Онтология правды

Александр Иванушкин
1. Источники-провокаторы здешней рефлексии (от чего отражаем ся)

Б. Ф. Поршнев. «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)» + Александр Куприянович Секацкий «Онтология лжи».  Книга Поршнева — капитальный труд (монография) и это действительно онтология (только палео). «Онтология лжи» Секацкого — просто добротная диссертация. Тем, кто уже знаком с указанными источниками — хорошо. Кто не знаком, может легко познакомиться. А ради тех, кто еще не знаком, но готов довериться краткому обзору, написана эта первая часть.

Обзор источников не будет описанием всего их содержания, но лишь описанием элементов образующих связную линию рассуждений о лжи, как о «моторчике возникновения разума», «оружии победы человека над другими видами», «основе восприятия вообще», «неубиваемом фоне любой коммуникации» и проч.

Замечательный русский ученый Поршнев является ярким представителем «историзма», то есть метода дробящего «цельную сложность» на простые части для последующей последовательной состыковки этих частей друг с другом «от простого к сложному». То есть созидания полной иллюзии последовательного развития того, что сегодня наблюдается как «сложное».

Этот метод в 21 веке настолько подавляет и замещает собой все другие возможные, что внятная публичная его (этого метода) критика мгновенно (взрывом) выключает способность мыслить у огромного количества совершенно замечательных людей. Но все же. Далеко не все сложности этого мира имеют безупречную доказательную базу своего «развития из простого».

Одна из таких сложностей — «разум». Поршнев, в монографии, строит модель возникновения разума у животных (древних приматов). Разум у неразумных возникает (по Поршневу) неизбежно в четко заданных обстоятельствах. Попробуем простенько и кратко их описать.

1) Примат должен быть падальщиком (специфическая кормовая база). 2) В популяцию приматов падальщиков должно быть внедрено некоторое количество приматов-каннибалов (другого, архаичного вида, но способных мимикрировать, притворяться своими). 3) Внедренные приматы-каннибалы должны обладать высокими суггестивными способностями (харизмой). Все.

Такая неоднократно и естественно возникающая ситуация (по Поршневу) взрывом разносила «мучительно сопротивляющихся» чужой суггестии приматов-падальщиков по планете. Они бежали во все стороны малыми группами пытаясь бесконечно увеличить расстояние между собой и ужасом, который, разумеется, бежал мимикрируя вместе с ними.

Поршнев не использует слово «ложь». Он пользуется терминами «суггестия» и «контрсуггестия» (корыстное внушение и сопротивление корыстному внушению). Ложь, как онтологический (обобщающий суть) термин использует в своей диссертации Секацкий, полностью наследуя, как логический фундамент, палеонтологию разума Поршнева.

Мы вернемся еще к построениям Поршнева, а пока включим Секацкого. Помянув обязательный к поминанию ряд (Платон, Аристотель, Декарт, Гегель, Кант, Хайдеггер), Секацкий поминает и необязательный (Пиаже, Морли, Любищев, Тиверс, Доукинс, Фрейд), но не поминает ни Маркса, ни Энгельса. А ведь именно они заложили логический (и методологический) фундамент модели Поршнева, без которой «онтология лжи» Секацкого висит в воздухе странной фантазией.

Дальше мы увидим странного Бога, что дышит в унисон с «большим взрывом» (то уходит, то приходит) и физиологически слеп в «квазипространстве лжи» (талмудическая мелодия). А еще встретим странную трактовку слов Христа: «пусть левая рука не ведает, что творит правая». По Секацкому, Спаситель рекомендует не обращать внимания на «естественную ложь» и, для «равновесия психики», велит человеку врать не фиксируя на этом внимания (гусары, не ржать!).

Мотивом же «исторического развития» Л-сознания (лгущего сознания, термин Секацкого) является «бытие-в-могуществе», выход из под опеки такого странного Бога и такой не лживой природы. То есть созидание абсолютно искусственного мира, что прекрасен своей искусственностью (самосозданием, самодержанием) и только этим.

И марксистам, и прочим, будет приятно увидеть, что линия «Маркс-Энгельс — Поршнев — Секацкий» стройна, логична и, самое интересное, онтологически завершена. То есть являет собой законченное мировоззрение (с началом и концом истории), только почему-то стесняется своего идеологического фундамента (но квазипространство лжи, такое квазипространство).

Стоит, разумеется, добавить, что на православный взгляд эта модель истории разума технически безупречна. Путь от самозародившегося палеоужаса Поршнева к искусственному самомогуществу Секацкого — абсолютно закономерный путь из ада в ад. На этой веселой ноте и закончим стремительный обзор-описание внешнего материала наших дальнейших размышлений.

2. Теперь справедливость.

Справедливости ради необходимо сказать, что мир человека дарит нам пищу, которую можно переварить и вышеизложенным способом. «Невидимый Маркс» венчается «видимым Секацким» поедая в пути реально существующие вещи (факты), которые стоит обсудить. Первым таким фактом является действительное различие мира и мировосприятия.

