ГЛАВА 18
Четырех журналистов с видеокамерами впустили не больше, чем на две-три минуты. Свет ламп на мгновение ослепил меня. Я сощурился.
— Вы действительно тот парень, который упал с шестого этажа и не расшибся? — с карьера спросила у меня белокурая короткостриженная корреспондентка в облегающем худенькую фигурку ярком платье намного выше колен.
Я, все еще щурясь, кивнул в ответ.
— Как вам это удалось, — господин Кравцов? — тут же набросился юркий паренек, сунувший практически мне в рот свой огромный, обернутый крашеным поролоном микрофон.
— Это что-то меняет?
— Но все же?
— Можете сообщить своим читателям и зрителям, слушателям, что мне в данном случае крупно повезло.
— А тому парню, что упал раньше вас, не повезло, — тонко взвизгнула толстая, уже с проседью в длинных волосах корреспондентка, которая что-то строчила в свой миниатюрный блокнотик.
— Выходит, что так, — я хотел развести руками, но левую руку одернул под столом «поводырь».
— Кто вас выбросил из окна, господин Кравцов? — поинтересовалась опять же толстушка.
— Не знаю.
— Вы не порезались, когда вылетали через остекление окна? — уже задала вопрос белоголовая.
— Как видите, — я попытался сделать на своем лице подобие улыбки.
«Не хватало, чтобы следователь докопался до этого», — подумал я, открыто глядя в наведенную на меня профессиональную видеокамеру.
— Почему вас не выпустили отсюда и до сих пор держат здесь, в тюрьме?
— Это вы спросите у них, — поставив ударение на втором слоге, сказал я и кивнул на будто бы скучающих у двери спецназовцев, которые привели меня сюда. — Или, думаю, будет еще лучше, если вы, уважаемые журналисты, поинтересуетесь об этом у подполковника Поповского.
— Говорят, что с вами одно время хотели расправиться мафиозные группировки как Лучегорска, так и Солнцевска, которым вы в свое время поставили крутую подножку и задолжали несколько миллионов долларов... И еще, что с вами хотят встретиться воры в законе. Все это правда, господин Кравцов?
Я ухмыльнулся:
— На счет крутой — не знаю. Подножка и есть подножка. Говорить можно все, милая девушка, — тихо произнес я, отворачиваясь от второго микрофона, который мне все еще упорно тыкал в лицо молоденький паренек. — А вот на счет подножки, то я ее не ставил никому. И никогда у меня не было миллионов. Разве что в старых рублях, до деноминации. По поводу же воров в законе, я тоже никогда ни с одним из них не был знаком, поэтому, сами понимаете... Может они и хотят со мной встретиться, но причины этого хотения — к сожалению, или к счастью, мне неизвестны, поэтому ничего конкретного по данному поводу вам сказать не могу...
— Вы как две капли воды похожи на Черного Дьявола. А, может, это вы и есть Черный Дьявол, только «косите» не в ту степь?
— Я похож на самого себя, и ни о каком Черном Дьяволе не может быть и речи, потому, что я — не он. Если бы я был Черным Дьяволом, то не сидел бы здесь, а, как вы понимаете, кое-кого уже, простите, потрошил. Надеюсь, я ясно выразился?
— Современный Джек Потрошитель? — снова спросила у меня корреспондентка.
— Не знаю. Возможно.
— А...
Девушка хотела еще задать мне вопрос, но ее рвение осадил приведший их капитан, сказав, чтобы немедленно ретировались, а меня снова привели в комнату пыток.
* * *
Плюгавенький следователь-толстячок появился в комнате с гильотиной, крюками и прочими атрибутами экзекуции, куда вернули меня после встречи с журналистами, через пять минут.
Достав из кармана ключ, следователь подошел ко мне и, наконец, избавил меня от наручников. Затем движением руки отправил надзирателей в коридор, мол, погуляйте за дверью...
— Здравствуйте, Николай Владимирович, — произнес тяжело дыша следователь, вернувшись назад и падая своим безразмерным телом в кресло напротив. Затем он поставил на стол как раз напротив меня диктофон, который достал из дипломата. — Знаю, что журналисты в той комнате здорово утомили вас, Николай Владимирович, но все же, расскажите мне обо всем по порядку.
— О том, что спрашивали журналисты?
— Да нет, — следователь с хитринкой взглянул на меня. — Все с самого начала, Николай Владимирович, если вам не трудно. Именно с того самого времени, как вы стали боссом небольшого магазинчика по продаже семян овощных растений и, конечно же, по сей день. Со всеми подробностями, пожалуйста. Я изучил показатели распечаток с компьютера ваших ответов на тесты. Они, к превеликому сожалению, господин Кравцов, отнюдь не в вашу пользу. Да, кстати, возьмите, пожалуйста, — следователь выхватил из своего открытого дипломата бинт и протянул мне. — Перевяжите руку. Она еще кровоточит, а я с детства не переношу вида крови.
— Я тоже, — сказал я, разрывая пакет и неумело заматывая запястье. — Спасибо, — сказал я, когда покончил с завязками.
— Не за что. Рассказывайте, я слушаю, господин Кравцов, — сказал следователь, нажав на диктофоне кнопку и еще ближе пододвинув его по столешнице ко мне.
— А что рассказывать? Я уже все рассказывал вашему предшественнику, и, думаю, это займет много времени, господин следователь, — сказал я, осторожно и недоверчиво взглянув на записывающий диктофон. Одновременно подумал, что мне нужно немного попудрить следователю мозги, а затем попытаться непременно смыться из этой рукотворной западни, поскольку, если меня уже напрямую назвали Черным Дьяволом, и присвоили номер зека, то отсюда живым вряд ли выпустят. Им что — списать все, а там хоть трава не расти...
Отнюдь не приятный взгляд следователя недоброжелательно погладил меня по нервам.
— И все же, — настоял на своем следователь, барабаня толстыми, как сосиски пальцами по крышке стола. — Я с удовольствием еще раз послушаю то, что вы рассказывали моему коллеге, — добавил он, поправляя на переносице очки. — Мы все запишем, конечно же, с вашего согласия, и...
— Да пошли вы все подальше с вашими дурацкими вопросами, — не выдержал я. — Опять будете тыкать мне под нос фотографии с убитыми и прочим компроматом. Чтобы я взял все на себя? Не выйдет! Я не тот, не Черный Дьявол, поэтому настоятельно требую выпустить меня отсюда! Если уж так поворачивается дело, то пригласите моего участкового капитана Белякова, он подтвердит, что я это именно я, а Черный Дьявол совершенно другое лицо.
