Не хочется думать о том, что закончилась вечность,
Что нету возврата для впавшего в грех блудника,
Впервые судьбу победила слепая беспечность,
А может любовь…Он и сам не осмыслил пока.
Смотритель маяка (Марина Терентьева)
Мальчишки! Забавный, славный народец: растут как грибы после дождя – заметить не успеваешь, а они уже почти взрослые.
Ещё вчера пешком под стол, не нагибаясь, ходили, а сегодня… такие корки мочат, что не знаешь, как к их запредельным откровениям отнестись.
Спрашиваю, – как зовут тебя, золотко?
– Кока.
А через пару лет приходит и говорит, – дедушка, я, когда вырасту – тоже женюсь, как папа?
— Конечно, женишься, мой милый, конечно. Как же иначе. Настоящий мужчина должен иметь семью. И обязательно воспитать хорошего сына. А жена у тебя будет, как мама?
– Нет. Мама больно ругачая. Как бабушка.
Пяти лет нет, а у него уже серьёзные вопросы. И всё подмечает.
Ещё через год едем с моря на машине. С нами второй внук, на два года старше. У того уже мечта-идея – непременно жениться. И обсуждают они этот важный вопрос на полном серьёзе.
Старший говорит, – у меня жена будет первой красавицей. Зарабатывать будет целую кучу денег… и готовить лучше, чем бабушка, а у тебя, Коля, какая жена будет?
– Мне нужна просто жена. Здорровая, норрмальная, красивая жжена. Только не худая.
Ни больше, ни меньше.
В детском садике подружке предложил в свадьбу играть. Та спрашивает, – как?
А он говорит, – Леночка, выходи за меня замуж.
Та, – а понарошку или как взрослые.
– Конечно по-настоящему.
– Тогда не хочу.
– Почему?
– Зарабатываешь мало. Даже цветы не подарил.
Когда на юг уезжали, старший, пока бабушка в аптеку ходила, за коленку меня теребит, – дед, дед! Посмотри в окно… быстрее. Видишь, девочка идёт? Знаешь, как я в неё влюбился! Просто умираю.
– Она же для тебя старая, – говорю, – ей, поди, лет двенадцать, не меньше.
– Сердцу не прикажешь.
Хоть стой, хоть падай.
Братишка мой старший, когда ему лет шесть было (папка наш военный), пришёл однажды и требует. Не просит, а именно командным тоном, – дай мне два солдата и четыре доски – мы с Танькой жениться будем. Нужно дом строить.
О, как!
Мальчишки народ серьёзный, суровый. Это пока маленькие. Дальше – больше. Не успеют созреть, ещё голова не варит, вместо неё тыква, а туда же – про любовь рассуждают. Этим уже эту ягоду со смыслом подавай… и кое-что ещё впридачу, запретное.
Книжки взрослые читают и по причине внутреннего несоответствия физиологии и психики непрекращающейся эрекцией страдают. Лет с четырнадцати.
Мне вспомнилась история, произошедшая в последнюю четверть прошлого столетия. Мне тогда уже двадцать было с небольшим хвостиком. Первая любовь закончилась трагически, бурным и очень болезненным расставанием по причине изменения вектора чувств у ветреной подружки.
Времена были вегетарианские, доинтернетовские: дальше поцелуев, прогулок при луне и страданий лирического характера процесс интимного общения не продвигался, но сексуальность успела проснуться основательно.
Мечталось о серьёзном сближении.
Желание давило на тело и психику день и ночь, мешая нормально жить.
Гуляли как-то компанией. Весело было. Стол от вкусных блюд ломился: Вовка Голованов днём раньше лося добыл – мясо, как было в ту пору положено, сдал в кооператив на реализацию, но и себе целый окорок оставил.
Удачный промысел и обмывали.
Водки много, но под хорошую закуску хмель не брал. В сугубо мужскую компанию вдовушка затесалась, Вовкина соседка.
Её мужа год назад медведь заломал. Стала по воле рока женщина вдовой с двумя малолетними детишками.
