Моя дорога к морю
Нынешнему поколению российских граждан сегодня даже трудно представить те условия жизни, в которых находилось подавляющее большинство сельских жителей СССР
в середине двадцатого века.
В 1940-м году, при численности населения в СССР около двухсот миллионов человек, более 130 миллионов проживало в сельской местности. И при этом в развитие села вкладывалось в пять раз меньше денег, чем в развитие промышленности.
В то время в СССР было свыше двухсот тысяч колхозов, что ни деревня - свой колхоз! Землю пахали плугом с помощью лошади, зерновые убирали серпами, траву косили обычной косой, обмолот зерновых осуществлялся цепами. А на приусадебных участках основным орудием труда была лопата. Отопление сельских хат производилось дровами, освещение - в лучшем случае - керосиновыми лампами, об электричестве и радио даже ничего не знали!
Каждый колхозник обязан был ежегодно отработать в колхозе трудовой минимум - 180 трудодней. Чтобы заработать один трудодень, косой надо было , в зависимости от густоты травы, скосить от 10 до 16 соток, вспахать плугом 15 соток. А за трудодень в колхозах платили только натурой - где-то около килограмм зерна да 2-3 килограмма картофеля, денег в большинстве случаев не выдавали совсем! Чаще всего люди одевались в одежды изготовленные из домотканой ткани, обувались в самодельную обувь - лапти или сшитую из выделанных шкур местными сапожниками обувь. Посуда, предметы быта тоже чаще всего были изготовлены из дерева. О пользовании во время еды вилкой и ножом даже представления не имели.
Но, если нужны были деньги, то женщина укладывала в свою кошёлку до пяти десятков яиц и шла пешком из деревни в город Новозыбков на рынок, а это от нашего посёлка Заречье в одну сторону 11 километров. Вот она - эта бедняжка и тащилась в такую даль, чтобы заиметь деньжат на покупку того же сахара, селёдки или трусиков. А ведь хотелось иметь одежду и для праздников - ту же ситцевую кофточку или платок! Паспортов же сельским жителям не выдавали. Многие не прочь были бы и уехать в город, но без паспорта дорога везде была закрыта.
Смерть И.В.Сталина сначала буквально парализовала всех жителей СССР. Казалось, что лишившись такого руководителя, наша Родина будет ослаблена, ведь достойного продолжателя дела В.И.Ленина из всей номенклатуры гос. аппарата абсолютно не просматривалось. Однако, уже в самое короткое время своего руководства страной Н.С.Хрущов объявляет о необходимости смягчения международной обстановки, о повышении ответственности за свою работу всех гос. служащих, о снятии необоснованных льгот с руководителей, о повышении жизненного уровня трудящихся за счёт развития лёгкой промышленности и села. И, хотя С 1953 по 1955 годы закупочные цены на продукцию из села были увеличены чуть ли не в три раза, всё равно, многие сельские жители мечтали, чтобы их дети покинули село. Самым надёжным способом покинуть село и получить паспорт, надо было поступить в институт.
Мой отец Атрошенко Филипп Егорович в 1934-м году закончил Рабфак, а в 1941-м и педагогический институт, работая учителем, поставил перед собой твёрдую цель, чтобы все дети его получили тоже высшие образования и, если того пожелают, перебрались тоже из села в город. А у него пятеро сыновей. Старший - Анатолий уже студент 4-го курса Смоленского. Медицинского института, второй сын – Виктор - на 2-м курсе Новозыбковского Педагогического, теперь надо решать дальнейшую судьбу третьего - Александра (по деревенски - Шура) куда ему поступать? 1956-й год, я-Шура, заканчиваю 10-й класс школы, а у него ещё два сына: Миша, который учится во 2-м классе и Володя, которому всего лишь 4 годика. Состояние же здоровья не блещет, да и материальное положение – тоже! Толя учится в институте в Смоленске, надо и за дорогу, и за общежитие заплатить, да и без других студенческих расходов не обойтись. Витя, хотя и в своём районном центре, но за 12 км. от Заречья, тоже без общежития не может, тоже нужны деньги. У самого тоже проблемы - состояние после трёх серьёзных ранений во время войны, ему не так-то легко уже каждый день, а, иногда и не один раз, ходить за три километра из своего посёлка «Заречье» в село «Рыловичи», где находится школа. Да и от домашних работ не освободиться. Уход за пчёлами, садом, заготовка сена для коровы, содержание в нормальном состоянии хаты и всех других хозяйственных построек требовали приложения рук и времени,а силы - на исходе.
