12. Дневник женщины. Манок свободы

Елена Гвозденко
http://www.proza.ru/2018/04/03/1354

Беда Альбертовны обернулась моей свободой. Но не сразу. Новая должность не просто увеличивала мой бюджет, она требовала от меня постоянного присутствия. Я работала все время, когда не спала. Если можно было изыскать возможность, я бы оставалась на работе круглосуточно. Да и возвращаться в квартиру, которая стала исключительно Петюниной, не хотелось. Ужасно надоело вечно обиженное лицо. Он, разумеется, не высказывал претензий за мои поздние возвращения, но забота о его пропитании полностью легла на него самого.

В выходные он заводил долгие разговоры о маме и ее кулинарном искусстве. Потенциальная свекровь помешана на готовке. Какая-то поварская одержимость. Еще не старая женщина коротала свои дни между сараями со скотиной и вотчиной – кухней. Она не читала, совершенно не разбиралась в компьютере, а значит и не торчала в соцсетях, по-моему, даже телевизор не смотрела, разве что слушала между нарезкой овощей и подкидыванием блинчиков на сковородке. Готовка не была для меня проблемой, я легко справлялась с борщами и котлетами, иногда переходя на полуфабрикаты – как любая современная женщина. Но одержимость будущей родственницы пугала. С ней можно было говорить исключительно на кулинарные темы, других в ее жизни просто не существовало. Разумеется, Петюне не хватало маминой заботы, ему не хватало десяти разных начинок в блинчиках, не хватало дюжины салатов за обедом. Правда при этом он забывал, что его отец от зари и до зари работал и у фермера, и на собственном подворье.

Ремонт пошел быстрее, моя прибавка к зарплате позволила нанять, наконец, рабочих, чтобы разобраться с этим долгостроем. Петюня ездил контролировать. И вечерами, когда я засыпала за чашкой чая, отчитывался с какой-то особенной значимостью о проделанной им работе. К тому времени я уже поняла, что перевоспитывать, кого бы то ни было, бесполезно. Просто старалась ускорить процесс и выгнать насельца.

На работе приходилось постоянно уворачиваться от многочисленных интриг. Раньше не задумывалась, какой удар брала на себя Альбертовна, чтобы защитить нас всех. Конкуренция направлений, постоянное доносительство, беспринципное, лживое, открытая и скрытая лесть - все это обрушилось на меня лавиной неприятных открытий. Оценивалась работа вовсе не по эффективности, а по иным критериям. Например, по проворности донесения сплетен руководству, по умению собирать слухи, по количеству агентов в других отделах. Это вымучивало настолько, что всерьез задумалась об уходе. Моя природная нетерпимость, мое, неадекватное в нашей реальности, достоинство бунтовали против новой работы. Но уйти в никуда я не могла: ипотека и Петюня. Петюня повиснет на мне на долгое время, он не меняет то, к чему привык. Помню истерику, когда мы выносили диван-инвалид на помойку перед ремонтом. Его скорбь была столь велика, что хотелось устроить поминки.

В самый разгар моих невеселых сомнений прибавка к зарплате совершила чудо. В один из вечеров Петюня доложил, что ремонт окончен.