Много лет назад она, как и все женщины в мире обязательного образования, была школьницей. Старшеклассницей порядка лет шестнадцати. И случился у неё первый любовь, первый роман и первый секс. Не ну а чё? Мальчик, студент, милый, даже в очках, высокий, в баскетбол играет, маме нравится, старше года на два-три.
Конечно, свой секс он получил через "ну давай, ты что, меня не любишь", а ей было больше страшно, чем что-то ещё. Потому что "это больно", потому что "больше не девочка", потому что "мама узнает", потому что? Правильно, потому что она может забеременеть.
И никто её не учил ничему, кроме "честь смолоду" и "не принеси в подоле". Поэтому настоять на предохранении у неё не получилось. Так, жалкий лепет против сурового мужского "в гандонах только шлюх дерут, ты чо, да поженимся, если залетишь, я же вижу, что первый". Учат их этим фразам на вечерних курсах для мудаков? В который раз слышу это про гандоны и шлюх, когда на самом деле все три студенческих рубля хотелось спустить на пиво, а не на безопасность здоровья подружки.
Потом был этот нелепый подростковый секс, прыщавая возня и "ну как засадил... вмял", святая вера в то, что в постели главное – это не царапнуть даже случайно хрупкое мужское самолюбие, ведь уж если "легла под него", то это ж навсегда и его уже такой сверху вниз взгляд: теперь-то я главный, кому ты после меня-то, смотри, уйду, использованная останесси.
Конечно, однажды случилась задержка. День, два, чёрт, пять. Пидорасило её, вероятно, больше от нервов, но мерещился и токсикоз, и живот и невозможность жить с таким позором. "Лишь бы мама не узнала, отец убьёт" превратилось в навязчивую идею.
Парнишка, конечно, и запаниковал, и заотмораживался с этим вечным гандонским "а точно от меня", от которого опускались руки, наверное, у поколений доверчивых девчонок, которые поверили, а потом им вот так. Потом будущий отец постоял в позе "мы поженимся, ни копейки не возьмём у родителей и героически сами вырастим этого ребёнка, мы будем бедствовать, но прорвёмся". Но через пару дней, видимо, обсудил проблему с "мужиками" в общаге. И вернулся к ней с разговорами "сначала бы нам на ноги встать, конечно, но это ты решай, я ж не могу тебя заставлять". Поставил подружку-школьницу в положение "что ты выберешь для нас, девочка – на дачу, или чтобы нам оторвали голову". И вообще, дорогая, ну с чего ты взяла, что ты беременна? Проверить надо.
Опытные мужики из общаги подсказали, где можно "провериться на залёт без палева, любую фамилию назовёт, только деньги платите".
И через пару дней под его ворчание "уууу, как дорого", ехидно-вежливый узист познакомил её с вагинальным датчиком аппарата. Я хрен знает, почему беременность искали так, а не иначе. Наверное, потому что перепуганные студентки верили, что оно надёжнее и никто не узнает. Первые ласточки коммерческой медицины.
Ничего не нашли, плохо искали, наверное. Задержка продолжалась. Не пришли и вторые "месечки". Купили тест, тогда они уже были. Тест показал пресловутые две полоски. Ну, тесты врут же, вон, у Серого Ленка делала, тоже две полоски два теста подряд, а оказалось, что не беременна. Купили ещё тест. Купили "Постинор". Две пачки. Девочки пугали, что это опасно, и "а вот одна девочка, сестра рассказывала, напилась его и умерла". От страха или "Постинора" ночью её крутило болями, она скулила в подушку в цветочек и думала, что будет, если умрёт от этих таблеток, а потом её, истёкшую кровью "оттуда", найдёт мама. Или хуже того – папа.
Обошлось. Умирать обошлось то есть. Задержка никуда не делась. Она думала, что ещё сделать с собой, вспоминая байки про "одних девочек", которые пытались избавиться от беременности в ванной, бане, травками, ещё какой отравой. В байках "девочки" всегда потом умирали в муках. И их было даже не очень жалко, потому что сами дуры и все знают, что это не работает.
Но сейчас она вполне всерьёз думала о горячей ванне с горчицей и водкой.
На каком-то там предельном сроке её потрошили в платной очереди традиционно замызганной по тем временам больнички. Их было немного, человек пять, медсестра так и сказала – "сегодня немного". Все молчали, разобрав места не рядом, в видимости, но подальше от "той" двери.
Из-за неё, высокой и широкой, когда была уже совсем её очередь, вывезли какие-то банки и окровавленные тряпки на дребезжащей колёсиками по плитке тележке. Или каталке?
Её затошнило. Захотелось убежать. Вызвали по фамилии. Пошла, как на расстрел. Не к месту подумала, что сутулится и шаркает, ну что такое. Дальше помнит плохо, от страха совсем повело голову: туда, так, ноги сюда, руку. Укололи, отключилась на счёт, чувствуя, как между ног, туда, забирается что-то холодное и страшное.
