоронены Космодемьянские Зоя и Шура, и мы, когда приходили, всегда им тоже приносили цветы.
 О них все знали, и знали еще тогда, что Зою выдали местные жители, -  предатели. Никакой это не секрет, будто только недавно раскрытый.Почему-то сейчас - обсуждают, а вот прежде не сомневались, что врагу ничего нельзя оставлять, ничего, что поможет ему. А враг стоял под  Москвой, и наверняка ее опять сожгли бы, как в Первую Отечественную. Чего тут обсуждать.

Дедушка, папа, дядя вернулись с фронта, не один раз тяжело раненными.Люди то и дело  плакали, - лица печальные, погасшие, столько горя вокруг было!  У всех. И у детей. От немцев. Нас патриотами не воспитывали, мы само собой ими  стали.

В современных фильмах о войне и даже в рассказах  очевидцев есть нечто сказочное, скорей желаемое,  чем достоверное. Будто бы пленных кормили русские старушки, их жалели, в них влюблялись. Конечно, такие случаи могли быть. Но всё-таки   редко. Потому что, несмотря на победу, атмосфера ощущалась накаленной, жилось трудно, и в отношении к захватчикам люди сомкнулись стеной. Непримиримо. Даже я малявка корки хлеба немцу не протянула бы.
 
Было так, а не иначе.  Никакого сочувствия им, этим зверям,  врагу, никакой поддержки от жителей. Ведь в каждой семье погибшие. Много сирот, и повезло, если  родня приютила.  На улицах среди хоть как-то   внешне благополучных   прохожих - безногие на каталках: тележки такие с колесиками, чтобы руками отталкиваться от земли. Слепые с палочками, оглохшие... Искалеченные, бедствующие,-  кое-как одетые, изможденные...
Всей кровью, живой кровью победили. Всенародным своим естеством.
Если бы в то время   какой-то "жалельщик" захватчиков нашелся, могли  наверное голыми  рукам на куски  разорвать.

У тех взрослых, кто жил рядом в Москве или в летних  военных лагерях  и с кем я общалась тогда, в детстве, иных настроений  не наблюдалось!
Добили бы поверженных и плененных при первой же подходящей возможности.   Единственным их спасением был конвой.
 
Лучше знать, как было, чем верить выдумкам, пусть и во имя гуманизма. Мы, русские, - довольно суровый северный народ.  И одна из наших коренных черт - терпение. Безобидные вроде, добродушные...
 Это наше терпение  считают даже  чуть ли не бесконечным.
 А напрасно.
 Иссякнет оно - и всё,  кончено. Обратной дороги нет,
- снисхождения и прочих милостей.

Ежегодно у нас парад победы. К дате. Скорей всего он навсегда.
Вот, если когда-нибудь  не проведут, -
 значит, что-то в русских изменилось.
 Только вряд ли.


*** "Несокрушимая и легендарная! В боях познавшая..."


Сразу позади нашей 4-этажки в военном городке начинался лес. Сначала узкой тропинкой в малиннике, а дальше - густые заросли и настоящая чаща. Грибы все собирали ведрами, и мы с бабушкой тоже.А я еще и малину. После завтрака бабушка отправляла меня с бидоном в малинник, но только собирать и чтоб не есть.Боялась,заболею, как другие дети и даже взрослые, которые  не смогли себя остановить, попав в такое ягодное изобилие.

 Обязанностей у меня в лагере хватало. Бабушка приучала к труду. Доверяла  кормить и  обихаживать наших кур,- мы всегда маленькое хозяйство заводили, а уезжая, раздавали местным свою живность, - бегать на базарчик возле кпп за молоком и в магазин,а  это через весь городок, на другой конец, мимо полигона с танками и плаца, где маршировали и строились.
Каждого ребятенка в городке знали в лицо, чей и как зовут. Взрослые отпускали нас, не тревожась, вдруг что случится. Вся военная мощь, сосредоточенная там, которой командовали наши родные, гарантировала детскую безопасность.

Я тоже эту мощь чувствовала. Как само собой разумеющееся. Танки, пушки, громкие воинские команды меня не пугали, ведь примерно восемь месяцев в году мы жили в лагерях, привыкла. И к ощущению силы, которая всегда рядом и оберегает. Или к строгому распорядку дня, подчиненного дисциплине. А как без нее, она здесь естественна.

Детские прозрения насчет своей незавидной доли из-за несоответствия форматам королев и красавиц мало-помалу отошли на второй план, уступив место  вдохновляющим.Потому что не только мозг, но дух дал о себе знать.

И, оказалось, смешно огорчаться, что не королевишна из сказки. Да и курносый нос как-то незаметно вписался в  мой облик всеобщей любимицы - белобрысой, синеглазой девчонки с огромным бантом.

Бабушка завязывала его из широкой, блестящей ленты. Алой, синей или голубой.Когда я бегала, бант прыгал в кудряшках  туда-сюда, съезжая вправо, влево или на лоб. Бант далеко было видно. Бабушке это нравилось. И не только ей.Окликали со всех сторон. Шутили, улыбались. Столько приветливости, тепла, как в тех  лагерях, мне после  ни разу нигде не досталось.  Но и этого на все мои беды хватило.



(Вот так случилось, что родилась Элка  в Москве, а росла  в армии. В среднерусской сельской местности.В лесных городках, рядом с танками, зачехленными орудиями, казармами.Проще, чем по-столичному. Нюансов меньше. Хороших и плохих.   Зато без  городских условностей, с  четкими, понятными правилами. В просторном, солнечном  личном пространстве. 

И, что бы не происходило, как бы не менялось всё вокруг, армейский этот стерженек из детства держал крепко, а порой спасал.

А еще Элка каши любит. С тушенкой.  И всё воинское - фильмы военные, музыку, духовые оркестры, песни.
Наверное она такая немножко "миллитари". С неизменным, как в детстве,  бантом. Символически. Вместо него теперь у нее  заколки,   похожие на бант.)



Домой наше семейство обычно возвращалось к зиме. С коробами, баулами припасов - разнообразного вареного- сушеного-вяленого. А я - с новой порцией полезных навыков, закалки и неприязни к московским меркантильным мечтам.

Неуклонно, мало-помалу отчуждаясь в сторону андеграунда и  даже хиппи. Правда, не насовсем и ненадолго.

 

В Москве моей деревней был Арбат и переулки рядом. Иногда летом мы приезжали на несколько дней по всяким взрослым делам. На газике или старой "эмке",как настоящие путешественники, загорелые, запыленные, такие совсем не московские. Заодно тащили с собой часть настряпанного на зиму и  мыли нашу огромную, красивую, заброшенную комнату.

 А я  бежала за сквер, к школе, где собирались ребята из ближних домов.Мы не то чтобы дружили, просто знали, что рядом живем. Приходили и подростки, и малышня, как я, дошколята. Из нашей квартиры еще двое, постарше меня: Эдик, сын оператора с Мосфильма, и Лора, ее мама на стройке работала крановщицей. Мы гонялись по окрестным дворам позади Арбата. босые, в одних трусах, мы и  в казаки-разбойники, и в  белые-красные, в прятки, в штандер и  "замри". В наших и фашистов не играли, Какая там игра, если потоки слез еще не высохли.

От школы мы обычно неслись к спас-хаусу - особняку, где жил иностранный  посол. Со стороны дворов к стене-забору примыкали гаражи с покатыми крышами, похожие на хижины, на которые легко было забраться с разбега. Что мы и делали.
 Между стеной, изображавшей забор, и собственно забором особняка был узкий проход специально для охраны. Как нейтральная полоса. По ней туда-сюда безостановочно курсировал  человек в штатском. А мы с крыши, свесив головы вниз, следили за ним. И он будто не видел. Не смотрел вверх. Сколько бы раз мы туда не заглядывали, там всегда кто-то дежурил. Между нами и территорией другой страны. Дружественной. Мы отдельно, они- отдельно.

Повисев на заборе, пока не надоест, мы, разделившись на команды, дотемна бегали по всем дворам. Сражались и боролись за победу. Как взрослые. Чтобы обязательно победить.

 В отличие от нас неуёмных, были девочки и даже мальчики, которые играли в семью с машинками и  куклами. Мне не нравилось. Они возились в песке с водой, пачкались и сидели в грязных штанишках и платьицах на корточках около своей кукольной посуды и кукольных детей. У взрослых так не бывает. А я любила, когда ветер в лицо, падать-вставать и чтобы шумно, громко и все вместе!

