О том, что домовые в домах живут, я давно от бабушек слыхивала. Видать их не видала, а относилась на всякий случай всегда с уважением. Как приду домой, обязательно поздороваюсь, а как за порог - расскажу ему прежде, куда собралась да зачем, да как долго меня не будет. Чтоб не скучал в одиночестве, да не тревожился. Ну, и спасибо всякий раз говорить не забывала, что за домом присматривает да меня не обижает.
Говорить-то с ним говорила, а вот отвечает ли - не прислушивалась. А тут и решила - что бы и не попробовать? Вдруг он тоже сказать что хочет, а я и не ведаю. Прихожу домой, здороваюсь, а сама слушаю, чутко-чутко так... Да не ушами только, его душой слушать надо, чувствами, простой глаз его не видит. Навострила, значит, все чувства свои и понимаю: сидит мой миленький на потолке в комнате и поглядывает, меня встречает. И радостно ему от того, что я с ним здороваюсь, доволен значит. Я дальше прохожу и спрашиваю:
- Расскажи, как живется тебе?
А он сразу:
- Потолки у тебя низкие!
А и впрямь низкие. Да что там потолки, и квартирка-то сама малюсенькая, не развернешься - не разгуляешься. Как хоть он тут ютится?
Показывает: в потолок ушел, будто впитался, да тесно там, снова вынырнул, потом к стене скользнул, к ней прилип. По стене поползал, за батарею спрятался. Так и путешествует - по стенам да за шкафами.
- Ловок, - говорю. - А как бы тебе жить хотелось?
Он вздыхает.
- Просторно раньше люди жили...
Комнату большую показывает. Углов прямых там нет, многогранная. Печка у стены стоит, окошек много. Хозяев дома нет, а он, вроде как, за главного, присматривает. Важный такой, понимает, что от него порядок в доме зависит. Хочет, на середку комнаты выйдет, а хочет - по стеночке скользнет. Как хозяева домой - он в уголок или за печку прячется. Все больше за печку, там хорошо, да и не мешает никому. Хотя, если ребеночек его увидит, так и поиграет с ним. Нравятся ему детки.
А люди все веселые были. Придут с улицы - детишки бегают, хохочут, много их. Женщины нежные да улыбчивые, а мужчины радостные да открытые. Придут домой, давай песни петь, смеяться. Домовой только притихнет, да наблюдает за ними, хорошо ему.
Замечтался мой домовой, ушел в воспоминания.
- Сейчас то что? - спрашиваю.
- Сейчас все люди больше об обидах своих думают, - отвечает. - Кроме боли своей не замечают ничего. Обо мне и вовсе забыли. Я иногда стучу им, когда шибко разнервничаются, да не слышат. Думают, ветер в трубе гуляет. Холодно мне, когда люди страдают. Я ведь их всю боль сам чувствую. Тогда и стучать начинаю, когда невыносимо становится.
Сижу, думаю, вот ведь дела... Кто же он такой, домовой?
- Откуда ты в доме берешься? - спрашиваю.
- Мы на другой планете рождаемся. Там семьи у нас. Но не так, как у людей. Мы для того, чтоб жить в домах людей, рождаемся, поэтому не тоскуем по своим. У нас и чувства такого нет. Хотя иногда с ними видимся. Если дом заброшен или долго пустой стоит, можем к себе на родину слетать. Там нет природы, как на Земле, пусто, но мы ее любим и всегда потом возвращаемся.
- Ты прости меня, домовой, если что не так делаю, если обижаю тебя, - говорю. - Я ведь тоже - все в суете да мыслях своих, о тебе и не вспоминаю. Я веселой постараюсь быть и песенку тебе напишу и петь ее тебе по вечерам буду, хочешь?
- Пой, - говорит.
Он доволен, что с ним, наконец, поговорили.