Вчерашний дождь закончился, но утренний ветер еще не разогнал тяжелые осенние облака. Мы с Людой ехали на работу вместе. Мелькали знакомые улицы и перекрестки. Как удачно сложилось — в пятницу я распрощался с работой водителя, а вчера позвали работать инженером. Осень 2002 года стала для меня временем перемен и надежд. Закончилась суматоха 90-х. Бурных и бедных. Жизнь вернула меня в ЦНИИ «Иксприбор». Пока на четыре месяца. Теперь надо показать, на что способен. И не только другим, но и себе.
Сразу нырнул в дела.
Конструктор Сергей Жарков, с которым предстояло работать — широкоплечий, загорелый, с серыми глазами навыкате — опытный, конечно. Мы долго говорили, он показал образец медицинского насоса, который нужно было переделать. Совсем не похоже на привычный, напичканный электроникой БОИ системы «Стоп», который я когда-то сделал. Здесь главное механика, привод, а электроника уже потом. Насос тяжелый, как брусок железа.
— Такой тип насоса называется перистальтическим, или роликовым. Прокачку осуществляют ролики, они пережимают пластиковую магистраль, двигаясь по круглому ложу. Сверху, горизонтально. Мы назвали его «катетерный насос». Этим насосом проведены десятки процедур ликворосорбции и ликворофильтрации. Отзывы положительные.
— Не понял, что это и зачем? — я действительно не понял.
— Это процедуры со спинномозговой жидкостью. Расход маленький, не более миллилитра в минуту. Это необходимо при травмах или заболеваниях. Например, при менингите. Очень заинтересовались наркологи. Снимает наркотическую ломку.
Я подумал: «Вот оно, главное».
Потом он познакомил меня с доброжелательной брюнеткой среднего возраста, Тамарой, своей женой, тоже конструктором. Они работали вместе, занимали большую комнату, где стояли другие рабочие столы, один из которых достался мне. С компьютером.
Я спросил Жаркова:
— А кто напишет мне договор подряда?
Ответ был лаконичный:
— Напишите. Образец договора дадут в плановом отделе.
Понятно. Если сам о себе не позаботишься, никто не позаботится.
Люда посоветовала:
— Петя, напиши служебную записку, чтобы нашу машину пропускали на территорию, там стоянка. Подпиши у Кошелева, он приезжает рано, надо быть раньше.
Так начиналась моя новая жизнь. Вчера был водилой, а сегодня ведущий инженер. Мы с Людмилой снова работали вместе. Отправились домой, когда уже совсем стемнело.
Утром подъехали к зданию института со двора. На первом этаже лифт, лестница наверх. Главный вход с улицы приводит сразу на второй этаж, где вестибюль, направо отдел кадров, столовая и буфет. Прямо, мимо стеклянной будки охраны лестничная площадка и лифт.
Выше еще три этажа.
Институт «Иксприбор» теперь еще и факультет учебного института, который, кстати, я заканчивал. Роман Андреевич Соболь, раньше он был директором института, теперь декан этого факультета. Его кабинет на третьем этаже, потом учебные аудитории. С другой стороны — актовый зал.
На четвертом этаже длиннющий коридор. Там слева — приемная первого замдиректора Михаила Сергеевича Кошелева, из которой налево его кабинет, а направо малый зал заседаний. Справа — комната, где Жарковы и теперь я тоже, потом кабинет помощника директора Виктора Стоцкого, моего друга и наставника. Затем слева библиотека, где заведующей моя Людмила, без штата библиотекарей, потому что сама справляется. Следующая дверь в приемную директора.
На пятом этаже физики и разработчики основных изделий института.
В этих помещениях мне предстояло крутиться восемь лет — вверх, вниз, из конца в конец.
Многие сотрудники узнавали меня. Олег Иванович Котов, теперь он замдиректора по космической тематике, тепло поздоровался. Встретился руководитель моего диплома, старый уже, теперь он доктор технических наук:
— Здравствуй. Заходи, подарю тебе мою монографию, — он запамятовал, как меня зовут.
Встретился дружинник Носов, сказал своим густым баритоном:
— Привет, командир, — он не забыл своего командира добровольной народной дружины.
Замначальница планового отдела тоже вспомнила меня.
— Петр? Шелестин? Ты ли это? Устраиваешься? Когда ты у нас работал? Давно, давно... Образец договора подряда я дам. Расписывай этапы помесячно. Тогда и деньги будешь получать каждый месяц, как закроешь этап. Да, кстати. В смете учти командировки — билеты, гостиницу, суточные.
Я подумал: «А куда командировки-то? Ах да. В Москву, наверное, в Минздрав».
Договор подряда я составил, согласовал с Жарковым и плановым отделом. На первом этапе, к концу октября, запланировал разработку технического задания. К концу ноября надо разработать конструкторскую документацию, еще месяц на подготовку производства. В январе 2003 года надо иметь готовый образец насоса и решение Комитета по новой медицинской технике, определяющее судьбу насоса. Как успеть? Мне дано было только четыре месяца. Работа смахивала на авантюру.