Вечером бабушка ставила меня на стол в таз с теплой водой,мыла, осторожно поливая из ковшика, ванной же не было, в ней хранили старые вещи, а мылись все в комнатах и ходили в баню. Ободранные коленки бабушка мазала зеленкой. Каждый день.


Дед смотрел на всё это  с подозрением, не одобрял. А на меня -пристально, глаза в глаза, внимательно и серьезно. Переживал наверное:"Такая вся уверенная во всех и в прекрасном вокруг. Такая заводная, безудержная, упорная. Совсем кроха еще, - и что с ней будет?!".

Однажды он меня выдрал. Своим офицерским ремнем.Единственный раз. Дело было летом. Мы как раз нагрянули в Москву. Кто-то из ребят отобрал у меня мячик, и я с рёвом ринулась домой. Бабушки не было, дед пил чай, а машина ждала его у подъезда. Увидев ее, я и прибежала. За помощью.

 Глядя бесстрастно и непреклонно, дед пожал плечами:" Сама вызволяй свой мяч".  Я заревела громче. И тут оно и случилось. " А, даже так. Научилась уже. А ну иди сюда!"- Зажав меня в колени и выдернув из брюк ремень, он несколько раз хлестнул  по мне со словами:" Не кляузничай, не смей, никогда не смей, поняла?!". Я затихла. От испуга. Больно не было. Только страшно.

 Эту картину застала бабушка, вернувшаяся домой.Отпустив меня, дед сказал:" Жалуется на своих, с кем водится.Чтобы больше я не слышал! Позор".

И ушел.Я - к бабушке, прижалась к ней в слезах. Она как-то сникла сразу, на лицо словно тень легла, а у нее оно спокойное было, безмятежное даже.
 
Выждав, пока я выплачусь, бабушка сказала, точно не помню, но как-то так: "Ты там во дворе защищайся сама.На тебя ведь не напали, ничем тебе не угрожают? И всегда прежде подумай, так ли уж тебе это нужно.
 Мячик какой-то... У тебя их сколько?! Ты к дедушке, он - к мальчику,тот тоже кого-то позовет. Неизвестно, чем и  закончится. Сначала надо было поговорить с мальчиком. А ты?!".

Я побежала говорить. Выбегаю из подъезда, а он с моим мячом стоит у двери."Я сразу вернуть хотел, а тебя уже не было!".
Вечером, увидев мяч, дед спросил:"Сама разобралась?". Рассказываю, как было, а дед:" Вот видишь! А ты сразу через головы.В армии так не положено!" - и смеется.

Мы  с ним берегли друг друга, боялись потерять и не могли даже из-за такого происшествия рассиропиться. Расплакаться обнявшись.А то вдруг потом не собраться... Держались, как ни в чем не бывало.Будто ничего особенного.

Ведь, по-детски многого не зная, я всё равно чувствовала напряженность  взрослой жизни. Видела однажды вечером в одной из комнат нашей коммуналки - большой холл, длиннющий коридор, старинный  паркет, просторная кухня, черный ход, 12 семей с несколькими поколениями в каждой, - видела же в приоткрытую дверь, как соседи ужинали.
 А утром - никого и комната пустая. Ни людей, ни вещей.
 
К бабушке шли, как на почту, она вытаскивала из-под мебели кулечки, что-то завернутое в тряпки и отдавала родным тех, кто неизвестно где теперь был. Или не был уже. 
К полковнику вряд ли придут с обыском.  Бабушке доверяли. Полковник был не в курсе. А я спросила однажды, а бабушка  мне:" Молчи, а то убьют нас".

Дед  тревожился, какой я стану. Не  выпускал из виду. Чтоб не заразилась от других, чтоб никаких влияний. Ну хоть пока расту. Старался выстроить мою натуру красивой и чистой, без фальши. Как музыку.
 
Эта моя кляуза про мяч четко вписалась в то, что вокруг всё еще порой  происходило. Не надеялся дед остановить меня коротким "нельзя" или лекцией о том, что это так же гибельно, как украсть. Украл пятак - и вор. На всю жизнь. Где что-то соблазнительное или плохо лежит, к тому рука и потянется. Стоит только попробовать.
 Доносительство - то же самое. Вот и пресек.По-крестьянски. То есть высек. Чтобы запомнилось. В Англии секли до последнего времени, только несколько лет назад отменили.

А бабушке хотелось наверное дать мне в руки Библию, как в старые ее времена.А нельзя, запрещенная книга. И она, я позже догадалась,  пересказывала мне своими словами библейские сюжеты.
В тот раз - о том, что  с сильным не борись, с богатым не судись, иначе  ни с чем останешься,отдашь всё, "до последнего обола".
 
Потому что, как развернутся события из-за ничтожного случая с мячом и прочих ему подобных, если войдет в привычку ничего никому не спускать, - предугадать невозможно. Лучше не начинать.


Предают свои.И меня когда-нибудь тоже. Дед знал. Только бы не я, его любимая внучка. И, мало того, - ведь заметил же  во мне эту, как он называл, "грёзу ветров"! Жажду, которая влечет в неведомое, никогда не иссякнет и не даст покоя.



  ЧУДНОЕ МГНОВЕНЬЕ


*** Музыкальная шкатулка


Если перейти Арбат возле аптеки на углу у мида и пробежать вперед по улице Веснина, вы увидите напротив книжного старинный дом. С высокими, большими окнами, такими необычными, вытянутыми вверх(готическими), и в то время - роскошными шторами С мраморными ступеньками и  ажурными коваными наружными  дверцами.  Не знаю, как сейчас, а раньше там было итальянское представительство и кто-то жил. А вечерами играл на фортепиано.


Как-то по дороге на Зубовскую в гости к папиной родне я это услышала.Перешла на другую сторону и, пока звучала музыка, стояла там. А потом  повадилась бегать сюда в сумерках, ближе к вечеру. Останавливаться рядом на тротуаре  охранник не разрешал. Я устраивалась напротив, а в просвет между шторами даже видела руки на клавиатуре.
Всё вместе казалось волшебным и  манило  вот так же уединенно жить где-то в прекрасном доме, наслаждаясь музыкой...

Сейчас это легко выразить словами. А маленькой девочке не удалось бы. Когда она на улице часами  восторженно слушала чьи-то импровизации,  вглядываясь в просветы зашторенного окна, мир преображался! Вот он какой! - огромный, удивительный, безграничный! Она чувствовала его! Всем существом. И в нем столько  оттенков, линий и форм... - еще больше, чем там, за шторами, в пространстве вокруг фортепиано.

 " Вырасту - обязательно всё увижу, всё-всё!" - думала я(наверное). По крайней мере так запомнилось. А тогда это была моя тайна.  Моя грёза ветров!

 Никто не знал. Я будто гуляла. Будто в скверике. А иначе не пустили бы. Музыку можно ведь слушать по радио, у нас  тогда был "телефункен", лучший немецкий приемник. И бабушка водила меня на утренники в Гнесинку и в театры. Но это же совсем другое!

Это  "совсем другое" долго не длится, оно ведь "чудное мгновенье". И каждый скажет про свое: "я помню!..."!
Кто там играл, и, как я поняла потом, чаще - 2-й ноктюрн Шопена, оп.9, тот уехал или переехал. И музыка тоже. Дом замолк, погас.
Так и остался он моей тайной, волнующей, сладкой, как малина на губах.

Бабушка мне взрослой рассказывала, что однажды я вдруг выдумала, - вырасту и  выйду замуж за итальянского посла,буду жить у моря и  у меня будет пятеро детей.Будто я соседям об этом говорила, и очень уверенно, а все смеялись конечно.

Я вот не помню. Скорей всего, это было в мои 3-4 годика. А "дом с музыкой" на ул. Веснина, он же - итальянское владение, офис и жилье наверное, появился потом, в осознанном детстве.

То есть сначала выдумала или услышала что-то, а "итальянский дом" в такт попал. Случайно или нет, загадка.
 И не он один, но с него началось. Он первым был.

"Прекрасное далёко", претерпев миллионы вибраций в процессе воплощения, как обычно показывают в фильмах про путешествия во времени, всё же состоялось однажды.