Не сказать, что красавица, но симпатичная. Одета женщина строго, да и лет ей… как ни странно, всего-навсего двадцать три. Так уж судьба-злодейка распорядилась.
Кожа у неожиданной гостьи гладкая, чистая, как у школьницы, лицо румяное, смоляные волосы, карие глаза. Фигурка точёная, бюст тугой.
Платье на вдовушке свободного покроя с воротником под самое горло, немного ниже колен длиной. Непонятно, почему никто до сих пор после той трагедии в жёны женщину не позвал.
У Вовки она оказалась потому, что тот на пару с её мужем в тайгу на промысел ходил. Да и дружили они. Сейчас помогает, чем может. Такова таёжная солидарность.
Женщина, не обращая внимания на компанию, сноровисто перебирала гитарные струны, помогая звенящим аккордам проникновенным голосом.
Песня была незнакомая, наверно старинный фольклор. Импровизированное вокальное соло отчего-то выжимало слезу. Я невольно заслушался.
Мужики, то вспоминали чего-то, то по стаканчику опрокидывали, то курить в сени выходили, а я как завороженный, оторваться от её песен не мог.
Музицировала славная певунья вроде для себя одной, никого вокруг, как бы, не замечала. Смотрела отрешённым взглядом в пустоту, водку не пила, ничего не ела. Глаза прикрыты, каждый звук, каждое слово мимикой сопровождает, а песня, впрочем, не вслушивался я в текст, возможно, они разные были, всё не кончается.
Долго сидели. .
Чуть не под утро отложила вдовушка инструмент, манерно поклонилась хозяину и собралась домой. Живёт она совсем рядом, метров пятьдесят от Вовкиного дома.
– Пойду, пожалуй. Может, мальцы описались, да мало ли чего, поздно уже, спать пора. А ты, Антон Петрович… да-да – ты, коли не трудно… проводи до дому-то. Темень на дворе, неровён час волк подкараулит. В наших краях то не редкость.
И подмигнула с озорным лукавством.
– Отчего же не проводить. Заодно и курну. Пока тебя слушал, ни одной папироски не выкурил. Только теперь понял – дымка организму не хватает.
Оделись, вышли. Настя меня сразу под руку взяла, прижалась плечом.
Хорошо, приятно, но вместе с тем неловко.
В голове моей победные фанфары звучат, красочные картинки нескромного содержания перед глазами крутятся, запуская вопреки воле чувственные процессы.
Грудь у вдовушки налитая, в моём неуёмном воображении уже и руку жжёт. Губки у шалуньи сами собой раскрываются.
Напрягся я, дышать совсем нечем!
Нескромных грёз на объёмную повесть разбудил, а ведь мне ничего не обещали, даже намёка не было на интимное свидание.
Незрелые юношеские фантазии, рождённые гормональным шоком.
Близости, ой как хочется!
С такой заманчивой, во всех отношениях свободной красоткой, думал я, хоть на край света готов переместиться.
Короче, у каждого своя сладкая сказка.
Но даже признаться в том, чего хочется, страшно: несколько романтических неудач на любовном счету уже имелось.
Никто из подружек несостоявшихся всерьёз не осрамил, обидного слова ни разу не сказали, а всё одно – боязно опростоволоситься: вдруг снова интимный прокол случится!
Перед такой женщиной совестно будет осрамиться.
Картинки в голове тем временем пришли в неистовое движение, заставляя напрягаться.
– Ты бы поцеловал меня, что ли... али совсем не нравлюсь! Мне ведь, любимочка, тоже ласки хочется. Забыла, как мужчинки к груди горячей прижимают. Вкус поцелуя с табачком ночами снится, дрожь во всём теле сладко-сладко пронзает.
Настя взяла меня за руки, в глаза заглянула. Хоть и темно на улице, но голубовато-оранжевый лунный свет позволил рассмотреть искорки желания в озорных глазах. Ноги между тем словно отбойный молоток дробь нетерпеливой дрожью выдают, сердце из груди выпрыгивает.