Следователь ухмыльнулся. Его хитрые глазенки, заиграли жестокостью.
— При чем здесь участковый. С ним уже побеседовали. Он сообщил нам все, что нужно... Поэтому вы, господин, не путайте грешное с праведным, не приплетайте к открытому на вас делу лишних людей, и не заводите следствие в тупик. Думаю, что брошенные вами невзначай слова сыграют вам не на пользу.
— Ладно, обучен. Ничего у вас не выйдет! Напраслину на себя никогда не брал, брать не собираюсь, и не возьму ни при каких раскладах! Вам карты в руки! Ловите своего Черного Дьявола, — прошипел, я, уже окончательно решившись на побег. Затем я, вскочив с кресла, перемахнул через громадный письменный стол. В одно мгновение аккуратно тыкнул пальцем в толстенную шею следователя. Тот даже не пикнул, но за мной следили многочисленные телевизионные камеры, которые тут же подали сигнал тревоги.
Два телохранителя следователя и один из конвойных, который привел меня из следственного изолятора, сразу же вломились всей массой в дверь.
Первого я положил на пол ударом ноги в коленную чашечку, второго и третьего со скорострелкой и парализующей дубинкой, используя выработанный мною же прием «ухода», заставил жестко поцеловать два стоящих впритык друг к дружке монитора. Последний конвойный был чуть умнее первых и не ринулся на абордаж. А, может, у него просто не было пластиковой карточки для входа, поэтому он и остался в коридоре? Да нет же, я вспомнил, что была, поскольку карточки получили все. И я в том числе. Но, как бы то ни было, двушник, остался за дверью, включил лазерный захват и ждал подкрепления в коридоре, как того требовал Устав конвойной службы.
Зная, что оставаться в этой комнате для меня равносильно смерти — либо укокошат здесь же, как говорят, не отходя от кассы, или буквально сразу же после «беседы» уже с другим следователем отведут в медицинский центр тюрьмы и сделают хитроумную операцию. И все. Превратят меня в полуробота-акванавта, чтобы спустя несколько дней отправить на подводные рудники, что еще хуже.
Я не ринулся сразу к двери. Логика и холодный расчет требовали несколько секунд потратить на анализ создавшейся обстановки и на то, чтобы «пролистать» маршрут движения к двери, через которую я мог бы безболезненно уйти.
— Не балуй, Кравцов, — со стены из огромного монитора на меня смотрело обеспокоенное лицо подполковника. Ему уже успели доложить о случившемся прецеденте. — Тебе отсюда все равно не выбраться. Живым не уйдешь... Ты — ме-че-ный и тебя пока никто не раскодировал! Учти, что мы можем подать сигнал, и капелька яда рыбы куго попадет в твой организм. Знаешь, что после этого происходит с теми, кто...
— Да пошли вы все, — не дослушав подполковника, выругался я и, не толкнул дверь вперед, как того требовала логика, а в бешенстве рванул ее на себя с такой силой, что она, даже не соскочив с петель, влетела в помещение вместе с дверным косяком.
Ошарашенный двушник-дуролом, который был за дверью, забыв о том, что над проемом двери стоит лазерный захват, или нечто подобное, о котором я не только не знал, но и не слышал, подобно буйволу, ринулся на меня. Масса тонких лучей, шедшая с двух противоположных сторон, беззастенчиво «нашинковала» из спецназовца бефстроганов. А ведь двушник мог просто полоснуть меня из автомата по ногам и ждать подкрепления. Нет же, поперся, дурак, напролом...
Я застыл на месте. Едва не прыгнул в открывшийся проем. Сделай я подобное безрассудство, меня тоже аккуратно, в один прием изрезали бы направленные лучи лазеров либо на такой же окровавленный бефстроганов или на соблазнительные отбивные, на лапшу...
«Неужели я и в самом деле отсюда не вырвусь, и подполковник прав? — подумал я, метаясь по комнате и троща на своем пути все, что попадалось под руку — ожившие мониторы, компьютерные блоки, стулья, перекидывая столы. — Не может такого быть!»
Схватив со стола стоящий на подставке компьютер, я, не долго думая, метнул его в проем. Система защиты не сработала. Когда же я, схватив в руку несколько окровавленных кусков от бывшего двушника и бросил через дверь, лазерные лучи снова «сыграли марш смерти» и теперь уже превратили их в фарш.
«Все понятно, — мелькнула у меня мысль, — эти лазеры настроены лишь на «мясо». Как микроволновая печь, в которой всю органику можно испечь, разогреть, зажарить и тому подобное... И тут я заметил, что лучи защиты входа не тронули те места на теле спецназовца, которые прикрывали металлические бляхи и практически оставили целой его грудь и спину, опоясанные стальным бронежилетом.
Понимая, что выход найден, я разметал свой взгляд по комнате и тут же споткнулся на огромном коробе из нержавеющей стали, которым был прикрыт неизвестный мне массивный прибор.
Оторвав короб от петель — где и силы взялись — я накрылся ним подобно крышке гроба и пополз к проему. Только уткнувшись в противоположную стену, понял: лазерная ловушка не сработала, и я свободен.
Осторожно приподняв короб, я выкатился из-под него. Не успел и отдышаться, как тут же со всех сторон услышал топот десятков, а, может, и сотен кованых ботинок спецназовцев, которым дали команду либо взять меня живым, либо убить.
Глава 19
Я только кинул глазом по выкрашенной в пастельные тона комнатенке и мне стало плохо. Настолько плохо, что едва не осел тут же, на пол...
В углу, почти рядом с приземистой дверью, прямо на бетонном полу лежало по меньшей мере полтора десятка обезображенных трупов в странной свободной, изрядно порванной одежде. Двух мужчин положили отдельно от основной массы, на дощатом помосте. Почти сплошь перебинтованные желтой тканью, которая еще больше подчеркивала их обескровленные, безжизненные желтые тела, они напомнили мне подобную страшную картину, которую я лет десять назад смотрел по телевизору. Разве что те двое мужчин, убитых мафией, были почти полностью перебинтованы белыми бинтами... И ни единой женщины... Ни там, ни здесь...
В другом углу были свалены просто в кучу оторванные руки, куски ног, безголовые туловища...
