ДРЕМОВ И МОЗГОВОЙ
У Дрёмова с Мозговым были отношения «соседей» по войне. Мозговой с Дрёмовым были в нормальной дружеской вражде — мелкие ссоры из — за поставок «гуманитарки», из– за оружия, из– за тактики войны, кому какой участок оборонять. Были иногда стычки — по поводу боеприпасов, вооружения, питания. Как у всех военных лидеров в то время. Мозговой — он музыкант профессиональный. Дрёмов — строитель, каменщик 6 разряда.
В июле 2014 г. Мозгового сильно разрекламировали или «распиарили» российские СМИ. Дрёмова ещё мало знали. Его час еще не пробил тогда. По потенциальным возможностям он был сопоставим с Мозговым, а может и больше.
Они чуть конфликтовали, их пресс– службы конкурировали. Была борьба за ресурсы.
Например, был мощный обстрел украинских военных «градами» большого нефтеперерабатывающего комплекса «Роснефти». Туда выехали военкоры из нашего северодонецкого гарнизона. Мы застали пресс– службу лисичанского гарнизона. Во главе группы шла девушка военкор Ольга. Возглавляла процессию. За ней шли фоторепортеры с полутораметровыми болванками ракет «градов». Они ревниво на нас посмотрели.
Других гарнизонов, кроме противника, в окрестностях не было. Из Луганска дорога дальняя. Военкорам хватало работы.
Мы сделали хороший репортаж с пожарниками на фоне горящей цистерны с нефтью. Цистерна, как в «Белом солнце пустыни». Пожарники приехали на красных авто и бесполезно лили жидкость в черные клубы дыма с пламенем. Офицер докладывал нам, как они быстро выехали на пожар…
Борьба за «Акцепт»
Мозговой, как перспективный политик, явно выигрывал битву за ресурсы. По Лисичанску были развешаны большие рекламные панно Алексея Мозгового в его знаменитой зеленой фуражке. Когда северодонецкие приезжали в Лисичанск, то показывали на эти панно. В общем, они были к месту в то военное время, на плакатах командир батальона «Призрак» призывал вступать в ополчение. Причем, это было летом за две недели до отступления из Лисичанска. Я представляю, как украинские военные, когда вошли туда, с какой злобой они снимали эти плакаты. Северодонецкие относились к лисичанским хорошо, война — дело общее. Но Дрёмов иногда предупреждал Лавина:
— Андрей, острожней с Алексеем! Он тебя подомнёт!
Свидетелем одного маленького конфликта в прифронтовой полосе между Дрёмовым и Мозговым я стал лично. В Лисичанске была фирма «Акцепт», которая располагала большими потенциальными возможностями для видеосъемок и организации телевидения. Фирма размещалась в отдельном четырехэтажном здании. В кабинетах было много видеокамер, монтажного оборудования, компьютеров, фотолаборатория, много помещений для съемок.
Сначала северодонецкие договорились с лисичанскими. Будем совместно делать репортажи, видео снимать и вести телеэфир. Приехали мы на фирму, договорились, оставили охрану — одного здорового ополченца. Через два часа охрана наша была снята лисичанскими. Мозговой передумал…
На фирме «Акцепт» в Лисичанске. Корчагин, Виталий, Жека и Юра. Лисичанск.
17 июля 2014.
«Женский батальон — два»
Телеканалу «Звезда» понравился наш репортаж о женщинах- ополченках «Женский батальон». Адвокат Анатолий руководил съемкой, все было очень профессионально. Он махал руками: группа идёт налево, направо, было весело. Фотографии публиковали в новостях все телеканалы.
На другой день Сергей с канала звонит мне:
— «О, девчонки — это очень актуально, давайте сделаем второй фильм на двадцать минут!» Деньги никого особо не волновали, хотелось снять, действительно, хорошо и рассказать правду об этой войне.
Андрей Лавин дал разрешение на эту съемку. Он скривился, махнул рукой: может, что и получится… Пошли на первый этаж к тем красивым ополченкам, которые были в гарнизоне. Они работали в медсанбате и выезжали в «поле», когда шли бои, перевязывать раненных. Боевые девчата. Они с радостью согласились быть кинозвездами снова.