– Давно это было, – продолжала вдовица, – словно в другой жизни. А всего-то… год с небольшим минуло… как милёночка мово не стало. У нас ведь замечательная семья была. Ой, как любила я его! Любила, обмирала от каждого прикосновения. Прости… тебе ни к чему бабьи стоны выслушивать… только… некому больше поплакаться. Потерпи, родной. Я так по тебе скучала!
Растроганная неожиданной, но такой желанной близостью, женщина ласково водила рукой по моим волосам, жарко прижималась всем телом, вызывая томительное головокружение.
– Я бы и сейчас не решилась тебя позвать. Понравилось, как душевно ты отреагировал на моё пение. У тебя ведь слёзы в глазах стояли. Хорошего человека сразу видно. Не обижайся на слабость мою девичью: накопилось внутри… горечи, обиды... а на кого злиться-то, на медведя-лешака? Так мой муженек изрядно их брата за жизнь покрошил. Может, то ответ был от их звериного бога. Никто не знает: есть он, бог, или нет его.
Настя положила голову мне на грудь, отчего внутри, сначала похолодело, а следом начало бурно кипеть. Запахло чем-то замечательны:, необычным, сладким и одновременно терпким, многократно усиливающим желание близости.
Но сам прижать спутницу я так и не решился.
– Молятся люди, значит, верят, что есть тот бородатый мужик. Только мне он не помощник. Я ни во что не верю. Сомневаюсь, а всё одно не верю. Зайди ко мне, не отказывай вдовице в малой милости. Ты же молодой, горячий… глядишь, и я вблизи тебя отогреюсь малёхо. Целуй меня, тискай, чего угодно бери, не стесняйся. Тебе сегодня всё можно, что выдумать сумеешь. Я ведь вижу, мальчонка ты ещё… желторотый юнец. Оттого мне ещё слаще. Не обижайся, любый мой. Это совсем не обидно. Всему в этом мире свой срок. Видно твой только подходит. Пусть я буду первой, кто раскроет тебе эту сладкую тайну.
Я робел, стыдился неопытности, терялся откровенного бесстыдства её требовательных ласк, но целовался, с наслаждением исследовал сокровищницу того, что до сих пор оставалось для меня великой тайной.
Настенька и вправду оказалась сладкой ягодкой.
В голове моей всё перевернулось, поплыло. Качаясь на волне блаженства, всё крепче сжимал я её податливое тело, не замечая, как руки сами собой залезли под девичью кофточку и ниже, как настойчиво теребили налитую грудь, наслаждаясь упругостью наливающихся волнующей спелостью сосцов, как проникали в святые чертоги влажной раковины.
– Сладкий у тебя поцелуй, Антошка. Мой муж так не умел. Голова кругом идёт, любый мой. Не бойся меня, я сама… если честно… не знаю, куда деться. Не поверишь… как в первый раз. Ноет внутри, сжимается, стонет. Думаешь, коли напросилась – со всеми так? О том не думай. Чистая я. Можешь не волноваться. Мне детишки малые не дают разгуляться… да работа тяжкая. Ничего, справлюсь как-нибудь. Володя поможет, он хороший. Ты целуй, целуй, не останавливайся. Запомнить хочу. Понимаю, тебе молодица нужна... чистая, спелая, девственная, не чета мне. Своя, единственная. Только и мне не след отказывать. Не по своей воле вдовствую. Так, любый, так. Не скупись! Вижу, ты щедрый. Подари немножко счастья, тебе зачтётся. Судьба с любым злую шутку сыграть способна. Ноченька уже к концу подходит. В дом заходи. Сильно не шуми. Не хочу, чтобы детишки проснулись. Тебя одного сейчас хочу. А ты... ты меня хочешь? Вижу, хочешь. Обещаю, не пожалеешь. Всё, что за год накопила, отдам без остатка... одному тебе.
Завела меня вдовушка в дом, детей быстро проведала и в свою комнату направила.