Когда утром, с согласия секретаря, строгой женщины средних лет, я заглянул в просторный кабинет замдиректора, Михаила Сергеевича, он просматривал почту. Увидев меня, позвал:
— Петр Аркадьевич! Заходите, заходите, присаживайтесь.
Стол первого заместителя директора был очень большой и весь завален документами и книгами. Я разглядывал их, пока он читал мои документы. Утвердив договор подряда, Кошелев расслабленно откинулся на спинку кресла, закурил. Потом сказал:
— Вы правильно решили начать с технического задания. Думаю, стоит расширить возможности применения насоса. Нам нужен медицинский соисполнитель, чтобы правильно задать требования, а потом вместе работать с Комитетом по новой медицинской технике. Сегодня едем в «Центр гемодиализа», это около Финляндского вокзала, посмотрим аппараты «Искусственная почка». Предупредите Жаркова. Пусть захватит насос. А завтра съездим в Первый мед, там изучают плазму крови. Нам необходимо помнить о коммерческой реализации будущих насосов, чтобы была потребность. — Я увидел в глазах шефа энтузиазм.
— Конечно, это главное. Значит, мы будем работать еще и с кровью?
— Да. Медики нам подскажут.
Полный, почти лысый, очень деловой профессор в белом халате провел нас по «Центру гемодиализа»:
— Мы одновременно можем обслуживать до шестидесяти человек. Процедура длится часа два и должна проводиться не реже двух раз в неделю. Работаем круглосуточно, без выходных.
— Как Вы считаете, профессор, — спросил Жарков, — какая сегодня потребность в таких аппаратах?
Молодец, Сергей. Хороший вопрос задал.
— Видите ли, молодой человек. Количество пациентов с почечной недостаточностью на тыщу душ в нашей стране в десять раз меньше, чем в западных странах.
— Странно. У нас что, такая хорошая медицина?
— Нет. Остальные девять из десяти погибают...
Заглянули в одну из палат. Там полулежали в креслах желто-бледные бедолаги, мужчины и женщины. Под присмотром медсестры. Кто дремал, кто читал. Слышна негромкая музыка. У каждого от аппарата к руке тянулась прозрачная пластиковая трубка, наполненная кровью. У всех дружно крутились роликовые насосы, прокачивали кровь. Внизу вращались такие же, но маленькие. Я спросил:
— А это что за насосики?
— Добавляем гепарин, чтобы не образовывались тромбы.
Как всё ново и интересно!
Потом обсудили наш насос. Профессор подвел итог:
— Господа. Вы, конечно, молодцы. Но этот насос для крови не подойдет. И вообще, нам никогда не сделать лучше германцев. А для коммерции советую заняться расходными материалами — пластиковыми магистралями, фильтрами. Этого не хватает, и они очень дорогие. У немцев, если договор на расходники заключен на три года, то аппарат дают бесплатно.
На следующий день поехали в Первый медицинский институт. Нас принял седой высокий профессор. Он тоже признал насос непригодным, в этом случае для плазмафереза. В конце беседы Михаил Сергеевич передал профессору визитную карточку и попросил сообщить, если кто-нибудь из специалистов заинтересуется нашей тематикой.
Прокол. Где взять медицинского соисполнителя?
Два дня я не был на работе — болел. На третий день мы с Людой, как всегда, приехали рано. Но ни Михаила Сергеевича, ни Жаркова уже не было.
Секретарь сообщила:
— Они к девяти утра уехали в Первый медицинский институт.
Ну вот! Не успеешь заболеть, как случается самое важное.
— Петр Аркадьевич, обрадую Вас. Мы нашли медицинского соисполнителя нашему проекту, он заинтересовался. Это кардиохирург, кандидат медицинских наук Леонард Евгеньевич Копчик. Работает над докторской диссертацией в очной докторантуре. — Я ждал Михаила Сергеевича в приемной, что ему явно понравилось. — Свяжитесь, договоритесь о встрече. Вот его визитка.
Доктор Копчик — высокий, среднего телосложения брюнет лет сорока пяти, вежливый, скорее флегматичный, нежели спокойный. Ну... как опытный врач. И одновременно ученый. В хорошем темном костюме, в светлой рубашке, с галстуком. Голос уверенный:
— Думаю, что для расширения сферы применения насоса его надо сделать универсальным. Кроме того, плотное прижатие трубки в роликовых насосах приводит к разрушению форменных элементов крови, и она теряет свои реологические свойства. Это так называемая травма крови. Поэтому необходимо предусмотреть неполное прижатие трубки и его регулировку, то есть регулировку так называемой окклюзии.
Я начал понимать сложность задачи. Справится ли Жарков? А как будем проверять, какую методику придумать?
Встреча происходила у Кошелева. Мы с Сергеем слушали. Михаил Сергеевич изучал схему, переданную ему доктором Копчиком:
— Леонард Евгеньевич. Разъясните, пожалуйста, терминологию. Что такое «полное», да еще «экстракорпоральное» кровообращение? Значит, бывает «неполное»? Вот, на этой схеме.