Договорились с ополченцами, что подвезут автоматы, гранатометы, технику. Снаряжение должно быть достойным. Долго собирались, подъехал Павел Корчагин, позывной «Троцкий», затем водитель Фазиль. Поехали на трех машинах. Сначала хотели добраться на пост Рубежное.
Но Павел сказал:
— «Не получится, там не дадут снимать так откровенно. Лучше где– нибудь в городе.»
Синюю девятку, ВАЗ Фазиля остановили на блокпосту ополченки. 18 июля 2014.
Тогда поехали на окраину. Поставили штативы, приготовились снимать, но тут Виталий посмотрел на ближайший дом:
— Не, эти съемки добром не кончатся, скорее, нас будут снимать на мобильные телефоны жители из окон, и мы попадем в интернет гораздо быстрее.
Тогда продюсер Адвокат махнул рукой:
— Едим — за город!
Выбрали проселочную дорогу в сосновом лесу, Фазилю объяснили ситуацию:
— «Тебя сейчас будут арестовывать ополченки, а ВАЗ проверять, а ты должен сказать два слова».
Фазиль стал возмущаться по- восточному:
— «Как это меня арестовывать?! Весь Северодонецк знает, что я с вами работаю, а меня будут обыскивать и проверять машину!»
Строго ему сказали:
— «Так надо, Фазиль.»
Он отъехал за лесок, начали съемку.
Девушки взяли автоматы, превратились в дежуривших на посту ополченок. Фазиль подъехал, они подошли, Фазиль вышел, ругнулся на них, они открыли багажник, здесь все было нормально.
Ополченки из медсанбата и режиссер адвокат военкор Анатолий. 18 июля 2014.
После этой сцены Фазиль очень злым стал.
Я при нем спросил улыбающегося ополченца, привезшего на эту «сцену» оружие: «Дай автомат на минуту!» Я хотел ощутить тяжесть металла.
Фазиль посмотрел на меня хитрыми черными глазами, прищурясь, и сказал:
— «Что, Александр, в Славянске не настрелялся, что ли?..»
Какие ещё репортажи сделали в Лисичанске?
Выезд в Золотаревку, фосфорные мины, хороший репортаж получился с динамичными съемками под минометный огонь попали тогда. Потом были репортажи по Северодонецку, бомбежка по городу, Андрей показывал большой «Град». После Северодонецка — про первый подбитый танк под Донецком с тремя трупами нацгвардейцев.
Журналистам и операторам особо денег никто не платит на войне. Но, если нужно, если ты на этой войне погиб и при этом был в списках канала, — похоронят со всеми почестями, как маршала, погибшего при взятии Берлина. Такой вот закон войны.
У каждого канала есть свое кладбище.
«ЗОЛОТАРЕВКА! ФОСФОРНЫЕ!»
20 июля 2014 года. Утром Андрей Лавин пришел из штаба Павла Дрёмова, и сообщил военкорам:
— «Сегодня ночью Золотаревка подверглась обстрелу фосфорными минами. Ополченцы на протяжении ночи видели светящиеся гирлянды в небе».
Золотаревка от Лисичанска находится километрах в пяти, там была передовая, ополченцы отбивали дневные и ночные атаки каждые сутки.
Был очень жаркий день. Ярко светило солнце. В 12 часов дня выдвинулись в Золотаревку из Лисичанска.
Павел Корчагин за рулем серого «Опеля». На нем зеленая каска, командирский европейского образца бронежилет, закрывающий полностью тело.
Юра в черном бронежилете с тяжелыми металлическими пластинами. Жека сел на переднее сидение справа от Троцкого. Жека был в полной камуфляжной экипировке пустынного цвета с автоматом. Он был на ступеньку повыше нас безоружных.
Я разместился у окна на заднем сиденье. Броника не было — зеленая рубаха в клетку, защитная кепка, штаны белесые, купленные Мишей Поршнем в Донецке.
