Но гражданином быть обязан!
«… Руководствуясь чувством глубокой озабоченности складывающейся в стране ситуацией, осознанием опасных последствий применения грубой военной силы против гражданского населения как в республиках Прибалтики, так и в других союзных государствах, мы выражаем свой решительный протест против наметившихся после IV Съезда народных депутатов СССР реакционных тенденций во внутренней политике центральных властей. Речь идет о попытках увековечить традиционный стиль силового давления на народы, обуздания их естественного стремления самостоятельно решать свою судьбу, определять свое будущее.
Плоды этой политики в годы перестройки нам, армянам, довелось вкусить первыми. Мы первыми поверили в перестройку и первыми оказались жертвой собственной доверчивости. Естественное стремление двух частей искусственно разделенного армянского народа к воссоединению натолкнулось на стену холодного непонимания, за которым последовало жестокое возмездие – геноцид армян в Сумгаите. Это чудовищное преступление стало возможным потому, что центральные власти проявили упорное нежелание понять недопустимость дальнейшего сохранения ситуации, когда один народ распоряжается судьбой другого народа.
Дальнейшие шаги центра были предопределены его фактическим соучастием в Сумгаитском преступлении.
Григор ХАНДЖЯН,
народный депутат СССР,
Амаяк ОГАНЕСЯН,
председатель правления Ассоциации
политических наук Республики Армения.
А потом… Потом, спустя годы, после обретения такой веками желанной Независимости, внук, тоже Григор Ханджян, скажет: «Поверьте, он ушёл вовремя, я ведь вижу, что сейчас творится. Григор Ханджян был очень требовательным человеком, я сам это чувствовал всегда, в конце концов с таким человеком 16 лет жил. И каждая минута, прожитая с ним, даёт громадные ощущения, сознаёшь это или нет».
– Католикос предпочитал дружить с очень интеллигентными людьми, у других просто не было шансов общаться с ним в дружеской обстановке. Из людей же, с которыми он был духовно близок... я хотел бы осветить личность Ханджяна и его роль в повседневной жизни Веапара. Ханджян отличался удивительной пронзительностью мысли, это был великолепный художник и мастер в своём творчестве, но у него была и потрясающе чёткая мысль, немногословный, он давал убийственно точный прогноз.
Григор Ханджян был глубочайшей личностью, у меня есть невысказанное обязательство перед этим человеком – рассказывать о нём. (Вардан Месропян, помощник католикоса в течение почти двадцати лет). О происхождении ничего не скажу, хотя не раз слышал, что он считает себя ванским. Лично со мной он не делился своими творческими планами. Возможно, они обсуждали это со Святейшим, но не со мной. Могу лишь сказать, что о чём бы он ни говорил (было ли это выступление с кафедры Верховного Духовного Совета, в ходе обычных бесед, или просто произнося тост за застольем), его речь всегда была удивительно продуманной, весомой и всегда по делу. Он был АКАДЕМИКОМ в буквальном смысле этого слова. У меня создалось такое впечатление, что после кончины корифеев армянской мысли, таких как Ав. Исаакян, Виктор Амбарцумян, Мартирос Сарьян и пр., Католикос насыщал свою жажду общения с интеллектуалами посредством взаимодействия с Ханджяном и тот с радостью и готовностью шёл на этот контакт.
После того, как Святейшего не стало, в день избрания Местоблюстителя, мы с г-ном Ханджяном ехали в Ереван на моей машине. Вот тут-то мы и поговорили от души… В тот день (когда мы с ним ехали домой из Эчмиадзина), я молился о траспортной пробке, чтобы подольше пообщаться с ним. Но в те годы серьёзных пробок ещё не было. И – о чудо! После перекрёстка аэропорта начался такой затор, какого я до сих пор не припомню. Сила молитвы! Однако забыл сказать. Когда он садился в мою машину, мы минут 5-10 ехали молча. Первый тишину нарушил я, сказав, что больше я в Эчмиадзин не приеду. Помолчав он ответил: "Я тоже". Такие дела… Мы сдержали слово, как потом выяснилось».
Люди знают Мастера по фрескам и гобеленам, в первую очередь, посвящённых Аварайрской битве. Столпотворение у выставленного гобелена было неповторимым…
… Меня удивляют те из людей, которые говорят, что в Аварайрской битве мы победили только морально. Как будто моральные победы – это осенние листья в небе, каждый ребенок может взять в руки. Они были достигнуты так же, как и большие героические сражения. Моральные победы достаются духовными средствами. Быть моральным, значит быть прочным, наконец, это одна из форм победы. В течение времени наши потери были только территориальными, и это станет понятней, если мы вспомним, что из народов, взошедших с нами на историческую арену, сколько осталось живых, и, тем более, имеющих государственность...