"Дом-музыка-пианист- и я рядом " материализовались в моей жизни   спустя годы. Во втором браке,  довольно далеко от родных арбатских мест, в спальном московском районе.  Я туда замуж вышла.  За  чудесного парня,. похожего на певца Паваротти.

Он прожил недолго. Зато в свое удовольствие. Не как-то вынужденно, скукоженно. В музыке самоучка, играл в известном  эстрадном оркестре. Его даже приглашали в Гнесинку поступить.
 
 Типовая двушка особняком тогда  казалась. Уютная, наша.  Пианино, пластинки, книги... Хорошо было,любили друг друга.

А о  домике у моря -  мечта до сих пор.
 
Мечта по-русски, о какой Никита Михалков говорил: когда не так чтоб было, а нет,- и ладно, проживем.
 
Никаких пятерых детей, потому что никакого мужа- посла. Мужей долго искать не пришлось бы, а пятерых  кто потянет? - если не посол!

Из придуманных атрибутов будущего  ничего  не сбылось.
Зато я сбылась. Не пропала.  Это же фантастика!
Не в пустыне ведь,  - между  самых разных чужих людей.
Их вокруг столько! И у каждого свои интересы...


*** Азбука смыслов

 Дед купил мне Диккенса. Собрание сочинений, зелененькие томики, потолще и потоньше, с которыми я в обнимку до самой школы ходила.Всё-таки нашел, как меня прикнопить, чтоб не разбивала вдрызг коленки.
Наверное еще и не знал, как иначе подступиться к моему светлому детскому сознанию, как объяснить, что не всё так благостно и распрекрасно. А вот у Диккенса это получилось.Дед любил его перечитывать.У нас отдельные книжки были, а тут сразу всё!
 
Чтение в детстве, да и позже часто  тоже, как космос. Вот захватило - и "поехали!". Убегает молоко, горят кастрюли на плите, не слышишь никого. Словно смотришь фильм внутри себя, а снаружи ничего не существует.

Читала я не только Диккенса своего обожаемого, но и всякие замечательные детские книжки. "Кортик", например. Бегала по всему маршруту его сюжета, который прямо рядом с моим переулком проходил. Прямо тут у нас, в нашем арбатстве!

Диккенс был познавательным, диковинным и неохватным,с таинственными глубинами, а детские книжки для советских детей -укрепляющими и вдохновляющими. С Диккенсом мир выглядел  чарующе цветным, фантастическим, даже опасным. А наши писатели Рыбаков, Гайдар показывали его иначе, - защищенным и теплым. Надежным.

А я словно в объятиях этих увлекательно  придуманных параллельных Вселенных.

Во мне и сейчас  всего понемногу,- и той и другой...
 и еще всякого разного....
 
Но доверяю только себе. Кому же еще!


*** Мой гвардейский папа


В конце концов он  должен был появиться. Я только фото его видела - в кожаном пальто, красивый, на артиста похож...( но мой папа военный, он разведчик, а это кто,этот на фото разве мой папа?!).

И вот он грянул день!
Нам позвонили с Зубовской, из папиной семьи, дядя-тетя-крестная( меня к ним не пускали, родители развелись, и родня разобщилась,- ну как обычно), позвонили, что приехал и завтра будет дочку  после школы возле сквера ждать.

Он стоял со стороны переулка, где ступеньки из сквера на тротуар. А сквер словно выше. Внизу, у его стенки он и стоял. Сбежав по ступенькам, я  увидела молодого мужчину, невысокого, худощавого, в ремнях - с портупеей для оружия. Выглядел он в самом деле как артист: холеный, весь с иголочки. И запах, какие редко тут: заграничного одеколона!
 
Курит, по сторонам не глядит. А я уже перед ним. Моргнул,приподнял веки: - Лялька?! Ну здравствуй.
 Не обрадовался, не улыбнулся, как-то устало произнес, негромко… Будто вчера расстались. Не рассматривал меня. Ему же фото мои посылали! И наверное в огромном количестве. Не удивила я его, узнал.

А я заплакала. Ведь я ничего не почувствовала. Абсолютно. Он, папа,  будто неродной.  И конечно весь расклад семейных связей, созданных жизнью в ее  невероятных обстоятельствах, мог исказиться с появлением этого незнакомого мужчины с отсутствующим лицом, иностранной сигаретой, иностранным запахом, который видит сквозь веки, ладный весь, как акробат, и по нему ясно: умелый, ловкий, неожиданный во всем.

Таким он и запомнился, а не из более поздних периодов.  Он тогда был в полный рост. Духовно. Победитель!

А ко мне никакого тепла, потому наверное я  так некстати расплакалась.
 И еще - от неизвестности. Дети  зависят от взрослых! И порой  от страха, что ждет их впереди, плачут. Странно, но, видя ребенка плачущим, многие  не догадываются  об этом...

Да откуда ему тогда было про  всё это детское знать, товарищу гвардии майору из комендатуры Зальцбурга - родины Моцарта! Прибывшему сюда в отпуск повидаться с дочкой, маленькой московской девчонкой. А она плачет почему-то.

Папа конечно расспрашивал, как живу и всё такое…  Отвечая, я незаметно и реветь  перестала. При том, что папа держался как чужой, не утешал, не обнял. Отдал мне пакет с подарками, он слал  оттуда  их потоком,- шубки, платьица все в кружевах, ленты и разное девчачье, всё новое, с чеками, чтоб видно было: купил. Я, как кукла, одета была, гордилась,- это мне папа,папа!
 Вот и еще привез… На том и расстались, сказал, - позвонит.

Дома я успокоилась. Всё по-прежнему. Дед заедет на несколько дней из дивизии,- и мы вместе с ним обратно, в летние лагеря. Пора уже, весна ведь, каникулы на носу. А этих, иногда приезжающих, пап и мам…  - как их полюбить,  чужих совсем. Хочется, да! -  хочется, а как?!.

Мой дед, ну какой дед, одно название, ему всего пятьдесят с чем-то, так он и есть отец мне, а бабушка -  мама. И хотя те, первые, юные родители всё рвались меня воспитывать, приступить к обязанностям, чувств у нас не возникало. Взаимно. Хоть убейся. И ничего из этого не вышло. Одна мука.

С папой я  мало-помалу сблизилась, ощутила родственность, сходство. Время от времени мы виделись. И он всегда без расспросов, только взглянув, знал, чем его дочь дышит, что ее волнует. Знал,  что  мне сказать. Но всё это как-то отчужденно, будто знакомой. Будто он и  не папа, а психолог-консультант: на плече не поплачешь и на помощь не позовёшь.
 Тем его житейски гостевое отцовство  по большей части и ограничивалось.

Эпоха такая была, одна на всех. Ничего личного. Живым грех роптать.





САНТА ЛЮЧИЯ!

*** "Равнение напра-во! Запе-вай!"


 А ты топай, топай, детка, правь своей судьбой! Не позволяй, чтоб она волоком тебя  тащила, куда ей вздумается, и не увертывайся, а  хватай ее за загривок, не оседлаешь,- хоть не обидно будет, боролся же. А значит, Человек!(Мне не обидно.)
 И равнение держи, чтоб камертон не потерять! Ха-ха... Весело, когда жизнь меняется? Обхохочешься?! А я, наоборот, редко радуюсь виражам. Я к ним недоверчиво...

Кстати, про камертон. Это настрой такой внутри, чтоб всегда музыка - и ощущение счастья, солнца,синего неба. Прохладной ласковой воды… Тише, громче... - а то и в самой глубине, в зенице сердца, когда душа кричит "По диким степям Забайкалья!", " Несокрушимая и легендарная!" или "Варяг"(врагу не сдается...) и всё такое...
А Санта Лючия тут, в зенице, со мной,и никогда никуда не девается!
 
Если правда жизнь – театр, а люди- актеры,- так по Шекспиру, то я конечно актриса на эпизод. И наверное большинство – тоже. Герои всем известны, они в энциклопедиях и на портретах, в орденах и с регалиями.

 В эпизодах тоже неплохо. Интересно! Тем более что эпизоды же  не кантиленные, они россыпью, мозаикой, - и не соскучишься. Я, например, не представляю: как это тянуть одну роль  десятилетиями?.. От тоски с ума сойдешь.