Выбрались из Лисичанска. Выехали на проселочную дорогу без покрытия. Две колеи в земле.
Троцкий погнал, а Жека высунул АК из окна и водил дулом, хотя цели не было. Просто для устрашения, вдруг кто– нибудь выскочит из кустов.
Жека Корчагину кричит:
— Гони во всю мощь!
Боялись снайперов. Но как на проселке гнать? Проселочная дорога — ну, сколько мы, 60– 70 километров ехали. Камни летели…
Жека орёт:
— Давай, давай, гони!
На задание в Золотаревку. Под Лисичанском. Июль 2014 г.
Гоним! Справа и слева широкое колхозное поле с зелено– серыми кочанами капусты. Вдруг справа от нас появились вспышки и высокие столбы темно коричневого дыма. В одном километре от Опеля. Затем в двухстах метрах от нашего «Опеля».
Прикинули…
Жека со злобой в голосе:
— Поле обстреливается… минами.
Юра рассудительно с заднего сидения:
— Восьмидесятка или стодвадцатая?
Разрывы мин — их на скорости не слышно. Столбы мутновато– коричневые минуту постоят, потом рассеиваются.
Троцкий, вцепившись в руль, как гонщик в зеленой каске:
— «Палят именно по нам. Больше машин в поле нет.»
Слева и справа от дороги только невысокий кустарник…
Видимо, корректировщик огня — наводчик, увидев наш одинокий «Опель», передал координаты цели. Разрывы мин стали приближаться. Столбы виднелись ближе на расстоянии 100 метров.
Жека заорал, перекладывая в окне АК.
— «Быстрее, быстрее гони!»
До низины, до болота добрались.
«Опель» забуксовал в грязи и встал в густой зеленой посадке. Пальба закончилась. Корректировщик огня потерял цель… то есть нас.
Пришлось выбраться из Опеля и вытолкнуть его руками из огромной серой лужи. Все перепачкались в черной грязи. Машину завели, поехали, перебрались через ложбину и въехали в Золотаревку.
Три ополченца из числа тех, кто держал оборону на окраине деревни, подошли к нам и поздоровались.
Когда въезжали, выстрелов не было, но через 10 минут опушка, где стояло с десяток полуразрушенных домов, подверглась миномётному обстрелу.
Четко наш Опель отследили. Это действительно передовая была.
И тут началась эта стрельба, причем, жуткая, причем, рядом это все… Мины стали свистеть, где– то, примерно, 50– 70 метрах.
Я лег на землю, юркнул моментально под «буханку», старенький УАЗик зеленого цвета. Юра потом говорил: Барков так быстро юркнул, как начали палить, я даже изумился!
Мины ложились близко в нескольких метрах.
Я сделал пару снимков, обхватил голову руками и уткнулся в прохладную землю.
Юра продолжал снимать эти бомбежки, поэтому у него на записи видео есть звук падающих мин:
— Пиу– бжж!
Далее сыплются камни по железной крыше УАЗика. С камнями сыпались осколки, поэтому было «весело».
Лежа, уткнувшись носом в прохладную землю, я философски размышлял:
— «Зачем мы влезли под эту машину? Сейчас бензобак рванет и от нас ничего не останется!»
Жека в своем бронежилете с амуницией за спиной под УАЗ не пролез. Хотя Жека по комплекции не толстый, нормальный, малого роста. Не хотел погибать под железом автобуса Уазика.
Жека в соседнюю канаву заполз.
Мины летели и летели. Минут двадцать. Осколки цокали по крыше «буханки».
Под минометным огнем не очень сладко. Думаешь, что сейчас попадет именно в тебя! Настанет хана!
Наконец, обстрел закончился.
Прикидывал, вылезая из– под защитницы– «буханки», а как бойцы под этим огнем каждый день по несколько часов сидят?
Только вылезли из– под укрытий. Стали отряхиваться. Жека очень нервничал с автоматом и видеокамерой Кэнон.
Стали осматривать воронки. Собирать еще горячие осколки мин.