Доктор улыбнулся:
— Экстракорпоральное — это вне организма. Система полного экстракорпорального кровообращения подключается к пациенту для проведения хирургических операций на остановленном сердце. В организме человека шесть литров крови. Знаете, за какое время сердце пропускает всю кровь?
Никто не ответил.
— За минуту. Если человек бежит, то быстрее. Объем левого желудочка в сердце примерно сто миллилитров. Частота сердечных сокращений, то есть пульс, в среднем составляет шестьдесят сокращений в минуту. Нетрудно подсчитать. И так всю жизнь.
Кошелев не мог оторвать взгляда от схемы. И действительно... Человек, подключенный трубками к насосам. Они качают кровь вместо сердца.
— Это мечта, сделать такую систему! — задумчиво произнес он. — Я бы даже сказал: «мечта идиота»...
Жарков перевел разговор в практическое русло:
— Так всё-таки, Леонард Евгеньевич, какие параметры заложим в будущий насос?
— Думаю, что широкое применение найдет малопоточный насос. Он подходит для перспективных медицинских перфузионных систем. Детоксикация организма — это процедуры со спинномозговой жидкостью, ваш насос уже использовался для этого. Это плазмаферез, удаление из крови лишней плазмы, в которой скапливаются токсины. Он подойдет для инфузионных систем, то есть для инъекций. Вместо капельницы, например. В онкологии можно организовать экстракорпоральное кровообращение для регионарной гипертермической химиотерапии.
Здесь доктор Копчик замолк. Остальные пытались осознать услышанное. Замдиректора спросил:
— Разъясните, пожалуйста.
— Регионарная гипертермическая химиотерапия — это перспективный метод лечения рака. Когда раковое образование находится в отдельно взятом органе, например меланома в ноге. Человек очень страдает, нога становится как бочка. Ногу отключают от кровообращения, организуют экстракорпоральное кровообращение, закачивают десятикратную дозу химиопрепарата, которая убьет пациента, если попадет в организм. Поэтому добавляют радионуклид и контролируют специальным дозиметром в области сердца, чтобы он там не появился. Затем нагревают кровь в ноге до предельных сорока градусов, и через два часа меланома погибает.
В заключение Копчик сказал:
— Предлагаю разработать медицинский насос с расходом от миллилитра до одного литра в минуту. При диаметрах трубок от одного до двенадцати миллиметров, например. Управление должно менять скорость вращения ротора. Раз в десять, или больше. Надо предусмотреть реверс. Ну... и должна регулироваться окклюзия, то есть степень прижатия трубки.
Совещание продолжил Михаил Сергеевич:
— Коллеги. Я полностью согласен с Леонардом Евгеньевичем. Петр Аркадьевич, отразите эти данные в техническом задании. Кроме того, наш насос получается мехатронным модулем, поскольку имеет механическую часть, собственно роликовый механизм и электронное управление. Такие модули можно объединить в мехатронные системы, как вот эта «мечта идиота».
— Михаил Сергеевич, для полного экстракорпорального кровообращения необходим медицинский насос с расходом не менее десяти литров в минуту, — уточнил доктор.
— Да-да, Леонард Евгеньевич, я понимаю. В перспективе мы его сделаем. Кстати, как мы назовем наш насос? Ну... какой дадим шифр работе?
Я высказал свою задумку:
— Так как институт выполняет работы для космоса, предлагаю назвать насос «Марс». Это и планета, и бог войны.
Кошелев поддержал меня:
— Хорошо. Наш медицинский насос будет называться «Марс».
Снова, как и при создании когда-то системы «Стоп», началась гонка со временем. Только теперь я отвечал за всю работу. Доктора Копчика оформили на работу по совместительству.
Много проблем возникает при выпуске чертежей и конструкторской документации. Общий вид, оптимальная компоновка прибора, деталировка — то есть чертежи всех входящих деталей, чтобы сошлись размеры, допуски, посадки. Используя инженерные компьютерные программы, семейный тандем Сергея и Тамары Жарковых разработал конструкторскую документацию на насос «Марс» в срок. Пора было начинать изготовление.
К начальнику производства я прошел через механический цех. Окунулся в прошлое. Остановился, подсчитал. Да, сорок. Сорок лет назад, студентом, я работал в таком цехе токарем. Всё так же. Гул и скрежет. Ряды станков на грязно-зеленых чугунных станинах. Звездочками светятся лампы местного освещения, трудятся рабочие в темных одеждах. С потолка через круглые окна проникает тусклый зимний свет. Пол грязный и скользкий, вдоль стен замасленные детали в разбитых ящиках. Ударил до боли знакомый теплый запах — машинного масла, металла, эмульсии, озона.
Олег Борисович, кандидат технических наук, пожилой уже, при Соболе был его заместителем, после перестройки стал начальником производства. Он не помнил меня, мы не пересекались по работе.