— С предыдущей атаки хворхов на наших Устроителей. Хворхи прорвались в сооружаемый тоннель внезапно. Вот тебе и масса трупов. Их еще не убрали отсюда, — спокойно объяснил мне Проводник, увидев, что меня при виде кровавого страха едва не вырвало. — Успокойся, Щупач. Здесь мы пробудем недолго. А с ними — конец. У всех у них была плохая кровь, — равнодушно говорил Проводник, быстро набирая на небольшой белой панели код. — Погоди немного. Сейчас расхлопнем тоннель хроноперехода, и ты незамедлительно покинешь этот бедлам... Радуйся, что ты, Кравцов, почти у цели.
— И в этом заключался наш разговор? — спросил я, едва сдерживая свой желудок, который так и норовил вывернуться наизнанку.
— С тобой еще поговорят многие. Сдам тебя из рук в руки, и я, считай, свою миссию выполнил. Мне еще возвращаться назад надо. Хворхи совсем обнаглели... На шестнадцатый перекресток насели. Неровен час и сюда доберутся. — Произнеся последнее, Проводник вздохнул и повернул голову ко мне. — А ты, парень не промах, бегаешь неплохо, и кровь у тебя хорошая, горячая, быстро оклемался. Хворх тебя клюнул изрядно. Я бы от подобной раны безо всяких сыграл в ящик.
— Хлипкие, значит, все вы, — выдал Проводнику короткое резюме я.
Проводник на мою колкость промолчал.
— Им хочется одного — воли, — размеренно сказал я.
— Во-оли? — в два растянутых слога язвительно произнес Проводник, вновь повернувшись к панели и тыкая пальцем на клавиши после очередного музыкального сигнала. — Кому хочется воли? — Проводник озабоченно почесал за ухом.
— Хворхам. Кому же еще?
Конечно, я понимал, что мое резюме было не по душе Проводнику, но я не юлил ни перед кем. До сих пор я старался никого не обманывать. Вот и сейчас выпалил все внаглую...
— Ты отчасти прав. Им хочется воли, да. Но им еще пуще хочется крови, милый мой Кравцов... Много крови, — негромко проворчал Проводник, все еще возясь с электронным «запором». — Ты забыл, как хворх расправлялся с Устроителем? Как отхватил из твоего плеча хороший кусок?
— Может быть, — быстро согласился я. — Хотя напрочь сомневаюсь в последнем. Ну, может, не полностью уверен в том, что вы сказали...
— Не зная ничего о хворхах, ты уже успел прощупать запутанные и непонятные мысли Властителей Тьмы? — удивленно осведомился Проводник, уставившись на меня. — Наши из них ничего так и не вытянули. А ты... прощупал...
— Да ничего и никого я не прощупывал. Нахлынуло, — честно сознался я.
— Нахлынуло? — Проводник резко вскочил на ноги и, обойдя лежащие на дощатом помосте забинтованные трупы, подошел ко мне. — Вот, вот! Из тебя таки будет отменный Щупач. Прав Всевершитель! — радостно, по-детски взахлеб, проговорил Проводник, похлопывая меня по неповрежденному плечу.
Я в отчаянии закрыл глаза.
«Идиот какой-то» — нелестно подумал я о назвавшемся Проводником мужлане, вертевшемся вокруг меня как заведенная юла. Затем старик вновь, уже спокойнее подошел к панели, присел на корточки и опять начал набирать код.
Когда откуда-то сверху донеслось нечто похожее на скрежет металла, Проводник растерянно, снизу посмотрел на меня, словно я мог что-то дельное подсказать ему.
— Они там что, «поехали» совсем или свихнулись? Код расхлопа сменили? Но зачем? И почему я ничего об этом до сих пор не знаю?
Беспомощность Проводника напомнила мне соседа, когда тот не мог попасть в свою квартиру — жена забрала у него ключи от входной двери, чтобы больше и не потыкался домой. Все подобное приключается из-за пьянки...
Я только невольно повел плечами, мысленно же, с сарказмом сказал:
«Сам затеял, сам и расхлебывай. Лучше вернуться назад, связаться с ними, пусть сообщат новый код. Было бы печали...».
— Заткнись и не мешай мне думать, — так же мысленно рявкнул Проводник и, взглянув на меня, невольно разжал свои тонкие малокровные губы:
— Попробуй пощупать.
Я, не зная, чего от меня хочет этот непонятный человек, машинально обратился в слух, поскольку за верхним люком подобия гаража с погребом, где мы находились вдвоем с Проводником, без конца, как отдаленная сирена скорой помощи, что-то взвывало.
Я получше рассмотрел люк, находящийся над головой. Квадратный. Метра полтора на два. Судя по огромным восьми рельсам, удерживающим его, он был очень массивным. Тот, в который мы вскочили из тоннеля, был поменьше и, естественно, потоньше.
— Ну? — нетерпеливо спросил у меня Проводник.
«Не понукай, не запрягал» — зло подумал я и сказал:
— Я не пойму, чего вы от меня хотите?
— Можно быть или категорично за, или категорично против, но никак нельзя быть Щупачом и оставаться ко всему абсолютно нейтральным.
— Да кто вы, наконец, такой, чтобы меня учить? У нас какой-то односторонний разговор получается. В одни ворота.
Меня начало злить назидательное, хрипловатое, малопонятное, а, порой, и бессвязное бормотание старика.
Проводник в задумчивом молчании осуждающе посмотрел на меня, затем так же, молча, подошел к малому люку, резким движением распахнул его и, напрягая голосовые связки, прокричал:
— Выматывайся отсюда, грязная скотина! Пускай тебя хворхи сожрут! Ты мне как огромная рыбья кость, застрявшая в горле. А перед своими я как-то разберусь... Другого Щупача сыщут!
Я в нерешительности, но сгорая от переполнявшего зла, накатившего на меня словно цунами, подошел к открытому люку и уже собирался и впрямь выйти из сырого, полного смерти помещения, но, даже мельком взглянув на трупы, заполонившие наполовину «погреб с гаражом», остановился. Там, в тоннеле, темном и промозглом, меня ждала та же участь, что и этих несчастных... В лучшем случае я навсегда остался бы инвалидом первой группы, хотя это было ой как проблематично...
— Ну! — заорал Проводник еще громче, почувствовав мои сомнения.
«Выбросит отсюда, и костей обглоданных потом не найдут. Да никто и искать не будет — некому!» — подумал я и повернулся к Проводнику:
— Я, пожалуй, останусь, — мирно проговорил я, с опаской поглядывая через открытый люк в пугливую темень тоннеля.
