Здравствуйте, те беспокойные, мелькающие глаза, в суматохе дней, потоках авто, блуждающих стуком, железных колёс трамвая, и света тёмных чучел. У каждого из нас, есть ожидания, которые имеют начало и конец, в середине между этими словами, стоит буква "И", вот о ней, этой букве, мне придётся объяснится.
Четыре часа утра, вернее без десяти.
Ночной кошмар сна, разбудил меня, тем моментом, где я бродил по троллейбусу не купив билет, и кондуктор, со старухами, мерзкими, как дождливый день, позорили во весь голос. Я вышел из этого сна, в темень спальни, гостиной, кабинета в одном лице, и снова вспомнил её.
Зоя Космодемьянская, не даёт мне покоя, уже целую беременность зародившегося чувства, девять месяцев. Пискострадалец, скажет кто-то незримый. Ох-хо-хо, и будет прав.
Художественный образ не дан мне свыше, но краски слов, помогут другим увидеть, какая она, каков её мир, о чём мечтает.
Есть другие, не спорю, но невозможно любить всех, влюбить в себя, по силам, а вот избранной тобою, успех не велик.
Эффект красоты, в молодости, скажет кто-то, согласен, молодое тело, другое дело, это точно, но опять это грустное но, две буквы. Но... Нескончаемая НОчь, недопитое виНо, закрытое окНО, полное гов...
Кипит наверное у Бога в венах, от неразберихи в умах, и чувствах у людей, думается мне, а потом, осознав себя крошечной клеткой, которая со времён эволюции разделилась пополам, я понял. Это мне пришлось отделить её от себя, это мне не дано услышать крик, отделившегося младенца.
Во заехал в тёмный лес. Надо сварить яйца, не свои конечно, Синявинской птицефабрики. Ставлю на плиту котелок с ними, моими яйцами, и вспоминая вчерашний день, иду курить, сами знаете куда. Где у нас вчерашний день, правильно, в туалете, а подпись под ним, тоже верно, на туалетной бумаге.
Зоя, Зоя, Зоя, не моя теперь прежняя, Зоя Космодемьянская.
Крикливый без укоризны стан, в метр восемьдесят семь, волосы в косу, от потолка до пола, как на картине в Русском Музее Петербурга, глаза цвета Арктики и Антарктики, чувственные, нежные губы, яркая помада, блёски на щеке, синева туши, и искры, искры, искры, ходячий электрический ток. Я шпендель и она шпала, итальянская парочка.
Вчера снова нечаянно увидел её.
Она была с подругой, Зиной Портновой, гуляли беззаботно по торговому комплексу, в окружении бутиков. Я же брел в кинозал, на "Тёмные времена" с Гарри Олдманом, удостоившимся "Оскара", за двухнедельную историю жизни Уинстона Черчиля, на грани начала войны.
Заглядывая вперёд, фильм, ерунда полная, во второй раз, я бы не пошёл, ещё и двести пятьдесят рублей.
Вот к примеру, в школьном возрасте, на Польский фильм, "Академия Пана Кляксы", я ходил весь осенний сезон, в кинотеатре "Чайка", тридцать два раза, прогуливая уроки. Десять копеек билет, вместо завтрака. Да, когда же это было, десять копеек завтрак, двадцать пять копеек обед, две копейки, репка. Молочные коктейли по одиннадцать, с очередями...но это уже другая история и не моя.
Как говорит наш с братом третий отец, мне чужая слава не нужна.
-Привет Зоя, привет Зина.
-Привет Рома, ты куда?
-В кино.
-Один?
-Как видишь.
Мне холодно от её взгляда, мне жутко от её вопросов, ни о чём. Зачем ты так?
-Мог бы и пригласить кого-нибудь, с твоей внешностью у тебя бы получилось обмануть ожидания.
-Зоя, ты не изменилась, остаешься до сих пор молоденькой дурой, забывая о том, что молодость-это недостаток, который быстро проходит.
-А ты жалкий философ, жаждущий поэт, никчемный бедный художник, бесполезных слов. Без дел, без денег, без будущего, и хорошего прошлого. Мрак, а не человек.
-Но ведь мы с тобой встречались, и плюсы были.
-Если ты имеешь в виду моё израненное тело, твоим кривым ножом, то это не повод для совместной жизни, надо что-то есть, во что-то одеваться, и что-то строить. Забыл, брак - это предприятие.
Зина в это время улыбалась, слушая нас, поминуя о том, то, что третий не лишний, третий запасной.
-А как же, чувства, желания, любовь наконец.
-На твой дурацкий конец-подытожила она, развернулась через левое плечо, по театральному, взяла подругу под руку, и скрылась в пустующей толпе.
Я в этот момент вспомнил анекдот, от Романа Трахтенберга.
Приходит артист цирка, к директору цирка. Говорит.
-Мне для моего номера, нужно две тонны говна и ослепительно белый костюм.
-Ну две тонны говна мы наберём, а зачем вам ослепительно белый костюм?
-Всё очень просто господин директор. Выносят две тонны говна, поднимают две тонны говна под купол цирка, сбрасывают две тонны говна на арену, вся арена в говне, зрители в говне, оркестр в говне, и тут выхожу я, в ослепительно белом костюме.
Так же и я в торговом центре, стоял, только не в ослепительно белом костюме, а в ...
Смотрю на время на часах. 5:05. SOS.
Начало сегодняшнего дня, радует меня, вареные четыре яйца, в Великий пост, майонез, есть чеснок. Сделаю утреннюю закуску из яиц, с майонезом и чесноком, и к девяти, поеду на собеседование, в отдел кадров НИИСК имени Сергея Николаевича Лебедева, не смотря на предрассудки, запах из о рта, в поиске рабочего места. Да, я такой, и менять стиль вождения в этой жизни, не намерен. Лизнуть у начальства, не могу, и не намерен, на языке потом осадок.
Моя женщина, твоя женщина, о какая девушка, цветок, а я кто?
Я? Я простая цветущая всё лето Ромашка, любит, не любит, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт, может обнимет, может покинет.
Был один день в году, не помню какого столетия, когда моего отца, разбудили в середине лета на ромашковом поле, и сказали, что пришла телеграмма с известием о том, что у него родился сын. Он огляделся вокруг цветущего ромашками поля, улыбнулся, засмеялся и сказал:
-О, решено, сына Ромашкой назову, Ромой.
И теперь всю свою жизнь считалочка.
Ромка дурак, курит табак,
Спички ворует, девчонок целует.
Ох, Зоя, тот осенний марафон, нашей совместной жизни, оставил шрам, в моей судьбе. Нить жизни слишком длинна событиями, в которых мы участвуем, оставляя узлы.
Как ни странно, а это странно, один раз мне пришлось наблюдать картину мартовского вечера, у бабушки, соседнего дома, в глухом посёлке.
Рыжий кот, в окружении разношерстных кошек, извивающихся в разных позах перед ним, нанизывал себя языком, не обращая внимания ни на кого. Он был занят собой. Кошки дико визжали, мяукали, стоял хор. Он же был занять собой. Позже, мне пришлось смеяться, увидев то, как он ловко отодрал всех кошек, по одной и по порядку. И ту успел, и ту успел, и эту успел, и эту догнал успел, и эту скучающую, не звавшую, успел. Всех до одной, на кошачью свадьбу приходили и другие.
При свете одинокого фонаря, я просидел у окна, всю ночь, посмотрел этот концерт, с удовольствием. Закурил под утро последнюю сигарету, вспомнил слова своего деда:
-Тихо бабы, не орите, всех успеем!
Храни Вас Бог.