История первая
Тётушка приехала.
Ранним воскресным утром Шушшильда проснулась от звонка в дверь. На пороге стояла тётушка Бузония. «Здравствуй, дорогая», - произнесла она низким контральто, вплывая в переднюю и прижимая Шушшильду к своей, внушительных размеров, груди. Невозможно описать чувства любящей племянницы, увидевшей обожаемую тётю после долгой разлуки, поэтому мы не станем их описывать. Не станем также утомлять Читателя перечислением всех, безусловно, положительных качеств тётушки Бузонии. Скажем одно: тётушка Бузония была невыносима. Её любимым занятием было поучать и воспитывать, а также воспитывать и поучать. Весьма встревоженная тем обстоятельством, что её племянница до сих пор не замужем, тётушка Бузония решила сама взяться за дело.
«Что ты застряла там, Тики? Вноси чемоданы», - сказала тётушка, проходя в комнаты. Увидев Тики, тащащую огромный чемодан, Шушшильда поняла, что дела её плохи.
«Шильди - спросила тётушка, отдышавшись и напившись вдоволь чаю, - скажи мне, как это тебя угораздило остаться старой девой, когда вокруг столько приличных кавалеров?». «Началось», - подумала Шушшильда, нервно вздрагивая. «Ну, какие кавалеры, тётя, – произнесла она, чуть не плача, - и вовсе не такая уж старая… и потом, Вы же и сами …». «Глупости, - возразила Бузония, сердито обмахиваясь веером, - в моём возрасте неприлично выходить замуж. Представляю, что сказали бы госпожа Жужелла и мадам Присти, узнай они о том, что почтенная вдова мэтра Бузони собирается устроить свою личную жизнь. Пожалуй, они решили бы, что я, по меньшей мере, сошла с ума. Нет уж, моя дорогая, займёмся лучше тобой». Шушшильда поняла, что тётушка настроена решительно и приготовилась к худшему.
Отдохнув с дороги, Бузония взялась за дело. «Тебе следует немедленно изменить причёску, – произнесла она, придирчиво осматривая племянницу, - твой «крысиный хвост» никуда не годится. В моё время, если молодая особа хотела понравиться мужчине, она делала себе букли». «Но, тётя, сейчас не носят букли», – Шушшильда с ужасом представила себя в буклях. «Тогда, на худой конец, локоны! Мы завтра же идём в салон. И запомни, дорогая, чтобы привлечь внимание мужчин нужно как следует постараться». Возражать тётушке было совершенно бесполезно, поэтому весь следующий день был потрачен на хождение по салонам и модным лавкам. Тётушка была весьма довольна результатом. Племянница же, взглянув на себя в зеркало, сразу поняла, что единственное, чего она сейчас хочет, так это смыть нелепую башню на голове и снять все рюшечки и воланчики, в которые нарядила её тётушка. Идя по улице и прикрываясь рукой от солнца и посторонних взглядов, Шушшильда изо всех сил ругала себя, за то, что согласилась на эту дурацкую затею. «Хоть бы не встретить никого из знакомых», - подумала она и тотчас же, как назло, увидела Дэна. Он стоял на другой стороне улицы и покупал мороженое. Дэн посмотрел в её сторону, и на лице у него отразилось изумление. Перебежав дорогу, он подошёл к ним. Шушшильда, красная, как рак, от досады и смущения, представила его тётушке. «Что это у тебя на голове такое, Шу, и наряд какой-то доисторический… ты что, участвуешь в съёмках какого-нибудь «ретро»?», - осведомился Дэн, протягивая ей мороженое. Шушшильда покраснела ещё больше и беспомощно заморгала. Дэн внимательно посмотрел на неё и, кажется, о чём-то догадался. «Мы с товарищем тут одно дельце затеяли, – медленно проговорил он, сочувственно глядя на Шушшильду, - интересно будет знать, что ты скажешь по этому поводу. Может, встретимся в выходные? Я расскажу детали». Шушшильда молча кивнула головой, не в силах говорить. «Ну, я побежал», - заторопился Дэн. Он поклонился тётушке, махнул Шушшильде рукой, и, стремительно лавируя, исчез в толпе прохожих.
«Какой легкомысленный молодой человек, - неодобрительно сказала тётушка, глядя вслед Дэну, - и что это за «Шу» такое, почему он тебя так называет?». «Дэн вовсе не легкомысленный, тётя, - ответила Шушшильда, на глазах которой ещё не совсем высохли выступившие слёзы, - просто мы знаем друг друга тыщу лет…».
