После Поминальной Молитвы свет в конце пресловутого тоннеля погас, и я вдруг понял: больше не напишу ни единой строки…
Я смирился с творческим бесплодием, как рано или поздно смиряется женщина с тем, что ей не суждено уже иметь ребенка. И должен признаться, совершенно не страдал от этого. После твоего ухода все остальное потеряло смысл. Тем более никчемные попытки попробовать жить дальше…
Меня даже перестала интересовать дальнейшая судьба романа, изданного в Штатах незадолго до твоего ухода. Ты погладила глянцевую обложку, не открывая глаз, потом мою руку, словно благословляла меня. Но я-то понимал, что тебя уже не волновали мелкие земные радости. Ты готовилась к Вечности. А она поважнее даже самого крутого бестселлера…
Зато наша вездесущая тетя, позвонившая из Кливленда через недельку после выхода в свет романа, была в полном восторге. Но я ей не поверил. Я всегда сомневался в ее английском… Я то помнил, как по буквам с третьего раза она с трудом записала его название, окончательно добив меня уточнением, как правильно пишется слово «Armageddon» - с одним или двумя «d», будто это имело большое значение.
Милая чудачка, как, впрочем, почти все одесситки, она, казалось, жила в каком -то придуманном ею же самой мире. Она жаждала поболтать со мной о литературе, а мне нестерпимо хотелось повыть на Луну...
Я не сдержался тогда, за что корю себя до сих пор, и впервые в жизни нахамил ей, посоветовав написать это зловещее для меня слово «Armageddon» с тремя «d», чтобы уже было наверняка…
* * *
После того, как ты покинула меня, я многое разучился делать. Но-кое чему и научился. Например, несколько раз в год приносить тебе букет цветов.
В последний раз я пришел с цветами в день твоего рождения, аккурат за две недели до Судного Дня, это были, кажется, желтые хризантемы…
Вот видишь, с памятью у меня стало совсем худо. Но зато я запомнил их аромат. Ты бы наверняка сильно удивилась, если бы я сказал, что хризантемы пахли вереском… Но с другой стороны, как еще должны пахнуть цветы, купленные на кладбищенском развале…
Впрочем, мраморной плите совершенно безразличен аромат цветов. Но, судя по неугасаемой боли, он все еще не безразличен мне…