В 1952-м году директором школы был назначен Поздняков Сергей Фёдорович, который, познакомившись с моим отцом, видя его состояние, предложил переселяться из своего посёлка в село и похлопотал перед председателями колхоза и сельского совета, чтобы ему выделили освободившуюся усадьбу почти рядом со школой, а в лесу для строительства дома дали необходимый для строительства лес. Папа с радостью принял предложение строить новый дом. Задуманное оказалось не только весьма трудоёмким, но и довольно затратным мероприятием: стоимость работ плотников , печника, кровельщика и многое другое. Надо где-то и у кого-то занимать деньги и деньги не маленькие. Однако, решение переселяться в село принято, надо выполнять.
В зиму с 1955-го на 1956-й год проводилась работа по заготовке брёвен для новой избы.Лес для постройки пилят в зимнее время, когда дерево спит и соки его почти не движутся. Согласно требований лесничества, требовалось спилить деревья так, чтобы высота пней была минимальной , чтобы все ветки, сучья, вершины от спиленных деревьев были прибраны и уложены в определённого размера штабели. Поэтому для выполнения работы требовались не только профессиональные пильщики и физически сильные работники, но и уборщики территории, для этого и мой труд был не лишним. По просьбе папы лесничество прислало опытного пильщика,наш сосед тоже согласился принять участие в заготовке брёвен.
И вот, бригада из пяти человек, включая тракториста, работника лесничества, нашего соседа, папу и меня на тракторе с двумя тракторными прицепами - санями, утречком в воскресенье в конце января 1956-го года отправилась в путь за 15 км. от села за лесом для избы. С утра было тихо, светило солнышко и стоял лёгкий около 5-ти градусов морозец. По чистому и глубокому снегу менее чем через час мы прибыли на выделенную делянку леса. Работали все в полную силу целый день, лишь к вечеру, когда начинало смеркаться, работа была закончена: деревья спилены, брёвна уложены и увязаны на санях, ветви и сучья, как и положено, собраны в штабели. Пора ехать домой. Но к этому времени усилился ветер, запуржило, усилился мороз. В кабину трактора вместе с трактористом сел работник лесничества – он же пильщик. Оставшейся тройке оставалось ехать на санях с брёвнами. Для этого на передних от трактора санях брёвна, уложенные внизу, были метра на два отодвинуты от трактора так, что получилось углубление, в которое и спряталась эта тройка.
Тронулись в путь, а дорога не близкая, мороз крепчает, сидим без движений. Папа из своей сумки достаёт две бутылки водки, хлеб, картошку с салом. Для того, чтобы согреться, наливает по полному стакану. Дошла очередь и до меня. Но до этого случая я, можно сказать, водочку даже не пробовал, а тут – полный стакан! Я отказался, но папа приказал выпить всё до дна и сказал: «Пей сынок, пусть будет это тебе на пользу, ведь этот стакан из рук любящего тебя отца!» Я выпил, закусил, и так мне после этого стало тепло, так потянуло в сон так, что я непременно свалился бы с этих саней под их полозья, но мужчины, видя моё состояниё, плотненько усадили меня между собой. Мы благополучно привезли брёвна к месту постройки и сразу же отправились спать, разгрузку и укладку брёвен делали уже на следующий день. Прежде, чем ставить сруб, надо, чтобы брёвна подсохли, полежали хотя бы до мая или, еще лучше, до июня.
Я продолжаю учёбу в 10-м классе, всеръёз задумываюсь, куда мне поступать после школы, какую профессию избрать? Папа тоже морщил свой лоб, соображая, как и на какие средства содержать третьего студента?
Однажды, в самый канун праздника «Пасха», я зашёл в школьную библиотеку и увидел там книжицу, которая чуть ли не решила мою дальнейшую судьбу. В этой книжице излагались дипломные работы выпускников Московского Архитектурного института на тему: «Дом для села». Тогда в советской печати, в различных постановлениях партии и правительства много говорилось о необходимости скорейшего развития сельского хозяйства СССР. Смотрел я на рисунки красивых домиков с декоративными заборчиками, ухоженными участками с грядками, цветниками, плодовыми деревьями, с дорожками и скамеечками и восхищался, всё это просто поразило меня своей красотой.