Выпадает это исключительно избранным, кто  рожден в клане, где всё уже предназначено, расписано на годы вперед. Он еще сиську сосет, орет в люльке, а у него уже отняли будущее. Организовали на свой лад, выстроили... Оно не его ума дело, а чужого. Его  дело – исполнять.

А  нам обычным, которые "в массовке и на эпизод", нам за каждый выход приходится сражаться, нас ведь тьмы и тьмы, а ярких, красивых  житейских мизансцен на всех не хватает.И пряников тоже, как говорил Окуджава. Был такой поэт, бард, популярный, любимый, а теперь почти забытый.

 Вот и суетимся. Чтоб не скучать, не томиться в кулисах, чтоб  с огоньком и след оставить. Махонький, а свой! Неизгладимый. Неповторимый. Как рисунок кожи. Или взгляд любимого человека.Мы  и сами по себе иные, -  не то что герои, пребывающие в рефлексии, поисках смысла. Нам искать незачем, всё ясно-понятно. Мы,которые народ, за редким досадным исключением, как правило, энергичны, бодры, веселы. И музыка в душе. Наверное так задумано.Должно же что-то давать силы.

В моей -  прекрасная Санта Лючия. Сначала я не знала, что она, а, услышав однажды, сразу поняла: как раз она всегда во мне и звучала. Люблю, как  ее поет Робертино Лоретти. Или без пения и громко! Вовсю!

Никто и ничто не заставит опустить голову и руки, если внутри - музыка. С условным названием «Санта Лючия» (как символом Прекрасного). Благодаря ей наше обыденное, повседневное обретает тончайшие нюансы и обертона, светится, сияет, кажется нам уникальным,а гадкое, безобразное отскакивает, как горох.
 
Да и в конце концов точно никто не знает, как оно, кто есть кто и что есть что! Мы  постоянно заблуждаемся, обманываемся, - а потом хватаемся за голову,  каемся…  Падаем за борт, на дно, но выплываем… А как иначе! - захочешь – не утонешь, если в тебе Санта Лючия.


*** Круги на воде...

Городок на Волге, где в ранней юности мне выпало месяцами жить с семьей моей невезучей мамы,чтоб придать ее скоропалительному браку  легитимность в глазах "общественности", обозначить срок его давности, пристойный для провинции, и заодно в качестве "старшенькой"  помочь с ребеночком, будто бы не первенцем, а вторым у нее с мужем, что позволило избежать пересудов, -  так вот городок этот в те годы пребывал в плачевном запустении.
 А проще, утопал в грязи, весь в кривых, вросших в землю частных домишках, откуда на проезжую часть выплескивали помои и мочу... - и везде, кроме нескольких центральных улиц, был отталкивающе  неприбранным,захолустным, почти не освещенным вечерами.

 Зато в его"подбрюшье" мощно дышала река, рынки пестрели всеми южными красками летом,  всюду упоительно пахло степными травами, свежей рыбой и восточными лепешками. Полгорода занимала татарская слобода, а другую половину – немецкая, обозначенная готикой консерватории и диковинной выпечкой местных пекарен, предлагающих пышные, ароматные штрудели, каких и в Москве не отведать.

Зря мама этот маскарад затеяла.Люди всё видят, их не проведешь. Лгут сами, а за ложь не уважают. Мы трое, как случайно задержанные, были. Красавица,все вслед оборачивались, крупная, яркая шатенка, но слишком громкая, даже  горластая, молодая женщина,- сразу ясно, с  характером; высоченный, неохватный  чернявый мужчина сельского вида с южным говором на "г" - и я, тростинка, подросток, внешне ничего с ними общего: пегая, русявая, курносая, очень  послушная(понятно, что с детства кем-то вышколенная) и своим якобы  родным совсем не в масть.

 Такое любому в глаза бросится. Зря всё это было, да и не перепишешь жизнь. Маме очень хотелось семью. И в тот раз она верила, - сможет. И смогла.  На первый взгляд. Но ожесточилась, злая стала.
 
Увлечение прошло, а жить пришлось  с гакающим, из диковинных фольклорных мест, хитрованского ума  циркачом- атлетом. По-женски желанным, но чуждым во всем. В маленьких городках принято изображать для себя и публики  семейную идиллию, благополучие. Она тоже старалась и вроде даже сама поверила,- так оно и есть.

Не было счастливых женщин в нашем роду. Когда-то что-то перемкнуло, и никто не исправил вовремя. Разве что у бабушки более менее всё состоялось, но и она не свою жизнь прожила из-за революции.

При первой же возможности я сбегала оттуда в Москву, домой, к моим настоящим родителям.  Которые старели... - и  не получалось у них противостоять "карабасу-барабасу" отчиму, тащившему меня назад, "до мамы".
В их комнатушки с ободранными стенами и общежитской мебелью, по которым он обычно, пузо вперед, разгуливал в семейных трусах, напевая свое любимое "дывлюсь я на нэбо тай думку гадаю..." и поучая домочадцев, как надо жить.

Была полковничья внучка, -  на "эмке" с дедом рядом,-пригожая, веселая, и танков не боялась, бегала за ними с пехотой наперегонки. А мама предъявила права, - и  забрала дочь в свою  бедняцкую хлабуду. У нее новый муж, любовь, у нее своя правда: семью строит.  Закон на ее стороне.

И кто теперь Элка, как ей в маргинальности такой освоиться, - а никак. Подросток она, вполне самостоятельная уже, определенным образом воспитанная. Разберется. Справится.  Хоть и низвергли ее туда, где лучше вовсе не бывать. В глушь, в неприязнь отчима,  в нищету и неприглядное житьё-бытьё.

До прежнего остойчивого( "о" не ошибка, остойчивость по-морскому плавучесть), достойного уровня  долго ей тянуться предстоит.
 
Считается, в угоду догме, что  " дети должны жить с родной матерью или с отцом". И, спохватившись, тащат их  поэтому родители   из любого состоявшегося уже  так или иначе счастливого пристройства  в свое  кое- как сляпанное...  чего-то там. В собственное невезение.
 
Отвыкнув взаимно и без привязанности.   
Не для ребенка. А потому что " да как же, а люди что скажут...".


В 18 лет Элка первый камень бросила:  выскочила замуж.
 Вроде с единственной целью - избавиться от этого кошмара.
 И конечно парень понравился. Или просто  время пришло.

 У того парня, студента, зеленые глаза были! Зеленые - магнит для Элки: если зеленые, теряется - и всё! Оба вспыхнули, с первого взгляда, потом ссоры у них пошли.
 Ему уже 23, а она, удивлялся он, девушка же, а как маленькая. Чего-то хочет, не осязаемого... возвышенного, - чего в  нем нет, а какой есть, ей мало. Он остыл, она - наоборот.
 У нее азарт настоять на своем, высечь искру. Проникнуть в него, познать  всё  потайное. И не только телесными способами.  Губами, отростком... - как принято в таких случаях.

 Тут ее мама вмешалась. Она в его институте преподавала и познакомила их. Приглянулся он ей. Для дочки. А, когда Элка влюбилась, мама растаяла, узнав в ней себя, свою безудержность отчаянную. Бросилась на помощь... -  и, надо же, удалось ей, парень предложение сделал.

 Но всё равно так некрасиво  получилось! Братик ее  заболел,и как раз им   расписываться. Тогда особо не праздновали, разве что  в узком кругу. Перенести бы  это событие, пока брат не поправится... -  да куда там! Ничего вокруг не замечали.

 На регистрации с ними его друг был, а от родных  - никто.  Он приезжий, из поселка на Оке, а в ее доме больной мальчик, не до праздника.

  Пришли в  обшарпанный районный  загс. Штукатурка  сыплется, кругом запустение, все в одну очередь,- и свадьбы, и смерть.

  "...согласны? - Согласна",  подпись,  штамп - и вся церемония.
 Решили поехать в гости к его землякам.
 
Поймали такси, и, когда новоиспеченный муж, довольный,  улыбка во весь рот, руки в карманах, влез раньше Элки  на заднее сиденье и она еще стояла возле дверцы, её вдруг настигло!

 Словно в  набат ударили, - грозно так прокричали ей:"Ты что творишь?! Беги отсюда! Беги, тебе говорят!".  Во весь голос! - внутри! В сердце наверное. Или в правое ухо. Ангел ведь за правым плечом.