Проводник неожиданно подобрел. Умело и сноровисто закрывая прямо перед моим носом люк, сказал:
— Извини, что я тебя так обозвал. Одни неприятности за другими... Как на Землю попадаю в командировку, без конца какие-то проколы...
— Меня в наглую обманули и... — начал было я, но меня перебил Проводник:
— Это тебе так хочется, Николай, — мирно сказал Проводник через плечо, вновь идя к панели. — Никто тебя даже не собирался обманывать — незачем. Ты, Кравцов — Щупач!!!
— Откровенно говоря, мне не нравится, когда вы называете меня Щупачом... При чем здесь одно к другому. Я не Щупач! Никогда им не был, и, никогда не буду... Что за бредни?
— Хорошо, — на удивление быстро согласился Проводник. — Ты пока передохни тут. Я попробую расхлопнуть запасной тоннель перехода. А Щупач... Будешь им, Николай, будешь. Метагалактическая киберсистема избрала лишь тебя в Щупачи. А претендентов было не счесть, поэтому... Система еще никогда не ошибалась по этому поводу... Но почему не открывается переходной канал? Почему?
— Я почем знаю? — недовольно бросил я в ответ.
— Не тебя спрашивают, мелкашка, — буркнул Проводник и вновь начал усердно «ворожить» на панели управления.
«А ведь я — подонок, — зло подумал я о себе, наблюдая за возней у люка Проводника. — Дал обет охранять Валентину, быть ее неотступным защитником и оставил... одну. Рыцарь, — насмешливо, с издевкой в голосе произнес вслух. — Перевелись у нас, на Земле рыцари. Давно перевелись!..»
Старик, занятый своим делом не заметил моей реплики и, безвольно опустив руки, подошел к противоположной стене «бункера» и молча уставился на щит, прикрытый прозрачным пластиком. Он что-то долго изучал на нем, затем зло чертыхнулся, смазал кулаком по щиту и решительно направился к люку. Переступая через трупы, Проводник задел ботинком чью-то окровавленную ногу, опять зло выругался.
Гора обезображенных хворхами трупов видимо была здесь давно. Не смотря на холод, от нее уже шел сладковатый запашок и меня замутило.
Увидев, что мне неважно, Проводник снова выругался и, оставив панель управления, выволок из ниши огромный сверток. Подойдя к трупам, начал, сопя, складывать их на развернутую непрозрачную пленку.
— Помочь? — спросил я, стараясь не глядеть на трупы.
— Стой, где стоишь, — в сердцах отмахнулся Проводник. — Отдыхай, — добавил, за ноги вытягивая из кучи рослого кудрявого мужчину. — Если уж не забрали до этого времени на базу, это моя забота...
...Сначала Проводник старательно заворачивал ноги, затем по отдельности пеленал каждую руку и в последнюю очередь, повернув голову трупа направо и подложив под нее правую руку, резким движением «прятал» труп целиком, обернув вокруг него метров пять пленки. Все это было похоже на неизвестный мне обряд погребения. Затем, когда с горой трупов было покончено, Проводник опять же молча принялся за отдельные части, которые были свалены в кучу рядом с входным люком. Последних, лежащих на дощатом помосте двух мужчин, Проводник запаковал отдельно от основной массы. Их головы повернул не направо, а налево, подложив под них обе руки.
Затем было продолжительное «отпевание» ушедших из жизни. Лишь после этого Проводник с чувством выполненного долга, подошел к панели и упрямо возясь с клавиатурой, начал бормотать себе под нос:
— Их должны были забрать в искривляющуюся параллель еще полпериода назад, но оставили здесь, даже презрев Главный Закон.
— Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее, — встрял я в бормотание Проводника.
— Конечно, случилось, — согласился Проводник, и вдруг резко повернувшись от пульта, вызверился на меня:
— Что могло случиться в давно отлаженном мире, Щупач? Что? Почему никто не предупредил меня? Это тупиковый тоннель! Не могли же Властители тьмы натворить такого... Мы лишились двух Мыслящих!!! Двух Мы-сля-щих!!! Ладно, не забрали их на базу, но ведь кто-то притащил трупы сюда! Кто именно? Ты мне скажи кто? — Проводник поднял голову и вопрошающе взглянул на меня.
«Слишком много вопросов задает мне Проводник, — подумал я и пристальнее всмотрелся в глаза старика. В них присутствовала пустота и глубочайшая растерянность.
Вместо ответа я только вздохнул.
— Молчишь, но ведь знаешь! Знаешь, Щупач!
— Да ничего я не знаю, — упрямо отмахнулся я, впервые почувствовав, что от старика несло перегаром еще сильнее, чем тогда, в тоннеле.
— Извини, Щупач, погорячился, — неожиданно признался Проводник. — Когда столько неприятностей готовит тебе судьба, поневоле сорвешься...
Я согласно кивнул головой, и весь превратился в слух. Будто знал, что нечто вот-вот должно случиться.
Как в воду глядел: за низким люком, в который меня еще недавно мог вытолкать старик, послышался резкий, царапающий звук. Спустя мгновение, посыпалась частая барабанная дробь ударов. Словно несколько десятков, а то и сотен дятлов-монстров усиленно долбили люк своими металлическими клювами.
— Хворхи? Уже и сюда добрались? — растерянно и беспомощно пробормотал Проводник.
Я, не ответив старику, мысленно вышел из «бункера», с трудом продравшись через толстенную стальную обшивку люка в темный длинный, с многочисленными разветвлениями сырой тоннель. Пытаясь понять, что же творится там, задержался у люка и основательно просканировал пространство. Но вдали от «бункера» было однообразно, скучно и тихо, и я, метнувшись по всем тоннелям, вернулся назад, снова притормозив ненадолго метрах в шести-семи от люка.
Хворхов у люка, ведущего в помещение, где остался Проводник, было действительно много. Слишком много. Они слились в огромную темную, почти черную массу, из которой методично выхватывались одиночные небольшие головы с непропорционально огромными зубастыми пастями чем-то похожими на пасти летучих мышей, но раз в пятнадцать-двадцать большими.
Монотонно «клюя», или «грызя» металл люка, они пытались добраться к людям, сидящим в помещении — ко мне и к Проводнику. Огромные кривые зубы хворхов скользили по металлу как по льду, и от бессилия преодолеть стальную преграду, Властители Тьмы зверели еще больше.