Жека, передергивал то затвор автомата, то затвор камеры Кэнон, и ко мне обратился нервно:
— Барков, не стой! Двигайся! Не останавливайся — снайпера наблюдают за квадратом.
Вдруг огонь возобновился — мина упала рядом на дорогу, поднимая гравий и пыль.
Залегли…
Одна из уловок миномётчиков. Постреляют минами — народ по щелям разбежится. Далее — огонь прекратят. Как только все выползут наружу — минометы снова начинают палить… Война штука хитрая!
Вооруженный АК ополченец средних лет с молодым напарником в камуфляже, подполз к нам и процедил перекрикивая вой подлетавшей мины:
— В укрытие надо! Здесь жарко будет! В подвал!
Встали. Побежали в близлежащий одноэтажный дом с розовой штукатуркой на стенах.
Укры класть стали реально мины.
Тридцать минут бухало во дворе здорово!
Помолились в темноте. На полках стояли в больших банках засоленные огурцы и помидоры.
Я рассказал на видео о минном обстреле, упоминая Троцкого, Жеку и Юру. Мины бухали. А ополченец рассказывал, как они отбивают атаки на окраине села Золотаревка.
Юра спросил:
— А как, если укры в наступление пойдут. А мы здесь сидим!
— Нет, не пойдут, пока мины летят. А как прекращают, у нас наблюдение за ними есть –пулеметчик– ответил мужчина с бородкой.
Полчаса обстрел продолжался, пока не стих окончательно. Звуки разрывов мин прекратились. Укр минометчики, видимо, пошли обедать.
В Золотаревке (5 км от Лисичанска) наша группа на переднем крае после минометного обстрела. Юра (в центре, в бронике), Жека с фото и два ополченца. Я шел сзади и снимал. Замечу, что у местных ополченцев нет броников н касок. 20 июля 2014.
Мы подождали 10 минут. Выбрались из холодного подвала. Солнце ударило в глаза. Погода ясная.
Жека спросил:
— Где здесь, все– таки, эти фосфорные бомбы.
Ополченец в темно зеленом камуфляже:
— «Не… Не здесь! Фосфорные бомбы вы проехали. Пять километров назад надо. Где блок пост первый стоит. Ночью их закидали минами. Иллюминация была …рассказывали».
Рядом стоял наполовину разрушенный двухэтажный домик, крыша которого была без металлического покрытия. Осталось все два– три искореженных листа.
Я спросил ополченца:
— «Взрывная волна такая сильная была, что снесла металл?»
Ополченец объяснил:
— «Нет… Когда укры начали Золотаревку бомбить минами и атаковать непрерывно каждый день, приехали хозяева домика. Два мужичка местные, и за два часа между минометными обстрелами сняли металл с крыши, погрузили к себе в „Газель“ и уехали».
— «Во, как!»
Полчаса обследовали сильно разрушенную Золотареву. Надпись была на асфальте: «Я тебя люблю» на фоне дома без крыши. Торчали поломанные стропила.
Мы попрощались с ополченцами, обстрела пока не было, и поехали на блокпост.
Там увидели следы от попаданий фосфорных мин. Маленькие воронки от мин диаметром с блин, земля по краю выжжена аккуратно на три сантиметра в глубину. Точно фосфорные! Сомнений не было. Несколько медных железячек лежало в одной из воронок. Возвратились в Лисичанск, где снова попали под конкретный минометный обстрел.
Залегли. Перебежали в бомбоубежище.
В пресс центре северодонецкого гарнизона ополчения делаем репортаж для телеканала «Звезда». Здание ГИАП, 2 этаж, 20 июля 2014. Слева направо Павел Корчагин, Юра, А. Барков, Жека.
ОБСТРЕЛ СМЕРЧАМИ
20 июля 2014 года. «В 17.00 группа пресс– центра выехала в район центра Лисичанска. В домах по адресам ул. Ленина, д.173 и ул. Свердлова, д.300 группой обнаружено более трех неразорвавшихся ракет системы залпового огня „Смерч“, выпущенных по Лисичанску со стороны укр военных».