К празднику «Пасха» приехал из Смоленска старший брат Толя, из Новозыбкова – Витя. Всю пасхальную неделю праздновали всей полной семьёй. Первый же вторник после пасхальной недели в нашей местности отмечается праздник «Радуница» когда люди приходят на кладбище пообщаться с духами своих умерших родственников и близких людей. И наша семья в полном сборе в тот день тоже была на кладбище. Мысленно мы пообщались с усопшими. Встречаясь со знакомыми, приехавшими издалека, рассказывали о себе и своей жизни и слушали их.
Рыловичское кладбище находится рядышком с селом к северу, неподалеку от речки, к западу от кладбища – большой колхозный сад. Само же кладбище – на самом бугру, на высоком месте, откуда хорошо видны все Рыловичи, Заречье, вся пойма нашей речки с олешником, панскими усадьбами с аллеями серебристых тополей и клёнов и озером. Какая же красивая природная панорама – не оторвать глаз!
Но всю картину портит само наше село Рыловичи, которое тянется одной улицей, вдоль дороги почти на три километра, с покрытыми соломой крышами покосившихся изб. Лишь центр села, где школа и сельский клуб хоть чуть-чуть разнообразят это скучное и скудное зрелище.
И я тут же вспомнил то, что видел в книжице, где будущие архитекторы рисовали сельские усадьбы, а , взглянув на колхозный сад, вспомнилось и то, как пропадает урожай яблок из-за невозможности их реализации. Тут же в моей голове стали рисоваться картины села с домиками из книжки, расположенными не в один ряд вдоль дороги, а на более высоких и живописных местах. Подумал и о возможности строительства здесь заводика по консервированию и переработке овощей и фруктов. После всего этого я уже больше не задумывался на тему: «Кем быть»? Я твёрдо решил поступать в Сельскохозяйственный институт, чтобы потом стать председателем своего колхоза.
Я-то своё решение принял, а папа попрежднему находился в состоянии неуверенности о возможности материального обеспечения учёбы в институте третьего сына. Вот, если бы не долги за строительство нового жилья, тогда бы не было никаких сомнений, а с такими долгами, скорее всего, третьего – не потянуть!
В июне 1956-го года в гости к своей сестре Бургутто Вере ( по-деревенски – «Бургутиха») на Заречье приехал из города Мурманска её брат Бургутто Яков Сергеевич со своим сыном Робертом, который был моим ровесником. Яков Сергеевич, в Мурманске был весьма значимой персоной, он работал заместителем начальника Мурманского Рыбного порта. По такому случаю Бургутиха пригласила в гости почти всех зареченцев. Для того, чтобы уместились все, пришлось часть столов и скамеек заимствовать у соседей и пиршество проводить не в избе, а на свежем воздухе в саду. Яков Сергеевич привёз с собой чемодан сёмги, почти целый ящик коньяка. Пир был, как говорят, горой, все восторгались угощениями, а , когда Роберт заиграл на своём аккордеоне «Раскинулось море широко» и запел его пение поддержали многие из гостей. Потом, под прекрасную игру на аккордеоне Роберта, пели много других песен. Хорошо проведя время, гости разошлись по своим домам, а папа, как старый приятель Якова Сергеевича, остался поговорить с другом юности наедине. Когда он поделился своими сомнениями насчёт своих материальных возможностей учить в институте третьего сына, Яков Сергеевич тут же посоветовал папе, чтобы он отправил меня в Мурманск для поступления в Мурманское Высшее Мореходное училище, где за учёбу платить не надо, обмундирование, общежитие, питание – всё за счёт государства! Папа сразу же повеселел, благодарил друга за такой совет, а, придя домой, сразу же высказал мне своё решение о моей будущей учёбе, что я буду поступать в Мурманскую мореходку. Это было для меня подобием катастрофы. Папино же слово твёрдое, сказал – так и будет! Тем более, в Мурманске есть знакомые люди, а учёба полностью – за государственный счёт. А как прекрасно там живут, взять того же Якова Сергеевича!
