Мое полное имя Деяня, но внуки, сократив всё на свете, зовут меня Бабуня. Внуков трое. Пока трое. Детей столько же. Но это уже окончательно. Два сына и дочь. Сыновья давно женаты, дочь ищет своего суженного.
Я сербка, родилась в Сараево. Последние восемнадцать лет вместе с мужем-немцем живу в Германии. Давно уже не работаю – пенсионерка. Поэтому не скучаю: домашние заботы, рукоделие, чтение, хор, танцы, внуки – успеть бы всё.
Внучке пятнадцатый год. У неё точеный носик, аккуратно очерченные брови, большие глаза, длинные прямые волосы. Те, кто видели меня на экране телевизора, утверждают, что она так же красива, как и я в молодости. Не знаю, мне трудно судить о собственной внешности.
Внучка - одаренная скрипачка. Частенько приезжает к нам вместе со своей скрипкой и услаждает наш слух прекрасной музыкой. Потом мы болтаем с ней о разном. Раньше она всё выспрашивала меня про те времена, когда я работала диктором главного новостного канала в Белграде.
Пришла я туда сразу после факультета журналистики и свадьбы. Главный редактор отнёсся ко мне настороженно: «Молодая, – говорит, – дети пойдут, болеть будут...» «Пойдут», – ответила я, потому что была уже на третьем месяце. Сыновья родились практически один за другим, но опасения начальства не подтвердили. Обошлось без больничных: мальчишки росли здоровыми, крепкими. В садик ходили с удовольствием и были на редкость дружными. Даже в первый класс пришлось отдавать их в один год, хотя одному было шесть, а другому уже семь. Учились хорошо и в школу нас вызывали только в том случае, если они где-то вместе нашкодили. А с кем в детстве не случалось?
Потом я снова забеременела. Незапланировано. Решили, раз Бог даёт, пусть будет третий ребенок. А вдруг девочка? К тому времени я была уже диктором. Работала много. Помню, как меня маскировали под стройную. Смеялись, что рожать в прямом эфире буду. Шутки телевизионщиков...
Дочка родилась точно в срок. Кругленькая, улыбчивая, спокойная. Пацаны от неё не отходили: вернутся из школы и бегом к кроватке.
Жили мы тогда между двумя парками – Манежным и Ташмайданом. Хороший район: моя работа, школа для мальчишек – все близко. И зелено, несмотря на то что это почти центр столицы. По будням вчетвером гуляли в одном из парков, по выходным впятером ехали к берегам Савы или Дуная или шли в полюбившийся сыновьям музей Теслы. Недавно младший сын возил своих близнецов на родину и отвёл их в этот музей. Говорит, что три часа не мог их из лаборатории, где показывают электрические «фокусы», выманить.
Но о внуках я расскажу позже, а сейчас мы почаёвничаем. Чашки, «спотыкаясь» о блюдца, уже прозвенели, нож, резавший яблочный пирог, проскрежетал «металлом по стеклу» подноса. Чайник просвистел, и внучка уже заливает кипятком ароматные листья чёрной смородины. Ждёт пару минут, встряхивает заварочник и тонюсенькой мелодичной струйкой льёт чай в чашки.
- Я всё слышу, – не дожидаясь приглашения, говорю я и иду на кухню.
Есть у нас, конечно, и гостиная с большим обеденным столом, но вдвоём на кухне уютнее. А мы сегодня вдвоём. Муж допоздна читает лекции студентам. Это хорошо, потому что, скажу вам по секрету, внучка влюбилась.
- Бабунь, расскажи, как вы с дедушкой познакомились? – подав мне пирог, просит она.
- Это было на третьем курсе. Я заскочила буквально на минуточку к своей подруге в общежитие за книгой. В дверях её комнаты столкнулась с двумя парнями – её мужем и опекаемым им студентом из ГДР, который приехал в наш университет изучать славянские языки. «Ты-то нам и нужна, – обрадовался первый. – Штефану, – показал он на немца, – нужно подтянуть сербское произношение». «Вот ты и подтяни», – ответила я. «Мне некогда: жена, дочка маленькая. А ты свободна. Да и делать тебе ничего особенно не придётся: задавай вопросы и исправляй ответы». Короче, ушли мы оттуда вместе. Погуляли по набережной, поели мороженого и договорились продолжить урок на следующий день. Потом на следующий. Стали встречаться ежедневно и как-то незаметно полюбили друг друга.
- А каким с твоей помощью стал дедушкин сербский? – смеясь, спрашивает внучка.
Настолько хорошим, что через год он вернулся в наш университет аспирантом. А ещё через год мы поженились. Ко времени появления на свет твоего папы, дедушка уже сам преподавал и писал диссертацию по сербской поэзии. Его карьера сложилась вполне успешно: он стал доктором и получил профессорское звание, потому что, во-первых, умный и трудолюбивый, а во-вторых, – немец и его не коснулись этнические чистки. Даже дедушкина фамилия, которую я взяла, выйдя за него замуж, в трудный момент помогла мне остаться работать в телецентре.
- Ты никогда не рассказывала об этом, – произносит внучка.
Мне не хочется говорить, но в то же время я понимаю, что уже пора. Мы обе долго молчим, сосредоточенно пьём чай. Наконец я собираюсь с духом и пытаюсь объяснить ей, что чувствовала, когда из разных частей моей страны начали приходить тревожные вести. Как с каждой неделей нарастал градус трагедии. Как вдруг принялись выяснять, кто католик, кто мусульманин, а кто православный? И кто какой национальности? Ни с того ни с сего всем захотелось жить своими государствами. Отделились Словения, Хорватия и Македония. А потом, когда боснийцы проголосовали за независимость, стало и вовсе жарко: все начали воевать против всех.
