Мой приятель Тряпкин распахнул дверь и предстал предо мной в совершенно голом виде.
- Заходи, - сказал он, пребывая в состоянии радостного возбуждения.
Я шагнул в прихожую, нисколько не удивляясь его виду, потому что давно считал его личностью во всех отношениях свободной, без предрассудков. Пока я снимал ботинки, Тряпкин нетерпеливо топтался босиком рядом, видимо для приличия, и как только я справился с ботинками, он подскочил к дверному проему, за которым была его единственная комната, и зарычал туда прямо как медведь. Надо сказать, это у него получилось очень натурально. Я поспешил заглянуть в комнату и увидел, что на его широкой кровати из-под одеяла выглядывают два женских личика с напускным страхом в глазах.
- В теремок играем, - сказал Тряпкин. – Тут мышка-норушка, лягушка-квакушка. Если хочешь - будешь волчок – серый бочок. А?
Я поморщился, но не так, будто бы я выше всего этого, что могло бы обидеть Тряпкина, а так – что, мол, сейчас не хочу при всем уважении.
- Тогда иди на кухню. Настя там хозяйничает.
- Какая Настя?
- Увидишь.
На кухне действительно была девушка – юная, красивая, с русыми волосами. Она домывала посуду и делала это с удовольствием – так мне показалось. Я присел на табурет и страшно смутился, потому что меня всегда смущают девушки, которые мне нравятся, как говорится, с первого взгляда.
- Хочешь чаю? – спросила она.
Я кивнул. Из комнаты раздался рев Тряпкина, а ему в ответ женские голоса хором:
- Медведюшка ты наш батюшка, медведюшка ты наш батюшка…
Я заметил, как Настя улыбнулась, видимо находя подобное забавным.
Пока грелся чайник, в коридоре слышалась возня - это Тряпкин выпроваживал женщин. Так что чай пили уже втроем. Тряпкин - все такой же голый, у него на коленях – Настя, и я – напротив. Я еще тогда подумал - что она нашла в нем?
Конечно, я мог сидеть у Тряпкина хоть до утра, но после чая сказал, что мне пора идти. Сказал и сказал. С этим и ушел.
Потом долго бродил по улицам и думал, что если бы бог свел меня каким-нибудь образом с такой девочкой, то я бы, возможно, не спал, не ел, думал только о ней и все пытался донести до нее свое глубокое чувство, не смея даже дотронуться до ее руки. Нет, я бы не хотел от нее ответного чувства, иначе она не была бы на недосягаемой высоте в моем воображении, но понимания и сочувствия - пожалуй, да.
На следующий день ближе к вечеру я пришел к Тряпкину. Он был опять голый, и с ним - Настя, на которой была его фланелевая рубаха и, кажется, больше ничего под ней.
Настя налила на кухне мне и Тряпкину чай, но сама не села с нами за стол, а взяла большую кастрюлю и давай с нее счищать вековой нагар. Я опять пребывал в глубоком смущении, невольно косился на Настю, и Тряпкин не мог уже этого не заметить.
- Настенька, детка, - он повернулся к девушке, - подойди ко мне.
Настя отставила кастрюлю и подошла к нему. Он нежно ее погладил по волосам, потом за голову приклонил к себе и стал взасос целовать в губы, и она вроде как его тоже. Потом одной рукой он приподнял ей рубаху – под ней, как я и предполагал, ничего не было, - а другой рукой как бы приглашал меня присоединиться к ним определенным способом.
Не знаю, что со мной происходило - все было как в тумане и как не со мной, - но я делал это и делал, а они целовались взасос, пока он жестом не велел мне исчезнуть, и я исчез…
Неделю я не появлялся у Тряпкина и все думал, что теперь в присутствии Насти буду смущаться еще больше, короче, когда я к нему пришел, он был голый – такое ощущение, что за целую неделю даже трусов не надевал. В его кровати опять под одеялом лежали две женщины, с которыми он тогда играл в теремок. Я их сразу узнал, и они меня тоже. Я это понял по их лицам, которые словно говорили: помним-помним, как ты нами пренебрег – фу…
- Настя-то заходит? – спросил я как бы между прочим.
- Нет, - ответил он.
- Может еще придет?
- Не знаю.
- Ладно, пойду, – сказал я.
Тряпкин не возражал.
2018