Я наблюдал со стороны за их бесполезной затеей довольно долго, поняв, однако, почему хворхи пытаются прорваться к людям: их вела вперед непреодолимая и неистребимая жажда мщения.
Поднатужившись, я «вошел» в одного из хворхов совершенно спокойно, без особых трудностей. Будучи с той поры и хворхом, и человеком, контролируя свои действия, я многое почерпнул, внимательно просмотрев за миг или вечность память хворха.
Я не «разговаривал» с Властителем Тьмы, не выуживал из него ничего, не собирал по крохам сведения, а, словно воду, пил идущую отовсюду сверхдоступную информацию.
Все хворхи были голодны и больны. Только свобода могла вылечить их, но Властителей Тьмы теплокровные загнали в тупиковую параллель, выхода из которой не было. Хворхам оставалось лишь вечное скитание в ограниченном пространстве без пищи до тех пор, пока последние не исчезнут, не оставив после себя ничего... И еще: я подметил, что абсолютно не испытывал страха. Летающие монстры не могли причинить мне вреда, поскольку я, хоть и временно, был одним из страдельцев... Я даже испытал к ним симпатию и едва не утратил контроль над собой...
— Ты что, решил попугать меня?
Я раскрыл глаза. Передо мной на коленях стоял Проводник и держал пустой шприц.
— Я был ТАМ, — вяло произнес я, все еще чувствуя присутствие во мне неохотно улетучивающейся теперь тревожно-холодной души хворха. Голова у меня раскалывалась. Даже не пополам. Она разрывалась на мельчайшие частички...
— Ладно, малость полежи, — вздохнул Проводник, чуть «протрезвив» меня. — Я тебя, Щупач, прекрасно понимаю. — Старик отложил в сторону шприц. — В свое время я попытался сделать то, что тебе удалось без особых усилий. Сейчас попробую расхлопнуть запасной переход, — добродушно проговорил Проводник и, оценивающе окинув меня взглядом, отвинтил крышечку малюсенького пузырька, который появился у него в руках. Считая губами, накапал в нее несколько капель и протянул мне. — Выпей эликсир бодрости. Тебе сразу полегчает. Специально для землян организована.
Жидкость резко обожгла язык, и я едва не выплюнул ее изо рта. Через пару минут почувствовал, что мне действительно стало лучше.
— А мне эта гадость не помогает, поскольку я, как сказали бы на Земле, сделан из «другого» теста, — констатировал факт Проводник. — Водка — другое дело... Вижу, тебе сразу полегчало, — скороговоркой проговорил он и, оставив меня, направился в угол помещения, где располагалась на небольшом возвышении панель. Корявые старые пальцы Проводника на удивление весело заплясали на клавиатуре.
«Из Проводника вышел бы неплохой пианист джаз-банды» — подумал я, наблюдая за быстрыми пальцами старика.
— Может, и вышел бы, но я рожден не для этого, Николай, — прочитав мои мысли, немедля ответил Проводник. — Кажется, получилось, — сказал он, удовлетворенно потирая руки, и через миг добавил: — Если и здесь осечка — придется, Кравцов, как говорите вы, земляне, поворачивать оглобли двоим. У нас до расхлопывания полторы-две минуты. На твоем пути будет еще один тоннель, который ты преодолеешь самостоятельно. Он вполне безопасен. По крайней мере, до недавнего времени таковым был. На выходе тебя встретят. Насколько я информирован, Сета и Керст. Может, пришлют кого другого, но это, Щупач, не суть важно. Вопросы? Времени в обрез.
— Соколова?
— Валентину доставят позже. Она к переброске еще не готова.
— Почему? — я в недоумении уставился на Проводника. — Будто меня кто заблаговременно готовил к этому...
— Валентина не готова даже к переходу, — усмехнулся старик в небритую бороду, — не говоря о дальнейшем. Ее следует тщательно подготовить.
— И она будет идти по этому же тоннелю? — я в отчаянии представил тесный мрак, хворхов, с которыми нет сладу...
Проводник только виновато развел руками, давая этим понять, что сия участь постигнет и Валентину. И ей придется топать по полутемному тоннелю и скрываться от хворхов...
— Когда я снова попаду на Землю? — спросил я. — Как я понял, мне вы пророчите иные миры.
Проводник лишь с сарказмом хмыкнул, поддернул плечами.
— У меня нет ни малейшего желания навсегда остаться или бесславно погибнуть в прошлом, будущем либо в настоящем иного для меня мира, — продолжил я.
— Ты не можешь быть трусом, Николай! Тебя всегда учили обратному, поскольку ты — Щупач.
— Я не утверждаю, что я трус, но мне необходимо уяснить, попаду ли домой? — спросил я еще раз, чувствуя, как все в моей душе от неминуемой безысходности опустилось.
— Не знаю, Николай. — Проводник извинительно вздохнул. — Ты — Щупач, и кому, как не тебе... — Проводник не договорил и вновь подскочил к панели, еще раз нажал на клавишу и поднял голову к люку, расположенному метрах в двух у него над головой. Оттуда послышался густой, пульсирующий звук.
— Почему никто не спросил, хочу ли я быть этим чертовым Щупачом? Хочу ли покинуть Землю? — я пытался побольше выудить из Проводника. — Вы еще говорили об Устроителях. — Я вспомнил беспомощного человека, которого разорвали на части и сожрали хворхи, и вновь ощутил его отчаяние, предсмертную агонию. — Почему мы не помогли спастись Устроителю?
Проводник отер рябоватое лицо, терпеливо улыбнулся:
— Твой вопрос настолько нереален, что не стоит на нем заострять внимание. Мы пока беззащитны от хворхов. Ты еще не знаешь Закона параллелей.
— Да на кой нужны мне ваши законы, когда гибнет человек? — с досадой выпалил я, понимая, что Проводник упрямо гнет свое. — Здесь нужны свои законы. Законы сохранения индивида или как там еще...
Проводник промолчал. Его лицо было серьезно-сосредоточенным. Затем оно внезапно подобрело, даже повеселело:
— Устроители — не курицы, несущие золотые яйца, Николай. Они — андроиды, поэтому я даже пальцем не пошевелю, чтобы спасать их... Андроидов, по возможности, доставят сюда новых, наша же жизнь очень дорога, поскольку это жизнь мыслящих...
— Роботы? Ему ведь было больно! Я чувствовал его страшную боль. У Устроителя разрывалась душа... — негодующе вскричал я.