Начали подготовку к моему отъезду из родного дома. В то время почти все деревенские парни, за редким исключением, были обуты и одеты в обувь и одежду изготовленные своим кустарным способом. Тогда в колхозах за заработанные трудодни расчёт производился только зерном и овощами, денег не выдавали совсем. Чтобы заиметь хоть какие-то деньги, надо было что-то продать, а ближайший рынок за 12 километров – в Новозыбкове. Поэтому костюм даже из хлопчатобумажной ткани был большой редкостью и то лишь у самых богатых. И у меня, как у всех, была простенькая одежда из домотканной ткани, к тому же, я из неё уже вырос. Когда старший брат Толя поступил в медицинский институт, папа купил ему одежду и обувь в магазине, в освободившуюся одежду оделся Витя. Я же оставался одетым в свою старую одежду, которая мне была уже тесна.
В Рыловичах со своей семьёй проживала сестра моего папы – тётя Саня. У неё было три сына: Анатолий, Сергей и Володя. Анатолий уже, закончив институт, работал учителем в соседнем районе, Сергей, отслужил в армии, получив там специальность электрика, весьма успешно работал в Новозыбкове на местной электростанции, Володя учится в Ленинградском Институте Советской Торговли. Тётя Саня почему-то ко мне относилась с особо ласковым чувством. Узнав от папы, что я скоро уезжаю в далёкий Мурманск, в один из вечеров пришла к нам с каким-то свёртком в руках. Разворачивая его, она сказала, что это они для Серёжи купили костюмчик, но он ему оказался маловат, а относить его назад жалко, уж больно он хороший и не из дорогих. Вот я и принесла, а не примерит ли его ваш Шура? И, хотя папа протестовал, меня нарядили в этот костюмчик. Какой же он был красивый, из темносинего сукна, с модными, скруглёнными полами. Я просто преобразился в этом костюме! Но папа скомандовал: «Снимай!» Я до того расстроился, что даже отказался от ужина. А папа сердился и уговаривал меня, говорил, что настолько влез в долги с этой новой хатой, что теперь сожалеет о своём решении переселяться в село, но теперь уже поздно что-то менять. Пойми меня, сынок, тебе своя одежда нужна лишь на время вступительных экзаменов, потом, как курсанту, тебе выдадут всё новенькое. Так он убеждал меня отказаться от желания купить себе обнову. За всю свою жизнь я никогда не видел, чтобы папа плакал, а на сей раз в его глазах я увидел слезы. Мне настолько стало его жалко, что я тут же согласился не покупать этот костюм.
Итак, всё решено - я буду поступать в Мурманское Высшее Мореходное училище. Перед отъездом в Мурманск я решил проститься со своими родными местами: с Заречьем, Маныловкой, Верочкиным прудом, панскими усадьбами и озером, прошёл вдоль всего села Рыловичи, зашёл в школу, попрощался с друзьями и близкими людьми. И вот, в старенькой Витиной одежде, с небольшой авоськой в руках, вместе с папой и младшим братиком Мишей пришли на Новозыбковский вокзал. Попрощавшись с родными, первый раз в своей жизни сел на поезд и укатил в далёкий путь, в свою новую и нелёгкую жизнь.
В первый же день своего пребывания в Мурманске, я зашёл в гости к Якову Сергеевичу. Вся семья его: он сам, жена – Ирина Николаевна, сын Роберт были дома. Яков Сергеевич встретил меня весьма радушно, Но Ирина Николаевна, видя такого оборвыша, как-то уж больно разочарованно смотрела на меня. Но основное раздражение она, вероятнее всего, получила после того, как мы посидели за столом. Ведь я даже вилкой, тем более ножом, пользоваться совсем не умел. И спасибо сказал лишь один раз, когда выходил из-за стола, в то самое время, когда её сыночек Роберт в течение обеда не только раз десять говорил ей «спасибо мамочка», но и целовал в щёчку всякий раз, когда она подавала ему либо кусочек хлеба, либо убирала пустую тарелку, либо меняла блюдо. По глазам Ирины Николаевны я видел, что пришёлся не ко двору, а в компаньоны или друзья к её Робику, тем более, не гожусь. Да и мне тоже не было больше желаний быть у них в гостях.
Все, и я, в том числе, были уверены, что без особого труда поступлю в мореходное училище. Но оказалось всё совершенно иначе, меня не приняли. Поступал я на судоводительский факультет, так-как мне уже было известно, что именно судоводители являются особой флотской элитой, а судомехаников многие презрительно называют «маслопупами», потому что, работая с механизмами, они нередко бывают в замасленных робах (рабочая одежда).