В машине этот, который муж,  в тот миг  почему-то на вид совсем  ничтожный,  многозначительно скалился, играя глазами.
Она помедлила... Ощутила дисгармонию происходящего...
 Уйти духа не хватило.
 
И потом, подросшие дети, они часто такие: девочки, чуть что, " а вот вам, я -  замуж! Выкусили?!", ну а мальчики сразу драться, грабить и в тюрьму, " я тебе покажу, ты у меня узнаешь теперь, - поплачь, поплачь, мама!".

 А нельзя, что ли, было, например, однажды сказать полуголому отчиму, чужому  дяденьке, спортсмену-чемпиону:"Оденьтесь, вы не Аполлон",подвинуть вешалки в их шкафу и повесить туда свои платья, а не на гвоздик в стене, как велели.

Бороться за себя- это не крушить -ломать всё свое от отчаяния или назло.
Бороться - значит не лениться, а, как капля камень точит, ежесекундно прилежно и неустанно исправлять то, что во вред и мешает. Делая это энергично, спокойно. Воински.

Тогда Элка еще не знала, что кривое породит кривое, ложь - новое вранье, а несчастья имеют свойство расходиться кругами, как вода от брошенного камня, и круги эти множатся десятилетиями.

Постепенно выяснилось, что всё надо проживать.
(Хоть как,- хоть с переменным успехом, по-заячьи петляя...)
 В христианстве это самостояние называется "Нести свой Крест". То есть взять на себя ответственность. Проявить мужество.

В конце концов обязательно наступит момент, когда всё  образуется и, возможно, сложится в свою пользу.
 Или нет. Зато несчастья прекратятся. Потому что несла. Не уклонилась.

Редко кто сразу понимает это. Все уклоняются. И годами впустую пробуют  переиначить прошлое, чтоб  набело...



*** На фоне Оперы...



Сначала, дома еще, она была для меня воскресным праздничным событием. Я шла на детский утренний спектакль в театр им. Станиславского(и Немировича..), в первые ряды, а в антракте -  лимонад с пирожными!
Музыка и действо сопутствовали. Как товары. Для меня тогда главную роль играла Роскошь: мрамор, кардинальский цвет кресел, изысканность лож, огромные сияющие хрустальные люстры,  лепнина. Ее, более скромную, я могла и в нашей арбатской  комнате рассматривать.Но в театрах она куда крупней, она солирует, поражая великолепием.

Не из-за привычной лепнины конечно и не знаю отчего, только  в театральной обстановке я и крохой была в своей тарелке. Своя. Может, потому всё это моё  любимое не бросило меня в далекой дали, догнало и приютило?

  С другой стороны, у нас  же запросто ощутить себя эмигрантом, не покидая родных пределов. У нас, что ни местность, свой уклад, говор, нравы. Микс жителей, опять же, всюду своеобразный! С некоторым преобладанием русских всё-таки. Объединяющим.
Везде, куда не загляни, сквозь всякое диковинное легонько веет родным духом, русскостью:  решительностью до отчаяния,самозабвением для всех, не для себя, хитринкой, показным безразличием, вечными нашими угрызениями "так - не так - а как...", радушием и внезапной яростью... Напоминая, -«… ааа... Я тут, тут,  дома, это всё ах как удивительно, но хорошо, что дома,  что  дома я…».

Там, в приволжском  бюргерском и татарски шатровом, с косенькими избушками в овраге, цветном, милом  местечке,  по периметру маленького центра красовались архитектурные изюмы. Готическая консерватория и театр в стиле московского барокко(примерно). Гуляя в сумерках, а когда же еще, я устремлялась не куда-нибудь в кампании, а обозревать окрестности, и сразу к этим зданиям, напоминавшим московские.
Такая у меня  тоска была, такое  сиротство образовалось, так  всё  скверно складывалось,  что и самое малое утешало.
 А  со взрослыми не поборешься  в детстве, и  разума недостает еще  спокойно , будто сон, реальность принять. Временную. Не обваливаясь в прошлое, которого  больше нет.
 
Я, хоть осознанно не думала пока о будущем, чуяла наверное, что  рядом с  дедом  унаследую,  повзрослев, и соответственно – судьбу. Стану женой офицера и тоже... и опять -  по  летним лагерям. С армией. А как бы  еще могла сложиться жизнь, она уже вон – обрисовалась контуром!

 И тут, откуда ни возьмись, эти мама-"папа".  Вспомнили! - есть  же где-то девочка,  которая как раз  пригодится  детку их качать.  И выцепили меня из родного гнезда в  нищенское свое житье  на Волге.

  Это еще ладно, но так они невзрачно,  спёрто  жили, - невыносимо! Ни уюта, ни тихой домашности. И никаких занятий – чтения, бесед под зеленой лампой, да хоть лото бы. Ничего. В смысле -  привычного мне.

 Зато им   нравилось. У них страсть. Он ей нежно за обедом:"...скушай гузочку за нашу любовь!", а  она ему - томный, чарующий  взгляд Элизабет Тейлор(на которую похожа).
 Дети вот там зачем, "дети, бегите играть в сад"( если бы он был) или  " марш в свои комнаты!"( а тут одна на всё про всё).

  Важно ведь, что вместе, пусть и  взамен стола парта, отчим приволок из соседней школы. Всё в дефиците было, и  у большинства так, годами наживали необходимое.

. .Наскоро поужинав традиционными макаронами с котлетой, они  торопились спать, укладываясь вместе  со своим ребеночком.
 
Меня в этот родственный круг никак не привлекали никакими нюансами, и я вольна была заниматься чем угодно. Даже гулять одна по вечернему городу, например. Что было в то время абсолютно безопасно.
   Я  несколько раз обходила центр - небольшой квадрат, очерченный главными улицами с пересечениями более  мелких, и рассматривала всё вокруг.
 Попутно сочиняя письма  папе и бабушке с рассказами о том, что вижу интересного в своем путешествии.

Старинный,  купеческий, торговый,  новый для меня, но уже немножко мной присвоенный, немножко и мой тоже, город этот приезжих   не очень привечал. Как –то  отличая  их  от коренных, жители глазели вслед, шушукались,  а про нас, так "странная семейка, зрелые уже, и девочка у них взрослая, словно чужая им, - зачем приехали, откуда, почему...".

Этот вакуум  спустя десятилетия заполнился для мамы с отчимом ближним кругом не слишком близких. Какие близкие у немолодых.
 
А у детей иначе, и мои закадычные подружки, на всю жизнь, обе родом оттуда. Как подарок от приволжской ранней юности. Повезло.  Но позже.

 Театр первым пришел на помощь, еще до них. Сколько раз проходила мимо, а однажды зимой всё-таки  вошла в парадный подъезд. Где кассы и фойе.

В афише значился «Севильский цирюльник». На билет  не хватало.
 Какая-то мелочь была, стою считаю ее на ладошке, -  и вдруг слышу:"Девочка,  хочешь, проходи!". Билетерша позвала.Я ей эту мелочь, а она  - не надо, булочку себе купи.
 
Она потом всегда меня пускала. Седая, в билетерской ливрее, согнутая вся,
 с живым, быстрым взглядом.
 Приметливый, театральный человек!

С того дня в моей жизни воцарился театр. Все свободные вечера я там пропадала. В красоте и роскоши. В музыке!  Наверное что-то должно было  возместить утрату привычной мне  системы. Взять на себя функцию управления ни много ни мало всем  моим существом.

Театр тоже жесткая система, не меньше армейской Я уловила в нем это родное, -  интуицией, конечно, догадалась.

Точно так же я могла войти в церковь, окажись она поблизости. В ресторан – нет. Благодаря воспитанию. Мне его дали уже к тому возрасту.  Спасли.
 Но не церковь, а театр возник передо мной. Опека досталась Искусству.

 Может, чтобы спустя годы я  своим наметанным театральным глазом   с диковинным для других успехом  одевала иллюстрациями журнальчики. Или чтобы  в  глухие десятилетия  моих бед был мне всюду дом, куда  могу прийти: Театр!

 Взбежав по мраморной белой лестнице наверх, к музыке, играли увертюру, я открыла первую попавшуюся дверь. И оказалась в  бельэтаже.   Как раз там, где  почему-то всегда были свободные места и собиралась кампания поклонниц-поклонников. Всех  возрастов, но старше, чем я.