Множество чудесных философов регистрировали этот общий факт давая ему разные красивые определения. «Ум удваивает мир», «неизбежность тавтологии познания», «мир идей, как склад формочек», «мир отраженный, как склад образов» и кучу подобных, чей смысл, в принципе, сводится к следующему: «Разум, это способность создавать копию мира». Еще точнее: «Разум, это умение давать имена».

Технически, «мир имен» не есть «мир собственно» и можно его назвать лже-миром и даже «квазипространством лжи», и даже Майей (иллюзией, глюками страстного ума), и даже матрицей (наведенным кошмаром) или наоборот, упорно верить, что твердый мир отражается сам в себе (химизм и слабые токи мозга и есть бесконечная анфилада самоотражений в химизме и слабых токах мозга).

Можно назвать «мир имен» (мир Слова) причиной-истоком «мира собственно», а можно назвать его следствием. Называть мы очень хорошо умеем. Справедливость требует не натужных изысканий, что же из этого списка «истинно», а признания простого факта: «Мы имеем дело с обстоятельством, любая однозначная трактовка которого недоказуема». Точнее: «Перед нами абсолютно свободный выбор, вопрос веры».

Достаточно развитый ум (при желании) легко опрокидывает любое доказательное построение связывающее мир и копию мира в некое однозначное целое. Эта точка (точка выбора трактовки) действительно абсолютно свободна от любого, даже самого нежного принуждения ума умом (доказательства). Разум добравшийся в своих приключениях до этого «чистого факта», можно назвать «освободившийся», то есть «выбирающий абсолютно свободно».

Но дать имя (трактовку), это еще и «совершенно свободно выразить себя». Медведь не проголосует за лес без пчел, а заяц за огород без морковки. Определяясь с выбором в точке абсолютной свободы человек публикует себя, говорит миру и людям: «Я такой! Мне дорого именно это, а на то, другое — плевать». С православной точки зрения он абсолютно свободно говорит это еще и Богу, но православная точка зрения для многих сегодня — чуждь чуждая. Все же справедливость требует уточнить еще два плотно связанных обстоятельства.

1) Приведенные рассуждения возможны «с православной точки зрения» только потому, что православие хранит понятийный аппарат для подобных рассуждений. Проще, все наличные варианты и богообщений, и богооставленностей понятны православному, как адепту предельного (достаточного для этого) онтологического основания.

2) Христу нужны исключительно «выбирающие абсолютно свободно», так как Он есть любовь без грамма насилия, ради чего, собственно, упомянутое «предельное онтологическое основание» в человечестве Спасителем и утверждено.

Побочным продуктом нашей тяги к справедливости можно назвать определение свободы, как «осознанной недоказуемости выбора» или «опоры на веру». А еще вышеизложенную правду можно назвать тоталитарной декларацией, которая убивает экивоки на внешние обстоятельства, оставляя голого человека перед беспощадной свободой его личного выбора. Для свободных, это не проблема, для других разных — по разному. Но это не я такой, это жизнь такая (невыносимо справедливая) уже 2016 лет.

3. Как снижают градус.

Если уж у нас «онтология правды», то прежде чем рассуждать о «как», придется честно сказать кто и зачем снижает «градус своей свободы». Проще, кого и почему тошнит от абсолютной ответственности абсолютно личного выбора? Разумеется рабов, что не желают расставаться со своим рабством (как только они возжелают с рабством расстаться, тошнить их начнет от другого).

Итак, каковы основные методы «упокоения совести раба» или каковы популярные онтологические основания несвободы? Их два. Оба можно назвать «страстным желанием детерминизма» или «счастливым переносом ответственности вовне».

1) Религиозный. Все сообщества верующих, в которых возможны заявления типа: «Это сделал не я, а Хритос (Аллах, Иегова, Кришна, Бегемот, Карма, Род, Бомбадил или еще кто) моими руками!» — несут в себе рабское счастье «понижения градуса ответственности». Это очевидно, а в случае со Христом (с православной точки зрения) еще и откровенная ересь. То есть такие сообщества являются наследниками или исходных «онтологических оснований раба», или «христианских оснований непоправимо искаженных рабами».

2) Материалистический. Опора исключительно на «законы природы» жестко детерминирует (обуславливает) любой вздох, как неизбежное следствие объективных обстоятельств. То есть снимает с адептов данной идеи всю возможную ответственность, благословляя их быть «рабами обстоятельств» и только. Попытки декларировать идеи личной свободы в недрах мировоззрения утверждающего жесткий автоматизм всего на свете или недоумие (неспособность к последовательному мышлению) или лицемерие (водим за нос недоумков, а то и самого себя).

Изумляют страсть и сила, которые люди вкладывают в непрерывный ремонт собственной клетки. Монография Поршнева — идеальный пример титанического труда по ковке и установке «несгибаемых» прутьев в «не надежно заделанный выход на свободу», пример упорной работы по оправданию «онтологии абсолютной обусловленности» (онтологии рабства). Разумеется, без предварительного личного решения «понизить градус» в «точке абсолютно свободного выбора», это невозможно. То есть о «непредвзятости» дальнейшего мышления «избравшего такой образ мира» речи быть уже не может.