Как и предполагали, я успешно сдаю все вступительные экзамены, иду на медицинскую комиссию. А вот тут-то и загвоздка! Никогда ни я, ни кто-то другой не замечали, что у меня есть какие-то дефекты зрения. А оказалось, что это не так. Когда, при проверке моего зрения, мне показали листки бумаги, сплошь покрытые цветными кружочками и квадратиками, и спросили, что здесь нарисовано, я ничего не мог ответить. И тут же мне был вынесен приговор: «Не годен по цветоощущению». К этому времени набор на судомеханический факультет полностью завершился. Я, по-русски говоря, остался с носом! Может быть, Бургуто Яков Сергеевич смог бы и помочь решить вопрос о моём зачислении на судомеханический факультет, но за помощью к нему я не обратился.
Но что же мне делать, как быть!? В училище не поступил, идти за помощью к Якову Сергеевичу не охота, ехать обратно домой и стыдно, да и денег на обратный билет нет, продукты, которые брал из дома, закончились! Пришёл в Отдел Кадров Рыбного порта с заявлением принять меня на работу хоть кем угодно. В Отделе же кадров, увидев, что мне восьми месяцев не хватает до совершеннолетия, отказали.
В состоянии абсолютной растерянности я шёл по тротуару Сталинского проспекта, смотрел, как холодный дождь сбивает пожелтевшие листочки с жалких кустиков чёрной смородины, высаженных на широкие газоны проспекта, а в душе было так же мокро и холодно, как этот осенний дождь!
Увидев вывеску «Комитет комсомола», решительно вошёл, рассказал секретарю о своём положении и о своих домашних условиях, попросил помощи, заявив, что в любом случае, но домой я не поеду. Секретарь , по окончанию нашей встречи, сказал мне, чтобы я снова обратился в Отдел кадров. Спасибо секретарю, на этот раз мне в Отделе кадров дали направление на работу в качестве ученика машиниста на аварийно-спасательный буксир Мурманского Рыбного порта «Прончищев» с окладом 280 рублей. Конечно, заработок мизерный, на те деньги не то, чтобы купить хотя бы что-то из одежды, а даже на скудное питание было бы недостаточно. Но, слава богу, на буксире питание бесплатное, тем более, корабельный кок на Прончищеве оказался превосходным! Буксирный пароход стал для меня и домом и кровом, а я – моряком.
К исходу первого месяца работы мои брюки на коленках уже совсем прохудились, тёплой одежды у меня не было никакой, а к октябрю в тот год в Мурманске было довольно холодно, поэтому в город практически я и не выходил. Проживал я в двухместной каюте с кочегаром Лякиным Александром, которому было около 30 лет и который был весьма опытным работником, но уж больно увлекавшимся водочкой!
В первые месяцы своей работы в море я очень страдал морской болезнью, но уже через каких-то три-четыре месяца к качке я совершенно привык, полностью научился управлять паровой машиной. Плохо было лишь то, что из-за отсутствия подходящей одежды мне приходилось всё время находиться на судне. В начале марта 1957-го года у меня была такая неприятность, что и не знал, что делать и как дальше жить!
Я попрежднему в городе во время стоянки в порту не появлялся, сидел затворником на судне, копил деньжата, чтобы хоть как-то приодеться. И вот, выдана зарплата за февраль месяц, я свою отложил храниться до апреля месяца, чтобы к своему совершеннолетию , наконец-то купить себе обновы, приодеться и выйти из своего заточения.
Александр Лякин, как всегда после получек, пришёл из города около полуночи, изрядно выпивши. Проснувшись, он стал искать свою зарплату, но не нашёл её. После этого он объявил в воровстве меня, мол хорошо помнит, куда положил свои деньги, что в каюте кроме меня никого не было, что он лично видел, как я считал много денег, что его деньги мог украсть только я. Он брал меня за грудки, несколько раз ударил и заявил капитану, что я - вор! Я оправдывался, клялся, что не виновен, даже плакал. Капитан ко мне никаких мер не принял, но, скорее всего, сомнения о
моей честности у него остались. И как же я после всего этого мог себя чувствовоть?!
Думаю, что Лякин нашёл свои деньги, потому что через три дня он извинялся передо мной за свою грубость и даже хотел подарить мне свои брюки, которые мне очень бы пригодились, но я их от своего обидчика не взял. Постепенно обида прошла, так-как с того случая Лякин относился ко мне весьма уважительно и, в конце-концов он уговорил меня принять в подарок от него не только брюки, но и пиджак. На свои заработанные я купил себе тёплую куртку и ботинки. Прошло моё нищенское положение, я стал прогуливаться по Мурманску. Механик относился ко мне очень хорошо, учил меня управлять паровой машиной, знакомил с работой в качестве кочегара, выполнять ремонтные и наладочные работы со вспомогательными механизмами.