Они не заговаривали, но и не прогоняли, даже здороваться со мной начали вскоре.
У них кипела своя жизнь. Воробьиная суета, многозначительные короткие реплики...События!  "Он сказал", "я подарил ей...", - это всё об артистах, они ждали их на улице, провожали, кто-то вроде даже некие  близости имел со своим кумиром или дружбу…

Иногда они  обращались ко мне, делясь впечатлениями, но исключительно о спектакле.

Ничего другого и не надо было.

 Меня же с малолетства  приучили не сближаться с незнакомыми, если не знаю доподлинно, кто, откуда, зачем и чей.
 А среди этих в ложе я видела юношу  в блестках, с крашеными волосами, девиц с неприличной раскраской и прочее вызывающее, экзотическое.

 Видела! - и сторонилась, сохраняя дистанцию. Незачем мне с ними, я на спектакле, мне интересно, как он придуман такой, вся изнанка интересна, любая деталь.
А еще приятно в старинном интерьере побыть. Настроение совсем другое... Даже публика подстраивается. И  никто не ведет себя развязно, ступая по коврам.
 
Нищета - самое ужасное, что может быть, и уж точно  самое противное.
 Так я тогда думала. Так думаю и сейчас.

Обычно я встречалась с новыми знакомыми  возле входа и вместе с ними проходила  бесплатно. Нас пускали, кто-то  должен же  хлопать и  кричать "бравО!", заводя зрителей. Очень может быть, что всё это и с разрешения    администрации.

Зал редко заполнялся полностью, а все четыре яруса - и подавно. Иногда  в партере удавалось пристроиться. Возле сцены.   

 Но и на галерке, под потолком, везде можно было любоваться  пафосной  роскошью интерьеров.
Лепнина,  зеркала, алый бархат тканого убранства, просторные галереи фойе, буфетный зал, похожий на музейный или на бальный в особняке, – всё  в  этом провинциальном театре было создано с любовью, тщательно и с пониманием, всё  расправляло душу, возвышало, наполняя  радостью и предвкушением Прекрасного. 

Дома я рассказала про театр. Он был недалеко, на той же улице, и меня не ругали, даже будто радовались, что меньше на глазах торчу.

В тот первый вечер пела местная знаменитость, известная и за рубежом  как "Русский серебряный колокольчик". Так  называли ее знатоки.
Услышав этот голос, я замерла. От восторга.
Незабываемый, уникальный. Чистый, легкий, юный.
 И действительно словно звонкий колокольчик.

А манера исполнения! А сценический облик!
Ей не было равных.Во всех партиях. Высокая, тонкой кости, аристократка,  дворянская вся в своей благородной сдержанности и  звездной артистичности.
Всё в ней было органично, всё продумано, элегантно и как-то очень женственно, мило.

По примеру поклонников  я  тоже решила  поближе узнать ее и время от времени стала  встречать любимую певицу после спектакля с букетиком фиалок или ромашек.

Знакомство произошло само собой, -  подошла, поздоровалась.
Артисты в таких случаях улыбаются, будто рады, или и правда рады, и никакой неловкости не возникает.

 Я запоминала ее интонации,- искренние, дружелюбные, без претензий на оценку, без амбиций; ее платья, всегда светлые, пастельных тонов, мягкий силуэт, клёш;  манеру общаться, - спокойную, ласковую.
И даже держаться стала в таком стиле, и одеваться, и цвета носить от нее, моей «кутюр».

 И конечно  помнила наизусть ее партии. И другие оперы  тоже. А также балеты. И концертные номера.

Я согрелась! Перестала тосковать.
Воодушевилась! - в театр, жить театром!
Работать,  кем получится, но в театре!

Почему бы и нет!

Кстати и способности нашлись. Некоторые я попробовала развить.
 И в первую очередь, - к танцу.
 
Длилось это недолго. Я хрупкая от природы. Таким в балете делать нечего, будь они хоть семи пядей в ногах.Тем более - без профессиональной подготовки.
 
Из самодеятельности я попала в оперетку.

Маленькие партии в кордебалете, а в филармонии - шесть удачных сольных номеров на камерную музыку(мою любимую: Поэма Фибиха, Седьмой вальс Шопена, "Грезы любви" Листа, вальс  Штрауса), танго и румбы. Успех!
"Как прекрасен этот мир, посмотри!"...

 (Так и было.Или не совсем так, а больше в воображении.Ну какой такой грандиозный успех случится в Базарном Карбулаке(например)?! Сами понимаете. Грезилось. А вот цветочки дарили. И хлопали. Школьницы тоже имели место быть, дежурили у входа. Жаждали попасть в балет и немножко обожали Элку... - нравилось, как пляшет, и наверное  за красоту ее умилительную с веснушками, с ними она им ближе казалась... )

 Конечно концерты,  "БравО!" и всё такое  - самое настоящее  счастье! Награда храбрым.
 Не Нобелевка...- зато всегда ждет своих героев, как свет в конце туннеля.
 Тех, кто, как я, рискнул прийти  в балет из спорта, имея там разряд и перспективы.

  Страдай, живи  прошлым или забудь - как хочешь, а сбылось.
 Исполнилась всё-таки   мечта дилетантки о сцене(зачем и почему вот эта, а не другая какая-нибудь, да хоть бы о большой, крепкой семье и белом особняке у моря...).

Не за дешево сбылось!. С травмами,  которые заставили уйти. 

Сколько-то лет еще любовь к театру не отпускала, звала. Но ничего больше не удалось мне. Не сложилось.
 И я, как потерянная,  обреталась среди зрителей в театральных залах...

А потом…  - слава Богу! - а  потом всё!
Прошло!  Очнулась!
Для нового. Чего-нибудь.



  СРЕДИ  СВОИХ, ЧУЖИХ И ДАЛЬНИХ



*** "На колу мочало..." - и опять сначала?

 
Маленький кабинетик на двоих в заводоуправлении.
 Заводик чинит троллейбусы.

 Я такая пригожая, красивенькая туда хожу, -  как в гости, и в тайной надежде, что проснусь или в своем счастливом детстве среди танков дедушкиной дивизии в ее летних лагерях или уж в крайнем случае  в  очередном захолустье танцоркой у воды... -  зато в театре!
 Но нет, я в офисе, и я в красивой кофточке, нарядная, веселая и легкая, осваиваю офисное ремесло. Чем плохо! Зарплата, обеды, проездной. За это надо бумажки какие-то  заполнять. В перерывах разрешали читать, студентка ведь.
 
Раз в месяц все конторские в помощь цехам  мыли троллейбусы. Мне нравилось.Цех напоминал мое утраченное близкое - Системы. Армейскую! Театральную! Солидарность, взаимовыручка, всё как в семье и все  как  единый  кулак.  Каждый в полную силу. Для общего дела. Не то что в офисе.

" Мы пройдем, нас обязаны принять! Мы хотим стать журналистами!"  - верещала рядом Аня, захлебываясь в предвкушении будущих триумфов. Даже стыдно, что люди слышат эту чушь восторженную. 20-летняя Аня, прилепившаяся ко мне на вступительных. Черкешенка. Высокая, тощая, с кукольным  милым личиком. Хваткая, как все южане.
 
Ладно, пусть и она, и вообще, никуда от них и этого "дай списать" не деться, думала я. Позже, кстати,  много лет - тоже никуда, сокурсники же, неловко как-то. И отбиваться лень.

Да ведь всегда так, я не  первая.
 
 А если представить, что в руке знамя!
Не кол, а древко, не мочало, а синее море и паруса кораблей вдали на золотом фоне  бесценных для меня  золотых россыпей, изображенных желтыми огоньками на грубом холсте широкой материи.

 Очень тяжелое, очень, но я ведь удержу свое знамя, не брошу,не смогу бросить, потому что... Потому!

Знамя должно реять высоко! И это аксиома. Остальное не принимается во внимание. Умри, но под  своим знаменем, которое реет над тобой. И никак иначе.

Дедушка назвал бы меня анархисткой. И наверное назвал. Но оттуда, где он, не слышно. Оттуда тишина.  Вот и придумывай себе символы. Чтобы не сбили с толку. И смотри не оступись.А то и впрямь в партию угодишь.