Я зашел в маленький кабинет, представился и сказал, что необходимо срочно изготовить образец насоса по неучтенной, то есть не из архива документации. Олег Борисович, а это было ясно заранее, попытался отправить нежданного гостя в плановый отдел, чтобы работу включили в план. Тогда я разразился монологом:
— Олег Борисович. Я работал в ЦНИИ «Иксприбор» со дня его основания, занимался системой «Стоп». После этого тоже всегда работал с производством. Михаил Сергеевич нанял меня, чтобы делать медицинские насосы для их реализации. На первом образце будут проведены испытания и получено регистрационное удостоверение Минздрава. Ваша работа будет оплачена по факту из резерва первого заместителя директора.
Неожиданно он согласился:
— Это другое дело, Петр Аркадьевич. Давайте чертежи.
К концу месяца началось изготовление образца.
Мы с доктором Копчиком обсуждали ближайшие планы. Сергей и Тамара Жарковы сидели в комнате за своими компьютерами.
— Пора по ГОСТу оформить «Предложение» на разработку насоса «Марс». Потом отвезем его в Комитет по новой медицинской технике.
Сергей заметил:
— Не-не... рано. Нужно сначала сделать насос и отдать его на апробацию медикам. Кстати, Петр Аркадьевич, заставьте их дать протоколы, мы их потом предъявим как результаты медицинских испытаний.
— Сергей, — ответил я, — «Предложение» включено в мой договор подряда. Если его не будет, то я не получу получку. Так что не рано, а в самый раз. Мы знаем характеристики насоса, их и запишем в «Предложение». И аналоги нам известны.
Его «идею» про протоколы медицинских испытаний я оставил без ответа. Нельзя медиков что-то заставлять, это же и ежу понятно.
— Продолжим, Леонард Евгеньевич. Подпишет ли наше «Предложение» Первый медицинский институт, как медицинский соисполнитель?
Доктор Копчик задумался, потом ответил:
— Думаю, что да. Только надо написать ректору запрос, чтобы подключили нашу кафедру. Результаты работы с насосом «Марс» войдут в мою докторскую диссертацию.
Вскоре Первый медицинский институт согласился быть соисполнителем нашего проекта. Просто так, без какой-либо оплаты. Я позвонил в Москву, в Комитет по новой медицинской технике, и узнал, что очередное заседание состоится в четверг на следующей неделе.
Леонард Евгеньевич усомнился:
— Пройти Комитет за неделю — небывалый срок. Люди пробиваются месяцами. Хотя... есть вариант. У нас работает Лев Валерьевич, главный ангиолог города, ему за восемьдесят. Он хорошо знает Тамару Ивановну Носкову, председателя Комитета. Попрошу рекомендательное письмо... Так что прорвемся!
Мне понравился боевой настрой доктора Копчика. Крепла уверенность, что у нас всё получится. Да, конечно, всё получится.
В среду документы были готовы. По совету Михаила Сергеевича взяли тяжеленный «Катетерный насос». Чтобы показать, что мы серьезная организация, что у нас уже есть «железо».
В тишину вагона «Красной стрелы» зашли первыми. Ёкнуло под ложечкой, ведь когда-то я ездил в Москву чуть не каждую неделю. С тоской вспоминал об этом как о чем-то уже несбыточном, ведь недавно еще проносился ночью по виадуку над Московской железной дорогой на «Газели» морковного цвета, развозя по домам молодых женщин — операторов пейджерной связи, а внизу шли поезда без меня. Лихо было, зарабатывал на хлеб, а по существу терял драгоценное время.
Теперь же я ехал в командировку в Москву. Сверху, по обледенелому виадуку, трудяги-водители ползли на своих машинах. В окно полночного экспресса я разглядел на проспекте Славы легковушки, грузовики, троллейбусы. Визжа, пронеслась «Скорая помощь». Вы — там, за баранками, на холодном ветру, в позёмке — а я снова здесь, в теплом вагоне, в уютном купе. Жизнь перевернулась...
— Петр Аркадьевич. Хотел сказать, что я успешно сотрудничал с фирмой по продажам медицинской техники, был менеджером. Мне даже выдали сертификат, — доктор Копчик с гордым видом его показал.
Мы были вдвоем. Обстановка купе, покачивание вагона, приглушенное перестукивание колес располагали к беседе.
— Очень хорошо, что Вы умеете продавать медицинскую технику. Это понадобится, а пока никому не показывайте этот интересный документ. Сейчас важен Ваш опыт врача-кардиохирурга, знание медицинских методик с применением, как Вы говорите, перфузионной техники, в первую очередь.
— Да, я провел много операций на сердце, в том числе у детей. У меня еще не закончилась лицензия на проведение таких операций. А методики операций на сердце апробируются в Институте трансплантологии, у академика Шумакова. Нам надо будет туда съездить.
— Обязательно съездим. С «Марсом».
Кабинет председателя Комитета по новой медицинской технике находился в невзрачном, длинном, узком коридоре, около поворота. У двери стоял единственный стул. Синий цвет свежеокрашенных стен навевал тоску. В крошечной комнате стоял стол, тумбочка у окна, напротив вдоль стены стулья для посетителей. Везде стопки папок.