Первого мая 1957-го года мне исполнилось 18 лет, я стал совершеннолетним, с этого времени имел право работать в качестве штатного работника. В середине мая меня назначили работать кочегаром твёрдого топлива на аварийно-спасательный буксир Мурманского Морского Тралового флота "Мурманрыба". По сравнению с Прончищевым Мурманрыба имела более современную паровую машину, два паровых котла,
обладала более высокими ходовыми и тяговыми качествами.
Но и здесь меня преследовали не просто неудачи, а настоящие беды. Качки я уже особо не боялся, рейсы же стали более далёкими. На сей раз Мурманрыба полным ходом шла к острову Белый,который расположен в Карском море в Ямало-Ненецком национальном округе. Это подальше, чем Новая Земля, неподалеку от северной оконечности полуострова Ямал. Место это считалось весьма заманчивым для рыбаков: сельдь, треска, морской окунь, а нередко и камбала и даже палтус были здесь объектом промысла. Плохо то, что многие траулеры изрядно изношены, требуют ремонта, поэтому частые их аварии прибавляют работы спасателям. И на сей раз, только что пришли в Мурманск, тут же снова поступила команда срочно идти на помощь терпящим бедствие.
И было бы всё нормально, но на сей раз Мурманрыба не успела пополнить запасы продовольствия: хлеб, овощи и мясо были на исходе, а рейс к острову Белый туда и обратно около недели. Когда мы подошли к траулеру и взяли его на буксир, на берег острова была отправлена шлюпка, чтобы насобирать чаячьих яиц, у крупных чаек они даже крупнее куриных. Я тоже был среди тех сборщиков. Мы довольно быстро набрали этих яиц два ведра, когда чайки сидели на своих гнёздах, прошёл небольшой снежок, который забелил землю,а, когда чайки слетели , эти гнёзда отчётливо чернели на белой поверхности. Чайки с криком носились над нашими головами, но мы делали своё чёрное дело. А, когда мы уже отошли от берега, снова крик чаек привлёк наше внимание. Присмотревшись, мы увидели двух песцов, которые доедали не собранные нами яйца, браконьерство продолжали песцы!
Утром, когда уже собирались возвращаться со взятым на буксир траулером, к нашему борту пришвартовалось какое-то местное пожарное судно. В это время вся наша вахта: два кочегара - я и Фёдоров Анатолий, машинист - Шестериков Михаил и вахтенный матрос собирались голодными ложиться спать, но тут Шестериков увидел на пожарном ящике пришвартовавшего пожарного судна буханку белого хлеба и масло, он сказал Фёдорову Толе, что не грех будет, если голодные люди немножко подкрепятся! Толя быстренько заскочил туда , где лежали хлеб с маслом, передал всё это мне и мы все вместе - вся ночная смена быстренько перекусили и улеглись спать.
К обеду Шестерикова вызвал к себе капитан, которому доложил кок, что из каптёрки украден последний кусок мяса, предназначенный для приготовления супа, что он видел ночью у этой каптёрки именно его. За Михаилом и раньше водились грешки. Он был очень плотного телосложения, а кушать мог свободно за троих. Михаил долго отпирался, а потом сказал, что украсть могли и я с Фёдоровым, что это именно мы спёрли хлеб и масло у пожарников. А до этого капитану и оттуда доложили, что кто-то из наших украл хлеб с маслом, на что тогда капитан особого внимания не обратил. На сей раз он немедленно вызвал к себе меня и Фёдорова и строго приказал выкладывать всю правду! И мы признались о том, что хлеб с маслом взяли мы, обещали впредь никогда подобное не повторять, а в краже мяса клятвенно заверяли о своей непричасности!
Может быть, от руководства флота поступило такое распоряжение,а, вполне возможно, что и сами капитаны договорились, но со спасаемого траулера нам на обратный путь были переданы необходимые продукты.
Михаила по приходу в Мурманск списали на берег, так как вина его в воровстве мяса была полностью доказана, но и я с Фёдоровым получили урок на всю жизнь!