Наша группа военкоров арестовала диверсантов– наводчиков укр «градов». В деревне Сиротино под Лисичанском. В их машине мы нашли мощный зеленый бинокль западного производства. Десять минут после обстрела они разъезжали свободно по деревне и фиксировали разрушения. 19 июля 2014
В Северодонецкой квартире после обстрела города «смерчами». Трех метровая ракета «смерч» пробила крышу дома, бетонное перекрытие и стала в лисичанской квартире вторым предметом быта после телевизора. 20 июля 2014г
Длина ракеты «Смерч» — 3 метра, диаметр 0,5 метра. Одна из ракет «Смерч» пробила крышу трехэтажного дома, бетонные перекрытия 3-го и 2-го этажей, остановилась на первом этаже дома, угол наклона 50—70 градусов. Другая ракета «Смерч» врезалась в землю рядом с домом.
В Северодонецке передовая и бои были рядом. Если летели «грады», они ложились около нас. Укропы подтягивали войска с севера и юга. Перерезали Бахмутку, дорогу между Луганском и Северодонецком. Сначала дорога простреливалась, но грузы к нам проходили. Прямую трассу на Луганск отрезали. Оставались дороги из Северодонецка в Донецк.
Андрей Лавин, у которого я ночевал на квартире, мне часто говорил:
— «Сань, ну как ты сейчас поедешь в Луганск? Бахмутку (трассу Северодонецк — Луганск — А.Б.) перезали! А в Донецк отправить не можем». Откладывали. Но настал момент, что с моим отъездом из батальона Северодонецка пришлось что– то предпринимать.
ОТСТУПЛЕНИЕ ИЗ СЕВЕРОДОНЕЦКА И ЛИСИЧАНСКА
20.07.2014 в 19.00 украинские военные произвели ураганный обстрел Лисичанска и Северодонецка минами, градами и «смерчами». Ракеты «Смерч», как ни странно, были без взрывателей. Болванки, разрушали дома, пронизывали крыши зданий. Трехметровые «смерчи» серьезнее двухметровых «градов». То было устрашающее действие. Далее к вечеру противник забросал минами блокпосты, и особенно досталось парням на Рубежном. Несколько казаков на Рубежном были ранены в ноги от осколков мин 82 калибра.
Вечером в 21.00 я находился в пресс– центре гарнизона.
Андрей Лавин сходил в штаб к Дремову. Возвратился оттуда серым. На его худой бледной шее пульсировала жила. Он сел за стол и обратился ко мне:
— «Тебе надо срочно выезжать из Северодонецка. Иначе можешь не успеть. Укры пойдут ночью в наступление. Мы уже в блокаде. Сейчас приехал из больницы Стаханова микроавтобус. Через полчаса будем вывозить наших раненых. В Стаханове тебя встретят».
Я ответил:
— «Я хочу остаться с вами. Написать об этом».
Андрей взглянул на меня и твердо сказал:
— «Сань!…Это приказ. Бати. Дрёмова. Собирайся!»
И добавил потом мягче:
— «Ты еще напишешь статьи о нас. Я верю.»
Я набрал осколков мин, «градов» в рюкзак, пожал крепко руки парням и спустился по ступенькам со второго этажа на задний двор «ГИАП». Здесь была огороженная забором территория, и каждое утро проходило построение личного состава казаков батальона.
Во дворе происходило действие, напоминающее цветные кадры из военных фильмов. На площадке стояли два белых микроавтобуса «Мерседес» «скорой помощи». Возле них в темноте сновали вооруженные автоматами бойцы, грузили на носилках раненных. Там и тут бегали встревоженные санитарки и врачи из медсанбата. Раздавались крики, бойцы обнимались с отъезжающими.
Один молодой парень, казак, «кавалерист из дивизии Доватора», которого мы снимали на лошади два дня назад лежал в салоне скорой помощи на носилках. Его крепко ранило осколками мин в ногу и пах.
В гарнизоне Павла Дремова. Александр Барков с «градом». Северодонецк, июль 2014 г.