Во фреске «Вардананк» Ханджян хотел отобразить значимость и ценность для Армении ВСЕХ ее исторических периодов – и язычества, и христианства, и первой, и второй республик. Григор Ханджян: "Вардананк" не пропагандировался в Москве - ни в газетах ни, даже, в журналах по искусству. Причина была в наличии церковных лиц в картине. Демирчян вызвал меня и сказал: будешь рисовать "Вардананк" в Ереване. Подыщи подходящее место. Это послужило толчком к созданию занавеси-гобелена - второго по размерам в Советском Союзе и фрески-триптиха на "Каскаде". («левонаканские подонки» сделали пару выстрелов по правой части фрески, там, где был герб советской Армении (сейчас он переписан на современный герб).
Ханджян широко известен как живописец, книжный иллюстратор и дизайнер крупномасштабных гобеленов на историческую тематику. А вот в отличие от многих своих коллег, Ханджян в партии так и не побывал. Зато художника связывала многолетняя трогательная дружба и сотрудничество с католикосом всех армян Вазгеном Первым до самой смерти Патриарха, а в 1966 году он принял предложение католикоса стать членом Духовного и Архитектурного советов Первопрестольного Эчмиадзина (хотя тесные связи с Церковью, да еще и беспартийного, в СССР не приветствовались).
За это время он оформил интерьеры нескольких помещений Эчмиадзинского Патриархата, написал картины для кафедрального собора в Эчмиадзине, церкви Сурб Саркис в Норкском массиве в Ереване и для церкви Сурб Вардан в Нью-Йорке... Гобелены «Армянский алфавит» и «Вардананк» были созданы по просьбе Вазгена I. Гобелены «Армянский алфавит» и «Вардананк» были созданы по просьбе Вазгена Первого. Сначала изображения были нанесены на два огромных картона, на основе которых во Франции по классической технике были сотканы сами гобелены. Причем из-за нехватки места в любимой мастерской картоны пришлось делать из нескольких кусков, которые потом соединялись.
После выставки их повесили в эчмиадзинском патриархате, куда обычные люди заходить не могли. А соприкоснуться с великим хотелось всем. В итоге по просьбе тогдашнего первого секретаря ЦК партии Карена Демирчяна Ханджян решил сделать новую версию этих работ в виде фресок, доступных для всех желающих. Работа выполнялась Ханджяном в технике левкаса и тмперы, условно этот вид настенной живописи называют фреской. И работал над фреской Ханджян до самой смерти, более 15 лет, не успев дописать третью часть, «Возрождение», в которой изобразил величайших армянских деятелей культуры ХХ века. Высокие чиновники в Москве заворчали: «слишком много духовенства». Услышав об этом, Ханджян резонно заметил, что «будь в V веке в Армении коммунисты, в картине было бы, наверное, больше партийцев».
А в годы блокады ему пришлось работать только в летние месяцы: не было возможности отапливать огромное помещение. Но он работал с неимоверной отдачей, не глядя на время, которое спешит всегда. Это был ЕГО эпос… Он одним из первых взялся за увековечение героики эпохи.
«Ритм в них – неспешный, торжественный, а внутренний накал всего единства – колоссальный. Для осуществления этого замысла нужна была пространная плоскость стены, огромное поме- щение зала (притом, общественного предназначения), необходимы были материальные средства. В случае счастливого сведения всего требуемого творческий гений создателя обещал сотворить нечто неординарное и преподнести в дар горожанам небывало–масштабное, грандиозное произведение, призванное взволновать сердца и мысли и воспитать поколения. Обещанное случилось, но, к сожалению, не дошло до точки назначения, ибо доступ к произведениям для широкого зрителя до сих пор (уже по прошествии многих лет с момента их осуществления) не обеспечен». (Гамагелян В. М.)
Несколько раз фреска была под угрозой: как-то ночью в неохраняемый зал пробрались какие-то хулиганы, украли несколько банок краски, а уходя, подожгли целлофан, которым был покрыт пока еще не исписанный грунт. Горелый целлофан прилип к покрытию – пришлось несколько дней счищать его бритвой. Однако на грунте возникли трещины. До сих пор угрожает фреске и вибрация от проходящего под Каскадом метро.