Очнулась в палате: белые двери с закрашенными стёклами, широкий подоконник, душно, кто-то разговаривает. Закончилось. Это закончилось. Всё.
Потом несколько дней она ездила туда же на уколы. После второго, прямо в коридоре, начались спазмы, чёрная кровь пошла сгустками, набежали в белых халатах, что-то кричали, не понимала. Осмотрели, дали обтереться белым, больничным. Ехала домой в автобусе, чувствуя, как заскорузлые колготки под брюками прилипли к ногам. Думала, не пахнет ли от неё кровью. Стирала, закрывшись в ванной, мать увидит – всё поймёт.
А так... болело немного. Но прошло, правильно он говорил, что их матери по десятку, а кто и по два абортов напахали, и ничего, и нечего было. Да почему "бесчувственный", ну вот что теперь поделаешь? Ну, свечку поставь, или что в таких случаях принято? Вон, у нас в группе одна после аборта сразу на экзамен пришла. И сдала! Ну вот давай из этого сделаем трагедию, можно подумать, что я не переживал. Нет, ну а что надо было делать? Рожать вместо выпускного? Или рыдать и каяться сейчас? Хочешь, покаемся? Только мы для того старались сделать всё тихонько, чтобы никто никогда не узнал! Если рассказать всем приспичило, можно было бы и через эту, вашу женскую консультацию, то же самое, только бесплатно! Соберись, блин! Ну вот что ты раскисла? Чего "ты не видел", чего "ты бы видел, что там было"? А что, надо было сходить и посмотреть? Это ваше, женское. Ты же хотела стать взрослой? Хотела парня, любовь, замуж? Ну вот, это тоже женское. Прокладки, рожать и вот это. Всё, хватит. Да не цепляйся ты, уже люди смотрят. Домой иди! Вали, говорю, к мамочке, если не можешь по-взрослому! Подлечишь голову – пиши, звони. Всё, я сказал! Истеричка!
Подружки сказали – козёл. Но так-то правильно говорит. Теперь уже не ной и не болтай. Забудь. Пыталась. Даже получалось. Всё реже наваливалось чувство какой-то мерзости, грязности, будто голая перед всеми и так ей и надо, заслужила. Давалка. Абортница. Ребёнка убила. Девки, понятно, разболтали. Шла, слышала – говорят, смеются. Может, и про неё. Не она первая, не она последняя. Вон, Кирилловой из параллельного, говорят, вообще в четырнадцать делали, прямо мама на это дело возила.
Нет, он позвонил потом. Просил прощения, даже плакал. Она простила, как можно не простить, у них же любовь. Тушь подарил. Синюю, модную. Любимый, хороший. Просто так, без всякого дня рождения. Клёво, да?
Они поженились через два года, чего уж. Да, конечно, по залёту, а как ещё в таком-то возрасте. Снимали, потом родители с квартирой помогли. Экономили на всём, тяжело было. К тому же ему было важно доучиться, она-то бросила, конечно. Ну дак первый курс всего, а он к выпуску шёл, два шага до диплома. Не, ну видятся иногда, к дочерям заходит, отец всё-таки.
Но как у мужиков всё-таки голова устроена: в последний раз случайно встретились, в кафе зашли, взяли по капуччино, хорошо говорили. А потом он возьми и выдай, что если бы она тогда аборт не сделала, может, и не разошлись бы. Жалко, поди мальчик был, сын, первые часто мальчики.
Жалко ему, надо же. Дошла жалость через двадцать лет. И ведь "если бы ты не сделала", "тогда у меня сын". А у меня, значит, говно собачье. Я, значит, придумала аборт делать. И нет теперь у него из-за меня теперь сына, точно. Зато дочерей четыре штуки от трёх жён. Жалко ему. У пчёлки жалко-то. Хотя жалко, конечно. Столько лет прошло, а всё вспоминать тошно. И правда, был бы мальчик. Может, и не в него пошёл бы, а в деда, например. Ну, бросил бы, ну, родители бы покричали. Покричали, да не убили бы, ну. Нормально вырастила бы, вон, девок же подняла. Чёрт, всех жалко. Правда свечку поставить, что ли? Грех ведь. Лезет всякое в голову, надо же. А всё потому, что девки. Старшая проскочила как-то, теперь хоть если что, хотя бы не школьницей это проходить. А за младшей глаз только, пятнадцать, самые дурные годы. И ходят ведь уже парни собачьей свадьбой, возраст такой. Ох, только бы пронесло, а если не пронесёт, лишь бы не молчали. Всегда говорила, что если что – к матери, к хорошим врачам, всё сделаем, всё решим, только ничего не глотать, не тайком, не где попало. Пронеси, господи!
Ну вот что за мысли, а? Не одно, так другое. Девки, ужин стынет! А? Да так, задумалась просто, ничего. Кому чаю сразу налить?