Про партию полагалось знать больше, чем даже  про профессию. На втором курсе изучение ее невероятных подвигов и побед почему-то завершалось, хотя их точно было  больше, она ведь старая уже.
 Для меня это произошло в крошечной комнатушке пристройки во дворе универа, где мы сдавали экзамен на свою (вот именно "как бы") политическую зрелость с гарантией профпригодности.

Пять игрушечных, как детсадовские, столиков. Впереди и позади - преподаватели. Между ними три студента. Под присмотром со спины, чтоб не списывали..

С моей памятью  сдать хоть что было нетрудно.Надо или нет, она запомнит. Автоматически, как стихи. Даже "Готскую программу" выдала на экзамене по научному коммунизму.  Слово в слово.
Подарив мне и раньше, и тогда (и этим финальным аккордом тоже!)львиную долю моих отличных оценок, красные дипломы и вместе с ними - всякие преференции в придачу.

Правда, о ней  заботиться надо, вовремя вытряхивать ненужное, а это как против ветра... - огромными усилиями.

"А что сказал Бухарин..." - спросила  преподавательница, выслушав про 29-й съезд( вскоре после него и  мою дальнюю родню деревенскую извели под корень:  убили, сослали...- так семейные предания свидетельствовали). -"Обогащайтесь, он сказал. Вы три не ставьте, я лучше пересдам"( с тройкой за великую историю лучшей в мире партии  могли даже в заводскую многотиражку не взять). - "Я тебе   отлично ставлю!"
 Надо же... Улыбнуться бы, поблагодарить, но в каморке и под "конвоем", после явных вопросов на засыпку как-то не выговорить было.

Возле двери во дворе, у чахлого  куста сирени, рыдали наши девчонки с неудами. В тот день от группы осталось чуть больше половины. Как после боя.

"Ах эти тучи в голубом напоминают море!..". Привычная мозаика русской жизни. Тогда казалось, где-то есть другая. Что-то вроде рая на земле.

 
*** Солнце в зените!


По жизненному опыту  вполне взрослая, -  балет, театр, гастроли,  всё сама... - а по годам я тогда  еще совсем девчонка была.
 Жила своей светлой мечтой.
 Верила:  ученье - свет!

В универе, как везде у нас, всего хватало... Зато учиться - воля вольная, сколько вместишь в себя, сколько сумеешь взять. И в удовольствие!
 
Знаменитости с портретов читали лекции. Всё знакомые по книгам  фамилии. И от этого кружилась голова! Можно потрогать за рукав, -  окликнуть, остановить, спросить о чем-то... Сказка! Драйв больше, чем в любви.
 
И взглядом пересечься  даже с кумиром факультета, профессором,появлявшимся часто в смокинге и с "бабочкой" для приёмов и светских раутов, где его ждали  наверное поздним вечером.  Членом  Шекспировской комиссии, автором сенсационных исследований.

И пересекаться каждый день, и жевать свой бутерброд по соседству с ним  в буфете.
Замечая, что ему приятно видеть своих студенток, и меня тоже, он улыбается и посматривает на нас  по-мужски...

От всех этих пересечений летели искры, взвивался тонус, включался мозг. Учился! Ловить нюансы, оттенки, мгновенно реагировать. Сравнивать и оценивать. И главное - по фактам. Собранным вместе, как в конвертик. Как сейчас - в файл.

В черном коротком пальто( почему-то казалось, парижском!) профессор, кумир факультета, невысокий, синеглазый, стремительный, рывком  взбегал на подиум для кафедры, дирижерским жестом поднимал в приветствии аудиторию, бросал портфель с пальто на стул...
 И начиналось волшебство! Фантастика и магия недосягаемых для нас аналитических экскурсов в творческие процессы(Сервантес и Лесков, Шекспир -  и  Мольер(например), Гарди... - и еще, и еще), параллелей, сюжетов, лексики...Всё наше прежнее истаивало, как в огне, уступая место новым представлениям. О литературе. И о жизни тоже.

Однажды он вдруг рассказал, как потом выяснилось, свою будущую статью о двойственности  пьесы "Гамлет" как о "театре в театре". Не ощутив отклика, внезапно оборвал себя на полуслове, будто спохватился, зачем...

Никаких общих фраз не принимал в ответах. И прежде всего спрашивал  о деталях.  О подробностях( "В каком платье была Елена? Не помните? Идите читайте!").
Билеты можно было не учить: что там в них и в учебниках,  его не интересовало. "Какие простенькие вопросы! Не будем отвлекаться, давайте поговорим  о Гессе"( или еще о ком-то, чьих книг почти не издавали, достань попробуй! И в "Ленинку" попасть удавалось не всем...).
 
Русский интеллигент. Аристократ духа. Просветитель.

 ...Отступились даже самые амбициозные будущие журналистки.
 Не осмелились! И, раз невозможно ему соответствовать, в иконы стиля  возвели.

Не менее трудной, на вылет, недосягаемой для освоения, считалась  история искусств, которую вела необычайно колоритная блондинка средних лет в пестрых, экзотических  шелках и длинных юбках.
 Высокая, дородная, яркая, она  неизменно приносила на занятия ящик с картонками. Круглыми, квадратными... И наклеенными на них фрагментами  картин с изображением ангелочков, ландшафта,  одежды. На которых, запомнив по слайдам увиденное, мы практиковались, чтобы на экзамене назвать произведение, автора, эпоху и  дату.

 За правильную эпоху полагался зачет. Или тройка. А за угаданных  по ангелочкам картину или автора  - четверка. Показывая свои  картонки, арт-мучительница с веселым любопытством, азартно смотрела в наши сосредоточенные лица: давайте-давайте соображайте.

 Пересдавали ей "потоками", даже списков на пересдачу не вывешивали! - сдать всегда удавалось  нескольким одним и тем же знатокам.
И никто не роптал. Зато музеи стали для некоторых родным домом. И для меня!

Или вот моя  любимая, по прозвищу "Тихий  колокольчик",  - так я ее называла. Преподавательница редактирования. Невысокая, стройная,  одетая обычно  в серо-сиреневых тонах. Героиня Блока. Отстраненная и загадочная.
 
Раздав тексты для правки, она вставала у первых парт и что-то негромко рассказывала абсолютно не по теме. О птицах, о звездах, о чем угодно.Обращая внимание на  всякие мелочи, облик, цвет... Словно пела. И голосок уютный такой, мягкий, аккомпанирующий. В группе сначала недоумевали: немножко не адекватная, что ли...- и в конце концов когда же она учить начнет.

Но, всё более осознанно воспринимая задания, постепенно  поняли: учит! Странным каким-то методом. Что-то из нейролингвистики, должно быть.

.В свою очередь историки правящей партии просто  делали свою работу: с первого курса, сразу, приучали пользоваться их шкалой, применяемой ко всему, что публиковалось  в стране.
Требовали продемонстрировать знание шкалы.
А потом, в профессии, - не упускать ее из виду. Без легкомыслия, ответственно.

К счастью,  мне нравилось безопасное. Копирайт переводов -подстрочников. И писать статьи о живописи, дизайне.Или об отношениях в семье.
 
Подтвердила же, что не колеблю и знаю шкалу,- и, будьте любезны, отстаньте. Благодаря пестрой биографии я  уже понимала, где живу.
 В отличие от вчерашних школьниц с неудами по действительно судьбоносному предмету.
 В следующий раз, поступят,- минное поле обойдут!


 
*** Скрипач из Кракова
.
.

Когда я вернулась домой в  Карманицкий, тощая, как бездомная кошка, с гипсом на правой ступне, - ну вот эта «знаем мы, кто ты, -танцорка за 400р.», как  написала мне бывшая первая моя свекровь,  трудолюбивая, зажиточная  крестьянка, всю жизнь работавшая исключительно  в собственном огороде,  владелица большого сельского дома- пятистенка, коровы, кур и маленького поля, которой я должна быть благодарна за славные дела,  не о том тут речь , и почему-то от  них   горестно и никакой благодарности... -  но это другая история, самая грустная...- так  вот, когда вернулась, бабушка , увидев мой бедняцки хипповый  облик означенной кошки или сломанной веточки - или метелки с копной  золотых волос, - как посмотреть, по-доброму или не очень,сильно расстроилась.
 