История вторая
Петунии, Брумстейкер и полезные профессии.
Вернув себе свой прежний облик, Шушшильда испытала огромное облегчение. Она дала себе зарок больше никогда не экспериментировать со своей внешностью в угоду, чьим бы то ни было интересам. « Тот, кто встретит и полюбит меня, примет меня такой, какая я есть», - подумала она и успокоилась. На все попытки тётушки подогнать её внешность по ей одной понятному образцу она отвечала теперь мягким, но решительным «нет».
Однако, тётушка, потерпев фиаско с одной стороны, не успокоилась и начала действовать по-другому. Однажды вечером, вернувшись с прогулки, Шушшильда обнаружила в гостиной незнакомца неопределённого вида и возраста. Тётушка, мило улыбаясь, потчевала гостя чаем. «Познакомься, дорогая, - обернулась она к Шушшильде, - это господин Брумстейкер». Гость встал и поклонился. Он оказался тощ и долговяз. Тётушка налила гостю чая и ближе пододвинула пирог. «Этот пирог Щушшильдочка испекла своими руками», - произнесла она умильным голосом и продолжала, -не все современные девушки умеют заниматься домашним хозяйством. К счастью, моя племянница не такая. Вы бы посмотрели, какие петунии она вырастила у себя в саду!». «Так, понятно», - Шушшильда уловила, наконец, суть тётушкиных стараний. «Не думаю, что нашему гостю это интересно, тётя», - сказала она, и, подвинув пирог к себе, отрезала от него внушительный кусок. «Пусть думает, что я – обжора», - решила она, запивая пирог чаем. Гость тонко улыбнулся и заверил Шушшильду в своём искреннем интересе и к её особе, и ко всему, чем она занимается. «А чем занимаетесь вы, господин Бур…Бумстейкер?», - спросила Шушшильда, глядя, как деликатно гость размешивает сахар. «Брумстейкер, с вашего позволения», - поправил воспитанный соискатель её благосклонности и хотел, было ответить на заданный вопрос, но тётушка его опередила. «Господин Брумстейкер, - произнесла она внушительно, - собственноручно изготавливает искусственные зубы. Это очень нужное и благородное занятие». «Благодарю Вас, мадам, - гость вежливо наклонил голову, затем вновь устремил свой взор на Шушшильду: а вы, кажется, пишете?». «Ах, пустяки, - вновь засуетилась тётушка, - я давно уговариваю Шушшильдочку заняться чем-нибудь более…более практичным. Она, например, прекрасно вяжет, и мы вполне могли бы …» «Ну, почему же,- гость снисходительно улыбнулся, - написание книг - дело весьма полезное. Я всегда читаю, что-нибудь на ночь, когда мне не спится». «Никогда в жизни не смогла бы прочесть ни одной книги, в них полно всякой чепухи, - безапелляционно заявила тётушка, - по-моему, эти писаки просто морочат нам головы. Гораздо полезнее для молодой девушки провести время за вышивкой, например. Кстати, Шушшильда, может быть, ты покажешь гостю вышивки?». По выражению лица Шушшильды тётушка поняла, что та готова скорее продемонстрировать все отрицательные, (по мнению тётушки), стороны своего характера, нежели вышивки, или какие-либо другие свои достижения и поспешила переменить тему. Она вернулась к прерванному накануне разговору с Брумстейкером: «Так какие, всё-таки, лучше, господин Брумстейкер?» (Тётушка от природы обладала крепкими зубами, но надо было думать о будущем). «Думаю, драгоценные металлы предпочтительнее», – Брумстейкер блеснул целым рядом золотых зубов. Всё оставшееся время визита гость подробно рассказывал о премудростях зубоизготовительного дела. Наслушавшись гостя и наевшись пирога, Шушшильда решила, что ей достаточно и того, и другого. «Вы, кажется, очень увлечены своей профессией, господин Бум… Бур…?». «Брумстейкер», - гость немного смутился. «Ничего, ничего, тётушка с удовольствием послушает ещё. Я же, с вашего позволения, вас покину, я немного устала». Погладив себя по животу и помахав ручкой на прощание, весьма довольная собой Шушшильда отправилась в свою комнату..
Проводив гостя, тётушка зашла к племяннице. «Ты спишь, дорогая? Нам нужно поговорить». « Ш-ш-ш, ни слова о зубах, тётя, - сказала Шушшильда, укрываясь с головой одеялом, - спокойной ночи».
История третья.