— Лев Валерьевич звонил, объяснил важность вашего прибора. Да, вижу его письмо. Как он? Мы ведь уже давно должны, как говорится, уйти на заслуженный отдых, но работаем. Как же без нас?
Тамара Ивановна — в ней чувствовалась компетентность и властность — внимательно изучила наши документы, задала вопросы.
— Молодцы! Давно не было такого интересного и нужного прибора. Рассмотрим сегодня же, — она передала «Предложение» секретарю, та притулилась тут же, у края стола. — Проходите в зал заседаний, скоро начинаем.
Зал заседаний, человек на шестьсот, был почти полон. На сцене собирался президиум. Перед первым рядом, на котором сидели члены Комитета, стол. На него мы поставили «катетерный насос» и прошли вглубь зала.
Появилась Тамара Ивановна, объявила членов сегодняшней Комиссии Комитета, назвала их титулы и регалии — профессора, руководители медицинских учреждений. Потом вызвала первого докладчика и сказала, кому приготовиться.
Докладчики рассказывали, отвечали на вопросы, затем Комиссия обсуждала и принимала решение. Многие работы были признаны нецелесообразными.
После моего сообщения о насосе «Марс» спросили про аналоги, про стоимость. О медицинском применении убедительно рассказал Копчик. Комиссия нашу разработку одобрила и поручила провести медицинские испытания трем медицинским учреждениям — Медицинской академии последипломного образования в Санкт-Петербурге, Гематологическому центру в Москве и Институту хирургии крови в Подмосковье. Оказывается, существует такая хирургия.
Леонард Евгеньевич пояснил:
— Они заинтересованы. Мы должны будем за испытания заплатить. Да, кстати, при разработке можно расширить технические характеристики прибора, указанные в «Предложении», но ни в коем случае нельзя их сузить.
В «Иксприборе» я иногда заходил в библиотеку. За стеллажами, доверху заполненными книгами, у окна уютный уголок, где по-домашнему можно перекусить, расслабиться, полюбоваться городским пейзажем. В этом закутке Людмила познакомила меня с модно одетой, загорелой женщиной невысокого роста с короткой стрижкой:
— Это Петя, мой супруг.
— А я Луиза Чайкина. Можно просто Луза.
Луиза протянула руку, маленькая ладонь оказалась сильной. Глаза карие, взгляд внимательный.
Приготовили кофе, проболтали до обеда.
Луза недавно купила машину. Права были, а водить не могла. Договорились, что я поезжу с ней инструктором по вождению, у меня стаж лет тридцать, и есть инструкторский опыт — недавно обучил ездить Людмилу.
Вечером организовали первое занятие. Новенький освещенный заходящим солнцем жигулёнок ВАЗ-2109 серебристого цвета поблёскивал на автостоянке во дворе института. Всё новое и чистое — покрышки нехоженые, фары блестят, сидения обернуты полиэтиленом. Специфический запах нового автомобиля — обалденный до головокружения.
Вам никогда не приходилось обучать вождению женщин? Это что-то. В школе их приучают, по-моему, только бояться водить.
Поначалу Луза не умела трогаться, машина дергалась скачками и глохла. Она, как и все начинающие водительницы, путала лево и право. В первой же сложной ситуации на дороге бросила руль и закрыла лицо руками.
Так у нас появилась подруга, референт директора. Незамужняя. Воспитывает дочку. Студентку, очаровательную Нору. Позже мы с Людой приняли Лузу по ее просьбе в наш семейный «гарем». В шутку, конечно. Какой же мужчина не желает иметь гарем?
Когда Нора узнала, то произнесла, смешно сложив губки бантиком:
— Поздравляю.
В январе насос сделать не успели. Кошелев продлил мне договор подряда до конца квартала.
В середине февраля нас с Жарковым пригласил Михаил Сергеевич:
— Друзья, есть хорошие новости от директора — главного конструктора, Валерия Алексеевича Кропота! Он договорился в Минпромнауки о финансировании разработки нашего медицинского насоса. Кстати, он недавно избран членом-корреспондентом Российской академии наук. Знаете об этом? Так вот, надо срочно оформить договор, образцы документов найдете на сайте Министерства. И еще. В институте организуется новое научно-техническое направление, в котором предполагается лаборатория медицинской техники. Мне нужно ваше мнение о структуре и задачах лаборатории.
Я посоветовался с помощником директора Стоцким.
— Валерий, — так по-свойски Виктор называл директора, — обладает большими связями в Министерстве. Скорее всего, он деньги получит. Готовь договор. Новое направление в институте будет, нам уже представили начальника. Это кандидат технических наук Николай Николаевич Крыленко. Специалист по лазерам. Так что пиши обращение Кошелева к Кропоту об организации лаборатории.
— Может, Жарков напишет?
— Не советую. Пусть сам пишет. Михаил Сергеевич выберет вариант.