Около другой машины я заметил знакомого всегда улыбающегося ополченца в белесой пустынной форме, он консультировал нас по оружию во время съемок. Вечером он стоял на Рубежном, и получил ранение в икру ноги. Он упирался автоматом в асфальт, словно палкой. Парень, как всегда улыбнулся, заметив меня.
Это был не фильм, а врезающийся в память отрезок жизни десятков людей, спаянных в одно целое, в батальон.
Я сел на переднее сидение Мерседеса, слева от водителя «скорой» в белом халате. Справа от меня сел Сергей с АК в казацкой кубанке в черной куртке без рукавов. Серега был тоже ранен в ногу, но легко. Он был также героем-казаком наездником нашего фильма.
Водитель у ополченских санитарок потребовал бронежилет. Шофер начал восклицать:
— «Не понятно! Почему меня выдернули из Стаханова? Мы повезем раненых, а дорога обстреливается!»
Сергей стал наставлять водителя, размахивая автоматом:
— «Давай, начинай рулить! Ты повезешь тяжелораненого моего друга!
Я раненый. Но рука у меня крепкая! Если что, не дрогнет!»
Провожающие ополченцы были с оружием — молча на него смотрели. Водитель понял, что вопрос решен, и настаивать на бронике.
Минут десять стояли и ждали чего — то. Наконец, две блестящие в ночи «скорые помощи» выехали за ворота батальона.
Казак Сергей высунул ствол автомата из открытого окна, в темноту. Выехали на трассу Северодонецк– Стаханов. Помчались по рытвинам и ямам асфальта с бешеной скоростью. Сергей начал переговариваться уже доброжелательно через меня с водителем. Оказалось, что оба на гражданке были строителями. Поэтому разговор о мирной жизни, о строительстве домов, вытеснял тревогу войны. Проехали минут тридцать, над трассой справа увидели летящий беспилотник противника, или БПЛА. В темноте, на большом расстоянии его не разглядишь. Но беспилотный аппарат мигал, вспыхивал лампой, подавал световые сигналы, и обозначал свое местоположение. Летел он метрах в ста пятидесяти от нас. На высоте 50 метров. Видимо, украинские военные с помощью БПЛА отслеживали автомобили, которые выезжали из осажденного Северодонецка.
Казак Сергей подумал,
— Стрелять по нему или не стрелять?
Решили не стрелять, чтобы не выдавать «скорую». Плюнули на беспилотник. Он летел за нами минут десять. Когда начались зелень и высокие деревья посадок, беспилотник исчез из поля зрения. Сбить БПЛА было нельзя, разве что припугнуть.
Если из «скорой» раздались бы выстрелы. Что было бы?
Июль, а на дороге была жухлая листва, и пролетали в темноте навстечу легковые машины, и одно такси видели.
КАЗАКИ СТАХАНОВА
Приехали в Стаханов поздно ночью. В больницу. Раненых бережно передали врачам. Тут– то я снова увидел парня с перебитой ногой. Жизнерадостный парень. Александр. Он и сейчас улыбался, прихрамывая. Ходил, штанина была закатана по колено, а икра рассечена — кровь. Шёл, ковыляя, не сгибая колено.
Я его спросил:
— «А дальше– то как?»
Александр, опираясь на приклад автомата:
— «А что, сейчас вытащат осколок — и обратно поеду, в гарнизон, что здесь делать?»
Я позвонил по мобильному телефону, и через полчаса подъехал на красном «Опеле» высокий плечистый с рыжей копной волос казак в кубанке, вооруженный АК– 47. Тепло поздоровался и спросил:
— «Как там у Бати, в Северодонецке? Сильно досталось вам?»
Проезжали по центру Стаханова. Разгуливала по площади слегка пьяная веселая компания молодежи.
Увидев веселье, Игорь озверел. Фронт был рядом.
Остановил машину, подошел к первому подростку, который дыхнул на него пивом.
Казак Игорь начал его материть и ругать:
— «Почему здесь пьешь?»
Игорь вышел без автомата, но в его голосе была такая сила, что подросток поник и затрясся. Парню сделалось плохо.
Казак строго спросил подростка:
— «Ты понял, кто я?