— А ты хотел, чтобы наши андроиды были бездушны? Они созданы для устройства межвременных тоннелей перехода. Их много полегло в кровожадных пастях хворхов, но, считай, они спасли от смерти столько же настоящих теплокровных, Мыслящих, а в твоем, Щупач, понимании, людей. И давай на этом прекратим ненужные суждения. Твое предназначение в ином. — Проводник выглядел до предела раздраженным.
— Хорошо, — упрямо сказал я, — но я так не думаю.
— Это твои трудности, — сказал, как отрезал Проводник. — Через десять секунд тоннель расхлопнется, — неожиданно громко произнес он, поглядывая то на огромный люк в потолке, то на индикаторы на панели управления и вдруг резко повернувшись ко мне, почти гаркнул:
— Пятисекундная готовность. Стань побыстрее вот сюда, — Проводник указал пальцем на большой металлический круг, сантиметров на десять возвышавшийся над остальным полом.
Следуя указанию Проводника, я послушно шагнул на центр круга, под люком.
— Три секунды... две...
Я хотел спросить, каким способом я дотянусь до люка, который расхлопнет тоннель перехода? Ведь эта громадина у меня над головой. И расстояние — не допрыгнуть, но не успел.
ГЛАВА 20
Первая автоматная очередь застала меня врасплох. Пули прочертили смертельную дорожку буквально в нескольких сантиметрах от моей головы. Затем была еще одна длинная очередь, пуль в пятнадцать. Если бы я не отполз от гиблого места, она бы изрешетила мою грудь, не оставив на ней живого места, как изрешетила огромный лист десятимиллиметровой фанеры, который загораживал в полутемном сыром тоннеле проход.
По мне стреляли, вышколенные спецназовцы. Я стал «дичью» и прекрасно осознавал: вырваться мне живым, к тому же, меченому, то ли из надземной части тюрьмы, то ли из запутанного тюремного подземелья, а, может, и подземных городских коммуникаций, если попаду туда, будет отнюдь не просто, если вообще смогу унести ноги из этого ада — ведь подполковник грозился уничтожить меня, убить ядом желтобрюха...
Самонаводящихся на живую цель скорострелок спецназовцы пока не применяли, и это вселило в меня призрачную уверенность того, что я все же смотаюсь отсюда...
Я шел, как и прежде, не в кильватере, и меня нахально хотели осадить, показать именно тот узкий коридор, по которому мне следовало двигаться, либо по которому меня должны были вынести ногами или головой вперед...
Я шел, а местами, когда появлялись спецназовцы, полз в темени тоннеля зигзагами уже не менее часа. Какое мне еще предстояло преодолеть расстояние, не знал. Анастасией, о которой мне рассказал Гром в следственном изоляторе, как и желанной свободой, пока и не пахло.
Лифт послушно доставил меня вниз. Но кто же мог предположить, что на выходе из него будут стоять не два наполовину подготовленных к «сражению» двушника, а почти дюжина вооруженных до зубов трешников...
...Я остановился передохнуть у разветвления. «Включив» все возможные «датчики», долго прислушивался, принюхивался, глазел почти что в темноту до тех пор, пока глаза у меня не стали слезиться.
Внутренний голос молчал. Злорадствовал лишь невесть откуда снова появившийся страх.
Понимая, что подобным образом отсюда не выберусь, и что меня обложили со всех мыслимых и немыслимых сторон, я, с усилием отбросив от себя сомнения, стал вынашивать план освобождения. Что-то в предварительных расчетах Грома не сработало. Но что? Теперь мне одному следовало драться за себя, за свою бренную, испохабленную неизвестно кем жизнь, подобно бешеной собаке, иначе крышка.
И я понял: необходимо было, чтобы в меня вселился не меньше, чем дьявол, поэтому еще раз попытался прокрутить в памяти все то, что произошло со мной за последние пять или шесть часов.
Долго размышлять мне не дали появившиеся спецназовцы, которые, заприметив меня, тут же попытались взять в круг, чтобы затем повязать. Я вскочил и вовремя смылся. Пущенные за мной вдогонку пули парализатора лишь ярким светящимся фейерверком заиграли по бетонному полу и гранитным стенам.
Сколько я бежал еще, даже не пытался уяснить. Просто мчался без оглядки в сырую темень многочисленных разветвлений и переходов, сворачивая то вправо, то влево... Затем, когда «дыхалка» начала отказывать, поумерил свой пыл и пошел, куда глаза глядят. Прислушиваясь к каждому подозрительному звуку, к каждому шороху, предварительно сканируя любой темный уголок, я все же шел, затем снова переходил на бег. Все равно, тоннель, по которому я протопал и пробежал не один километр, должен был куда-то вывести.
«Да что же это такое? — думал я, уже с трудом отдирая подошвы ботинок от сырого, порой «взмыленного» бетонного покрытия пола тоннеля, разветвления которого уже мельтешили перед воспаленными от темени, перемежающейся с ярким светом глазами. — Сколько я уже здесь, как загнанный кролик бегаю? Я не хочу никого убивать, не хочу никому зла, но когда на меня натравили свору вооруженных по полной выкладке двушников и трешников, которые охотятся за мной по настоящему, здесь не приходится выбирать».
Я уже хотел опуститься на мокрый бетонный пол тоннеля, чтобы как следует отдышаться, но из правого ответвления снова послышался чуть приглушенный расстоянием топот толпы охотников. Топот нарастал с каждой секундой, и с каждым биением сердца охотники были на метр или того более, ближе к жертве, которой для них нынче стал я.
Оттолкнувшись руками от осклизлой стены, я побежал снова. Подальше от нарастающего гула и бряцанья оружия. Я едва не споткнулся о лежащего на осклизлом бетоне стонущего спецназовца. Возможно того, которого час или полтора тому назад, перебросив через себя и «уколол» пальцем в точку, чем как минимум на несколько суток парализовал тому руки и ноги.
Поняв, что уже давно бегаю по кругу, я решил действовать осмотрительнее.
В несколько секунд «прокрутив» в мозгу весь маршрут следования, я понял, что спецназовцы меня потихоньку «оттирают» к лифту, на котором я спустился вниз. Лифт был уже где-то рядом. Скорее всего метрах в трехстах, в правом ответвлении тоннеля.
Я решил действовать напропалую и, если позволит ситуация, снова пробраться наверх, поскольку иного выхода, как я понял из затхлых подземных тоннелей тюрьмы, по-видимому, не было.