...И вот насос готов! Красивый, еще пахнет краской. Сверху удобная наклонная панель управления. С левой стороны вертикально расположен роликовый механизм, в который заправляют пластиковую трубку. А как регулировать степень прижатия трубки, окклюзию? Сергей объяснил:
— Очень просто. Нужно остановить насос нажатием клавиши «Стоп». Затем вот этим специальным ключом отпустить или прижать эту гайку и пустить насос снова. Клавишей «Пуск». Понятно?
— Сергей, это неправильно, — не согласился Леонард Евгеньевич. Окклюзию надо менять во время работы насоса, без остановки. Так записано в задании, и это обязательно!
— Извините, товарищи. Не смог придумать, как это сделать.
Стали проверять расход насоса. Мне показалось, что минимальная скорость вращения роликов слишком большая.
— За какое же время роликовый механизм делает один оборот в минимальном режиме? — спросил я.
— За одну секунду, — ответил Сергей. — Медленнее двигатель крутить не может.
Вскоре выяснили, что минимальный расход насоса получился 60 миллилитров в минуту, а не один миллилитр, как требовалось.
— Сергей, дорогой. Один оборот должен быть не за секунду, а за минуту. Мы же так не сможем делать процедуры со спинномозговой жидкостью! И продолжительные инъекции не получатся.
В ответ Сергей хмуро промолчал. Насос не выполнял всех требований технического задания. Хотя он работал хорошо и потом очень пригодился. Мы прозвали его «Вариант Жаркова».
Я рассказал Михаилу Сергеевичу о недостатках насоса. Он ответил мудро и твердо:
— Жаль. Однако не ошибается тот, кто не работает. Разработаем заново.
Договор с Минпромнаукой я назвал «Завершение разработки медицинского насоса „Марс“». Погряз в оформлении. Кроме самого договора, там и техническое задание, и календарный план, и смета, и оплата предприятий-соисполнителей. Сумма была выделена большая, поэтому по указанию Михаила Сергеевича еще включил закупку оборудования.
— Петр Аркадьевич, первое время на эти средства будет жить всё новое направление Крыленко, оборудование для них, — обосновал он.
Мне тогда было всё равно, лишь бы хватило денег на проект. В календарном плане я предусмотрел разработку документации, изготовление опытных образцов, проведение технических и медицинских испытаний, всё по ГОСТу на медицинскую технику, много командировок. Оформить договор помогли сотрудницы планового отдела.
Приближался конец первого квартала. Я подготовил обоснование организации лаборатории медицинской техники. Жарков этого не сделал.
Договор подряда заканчивался, а я не знал, что со мной будет потом. Виктор Стоцкий посоветовал прямо спросить у Михаила Сергеевича. Я спросил и получил четкий ответ:
— Я вижу Вас начальником лаборатории медицинской техники. Директор завтра приезжает из Москвы, должен подписать приказ.
На следующий день, первого апреля, в самом конце дня приказ был подписан. Мое назначение не стало первоапрельским розыгрышем.
Николай Николаевич Крыленко, мой новый начальник, энергичный, коренастый, в хорошем костюме-тройке, с аккуратной бородкой, вызвал меня в свой просторный кабинет, поздравил и сказал:
— Остался вопрос с Жарковым, ведь он хотел стать начальником лаборатории. Подождите здесь.
Долго не было Николая Николаевича. Вернулся он расстроенным.
— Не получилось. Мы с Кошелевым говорили с ним, он подал заявление на увольнение. Но не волнуйтесь, у Михаила Сергеевича есть кандидатура конструктора.
Так я стал начальником «Научно-исследовательской лаборатории мехатронных систем медицинского назначения». Лабораторию определили как головное подразделение ЦНИИ «Иксприбор» по медицинским приборам и системам, включая реализацию, а также для научных исследований. Крыленко уточнил:
— Электронику и систему управления разработают в нашем направлении, специалисты есть.
Ко мне попросилась работать инженер Нина Рыбакова. Аккуратная, старательная, спокойная женщина средних лет. Хорошо знала компьютер. Не полная, а совсем наоборот, изящная.
Вскоре «Вариант Жаркова» отправили на ежегодную выставку «Неделя высоких технологий». Получили диплом I степени с вручением медали. Но медаль не вручили. Всем дали, а нам не дали. Не хватило.
Насос признали. Жаль, что надо его переделать.
Для лаборатории выделили большую комнату на третьем этаже, через лестничную площадку от кабинета профессора Соболя, напротив приемной Крыленко, около актового зала. Закупили новую мебель, компьютеры и цветной принтер.
Перенесли свои вещи, вселились. Нас было трое — я, Рыбакова и доктор Копчик. Отметили новоселье. Пригласили Люду и Луизу.
Николай Николаевич попросил временно разместить в нашей комнате Анну Петровну, милую женщину бальзаковского возраста, соискателя ученой степени кандидата наук. Я согласился.
Михаил Сергеевич познакомил меня с конструктором Вениамином Поповым, еще не пожилым, выше среднего роста, в сером пиджаке, светлой рубашке без галстука, в джинсах и кроссовках:
— Вениамин знаком с проблемами насоса, берется разработать его заново. Приступайте к работе.