Фрески сейчас на третьем этаже галереи «Гафесджян центра». Середину писал сам мастер, по бокам дописывали с его картонов. На левкасе. Затем случилась обычная история: художнику, который переносил рисунок мастера с картона, не платили, родные Ханджяна немного продержались, потом остановились, а верх правой части триптиха остался почти недорисованным. Там же в Центре – выставка эскизов (домашние запасники), потрясающие иллюстрации к «Гикору» Туманяна, «Ануш» и «Лореци Сако» «Неумолкаемой колокольне» Севака, «Сиаманто и Хачезаре» Шираза… Именно эту книгу я взяла в школьной библиотеке, и, пораженная слогом Шираза, с изумлением обнаружила, что народная песня «Ампец корав луснкан…» оттуда. Как и «Ай гарнер, им корац яри гарнер…».
Ханджян много иллюстрировал. Вот эскиз: силуэты луны, домики, в небе полумесяц. Сверху обрублен рамой. Висит как ятаган… Именно в этой области начались процессы созревания и кристаллизации его творческих принципов. На эскизах Ханджяна для гобеленов также запечатлены события Армянской истории: сцены сражения с Персами 451 года, возглавляемого Варданом Мамиконяном; и создание Армянского алфавита Месропом Маштоцем в 405 году. Судьба великого композитора Комитаса вдохновила художника на создание иллюстраций к поэме Паруйра Севака «Неумолкаемая колокольня». И поэма, иллюстрированная Ханджяном, стала настольной книгой в каждой армянской семье. Интересна история этих иллюстраций.
Рассказывает Вардитер Гамагелян: В 1965 году Ханджян должен был участвовать во всесоюзной выставке графики. И вновь он проявил характер бунтаря – решил представить четыре иллюстрации к поэме Паруйра Севака «Несмолкаемая колокольня». Одно из самых важных произведений поэта тогда уже произвело немало шума в Армении. Первое издание вполне могло стать последним – поэма о Комитасе и геноциде армян никак не соответствовала коммунистическим идеалам. Сам Севак, узнав об этой крамольной идее во время случайной встречи с Ханджяном в трамвае, был очень удивлен и предупреждал художника о том, что это большой риск. Но тот не изменил решения. Четыре разворотных рисунка были отправлены в Москву и, как ни странно, имели огромный успех. Теперь Ханджян мог спокойно работать дальше. Позже он вспоминал: «Можно было иллюстрировать каждое слово поэмы, каждую строку, отразить все многообразие сцен во всем богатстве настроений…» Но в итоге он выбрал девять сюжетов для разворотных иллюстраций, раскрывающих образ Комитаса. В 1968-м, когда в Ереване отмечалось столетие композитора, серия из девяти графических работ была выставлена в Доме художника. На выставке присутствовали высокие армянские партийцы, уже знавшие о московском успехе. Первый секретарь ЦК партии Антон Кочинян подошел к Ханджяну и спросил: «Ну что будем делать?» – «Конечно, печатать», – ответил мастер. Кочинян тут же обратился к директору «Армгосиздата» Мхитару Давтяну: «Печатайте!» Вскоре вышло в свет второе издание «Несмолкаемой колокольни» с рисунками Ханджяна, которое даже удостоилось государственной премии. Правда, саму ереванскую выставку закрыли раньше запланированного: в КГБ заволновались из-за того, что по вечерам у дверей Дома художника люди зажигали свечи».
Так что великие книги должен иллюстрировать Мастер.
Но вот поступок, который раскрывает глубинные обязательства внутреннего мира Мастера. Один эпизод из книги Гоар Рштуни «Веапар. Воспоминания о католикосе всех армян Вазгене Первом». Рассказывает Паргев Шахбазян, переводчик и ближайший сотрудник католикоса Вазгена Первого в течение сорока лет:
« – Расскажу один случай. Было это до карабахских событий. Веапар хотел опубликовать книгу-альбом «Хачкары», но считал, что наших хачкаров для альбома будет мало, то есть тех, что находятся на территории Советской Армении. И решил под именем художника послать фотографа в Новую Джугу , чтобы тот сфотографировал тамошние известные норджугинские хачкары. Тот сделал свою работу, вернулся. Просмотрел Веапар все фотографии, но он словно знал, что ждёт эти хачкары в чужой стране, был очень дальновидным, уже тогда понимал, что это очень опасно. И вызвал одного из своих ближайших соратников, своего друга, нашего Григора (Ханджяна), замечательного художника, он был членом Духовного Совета.