Выждав еще несколько секунд, когда грохот кованых каблуков охотников приблизился ко мне почти впритык, я что было сил, рванул на бегущих скопом двушников и трешников.
Протаранив телом, которое на миг стало словно стальным, бегущую на меня массу, вихрем промчался по узкому едва освещенному трехсотметровому ответвлению тоннеля и действительно подскочил к лифту.
Значит, я не ошибся.
В бешеном темпе набрал код. Лифт спускался вниз до того по-старчески медленно и, как казалось мне, неуверенно, что я готов был проклясть все на свете.
Наконец кабина подала сигнал о прибытии и услужливо, хотя словно с неохотой начала растягивать свои толстенные створки. Я едва не взвыл от злости и нетерпения.
Как только между створками лифта показалась щель, в которую можно было просунуть руки, я «врубился» ими внутрь и, ухватившись за обе створки, стал помогать им раскрыться побыстрее. Дело пошло будто бы спорее. Вскоре я змеей втиснулся внутрь кабины и сразу же ударил по кнопке «ход».
Створки лифта никак не хотели захлопываться и, поскрипывая, продолжали раскрываться до обозначенного им на заводе предела. Затем, завершив раскрытие, они так же медленно стали съезжаться. Лифт, конечно же, пока неподвижно стоял на месте.
Масса охотников, немного замешкавшись от неожиданного поступка жертвы, уже пришла в себя, и повернула за мной. От грохота каблуков по бетонному полу, бряцанья оружия, казалось, дрожало все вокруг: и осклизлые кирпичные стены, и холодный бетонный пол. Как после четырех или пятибалльного землетрясения.
Я уже пожалел, что не подобрал оружия. Хотя для этого у меня были возможности, и не раз. Сейчас бы я полоснул по спецназовцам парой-тройкой очередей из АКМа или из любого другого автомата, например из сорокасемисантиметрового пистолета-пулемета МП-81 калибра 9 мм без приклада, который был, как заметил я, на вооружении у трешников, и все бы стало на свои места. Но, поди ж ты, в таком бешеном темпе, все продумай до конца. Я просто не хотел связываться с оружием, которое применил бы обязательно, сам того не желая. А это — жертвы. Нет, я просто рассчитывал на силу своих мышц и умение вести рукопашный бой в любой ситуации...
В уже почти закрытые створки лифта успел вскочить лишь юркий коротконогий худющий трешник, который тут же едва не пальнул в меня со своего оружия. Не хватило доли секунды.
Удар каблуком с разворота достался по дулу винтовки с оптическим прицелом, названия которой я не знал. Затем я вырвал ее короткий приклад из цепко держащих оружие пальцев трешника. Детали винтовки, которая, ударившись о высокий потолок лифта, распалась на части, посыпались мне и трешнику на головы.
— Какой же ты дурак. Дурак и... — зашипел трешник-худорба, даже не уклоняясь от падающих на его шлем кусков пластика, железа и дерева. Я, не обращая на это, тут же, не дав закончить предложение, локтем заставил утихомириться коротышку. Хотя пацанчик успел одним мало заметным постороннему глазу движением руки бросить из специального кармана в рукаве спецобмундирования шприц с парализующей гадостью себе в ладонь, которым он хотел незаметно кольнуть и обездвижить меня. Трешник, пытаясь глотнуть раскрытым ртом хоть толику воздуха, выронил из руки шприц и осел на пол.
— Вот так-то лучше, дружище, — уже мирно проговорил я, подбирая вонзившийся иглой в пластиковый пол кабины шприц. — Отдохни чуток.
Прекрасно осознавая, что на выходе наверху меня могут ждать и две, и три дюжины «волкодавов» спецназа, я ударил по кнопке «стоп».
Остановив лифт на полдороги, я с полминуты возился с его хитроумной дверью. Она никак не хотела открываться в пространстве между этажами.
Это мне удалось в тот момент, когда лифт, чуть качнувшись, стал медленно ползти вверх. Скорее всего, кабину подтягивали «вручную».
Когда я, понося всех и вся последними словами, рванул на себя створку левой двери, она чуть поддалась, и я с силой, помогая ногой, отодвинул створку. Выглянул наружу.
Меня взяла оторопь, когда внизу увидел шахту, дно которой казалось не больше сигаретной пачки. Я задрал голову. Вверх тоже был не близко.
«Если загремлю вниз, никто костей в кучу не соберет, — со страхом подумал я. — Останусь здесь — и подавно. Я — не сдавшийся человек, не тот, которым бы хотели видеть меня в этой тюряге. Да, я сиганул с шестого этажа. И не разбился, потому, что прыгнул расчетливо. Все они знают, что меня выбросили из окна... Страж не мог «увидеть» то, что происходило в моей квартире. Сканирование, видимо тоже не пролило света... Хорошо, что я перекрыл «картинку» правдоподобной, но подставленной. Этого они, думаю, не заметили... Но спецназовцы знают то, что я не очень уж преуспевающий предприниматель... И чтобы меня вот так взяли и выбросили из окна... Начальство хотело покопать и покопаться в моих мозгах, чтобы выудить оттуда все, что можно... Или то, чего нужно им в данный момент...»
Необходимо было идти на решительный шаг. Лифт с одной раскрытой створкой, которую я держал ногой и руками, подобно черепахе медленно, но с завидным упрямством полз вверх. Уж там, наверху, со мной церемониться не станут... Поэтому я, оторвав от куртки рукава, намотал их на руки. Рассчитав все до мелочей, сначала схватившись за пол кабины, осторожно выполз через раскрытую створку. Ухватившись пальцами, повис под кабиной на руках, затем, раскачавшись, прыгнул на страховочный трос лифта.
Медленно съезжая вниз по дрожащему тросу, я пока не знал, что буду делать дальше. Мне показалось, что это дрожит не трос, а взбудораженная и окруженная со всех сторон страхом, душа.
Спуск продолжался не долго, но за это время я смог сконцентрироваться и успокоиться. Колотившееся и вот-вот норовящее «вырваться» из грудной клетки сердце пришло в норму.
У меня вызрел план.
Решив не испытывать судьбу еще раз, я не стал спускаться в самый низ, а притормозил почти что стершимися о трос рукавами от куртки, этажа за два до «конечной» остановки.
Затем я попытался рассмотреть в почти сплошной темени шахту лифта. О том, чтобы прыгнуть с троса к створкам, открывающимся на этаже, как это я решил раньше, не могло быть и речи — к ним было, по крайней мере, метра два с половиной, если не все три. К тому же, они были закрыты...