Чудесны, в этом ключе, и финальные аккорды диссертации Секацкого. Если «мир имен», это не «мир Слова» (того, что было у Бога, и было Бог), а «квазипространство лжи» (искаженные отражения), то и выход из тщательно замурованной изысканиями материалистов клетки (рабства) один — уничтожение. Разумеется, культурный Секацкий (хоть и прямой наследник «невидимого Маркса») не призывает к физическим экспериментам. Он предлагает уход в «абсолютную ложь», как «бытие-в-могуществе», бытие «мимо пошлой бетонной клетки», как можно более «неестественное» бытие.

То, что «пошлая бетонная клетка» — тоже абсолютно искусственное образование, в котором Секацкий сидит абсолютно свободным выбором — невидимое ему обстоятельство. Невидимым это обстоятельство делает родное Секацкому онтологическое основание, которое (в отличие от Поршнева) он даже не поминает. Это основание, наверное, незыблемая очевидная очевидность вошедшая в позвоночник «всех мыслящих людей» очень давно и очень прочно.

Четко видимы «основания с пониженным градусом» (химеры уничтожающие себя и все вокруг) исключительно людям, чьи онтологические основания такую четкую видимость дарят (предельны), то есть людям не избравшим в «точке свободного выбора трактовки мира» понижение градуса. Проще — людям свободным и полностью (абсолютно) отвечающим за все что в них и вокруг них происходило, происходит и будет происходить.

Если с православной точки зрения палеоразум Поршнева — просто модель (одна из многих), что логична в «клетке Маркса», но совершенно неубедительна на ледяном ветру настоящей свободы, то для венчающего химеру Секацкого — это не модель, а реальность (то, что безусловно есть, толстые прутья, о которые бесполезно биться головой). Вот он и не бьется, а честно коллапсирует в самосоздателя самомира, по крайней мере чертит «финальную траекторию» такого коллапса.

4. Теперь справедливость.

Справедливость требует уточнить, что коллапс «самосоздания в максимально неестественном виде» — явление уже не штучное (редкие фрики от искусств), а вполне массовое, вошедшее в жизнь, как нечто привычное, как «естественная неестественность», как фон.

То есть Секацкий регистрирует реальный процесс и является выразителем конкретного миродвижения. «Финал фентези Маркса» на нашей почве, к несчастью, это простой п%дор в ярких полуодежках, кривляющийся в железной клетке и нуждающийся, как и все, в собственной убедительной философии.

Справедливость требует уточнить, что замечательный русский ученый Поршнев ничего такого в виду не хотел. Он честно строил модель, которую можно назвать: «как свести с ума животное таким образом, чтобы оно превратилось в человека». Да, по Поршневу, человек, это обезумевшая обезьяна. Точнее, спятившее от непрерывного ужаса и нейропатологического сумбура древнее животное, примат.

Как честный кроманьонец сообщаю, что всех безумных приматов мы перебили еще в неолите (безумие животных не есть хорошо). Остались исключительно нормальные. Настолько нормальные что вся советская власть в Сухумском приматологическом центре так и не смогла свести их с ума.

Справедливость очень сильное чувство и заставляет признать, что техники «нейропатологического сумбура» отточенные на сухумских обезьянах прекрасно работают и на человеке. Только на «предварительно засевшем в клетку» человеке, человеке «снизившем градус своей свободы» (не важно, каким из двух методов этот градус люди себе снизили).

Двадцать первый век справедливо назвать «веком корыстного эфира». Как честный кроманьонец настоятельно рекомендую изучить монографию Поршнева и диссертацию Секацкого, не как пыльные радости доверчивого ума, а как предметные образы живой жизни онтологических оснований наблюдаемого века. Ну, чтобы череда сигналов для обезьян опознавалась вами в сегодняшнем эфире, как сигналы для обезьян, а не как «нечто имеющее смысл» для свободных людей.

5. Печальные плоды предельных наблюдений.

К счастью для всех, Бог — есть любовь. Это «предельное онтологическое основание» свободы человеческого разума (других нет). К несчастью для многих, это и свобода «засесть в клетку безбожия», и свобода «засесть в клетку предопределения», и свобода засесть еще Бог знает в какую «клетку безответственности», реализуя свои парадоксальные (свобода быть несвободным) предпочтения.

Но у каждого выбора есть следствия. Странно, выбирая жизнь, в которой отсутствуют «онтологические основания свободы человеческого разума» думать, что разум твой свободу свою сохранит. Нет. Он запрется в клетке «избранных тобой обусловленностей» и будет во всю «предвзят», и вовсю «ограничен», и, что невыразимо печально, сильно потеряет в эффективности. Но, разумеется, сильно приобретет в управляемости извне. И совершенно обезьянья суггестия (манипуляция сигналами разного рода) станет водить его туда, куда надо другим.

Божественный союз любви и свободы, действительно «предельная» позиция, «максимально благодатная» для «максимальной эффективности» человеческого ума, чего, как честный православный, всем искренне желаю. Этот союз абсолютно тоталитарен, так как полноценной замены в мире людей у него нет. Есть пошлость межклеточных разборок сухумского приматологического центра и внутриклеточная некропатия «квазипространства лжи». Вы куда вообще? И кто?