Рабочее место Попова находилось в большой комнате рядом с библиотекой. С трех сторон — по бокам и вдоль окон — рабочие столы с компьютерами. Посредине длинный стол, на нем чертежи и документы. Вдоль стены — застекленные шкафы с папками. Памятной станет для меня эта комната.
— Предлагаю модульную конструкцию насоса в виде параллелепипеда, на передней панели слева клавиши управления и индикация, а справа роликовый механизм. Такие модули можно ставить друг на друга и собирать мехатронные системы. В том числе систему полного экстракорпорального кровообращения, или «мечту идиота», как назвал ее Михаил Сергеевич, — в комнату вошла высокая рыжеволосая молодая женщина в джинсовом костюме. Вениамин представил ее:
— Петр Аркадьевич, познакомьтесь. Это Лена, моя жена. Она конструктор. Мы работаем вместе.
— Очень приятно.
— Леночка, покажи компьютерную 3D-модель насоса, которую мы вчера начертили.
— По-моему, такой программой пользовался Жарков, — заметил я.
— Да, но у Сергея была устаревшая версия. Здесь же изображение цветное, можно его «крутить», рассматривать со всех сторон, и деталировку программа делает автоматически.
Картинка впечатлила.
— Думаю применить шаговый двигатель, он может двигаться очень медленно, а может очень быстро. Его скорость вращения определяется частотой импульсов управления.
— А мощности хватит?
— Да. Мы подберем нужный. У нас работают молодые сотрудники — Иван и Алексей. Сейчас все обедают, потом я Вас познакомлю.
— А как регулировать окклюзию, не останавливая насос?
— Эту проблему мы сейчас решаем. Есть варианты.
Варианты предлагали и обсуждали коллективно. Выбрали оптимальный, оригинальный.
— В этой конструкции есть «вкусность», — подытожил Вениамин. — Можно попробовать оформить патент на изобретение.
Окклюзия регулировалась вращением вала, установленного на оси роликового механизма, как при работающем насосе, так и при его остановке.
Решили оформить патент. Это давало возможность изобретателям получать вознаграждение от реализации насосов. Авторами записали всех — Попова, Копчика, Кошелева, Крыленко, меня, а также Ивана и Алексея из группы Попова.
Утром я приехал в институт, жду лифт. Неожиданно быстрым шагом подошел Кропот, директор — главный конструктор ЦНИИ «Иксприбор», член-корреспондент РАН. В потрясающем фиолетовом костюме, строгом галстуке, блестящих ботинках. Невысокого роста, лицо загорелое, редкие светлые волосы, глаза серые, живые. Поздоровались. Я знал, что он редко бывал в Питере, обычно в командировках — в Москве, или на Байконуре, например. Мы зашли в лифт, едем вдвоем. Не люблю я так нос к носу сталкиваться с большими начальниками. Однако неудобно, надо что-то сказать:
— Валерий Алексеевич, хочу поблагодарить за договор по насосу «Марс».
— Деньги надо брать все! — прозвучал громкий, четкий ответ.
Поразительно. Вот она, современная парадигма. Надо не работу сделать, а взять все деньги!
Профессор Соболь наверняка ответил бы так:
— Уверен, Шелестин, ты работу сделаешь!
К такому отношению я был приучен.
Тем временем стремительно продолжалась разработка насоса «Марс»: согласование документации с нормоконтролем, с технологами, постановка на учет в архиве. Вся нагрузка легла на Нину Рыбакову и Лену Попову. Наконец, документация поступила к Олегу Борисовичу на производство. А за окном уже белые ночи, и страстное желание уйти в отпуск, который мне в этом году не светил.
Мы, очевидно, до конца года не успевали с испытаниями. Технические, медицинские в трех местах, продолжительность которых неизвестна и от нас не зависит. А образец только начали делать. Еще не знали, как он будет работать.
Доктор Копчик оформил договоры на проведение медицинских испытаний и согласовал методики.
— Петр Аркадьевич, пора проводить медицинские испытания. Предлагаю начать с Института хирургии крови. Это под Москвой, помните? Я могу отвезти туда «Вариант Жаркова».
— Ну, давайте, под вашу ответственность.
— Я расскажу, в чем отличие от «Марса». Думаю, что их устроит.
Через месяц испытания закончили. Копчик привез насос и протокол. Образец «Марса» еще не был готов.
Решили повторить «аферу» в Медицинской академии последипломного образования, МАПО. Доктор пояснил:
— Это ГИДУВ теперь так называется. У нас, в Петербурге.
Насос взяли, но протокол обещали только в сентябре.
В начале сентября меня попросил зайти профессор Соболь, теперь он был деканом учебного факультета ЦНИИ «Иксприбор».
— Шелестин, поздравляю! — приветствовал он. — Я слышал, что ты начальник лаборатории медицинской техники?
— Да, Роман Андреевич. «Мехатронных систем медицинского назначения».