О котлетах, глупых «серых мышках» и тонкостях Шунь-Шеня.
Шушшильда занялась приготовлением обеда. Тётушка, почувствовав запах котлет, вошла на кухню. «Ты готовишь, Шильди. Это похвально. Но скажи мне, дорогуша, как ты переворачиваешь котлеты, слева направо, или справа налево?». Шушшильда никогда не задумывалась о том, как она переворачивает котлеты, - «просто переворачиваю и всё. А разве это важно?». «Это очень важно», - строго произнесла Бузония. «Для кого, тётя? - возведя очи горе, вопросила Шушшильда, - для котлет?». «Для мужчин, конечно», - провозгласила тётушка. «Я что-то не пойму, тётушка, причём здесь мужчины?» – Шушшильда была всерьёз удивлена. « Как «причём»? - в свою очередь удивилась тётушка непониманию племянницы, - мужчины, обычно любят котлеты, и если ты переворачиваешь их правильно…». «Мужчин?», - с иронией переспросила Шушшильда, вспоминая при этом, а действительно, переворачивала она котлеты, или ещё нет. «Ты напрасно иронизируешь, моя дорогая, согласно Шунь-шеню…». Что говорит по этому поводу Шунь-Шень, тётушка поведать не успела: с улицы раздался пронзительный вопль Тики. Мы ещё не рассказали Вам, дорогой Читатель подробно о Тики - воспитаннице тётушки Бузонии, и сейчас самое время исправить это упущение. Тики была «серой мышкой», и все воспитательные потенции тётушки находили в её лице благодатную почву. Она с благоговением воспринимала всё, что говорила Бузония и не подвергала её слова ни малейшему сомнению. Наслушавшись накануне тётушкиных разглагольствований о модных тенденциях Шунь-Шеня, Тики решила применить эти самые тенденции на практике и вышла из дома не так, как выходят обыкновенные, не посвящённые в тонкости Шунь-шеня барышни, а наоборот. В результате, её выставленную вперёд себя пятку ушиб своим тяжёлым сапогом, подметавший двор, не вполне трезвый, дворник Бунхильо.
Пока Шушшильда ставила Тики холодный компресс, та, заливаясь слезами, бормотала что-то о тётушкиных словах и о модных тенденциях. «Глупая девчонка», - сердилась тётушка на зарёванную Тики, - «нельзя же, в самом деле, воспринимать всё так буквально. И потом, не помню, чтобы я говорила подобную чушь. Понятно же, что перед тем, как выйти задом, совершенно необходимо сначала выглянуть за дверь и, как следует, оглядеться по сторонам. Так должны поступать все благоразумные особы. Это само собой разумеется». В это время из кухни повалил густой чёрный дым. Это горели котлеты, так и не перевёрнутые вовремя Шушшильдой. Поднялась суматоха. Увидев дым, в дом ворвался Бунхильо и залил огонь ведром затхлой воды. В доме все перевернулось вверх дном и только к вечеру удалось навести порядок. Наконец, все успокоились и улеглись спать. Шушшильда намаявшись, уснула тут же. Тётушка, возмущённая бестолковостью Тики, долго ворочалась с боку на бок, была вынуждена прибегнуть к успокоительным средствам, и, наконец, тоже крепко заснула. И только Тики спала неспокойно, всхлипывая и вздрагивая во сне. Ей снился неведомый и загадочный Шунь-шень. Он что-то говорил ей тётушкиным голосом и топал ногами, обутыми в тяжелые, как у дворника Бунхильо, сапоги.
Всё-таки, что не говори, жаль, что мы не всегда готовы правильно воспринимать модные тенденции, несмотря на их несомненную полезность.
История четвёртая
Попадос, ораторское искусство и грозная Цирцея.
Поведение Тики в последнее время вызывало беспокойство. Она стала дерзить тётушке и всё чаще задерживалась с возвращением домой. Однажды, поздно вечером, когда обеспокоенные тётушка и Шушшильда уже собирались отправиться на поиски непослушной девчонки, они услышали какую-то возню за дверью, хихиканье и топот убегающих ног. Дверь распахнулась. На пороге стояла Тики, хотя узнать её сразу не представлялось возможным. Волосы девочки были выкрашены в какой-то невообразимый цвет и стояли дыбом. Вместо обычного скромного платьица, на ней было нечто, напоминающее костюм средневекового паяца и тевтонского рыцаря. «Я уже взрослая», - заявила Тики прямо с порога. «Имею право приходить, когда захочу. А завтра я буду стоять на этом… как его… на стрёме!» - Тики икнула и рухнула в угол. Тётушка с Шушшильдой перетащили её на диван, сели рядом и посмотрели друг на друга. «Это всё «орлы» папаши Попадоса», - сказала Шушшильда, серьёзно обеспокоенная положением дел, - «им давно следовало бы надрать уши».