А время шло, наступили жаркие летние дни. Работа кочегаром на корабле, особенно во время сильной качки, требует от человека неимоверной затраты сил. Надо специальным гребком выгрести с колосников образовавшийся шлак, залить его водой, выбросить его в специальный, предназначенный для этого, бункер. А, если не совсем опытный кочегар или сильная качка, то вместе со шлаком прямо себе под ноги выгребается какая-то часть и горящего угля. Жара такая, что пот ощущается не только на теле, но даже в горле! Чтобы немного охладиться, мы становились под специальные раструбы, выходящие из котельной на палубу и которые можно было развернуть навстречу ветру.
Вероятно, что после такого обветривания, я заболел ангиной, температура тела поднялась до 40 градусов, а в море подмены нет и я с такой температурой вышел на свою вахту! И после чистки топки сердце моё не выдержало:сначала появилось ощущение, что не хватает воздуха, потом - какая-то теснота в груди, а потом - потемнение в глазах и обморок! Я, как в той песне: "Раскинулось море широко", упал без сознания около топки.
На Мурманрыбе вывешен сигнал: "Больной на борту" и меня передали на идущий в порт рыболовный сейнер. Глубокой ночью меня доставили в больницу.
Когда утром я проснулся, то ,ещё не открыв глаза, услышал такие слова наклонившего ко мне врача: "Такой молоденький и такой сбой сердца!" Как тут не пасть духом?!
Спасибо Якову Сергеевичу, узнав о моей беде, он тут же посетил меня в больнице и сказал мне:" Что это ты , такой молодой, и так повесил свой нос, улыбнись, всё будет хорошо!" На эти слова я спросил его: "А как мне жить дальше?" Он тут же спросил и сам ответил на свой же вопрос: "А ты зачем сюда приехал, поступать в Мореходку? Так вот - и поступай, готовься, через месяц экзамены! Я спросил: "А как же с медкомиссией, на что он сказал, что её вместо меня пройдёт Роберт, а к вступительным экзаменам готовься сам, и, главное - не отчаивайся и не падай духом!
На следующий же день в палату мне доставили все необходимые учебники,а лечащий врач - Попова Фаина Матвеевна уделяла мне максимальное внимание, мне ставили внутривенные капельницы, приглашались врачи другого профиля. Вскоре посторонние шумы в моём сердце якобы исчезли, состояние улучшилось, меня выписали из больницы.
Я подал документы на поступление в Мурманское Высшее Мореходное училище на судомеханический факультет. До сих пор не знаю, звонил ли Яков Сергеевич кому-то из руководства училища обо мне, но почему-то при сдаче вступительных экзаменов мне доставались такие лёгкие билеты, задавались такие лёгкие вопросы, что я почти всегда отвечал сразу, даже не готовившись. Помню до сих пор ту задачку по математике: "В керосине плавает тело, погружаясь на 0,75 своего объёма, найти удельный вес тела". Я сразу же, не беря в руки ручку и бумагу, ответил, что удельный вес тела - 0,6 г/см.куб. Короче говоря, на сей раз со своими отличными оценками по всем предметам я был зачислен на первый курс судомеханического факультета.
На радостях зашёл в гости к Якову Сергеевичу. На сей раз и Ирина Николаевна была ко мне очень внимательна, все поздравляли меня с поступлением в училище, интересовались моим здоровьем, был накрыт чуть ли не праздничный стол. после обильного застолья Роберт играл на аккордеоне и мы все вместе пели песни. В тот же день отослал большое письмо домой
Жизнь стала налаживаться. Помимо учёбы записался в спортивные секции: спортивной гимнастики и лыжную - старался укреплять своё сердце.После окончания второго третьего и четвёртого курсов во время производственных практик хорошо познакомился с трудом и жизнью рыбаков, которые не идут даже ни в какое сравнение с трудом и жизнью на берегу! Это не просто труд - это трудовой подвиг! Однако, перед самой защитой дипломного проекта врач училища - Большаков Григорий Иванович рекомендовал мне избрать для жизни сухопутную профессию.
Закончил училище я с высоким баллом, поэтому при распределении на работу был одним из первых. И я выбрал для себя местом работы город Северодвинск, завод "Звёздочка". Таким образом я и не стал моряком. Проработав 33 года на разных инженерных должностях, вышел на пенсию и вместе со своей женой переехал на постоянное местожительства в город Санкт-Петербург.