Обстановка почти городская: мебель приличная, современная, обои, люстра, кровать деревянная двуспальная с витыми ножками.
Постель перестелила, достав из просторного шкафа выглаженный комплект белья. Принесла большой таз, ведро тёплой воды, полотенце, мыло.
– Обмойся немного. Я на кухне сполоснусь. Не люблю, когда от мужика жеребятиной пахнет. Да не стесняйся так, не на блины пригласила. Любить буду. Крепко буду любить. Накопила желания, невмоготу нести этот груз. Трясёт всю.
Минут через пять пришла. Румяная, нежная кожа с влажным блеском. Ночная рубашка на голое тело.
Настя потушила люстру, включила ночник у кровати, скинула с себя последний покров, покрутилась, дала осмотреть ладное молодое тело, и подошла вплотную.
У меня мурашки по всему телу. Только что солдатика своего проверял – стоит, как часовой на посту. А как полотенце с меня сдёрнула – немедленно спать удумал.
Женщина посмотрела на сдувшегося героя, прижалась обнажённой кожей – словно обожгла.
А меня, в натопленном-то доме, от холода смертного трясёт.
– Настя, ты бы свет выключила. Неловко мне.
– Ишь, застеснялся. Привыкай, небось и не видел ни разу девичью наготу! Точно, малец ещё. Сладенький мой. Замерз? Давай ко мне под одеяло. Мигом согрею, мигом вспотеешь.
Прыгнули мы под одеяло с головой, вдова губы мои поцелуем горячим запечатала, ластиться.
Через минуту я от напряжения и избытка желания взмок. Хочется каждый кусочек ароматного тела исследовать, но руки не слушаются.
Взяла тогда вдовушка интимный процесс в свои ручки: нежные, мягкие, до того ласковые.
– У тебя кожа, Антошка, совсем детская, как у моего сыночка. Какой же ты милый. Это ничего, что солдатик не стоит. Так бывает. Испугался, бедолага. Видно не часто приходится с женской лаской встречаться. Сейчас я его расшевелю, ещё и не остановить будет.
– Извини, Настенька, не ведаю, что со мной. Боюсь, не оправдаю твоих ожиданий. Так было уже.
– Молчи. Не лежи, словно пленный или раненый. Целуй везде, пробуй на вкус, ласкай. Я вся для тебя. Мне, по секрету скажу, уже хорошо. Вот, здесь потрогай… видишь, я мокренькая. Как же с тобой хорошо. Как любо! Совсем ты не такой, как мой муж. Он грубоватый был, взял меня первый раз силком. Я на него не в обиде, не век же в девках ходить. Сам видишь, у нас на северах с нормальными мужиками не густо. Всё больше сидельцы, после тюрьмы да с биографией.
Вскоре я частично робость пересилил. Ласкаю девчушку, будто всю жизнь этот секретный процесс изучал.
Увы, на этом всё и закончилось.
Не получилось у меня проникнуть в главную женскую тайну.
Настя ни словом, ни жестом не выдала своей досады, всё твердила, какой я расчудесный и как со мной замечательно.
Утром накормила. Не переставая, целовала, рассыпала благодарности, приглашала чаще в гости заглядывать.
Я же готов был сквозь землю провалиться.
Вечером пошёл к дружку своему, Валерке Карякину, поговорить о досадном проколе, не поминая, однако, о ком речь.
– Дружище, скажи, что со мной не так – почему ничего не получается с женщинами, даже желанными. У тебя с Райкой всё сразу получилось?
– Ты особо-то не переживай. косяки у каждого случаются. Скажи, ты сильно женщину хочешь, например ту, с которой ничего не вышло?
– Очень… очень сильно!
– Хочешь, но боишься.
– Боюсь.
– Вот когда хотеть станешь сильнее, чем бояться… тогда всё получится. Пока не дозрел. Может, не встретил ту самую… единственную. Любовь не только удовольствие – это серьёзный духовный труд… и большая, очень большая ответственность. Порой сам себя понять не в силах, когда вдвоём.