Следует разъяснить дорогому читателю, что папаша Попадос не был отцом в прямом смысле этого слова, хотя и был неоднократно женат. Дело в том, что Попадос был пылким оратором. Его бывшие жёны – особы, различные по характеру и складу ума, удивительным образом обладали одной общей чертой: они на дух не переносили ораторского искусства. Каждая из жён боролась со злом своими методами, но не получив желаемых результатов, вскоре ретировалась с поля боя, оставляя Попадоса наедине с его любимым занятием. Растеряв в семейных баталиях половину шевелюры и все надежды на домашний уют, Попадос решил больше не связывать себя брачными узами и зажил беззаботной холостяцкой жизнью. В его тесной клетушке было полно всякого хлама, по углам свисала паутина, но он был свободен, а, стало быть, счастлив. Времени у него было так много, что Попадос даже стал подумывать о том, чтобы создать свою партию, но так как был слегка ленив от природы, то ограничился тем, что окружил себя оравой ещё не оперившихся юнцов. Юнцы, наслушавшись пламенных речей Попадоса о свободе и равноправии (воспоминания о тяжёлом предмете кухонной утвари в руках последней жены и хорошая порция дешёвого вина делали эти выступления ещё более яркими), совершали дерзкие налёты на близлежащие сады и огороды. Владельцы грозили Попадосу расправой и даже пару раз бивали его, но папаша Попадос был неисправим. До тех пор, пока не встретился с тётушкой.
В то утро Попадос и Каага резались в карты, сидя наверху в каморке у Попадоса. Тётушка Бузония поднялась к ним по лестнице. То ли от ходьбы, то ли от возмущения чувств, тётушка глубоко дышала и грудь её вздымалась волной. Оглядевшись по сторонам, она грозно посмотрела на двух визави и произнесла тоном, не предвещавшим ничего хорошего для обоих: «Я намерена поговорить с господином Попадосом. Это Вы?» - суровый взгляд тётушки остановился на Кааге. Каага вытянулся по стойке «смирно» и чуть было не взял «под козырёк». «Прошу прощения, мадам. Разрешите представиться: штабс-каптир в отставке Каага». «Так это Вы», - сказала тётушка, горой надвигаясь на опешившего Попадоса, - «так это Вы, господин хороший, вздумали молодёжь с пути сбивать…». «Э-э-э…Я не совсем понимаю…», - забормотал Попадос, пятясь назад. «Молчать!», - тётушка Бузония продолжала идти на Попадоса, тот отступал до тех пор, пока не рухнул на стоявшее у стены полуразломанное кресло. Тетушка вынула его из кресла двумя пальцами. «Я бы на вашем месте хорошенько подумала, прежде чем выступать с речами. Если я ещё раз увижу ваших сорванцов возле моей воспитанницы, Вам, сударь, очень не поздоровится».
Она отпустила Попадоса, прошествовала мимо стоящего навытяжку Кааги и вышла за двери. В каморке какое-то время стояла полная тишина.
«Какой натиск», - наконец полушёпотом произнёс, ещё не вполне пришедший в себя Попадос. «А какова фактура», - отозвался, вытирая вспотевший лоб Каага,- «Вот это женщина!». Он невольно вспомнил о своей жене, худой и облезлой Мори, ежедневно изводившей его своими придирками и сделавшей его жизнь в последнее время совершенно невыносимой.
Несколько дней Попадоса не было видно. Затем он предстал перед юнцами в вытащенном невесть откуда полосатом костюме, и смиренным голосом призвал их покаяться и встать на путь добродетели. Юнцы молча выслушали Попадоса, и, переглянувшись, единогласно решили, что папаша Попадос «слегка тронулся», после чего с шумом и грохотом умчались на поиски новых приключений. Попадос тоже отправился на поиски, только объектом его исканий были пути к сердцу грозной Цирцеи, навсегда покорившей его собственное сердце.
История пятая
Проделки Амура.
После того, как стрела Амура внезапно пронзила сердце Попадоса, жизнь его решительно переменилась. Оставив в стороне ораторское искусство, он начал писать, и Вы, дорогой Читатель, конечно же, догадываетесь, кто был нежной Музой и неизменной героиней его творений. В шедеврах, рождаемых пером Попадоса, нетрудно было узнать черты благородной матроны, которой, несомненно, являлась означенная особа.