Вспыхнувший яркий свет по всей шахте, неприятно полоснул по глазам. Толстенный, почти в половину руки трос неожиданно дернулся и сразу же стремительно стал идти вверх, таща меня за собой.
Тщательно захватив трос в тормоз ногой, чтобы не свалиться с него вниз, я едва не взвыл от злости — мои планы шли не по сценарию, придуманному мной во время спуска, а, наоборот, еще больше подчинялись сценарию спецназовцев. Скорее всего потому, что не я, а они были хозяевами положения.
Я, приноровившись к слепяще-белому свету, поднял голову.
«Да меня в секунду расплющит о дно кабины лифта, — мелькнула мысль, когда увидел, как с удвоенной скоростью ко мне несется квадратная махина. — Что же делать? Думай же, думай! Ну!!!»
Когда я «пронесся» мимо раскрытых створок неизвестного этажа, едва не потерял дар речи — я увидел внутри помещения, по крайней мере, не менее двадцати, а, может, и много больше спецназовцев, которые нацелили в меня свои «пушки». Спецназовцы не успели выстрелить — трос унес меня дальше. Буквально через несколько секунд промелькнул еще один этаж.
За принудительно раскрытыми дверями створок была та же картина: зеленая камуфляжная форма, шлемы на головах, обвешанные со всех сторон мыслимым и немыслимым оружием двушники и трешники были наизготовку.
Движение троса замедлилось, а затем он медленно, едва ощутимыми рывками пополз вниз и я понял: теперь меня пытались либо взять живым, или, что было намного проще, убить в шахте лифта.
Между этажами покрикивали в переговорные устройства, чтобы подтянуть жертву к нужному этажу.
Понимая, что «на дурочку» в данной ситуации не прокатит, я решил отдаться на волю случая и, когда трос, эпилептически дернувшись, затрясся и остановился, я очутился перед распахнутыми створками какого-то этажа. За ними было полно и двушников, и трешников, которыми руководил то ли майор, то ли капитан — я так и не успел рассмотреть лычки на воротнике пятнистой куртки толстомордого.
Увидев меня, висящего на тросе, спецназовцы зашевелились. Половина из них наставила на меня свое оружие, иная партия «персонала» прилаживала механизм, чтобы снять меня, возмутителя спокойствия, с троса.
— Не вздумай брыкаться, сволочь, — прорычал старший мне. — Не возьмем живым — разотрем по шахте. Надеюсь, ты понял?
— Понял, — ответил я и про себя ухмыльнулся: против такого скопища вооруженных до зубов военных разве что сущий дурак мог бы что-то пытаться предпринять...
— Сержанты Васюков и Скопенков, ко мне! — приказал толстомордый.
Масса спецназовцев всколыхнулась, пришла в движение. Два мордоворота в секунду выросли перед майором — теперь я видел лычки на воротнике у старшего наряда.
— Это быдло снять с троса, — майор кивнул на меня, — и доставить к подполковнику живым. Не усыплять! Отставить отсебятину! Это приказ!
Двушники едва что не откозыряли и сразу же прыгнули на стрелу выросшего буквально на глазах у меня миниатюрного крана.
Я хотел был снова дернуть по тросу вниз, но опять же понимал: эта затея ни к чему хорошему не приведет. Не поймают на этом этаже — выволокут на другом... Я был в клетке. Но и сдаваться запросто так мне тоже не хотелось.
Когда двушники добрались до меня, я уже принял решение: драпануть не отсюда, а из кабинета подполковника, куда меня должны доставить спецназовцы.
— Становись сюда, — держась за длинный фал, пробормотал, с опаской поглядывая то в нутро шахты, то на меня ближний ко мне двушник. Второй двушник, стоявший в двух метрах от первого для подстраховки, скосив свои глаза на меня, принял стойку для отражения возможной атаки.
Я не стал противиться даже для виду и, как послушная овечка, стал на указанную двушником клетушку. Стрела миниатюрного крана тотчас стала втягиваться из шахты лифта на площадку.
Как только я показался на лестничной площадке, меня схватили под руки еще двое трешников и, словно пушинку, выхватили из клетушки, ударили по карманам, выудив оттуда шприц. Тощий пакет с пластырем не забрали, лишь раскрыли и снова впихнули в карман куртки. Васюков и Скопенков отерли выступивший на лбу от напряжения пот, соскочили со стрелы, отцепили фалы и вздохнули: они, конечно, не ожидали, что так легко и непринужденно смогут взять жертву. Может, перед поимкой эти двое спецназовцев мысленно уже заказали себе гробы и отпевание, и теперь их душа, лишившаяся подобного беспредела, ликовала...
Майор умело руководил операцией поимки беглеца. Половина спецназовцев, держа на прицеле мою голову, даже не шелохнулась. Вторая половина — человек пятнадцать, или чуть больше двушников и трешников, возились надо мной, подобно муравьям.
— Наручники ему на руки одевать, господин майор? — поинтересовался один из трешников, который стоял рядом с толстомордым.
— На руки — двое исходняков, на каждую ногу — по обычному, пластиковому, — резко приказал майор. — Немедля отправить в баню на дезинфекцию, и затем к подполковнику на аудиенцию. Тебе и тебе, — майор тыкнул пальцем на двух мордоворотов, — приготовить для этого ненормального нулевую камеру!
— Как же он передвигаться будет, господин майор? — подал несмелый, дебильный голос один из спецназовцев, который снимал меня с троса.
— На руках понесете, — резко отпарировал толстомордый.
Буквально через две секунды меня распяли между четырьмя трешниками.
«Не иначе, я для них даже не обычный преступник, а преступник в двух квадратах, в кубе. К чему такая «привилегия»? — подумал я. — Неужели они действительно приняли меня за... Черного Дьявола? И потому так церемонятся? И Гром, в следственном изоляторе надо мной как над бесценной вещью почти что цацкался... А смыться... — я вздохнул, — вряд ли это претворить в жизнь мне удастся в ближайшее время, хотя с чем черт не шутит»...
Меня действительно двое накачанных двушников взяли на руки, подняли и понесли. Четверо, «прикованных» трешников как собачонки на коротких поводках, неуклюже топали рядом.
Я был неблагонадежным, к тому же, убегуном, поэтому ко мне было особое «почтение» и определенные данной ситуацией «привилегии» со стороны вышколенных спецназовцев.