Отношения с женщиной – целая, брат, наука. Не с постели начинать нужно: сначала влюбись. Поухаживай, научись не получать, а дарить.
– Сказал тоже – влюбись! С удовольствием… бы. Только где она, любимая моя! Не подросла ещё видно, а может родиться не успела. Дождусь ли? Мне уже двадцать, а её всё нет и нет.
– Не беда, дружище. Твоя любовь мимо не пройдёт – сразу узнаешь. По запаху. Шучу! На востоке говорят: будет готов ученик – появится учитель. Я вот, инженер-строитель, поэтому и пример приведу профессиональный: когда первый раз дом строишь – ночами не спишь. Как да что – не понять. Ночью во сне бодрствуешь, будто наяву шаг за шагом воспроизводишь весь процесс созидания постройки. Сегодня, например, фундамент залили. И ты действуешь во сне, как нужно, но ровно до того момента, на котором вчера закончили творческий процесс. Всё. Тупик. Дальше ни шагу. Поскольку опыт отсутствует.
И так всю ночь… ровно до того процесса, который успел освоить.
Днём стройка дальше продвинется. Новый опыт получишь. Тогда и во сне всё как надо выйдет.
Я к чему это… не торопи события. Любой творческий процесс начинается с тщательной подготовки: планировка участка, возведение опалубки, армирование, разметка и прокладка коммуникаций, заливка фундамента.
Ладно, не вникай… речь не о стройке, о любви тебе талдычу. Всему своё время. Так ещё торкнет – ночами спать не будешь, голову напрочь снесёт, поэтом станешь… или прозаиком. Любовь – это… это любовь, брат, это вдохновение, мать его! Сумасшествие, психоз. дурман. Болеть можно, в зависимость проваливаться нельзя. Вот, моя Раечка, например…короче, салага ты ещё, всё сам увидишь. Нельзя сначала строить дом, а потом возводить фундамент: развалится всё к едреней фене. Теоретически конечно можно всё, но практически... в реальной жизни чудеса случаются… но редко. Потому кругом несчастные бабы с голодными дитями… без мужей, без денег… брошенки, вдовы… и поголовная безотцовщина. Тебе это надо! Ты же нормальный мужик, правильный. Конечно, если нельзя, но очень хочется, то можно. Интеллигентно, с соблюдением приличий, по обоюдному согласию. Лично я предпочитаю отношения исключительно по любви. Так надежней… и правильней.
Наверно хорошо, что ничего у тебя, Антоха, не вышло. Ангел-хранитель старается оградить своих подопечных от фатальных ошибок… которые потом всей жизнью невозможно исправить. А секс... славная, признаюсь тебе, забава… но не главная. Этот интимный деликатес – показатель и признак абсолютного доверия. Ты вручаешь себя ответственности партнёра… которой может не оказаться. И всё… жизнь насмарку! Извини, что учу, дружище. Это моё личное мнение. Думай! Ты вправе поступать иначе, да как угодно. Живём однажды. В этом мире… каждый за себя. Я своих ошибок наделал, слава богу, сумел вовремя отредактировать. У многих не получается до последнего вздоха косяки исправить. Так и живут… неприкаянно, с чувством вины.
Если случается научиться на чужом опыте — не отказывайся. Силы сэкономишь, время… малость больше счастья приобретёшь. Живая душа, брат – не полигон для интимных испытаний, она чувствует, болит… и страдает. Просто поверь.
– Но ведь все мужики...
– Заблуждаешься, дружище, не все. И потом – ты же не школьник, а я не педагог. Дальше сам. Но если что – заходи, потолкуем. У нас ведь, сам знаешь, страна Советов. У меня для тебя всегда парочка мудрых идей и стакан водки найдётся. Слушай, Антоха, кто она?
– Больно любопытен ты, Валерка. А если я ошибаюсь. Вдруг, это не любовь, а так… эгоистическая возможность сбоку к чужой беде пристроиться! Сам сказал – думай.