Тётушка Бузония, настроенная весьма скептически к разного рода сочинениям, вопреки ожиданиям, благосклонно отнеслась к восторгам души раненого поэта. Более того, когда нежный воздыхатель, увлёкшись фантазией, живописал картины своей любви, лёгкий румянец начинал покрывать её щёки. «Глупости», - говорила тётушка, пряча листочки в ящик комода, но глаза её при этом блестели. И надо же было такому случиться: дорогу поэту, уже почти проторившему к сердцу своей избранницы узенькую тропинку, коварным образом перешёл, кто бы Вы думали? Моос. Да-да, тот самый ветреный изобретатель. Ах, как часто в жизни приходится наблюдать подобные картины, когда прекрасная, воспитанная леди вдруг находит для себя отпетого забияку и шалопая, или солидный джентльмен вдруг, ни с того ни с сего, женится на откровенной вертихвостке.
Произошло же следующее. Тётушка, не дождавшись, когда Тики принесёт почту, вышла за ней сама и в этот, самый злосчастный момент своей жизни, увидела Его. Чем её так поразил Моос, не ясно до сих пор. Возможно, Бузонию восхитил нежный румянец на розовых щеках, или цвет глаз, которые у Мооса были слегка навыкате, но тётушка погибла в одночасье. Не в силах оторваться от прекрасного видения, она достала из почтового ящика связку писем, перевязанных атласной ленточкой и, не глядя, сунула их в карман передника. Увы, сегодня этим письмам не суждено было быть прочитанными. Увидев, что на ней передник, тётушка отступила и беспрестанно оглядываясь, вернулась в дом.
Ясно, что симптомы болезни, которую подхватила тётушка, в её возрасте проявились в гораздо худшем варианте, нежели бы это произошло в более нежной поре. Три дня тётушка не спала и не ела. Обеспокоенная Шушшильда вызвала доктора. «Не тревожьтесь, голубушка. Это всего лишь мигрень», - доктор успокаивающе похлопал Шушшильду по плечу. Чувствуя, что дело вовсе не в мигрени, Шушшильда попыталась деликатно поговорить с тётей, но та лишь отмалчивалась пока, наконец, Тики, с несвойственной для её возраста проницательностью, не догадалась обо всём и не просветила Шушшильду. Шушшильда, сама не зная зачем, решила поговорить с Моосом.
«Старуха?», - удивился Моос. «С чего бы ей влюбляться? Вот, если бы ты на меня обратила внимание, я бы понял», - Моос захохотал и попытался приобнять Шушшильду. Видя, что взывать к душевной доброте в данном случае совершенно бесполезно, Шушшильда взяла с Мооса слово молчать об их разговоре. «Как рыба», - хлопнув себя по губам, сказал Моос, - «так может, посидим вечерком в баре, а?».
Спустя какое-то время тётушка позвала племянницу к себе.
«Ох, Шильди, скорее всего, мне придётся оставить тебя, дорогая», - сказала она, роняя крупные слёзы. «Я очень хотела помочь тебе в твоих обстоятельствах, но мне придётся уехать. Боюсь, что я нанесла непоправимый урон своей репутации, да и Тики совсем отбилась от рук. Но как он, всё-таки, красив!» - и тётушка вновь залилась горючими слезами.
На следующее утро тётушка Бузония уехала, увозя с собой чемоданы, Тики и своё разбитое сердце.
История шестая.
Пусть говорят.
Надо ли говорить, насколько был обеспокоен Попадос, не видя в течение долгого времени свою Цирцею. Не получив ответа на очередные послания, Попадос попытался разузнать о причинах тётушкиного молчания.
Решив перемолвиться кое с кем словечком, он ненадолго зашёл к весёлому Гарку. В это самое время, Моос выпив лишку в баре, куда он безуспешно пытался заманить племянницу, несмотря на данное им обещание, во всеуслышание рассказывал о произведённом на Бузонию впечатлении: «Прикинь, тётка, а втюрилась в меня как девчонка». «Что-о-о?» - взревел Попадос, услышав драгоценное имя, - «да как смеешь ты….??!!!». Далее был произнесён ряд сильных выражений, который авторы благоразумно опускают. Одним словом, всё вылилось в грандиозную потасовку. Через день Попадос с букетом цветов и синяком под глазом стоял у дверей дома, где жила его избранница. Увидев Попадоса, Шушшильда сразу оценила всё серьёзность его намерений. «Летите за ней, господин Попадос, летите за ней. Я от всего сердца желаю Вам счастья».