— Об этой тематике потом потолкуем подробно, а сейчас у меня к тебе просьба. Мы распределяем студентов четвертого курса на практику. Предлагаю тебе руководство бакалаврской работой одной студентки. Учится она хорошо, старательная. Знаю, ты справишься.
Я подумал, что она поможет нам лучше разобраться в медицинских системах.
— Хорошо, Роман Андреевич. Когда она подойдет?
— Элина подойдет к тебе завтра.
Пришла милая девушка, татарка с темно-карими миндалевидными очами, модно одетая, в джинсиках, с черной косичкой. Немножко напряжена, смотрит настороженно. Позднее я узнал, что она окончила музыкальную школу.
— Видишь ли, Элина. Одни знают, что делать. Другие знают, как делать. Не все понимают, зачем это надо делать. Хороший инженер должен знать, что делать, как делать и, очень важно, зачем это надо делать. Наша лаборатория разрабатывает мехатронные медицинские системы. Сделан насос «Марс» для перекачки крови.
— Ой, моего папу зовут Марс.
— Слушай, Элина Марсовна. Нам нужны будут электронные датчики. Разберись, какие бывают. Принципы работы, точности, перспективы развития. Покопайся в интернете. Параметры тебе подскажет наш доктор Копчик.
— Хи-хи...
Вижу, расслабилась. Позитивная студентка.
— Вот тебе и хи-хи. Будь посерьезнее, пожалуйста. Леонард Евгеньевич — кардиохирург, кандидат медицинских наук, работает над докторской...
Я не знал, где проводить технические испытания медицинского насоса — механику, климатику и другие. Можно ли в «Иксприборе» и как? Поехал к брату Федору, он это проходил.
— Ну, Петя. Все технические испытания проводят по главному документу — техническим условиям. По ТУ. Медицинскую технику тоже. Но не везде, а только на предприятии, имеющем лицензию Минздрава.
— Вай, где же мне такое найти? — испугался я.
— Есть такая контора. ООО «Медтест». Там директор Лев Абрамович. Когда-то мы работали в одном отделе, он лет на десять старше меня. Может и ТУ написать, знает все требования наизусть. Я порекомендую тебя. За ТУ ему надо будет заплатить, сам понимаешь, отдельно.
ООО «Медтест» занимало две большие комнаты на первом этаже в технопарке на Петроградской стороне. Лев Абрамович, очень пожилой, маленький, седой человечек, сидел за рабочим столом недалеко от входа в выгородке из шкафов. Встал, пожал мне руку. Сказал, чуть картавя:
— Правильно, что Вы обратились ко мне. У меня есть доверенность Минздрава на проведение испытаний и утверждение технических условий.
Действительно, большая удача найти такого специалиста. Он пообещал написать ТУ и провести технические испытания.
Договорились, что за ТУ мы заплатим ему по договору подряда, отдельно.
Николай Николаевич выслушал меня и отправил к Кошелеву:
— Все договора подписывает первый заместитель директора. Я только согласую.
Михаил Сергеевич поддержал:
— Поздравляю. В любом деле важно найти профессионала. Лев Абрамович, вероятно, проведет наш «Марс» через бюрократию Минздрава и поможет получить регистрационное удостоверение. А деньги, которые он запросил за испытания, да и за ТУ — просто смешные. Держитесь его.
В МАПО завершили испытания. Доктор Копчик привез «Насос Жаркова» и протокол испытаний. Насос «Марс» еще не был готов.
— Ну что, Петр Аркадьевич. Даете добро на испытания в Гематологическом центре в Москве? Это оч-чень серьезная организация.
— Поезжайте, Леонард. Даю добро, а то не успеем к концу года.
Но на этот раз «афера» не получилась.
— У них там испытаниями занимается целый отдел, — сокрушался Копчик. — Потребовали «Марс», да еще прошедший технические испытания. И инструкцию по эксплуатации.
Вот тут пришлось побегать. Попов и Лена устраняли замечания производства, «ускоряя» изготовление насоса. Многие комплектующие делали по кооперации на других предприятиях, которые их задерживали. Текстовую документацию разрабатывала и передавала в архив Нина Рыбакова. В том числе ТУ, которые написал Лев Абрамович.
В октябре образец «Марса» поступил, наконец, в Отдел технического контроля. Хорошо, что приемку проводил лично начальник ОТК. Мы вместе когда-то работали на Байконуре. Проверка насоса заняла несколько дней. Потом его передали Льву Абрамовичу. Технические приемочные испытания прошли без замечаний.
Всё готово. Можно передавать «Марс» на медицинские испытания в Гематологический центр. Уже декабрь.
— Евгеньич, поезжайте в Москву и присутствуйте на испытаниях. Нам нужны результаты в этом году, — приказал я Копчику.
— Понял, Аркадьич, конечно.
Тандем технического менеджера и опытного врача получился эффективным. Оба стремились продвигать насос «Марс» — медицинский, универсальный. Малопоточный. Я — для выполнения работы, доктор Копчик — для докторской диссертации.