— Да, понял. Власть, казаки.
— То– то же, не вздумай в нашем городе пить!».
Я понял, что в Стаханове власть держат казаки и крепко держат.
Поехали дальше. Игорь пожаловался на отступление. Набирая голос, с упреком к кому– то говорил:
— «Я выезжал вчера к границе. Лично видел колонну танков, двадцать шесть единиц. Куда они деваются, не понятно…»
Я успокоил:
— «Видимо наши концентрируют силы и готовят мощный контрудар!»
Игорь надвинул папаху на брови и ответил:
— «Да, удар бы не помешал сейчас.»
Игорь поместил меня на ночлег на квартиру к родственникам, и пообещал, что утром пойдет машина в Донецк. Трехкомнатная квартира русской семьи в Стаханове не отличалась достатком, но была чистой и ухоженной, с быстрым интернетом. Всё, как у всех. Скромно.
Хозяйка — приветливая светловолосая женщина средних лет. В одной комнате за компьютером сидел ее сын, молодой парень двадцати лет. Меня сначала с дороги покормили макаронами по– флотски, и выделили большую комнату. Прошло два часа, я уже намеревался заснуть, как в комнату постучали и сказали, что надо срочно собираться. Оказалась, что ночью попутная машина шла из Луганска, проезжая Стаханов, в Донецк.
Игорь за мной заехал. На его красном «Опеле» добрались до окраины Стаханова. Остановились на бензозаправочной станции, познакомил с двумя ополченцами, которые направлялись в Донецк. Я сел на заднее сиденье «Нивы». Поехали по трассе от Стаханова в Донецк.
ТРАССА СТАХАНОВ ДОНЕЦК
Трасса не простреливалась, но ребята сказали, что в двадцати километрах от Стаханова, возможен, прорыв противника. Силы нац. гвардии стягивались для окружения ополчения и создания котла.
Поэтому мы быстро неслись, старались успеть, чтобы кольцо противника не замкнулось, прежде времени. Рядом с взрослым ополченцем находился старенький с деревянным прикладом карабин Симонова СКС, а водитель был молодым и имел только пистолет «Макаров» в кобуре на поясе. Я подумал, что маловато. Сейчас принято с «калашами» ездить, а здесь только карабин. Если нападение на дороге, не отобьемся…
Но доехали без приключений. На рассвете въехали в Донецк.
Водитель спросил:
— «Куда тебя, до „избушки“?»
Я ответил:
— «В СБУ не надо. Подвезите меня к зданию ОГА.»
Дружески попрощались. Я подошел к серому зданию администрации ОГА. На входе стояли и сидели на стульях семь ополченцев в камуфляже, «по боевой» в разгрузках с АК. Взглянули пропуск военкора. Пропустили. На лифте поднялся на седьмой этаж, вставил ключ в замок, открыл дверь и почувствовал, что приехал домой. Растянулся на трех стульях и заснул.
Отступавшие из Лисичанска и Северодонецка ополченцы разделились на три ветки: Евгений Ищенко с позывным «Малыш» или «Бэтман» отошел в Первомайск, Дремов отступил в родной Стаханов, Алексей Мозговой — в Алчевск. В Лисичанске ополченцы попытались оказать бойцам ВСУ сопротивление, но понесли серьезные потери в уличных боях и в итоге оставили город. Был взорван стратегический Синецкий мост между Лисичанском и Северодонецком, и еще два моста.
Ополченец Пушкин А., состоявший в июне –июле 2014 в батальоне Павла Дремова уточнил:
В северодонецком батальоне П. Дремова было 280– 320 казаков и ополченцев. «Призрак», командир Мозговой А., имел 180 бойцов, комендатская рота, командир Керчь (Романенко) — 60 бойцов, взвод Лешего — 30 бойцов. Общая численность ополчения «Лисичанск–Северодонецк» составляла на 20 июля 550 — 590 бойцов с оружием.
Зу- 23—2 на базе Урала появилась перед самым выходом из Северодонецка 18 июля. Урал лично был доставлен Андреем.