– Господин Ханджян, у меня к вам серьёзное и тяжелое задание.
И послал Ханджяна привезти самые ценные майр-хачкары. Привёз Григор эти хачкары. Как привёз – это отдельный разговор. Но Веапар снова послал его, теперь на ещё более опасное задание.
– Господин Ханджян, возьмите грузовик, договоритесь с командиром русских пограничников, объясните им, что хачкары под дождём портятся, что это христианские памятники, уговорите, убедите!
И Григор нашёл общий язык, при помощи ящика коньяка и одного очень верного офицера. Тот даже дал солдат, чтоб грузили. Ночью уехали туда. И Веапар очень нервно ждал, волновался, почти не спал. Потом, когда наконец приехал грузовик, радостно вздохнул. А там два хачкара человек десять грузили, это же очень большие камни, каждый по три с половиной метра высотой!
И так пять-шесть раз, а может, более, наш чудесный Григор Ханджян ездил туда и привозил хачкары. Но, как говорится, нет вещей, которые бы не всплыли и не стали явным. Однажды ночью при очередном рейсе «хачкарагохов» поймали и подняли очень большой скандал, эту историю соседняя республика довела до ЦК и Политбюро. Но, благодаря своему громадному авторитету Веапара дело сумели замять.
Вот как он был дальновиден. Он ни перед чем не останавливался, даже перед угрозой новых преследований. Об этом должны знать все армяне!»
Родители Григора на самом деле из Ерзнка двинулись в Ван, там и родились братья, но кто-то из близких предупредил, что идёт Мировая война, ничего хорошего не ждите, и из Вана пустились в путь, чуть было в Америку не уехали, но выбрали Восточную Армению
Родителей часто спрашивали: В кого пошли ваши дети? Один музыкант, другой – художник. На что те отвечали: музыкант пошёл в отца, а художник – в мать. После чего начинали перечислять остальные достоинства матери…
В молодые годы Григора влекли сюжеты, сопричастные его лирической душе, однако, со временем лирика лишь окрасила его монументальное мышление.
Его иллюстрации спасали «неугодные» книги, а выставки картин превращались в места паломничества – не многим удавалось так глубоко отображать трагические и славные страницы истории народа, как Григору Ханджяну.
Крестным отцом Ханджяна в живописи был Фанос Терлемезян, учителями – Эдуард Исабекян, Ара Бекарян. Он стал редким художником, который не только правдиво изображал свою эпоху, но и создавал ее.
Художник может быть разным, но личностью он должен быть непременно. Глубина и отточенность, тщательное формулирование мысли отличало Ханджяна и среди коллег и друзей. А самым великим другом своим он, несомненно, считал Веапара, католикоса всех армян Вазгена Первого.
Но вот что говорит он сам об истоках своего творчества :
« Прежде всего о моих родителях. Сепух из Ерзнка – так звали моего отца. Их часто спрашивали, в кого пошли сыновья – один брат музыкант, другой – художник. И восхваляли мать. Ибо она в судьбоносный 1920 год нашла моего отца… Меня часто называют – искусствовед-художник, так как я часто на свои картины смотрю со стороны.
Когда я был молод, думал, что буду рисовать лирические картины. Время же показало, что в глубине души были другие вызовы, хотя я и начал с лирики.
Удивительно, что моя жизнь прошла только в городе, а любил деревенский быт, много произведений посвятил деревне. Меня влечёт потребность в красоте, народный дух, который выражается в коврах, карпетах, тканях и в кувшинах.
В молодые годы я не думал заниматься книжной графикой, и очень удивился бы. Но посредством книги я беседую со множеством людей, книги расширяют мои горизонты.
«Неумолкаемая колокольня» Севака – наисчастливейшие годы моего творчества. Книга посвящена Комитасу и его судьбе. Комитас спас армянскую музыку и сделал её бессмертной. И сам обрёл бессмертие.
Когда кудрявый Ара Саргсян приехал из Вены и Парижа, мы только-только начинали, что давало нам право возвеличивать его. Тогда свои двери только-только открыл Художественный институт. И у истоков его создания стоял Ара Саргсян, а мы должны были там учиться.
– Этого – на медобследование, у этого цвет лица не нравится, этому сионскому нищему дайте талон на одежду. А этого высохшего горного лиса отправьте в санаторий Арзни подкрепиться! – распорядился он про меня...».