Что же, дорогой Читатель, мы с Вами можем только порадоваться за наших героев. С того самого дня, когда Попадос, отыскав Бузонию, сделал ей предложение руки и сердца, все заботы тётушки сосредоточились исключительно на собственном муже, и у него теперь всегда чистое бельё и вкусный домашний обед. Сам же он по-прежнему обожает свою Цирцею и посвящает ей пламенные строки.
Лишь одно обстоятельство могло омрачить сложившуюся идиллию: это мнение госпожи Жужеллы и мадам Присти. Но так как тётушка не стала, как говорит нынешняя молодёжь, "заморачиваться" по этому поводу, не станем и мы придавать их словам избыточное значение. Пускай себе судачат. Иногда нужно быть снисходительными и давать возможность некоторым заняться хоть чем-нибудь в этой жизни.
История седьмая.
Порадовавшись за тётушку и Попадоса, столь счастливо соединивших свои сердца, Шушшильда всерьёз задумалась. Время шло, а на её горизонте ещё не было ни одного судна, хоть отдалённо напоминающего уютную семейную ладью. Однажды вечером она села перед зеркалом, распустила волосы и вгляделась в своё отражение. Из глубины зеркала на неё смотрело миловидное лицо с большими, немного раскосыми глазами, аккуратным носиком и чуть припухлой нижней губой. «А я вполне ещё ничего» - подумала Шушшильда и внезапно развеселилась. Подмигнув своему отражению, она вскочила из-за туалетного столика и, взяв в руки записную книжку, отыскала в ней номер телефона своей приятельницы. Та давно и настойчиво приглашала Шушшильду провести вечер в одной весёлой компании. «Ага, созрела, наконец. Давно пора», - обрадовалась приятельница звонку Шушшильды. «А у нас в пятницу как раз вечеринка намечается. Я тебя там познакомлю кое с кем». Шушшильда купила себе новое платье и красиво уложила волосы. Приятельница, увидев стройную фигурку Шушшильды, подчёркнутую коротким кружевным платьем, широко открыла глаза от изумления: «Ну, ты даёшь, мать. Скрывать такие формы! Пойдём же скорее, я тебя познакомлю с Рики. Это самый классный парень в нашем клубе». Рики и вправду оказался знойным красавцем со сногсшибательной фигурой. Насмешливо сощурив глаза, он оглядел Шушшильду с ног до головы: «Новенькая? Люблю новеньких…потанцуем?» Шушшильда уже и не помнила, когда она в последний раз так много танцевала. От выпитого впервые в жизни бокала крепкого вина кружилась голова, и она не заметила, как они с Рики оказались наедине в небольшой драпированной комнате. Почувствовав, что руки кавалера переходят все границы дозволенного, она резко отстранилась. «Я тебе не нравлюсь?» - удивлённо спросил Рики. «Нравишься, но я так не хочу». « А как ты хочешь? А-а, понял, - Рики вновь насмешливо улыбался, - свадьба,кольца,пелёнки-распашонки. Это не про меня, детка. Выкинь эту дурь из головы и давай развлечёмся как следует… ».
Но Шушшильда, схватив сумочку, уже бежала прочь.
Вернувшись домой, она бросилась в кресло и разрыдалась. «Ну почему я такая невезучая, почему мне всегда попадаются какие-то охламоны... ». Наплакавшись, она села, поджав под себя ноги, и застыла, не в силах ни о чём думать. Звонок в дверь вывел её из оцепенения. За дверью стоял Дэн. Он всегда каким-то непонятным образом чувствовал те моменты, когда ей было плохо. Вот и сейчас он стоял на пороге её дома с букетиком скромных, но очень милых цветочков и с тревогой вглядывался в бледное лицо Шушшильды.
Они сидели в гостиной, не зажигая света. Чай давно остыл в чашке Шушшильды, а она всё сидела, не двигаясь, незряче глядя в темноту. «Почему всё так плохо, Дэн? Может быть, я делаю что-нибудь не так? Может, нужно как-то по-другому…?».
Дэн молча постоял у окна, потом подошёл к Шушшильде и взял её за руки. «Послушай, Шу, - сказал он, глядя прямо в грустные глаза Шушшильды - выходи замуж за меня. Когда ты ещё дождёшься того принца… ».
И она вышла.
04/04/2018