В первых числах июля в батальон П. Дремова поступило одно «трофейное» орудие гаубица Д30, калибр 152мм. Для борьбы с бронетехникой имелись только Мухи и РПГ, прицельная дальность 150м.
Бойцы П. Дремова перед отбытием снова в Лисичанск. г. Стаханов. 26 июля 2014 г.
Выход из Северодонецка был обусловлен:
— Численным перевесом группировки ВСУ, действующей на лисичанско–северодонецком направлении, в которую входили
— Потерей п.Рубежное после неудачного штурма КПП Старая Краснянка силами Мозгового 26 мая, в Рубежное вошли БТРы и танки. Все, что мы успели, это взорвать Томашевский мост.
— Отсутствием противотанкового вооружения.
— Малой численностью ополчения, действующего на плацдарме Лисичанск–Северодонецк, больше трети состава были вооружены карабинами Симонова СКС.
— Плохим снабжением боеприпасами и питанием.
— Отходом ополчения из Славянска 4 июля 2014. Из-за отступления из Славянска и потерей Артемовска- Краматорска, левый фланг плацдарма был не защищен.
Это позволило ВСУ к 20 июля 2014г. замкнуть кольцо окружения северодонецко-лисичанский плацдарма. 22 июля плацдарм был оставлен.
Снова в Лисичанск
24—30 июля 2014 в Стаханове была сформирована боевая группа, 96 бойцов под командованием Барса. Задачами группы являлись: войти в оккупированные противником Северодонецк –Лисичанск, вывести оружие и пороховой запас, эвакуировать часть мирных жителей и начать партизанские действия. Барс — начальник особого отдела КНГ ВВД центрального фронта, одессит. В группе были: подразделение Лешего (сейчас в ЛНР полк Ярга), взвод СП «ДОН», часть комендантской роты Керча. В конце июля группа выехала из Стаханова в Лисичанск. Пушкин А. рассказал:
«Что с боем прорывались и проводили автобусы написать можно,
но никто не поймет, если не объяснить, что выгрузив за «нулём» женщин и детей в Стаханове, мы грузили автобусы боеприпасами и оружием.
Вывезли почти 6 000 мирных жителей из Лисичанска и Северодонецка в Стаханов.
В Севередонецке осталось человек десять ополченцев. Они потом пешком выходили… Ярик… Настя… не помню всех… Потом в Север (А.Б.- Северодонецк) вернулся ополченец Художник (военный комендант) …Вскрыл наши схроны… Немного партизанил, когда прижали- взорвал себя. О герое Художнике может рассказать Андрей Лавин.
В подвале ГИАП было 140 тонн пороха с ЛПЗ.
10 мы отдали Козицыну. 10 Мозговому..
и 60 тонн лежали на нашей базе,
где мы фугасы собирали. и начиняли бензовоз, что б взорвать блокпост в Старой Краснянке.
Можно и с количеством написать. Дело в том, что СП «ДОН» контролировало ЛПЗ (А.Б.-Луганский пороховой завод),
После отвода основных сил дожало пороховой завод на Мирном,
базу ОКБ на городке ОР,
Новосветловский пороховой завод (НПЗ), и автобазы Аптекаря в Краснодоне.
НПЗ был передан Цепкалову, ЛПЗ передали 9-й роте.
Базы Аптекаря передали Витязю.
Два взвода убыли в Северодонецк,
и два взвода стали батальоном Дон 2 МСБ
РЛС от Северодонецка до почти Мариуполя деактивировали тоже наше дело. Именно поэтому наши парни и были на РЛС в поселке «Металлист». Это их и жгли и взрывали, а потом взяли в плен».
ОПЕРАТОР КОСТЯ ПОШЕЛ В ОПОЛЧЕНИЕ
Днём я увидел Мишу Моисеева, он приехал из Макеевки только в 12 и выдал новость, поправляя подтяжки брюк и закуривая сигарету:
— «А ты знаешь, Костя– то наш, оператор, пошел в ополчение!»
Михаил, выдыхая клубы белого дыма, добавил добродушно:
— «Бросил нас… сволочь!»
Вот это была новость!