И поехала к старинной подруге генеральше и тоже вдове уже. У той  внучки моих лет,  шкафы ломятся, опять же, люди они близкие, сколько лет по военным  городкам  вместе , потому без всякого стеснения, как раньше, так и теперь поделились. И достались мне по их дружбе  вполне приличные вещицы, импортные.  Немецкие,англицкие! 

В  них, не то что в ситцевой юбчонке, я с удовольствие щеголяла на своих одиноких  прогулках по родному городу, – как обычно, разглядывая памятники,- вполне довольная  своим обликом снова московской барышни из приличной семьи, строя планы и надеясь на что-то. На  юность наверное. Не может быть, чтоб она не вывезла меня к удаче или счастью даже, после стольких потерь и бед. Бродила, мечтала…
 
Подружек не было, мои Готогого и Броннер из класса, рыженькая и черненькая, хохотушки и заводилы, уехали обе вместе с семьями, и многие тоже все куда-то… - кто уехал, а кто замужем и в своей колее … Забыли меня уже, потеряли из виду.

 Как-то в один из первых снежных   вечеров  я добрела до Большого театра. И медленно, разглядывая его колонны, шла  вдоль них, - словно по сцене  в спектакле… В мягком, мятном свете фонарей  кружил снег  вокруг, и какие-то балетные мелодии из моих любимых звучали во мне.  Даже редких прохожих не было.
Только он, Тадеуш.

Он тоже  бродил по Москве.  И  оказался возле Большого, у колонн. Рядом! Раньше скрипач.  Из Кракова.   А в то время  - полковник польской армии. Скрипач он был  в молодости, в войну,  когда  партизанил, в плен попал и немцы не расстреляли  потому, что на танцах играл лучше всех.
 А позже учился в Москве, военным стал, женился на нашей еврейке(и конечно неудачно, - по его словам! Мужское обычное к жене, если не любит).
Невысокий, кареглазый… Встретились взглядом – и он молча, не медля, взял меня под руку.

Может быть, для  того я  бродила?  Для него. Все ждут любви. Все на нее ставят. Надеются. Все абсолютно. Пока молоды. И  не только.

Вот  ведь было уже. На Суворовском бульваре сидела как-то читала. Мелкий мужчинка в голубом вельветовом костюме подсел близко на лавочку, говорит, «хочу вас рисовать, я Глазунов» А я: « … так этот … композитор умер давно… разве нет?!». А он: «… зря  вы… Глазунова надо знать». И ушел. Обиделся. Еще  мало кто его знал. Но мне он не понравился.
 А Тадеуш – сразу.

Не для зряшных встреч  гуляют в юности  вроде  бесцельно или проветриться.. А для такой -  единственной.

Тадеуш оказался вдвое старше," стыдно произнести, ты сразу уйдешь... я старый", и офицером генштаба,  важной птицей. Развод стоил бы ему карьеры. Он всё ждал, жена уйдет к  финну, своему любовнику, а ей и так было хорошо. И мне с ним тоже. И ему. Ведь помимо естественного  притяжения  у нас столько общего нашлось! Музыка! Мы всего  «Севильского…»  могли спеть за все партии, и хохотали, и наслаждались. А он мне –  скрипичные пьесы, и часто  -«Грёзы любви» Ф. Листа.

Конечно же и кровь не водица! Приятно ощутить  общность в нюансах, в повадке, даже во вкусах, - вот эту генетическую, -  бигус,  зразы с грибами и всякое такое…
 Пока семьи не рассорились и меня водили к папиной маме, моей польской бабушке пани Здрновской, я и болтала по-польски с ней, и любила угощаться польским, любила ее кушанья…  ее песенки, шутки. А с Тадеушем  ко мне всё это моё вернулось!

 Встречались мы у моей соседки Женьки на даче. Однажды даже в Киеве, куда его прислали с поручением.  Задыхаясь от счастья, бежали друг другу навстречу… Плакали, обнимаясь. А в расставании провожались без конца…- и я  за поездом, и он весь из двери на подножке и машет… Потом писем ждала. В них и поцелуи, и даже прядь волос однажды… и разное – его… Каждую неделю, и не одно, несколько.
Четыре года надежд.

 В том малом моем круге общения , всё ведь разбросалось по разным городам,  ведь из театра в театр и по филармониям - заработать или жилье получить, родители своими семьями, и  нет нигде родного очага,- нет его,  нет, в то смутное  мое время мне всего не хватало. И, должно быть, польская моя бабушка  пани Здрновска, родом из Кракова вроде, небесными путями своими в ином мире как-то способствовала  этому  знакомству,  или даже хотела вернуть свою кровиночку к истокам…
Она же научила меня по-польски, и я, не очень владея,  понимаю польскую речь.

Но нет, ни он сюда, ни я туда… Только связка писем на  память об этом человеке. Пылкий и  решительный,  ласковый - и стойкий, как сталь.
« Я хочу  ребенка, но  не хочу, чтобы наш ребенок рос здесь», - сказал он однажды.

Его перестали присылать сюда. Прознали.
Всё меркло, и меркло. и гасло, и таяло в нашем романе, превращаясь в воспоминания,  растекаясь во времени.



В какой-то день, обедая в кафе, я почувствовала пристальный взгляд.   Увидела   глаза Тадеуша,  - такие же теплые, карие.  Родные. И улыбнулась в ответ.
 Будто Тадеушу.   

...Мы сняли квартиру и вскоре поженились. Парень этот был  польско-литовского происхождения, москвич, музыкант. 

Не получилось у пани Здрновской вытащить меня в Краков.
 А все равно за поляка вышла!



Очень странные виражи... Кто их придумывает и воплощает нами?
 «Не поминай Имени Господа Твоего всуе…». Молись. Благодари.
 Это как воздух и вне сомнений.

  Но вот невероятные совпадения, пересечения,
 каждому свои житейские пути и  уровни... - почему такие, а не иные? Непостижимо!
Нейдет из ума.
 
 А завтра что?..

Натянется ли еще сильней невидимая тетива или ослабнет?

 


             ВМЕСТО ЭПИЛОГА


Ах Элка, Элка,
 "милка ты моя", как говорил по-своему, по-брянски, ее любимый дед, уроженец  Брянской губернии, 11-й сын пастуха.
 
 Элка...-  неугомонная мечтательница из Карманицкого, дробь семь!

От  бесприютности её показная гордость,
  кураж  и принцип этот:  « я сама»… 

Обычно ведь как устраиваются: вьются, вьются, обвивая и присваивая... А она решила, что сможет сама.Сразу не поняла, как надо, и позже не поняла, а когда поняла, уже опоздала.  Поняла, что опоздала, - и вздохнула с облегчением. Противно ей всё это всегда было. Вот это - виться...  А иначе никак. Если не королева... - и то вряд ли.

Да еще и какие люди вокруг  порой теснились в надежде снискать расположение, какие люди, - сплошь лицемерные! Большинство из тех,  не местных, кто  из дальних стран, городов и сел потянулся сюда на заработки и охотно сближается: ищут, рыщут, где бы поклевать...

А Элка  рада, она всем рада, у нее же никого, чужие семьи  родных родителей,  знакомые кое-какие  случайные… Ничего надежного, никого искреннего, - никого.
 
Словно и не было ее родового гнезда в Карманицком, славного дедушкиного воинства вокруг, многочисленных родственников, наезжавших в гости из провинций, и большой папиной семьи с тетушками, дядями,  так нежно  любившими маленькую  Элку.

 Всё кануло, всё в прошлом вместе с дорогими её родными.

Но Элка приспособилась! И старательно сочиняла фантазией житейские  кружева… - придумывая  друзей из всего подчас к тому  непригодного, что нашлось. Сколько  раз -  себе во вред.

В 90-е говорила « я за кавычки умру» - и стремилась 
 сохранять в текстах  чистую, без англицизмов, русскую речь.
 Русскость. Славянство в родной культуре.
Даже  поверила в новое  светлое будущее. Ненадолго.

И по-прежнему держится за любовь,  как за спасательный круг.
Счастливую или не очень...- неважно.
А что еще нам остаётся! Ведь только любовь дает силы.

И ты держись за свою, дорогой мой читатель,
 держись за нее, - не пропадёшь.



2018г.
.