Во время взрыва на сараевском рынке погибли мои родители. Папа на месте, мама умерла по дороге в больницу. После этого Штефан заговорил о необходимости покинуть раздираемую на части страну. Я отказалась, но детей мы отправили в Германию, к бабушке с дедушкой. Немецкий они знали так же хорошо, как и сербский. Проблем с учебой у них там не возникло.
Думали, за год все успокоится - и дети вернутся. Однако стало только хуже: людей вырезали и сжигали целыми деревнями. Однажды весной небо над Белградом страшно загудело и с него посыпались бомбы. Сначала они падали только на военные объекты, но гибли и мирные жители. Наши журналисты каждый день приносили в телецентр такой материал, что его страшно было транслировать. Мы сутками оставались на работе, выверяя перед эфиром каждое слово, каждый кадр, чтобы не шокировать и без того перепуганных людей, но при этом дать им правдивую информацию. А 23-го апреля это случилось... Я как раз вела ночные новости. Неожиданно вокруг засвистело, заскрежетало, затряслось, перекосилось, ярко-ярко полыхнуло совсем рядом - и тут же всё разом почернело.
Когда я пришла в себя, Штефан грел в своей ладони пальцы моей правой руки. Левая и обе ноги были в гипсе, голова до переносицы забинтована. Муж сказал, что мне очень повезло, потому что взрывом крылатой ракеты меня сначала кинуло под какое-то оборудование, и только потом завалило кусками бетонных стен. Что откопали и привезли меня в госпиталь в числе первых и сразу же отправили в операционную. Что позвоночник и внутренние органы целы, и, как только я немного подлечусь, мы уедем отсюда. «А как же моя работа?» – спросила я. «Телецентра больше нет, и многих твоих коллег – тоже», – тихо ответил муж.
- Зачем они сделали это? – шелестит губами внучка.
- Чтобы прервать связь Белграда с народом.
Я слышу, что внучка изо всех сил старается не всхлипывать и выручаю её, прошу сыграть на скрипке пару труднозапоминаемых мест в моей хоровой партии, – репетиция завтра. Девочка с радостью исполняет просьбу и умиротворенная отправляется домой, а я - к бельевым корзинам.
Сегодня полная со светлым бельём. Однако надо проверить, всё ли оно там светлое? Простыни, наволочки, рубашки Штефана – порядок. Засовываю в машину, сыплю порошок, три щелчка вправо – готово. Сейчас сполосну чайную посуду и можно немного повязать. Люблю я это занятие. Успокаивает. Особенно если нитки гладкие, шелковистые и узор рельефный, пальцам понятный. Такой, как на вот этих шапках для близнецов. Одна уже готова. К пятнице надо вторую закончить. Сын с невесткой привезут мальчишек на выходные.
Им почти семь. Первоклассники. Любознательные, шустрые, хотят всё попробовать сами. Мы со Штефаном этому не препятствуем. В нашем доме и саду очень много интересного для них, но самое «лакомое» – «дедушкины кораблики». Штефан собирает деревянные модели парусников. Так он отдыхает. В его кабинете целый стол для этого «священнодейства» оборудован: на нем схемы, детальки в коробочках и без, инструменты, клей, лаки, полуготовый макет. Всякий раз, когда дети бывают у нас, Штефан отводит пару часов на то, чтобы поклеить модель вместе с ними. А вот чтобы раньше времени «чего не вышло», он просит меня «проследить». Выглядит это приблизительно так. Я сижу в своей комнате и рукодельничаю или читаю. Близнецы играют или носятся друг за другом в гостиной. Вдруг всё смолкает. Потом четыре ножки в шерстяных носочках легонько скользят по паркету, тихо и сухо дважды стукает при нажатии ручка, чуточку скрипит, открываясь, дверь. Дети застывают перед шкафом с парусными судами всех времен и народов, потом «в четыре руки» шуршат по столу:
- Мальчики, только, пожалуйста, ничего без дедушки не трогайте, – громко говорю я из своей комнаты.
- Бабуня, ну ты же нас не видишь, – недоумевают они по поводу «разоблачения».
- Зато я всё слышу, – раскрываю я им секрет своей прозорливости.
Мужу при внуках, разумеется, ни о чем не рассказываю, и они втроём до позднего вечера счастливо возятся с очередным парусником.
Однако, какими бы снисходительными мы к близнецам ни были, одно абсолютное табу для них всё же есть – мой компьютер. Он у меня особенный – «говорящий». Тем пацанят и привлекает. Однажды они с ним так душевно «побеседовали», что пришлось мастера вызывать. А у меня, если муж на работе, без компьютера информационный вакуум: ни расписание автобуса узнать, ни время работы врача, ни еще чего-то необходимого. Можно, конечно, позвонить детям и невесткам. Никто не откажется помочь, но я привыкла со всем справляться сама. Вот и с нынешней задачей справлюсь. Недавно позвонил Штефан и сказал, что не сможет отвезти меня сегодня на танцы.
- Альма, мы едем с тобой вдвоем, – говорю я лежащей на коврике собаке.
Та тут же вскакивает и начинает выстукивать барабанную дробь по всему, что попадается на уровне ее хвоста. На Альмином языке это означает радость и нетерпение. Я одеваюсь, беру сумку с туфлями и собаку на поводке. Сейчас она для меня и помощница, и защитница. В танцевальную студию приезжаем на трамвае. Ассистентка тренера уводит Альму к её сородичам. Там у них своя «компания». Я иду в зал. Сегодня у меня новый партнер. Тренер подводит его ко мне, чтобы представить:
– Это Томас. Очень опытный танцор.
Я протягиваю Томасу руку:
– Меня зовут Деяня. Я ослепла 23 апреля 1999года...