Осень началась внезапно. Нет, даже не так: она и вовсе не начиналась. На улице всё так же стояло лето. Густой, выдохшийся, как тёплая газировка, воздух, в котором даже и не пахло приключениями. Лишь пылью, скукой и рутиной. Из различий пришло только то, что вставать приходилось раньше потому, что школа. А в основном все было точно так же, как и до этого дня, когда тридцать первое сменилось на первое сентября. День знаний. После потекли однообразные деньки, срывая календарные листы, она не видела в них разницы.
Густое и липкое марево, солнце, находящееся в своём зените нещадно палит лучами по Земле. Нагревает асфальт, раскаливает добела металлические предметы, до которых может дотянуться. По спине бегут липкие капли пота. Собираются в кучки на висках и скользят всё ниже и ниже, очерчивая скулы, подбородок, сбегают по шее и прячутся за стоячим воротником белой кофты. Одежда неприятно липнет к телу. Да и просто жарко, а ветра нет. Приходится обмахиваться чем угодно (всем тем, что попадает под руку: тетрадки, учебники, закладки и прочее).
Время тянулось медленно. Словно в песочных часах. По одной песчинке бежало из первого сосуда во второй. Дети расстроено вздыхали. Ведь шёл последний урок на сегодня, а стрелка часов, словно насмехалась над ними. Специально замедлялась, когда на неё смотрели.
Кто-то флегматично жевал жвачку. Кто-то бесцельно пялился в окно. Кто-то смог поместить телефон на своих коленях и сейчас хихикал, прикрывая рот ладонью, чтобы не заметили (друзья снова рассказывали что-то смешное до слёз в уголках глаз). Кто-то отстукивал неровный ритм карандашом по столу. Кто-то грыз кончик ручки и подавал знаки сидящим через ряд от них друзьям, пытаясь донести до них что-то очень важное. А кто-то, как она сидел, подперев подбородок кулаком, и бесцельно выводила бесконечности на полях тетради в линейку. Тёмно-синие, почти, что чёрные от того, что их прорисовывали несколько раз, они хаотично располагались на полях. Вдоль, поперёк. Сверху вниз, снизу вверх. Справа на лево, слева на право. Была ещё конечно попытка нарисовать сидящего рядом паренька с нелепо оттопыренными ушами, в которые он воткнул наушники, но она провалилась. Только начав, девчушка наморщила свой чуть вздёрнутый носик и быстро зачеркала то, что получилось. После тяжело вздохнула: ей никогда не быть художницей, - на самом деле это был зевок, мастерски переделанный в тяжёлый вздох. - раскосые глаза опускаются в тетрадь, что исписана неровными столбцами слов, и снова она принимается выводить бесконечности. Всё же лучше, чем засыпать под мерное бубнение учителя, что вроде бы и рядом, а такое ощущение, что вещает на одной из космических радиостанций, к тому же ещё и с помехами.
Детвора выкатилась из дверей разноцветной кучей. Смеющейся и что-то обсуждающей. Кто-то же, бредёт медленно и не торопясь, смотрит себе под ноги и шоркает подошвой кед по нагретому за половину дня асфальту. Она немного странная, словно не от мира сего, затормаживает посреди школьного двора, где-то почти в конце своего пути до многоквартирного дома, в котором она живёт. Ветер как раз разгулялся. А она стоит, прикрыв глаза, негромко отмеряет носками кед ритм музыки, да и подпевает совсем тихо, насвистывает. Ветер поднимает волосы за кончики, подбрасывает в воздух, лохматит. Девчонка чуть недовольно фыркает, когда прядь падает ей на лицо, но губы сами расползаются в улыбке, и она поднимает руки, ловя ветер. Зачерпывая его кончиками пальцев. Гладит, словно дикую кошку, приручая. Ребёнок смотрит на солнце, щурясь, от чего в уголках глаз образовывается сеточка пока что еле заметных морщинок и решает, что осень не так уж и плоха. Наверное. Возможно, дальше её ждёт что-то другое. Более яркое и интересное. А ради этого можно даже потерпеть медленную прелюдию. Чуть скучную и с запахом пыли, как и все рутинные дни в осени, что только вступает в свои права. Сентябрь нехотя делит своё время с остатками лета.
Всё меняется как-то внезапно и слишком уж резко. Будто тебя заносит на очередном повороте в скоростной гонке и то, что ты хотел сделать, чуть не летит с треском в Тартарары. Как говорят: вираж не удался.
Это был один обычный день, точно такой же, как и все остальные. Было уже почти восемь часов утра, когда всё изменилось. Причём она об этом ещё не знала. Просто как всегда встала с утра, потерла заспанные глаза, и с новыми силами ворвалась в очередной день – ну, как с новыми силами? Зевая, потирая закрывающиеся глаза и практически наощупь идя по улицам, - пели птицы, солнце снова гуляло по горизонту и нагревало асфальт. А в два часа дня, когда она всё же нашла в себе силы выглянуть в окно, перед глазами всё расплылось. Потекло разными красками. От сентября веяло жженым порохом, костровым дымом и марципаном. В глазах плескался океан мудрости, вперемежку с искрами веселья и безрассудства. А тёплые пальцы приятно оплетали тонкую мягкую ладошку.
Сентябрь выцветал багрянцем. Догорал оранжевыми и жёлтыми всполохами листьев, рассыпанных по земле, образующих ковёр. Изредка цвёл бронзой на ветках деревьев. За спиной словно были два упругих крыла, что поднимали над землёй и дарили невероятные впечатления. На языке рассыпался оттенками вкусов сладкий леденец. Немного лимонной кислинки, капля корицы, да пряность трав чабреца.
Октябрь пришёл внезапно. Со своим лёгким привкусом латте с кокосовым сиропом на самом дне большой кружки. С затяжными дождями и хмурым небом. С лужами – маленькими океанами – на дороге и каплями на стёклах автобуса. Небо затянуто тяжёлыми свинцовыми тучами. Где-то там за ватными полями этих гигантов, далёкие звезды, купающиеся в лунном свете. Где-то там путеводная звезда, что может привести тебя на твой путь.
А здесь, перед глазами, у неё лишь серое переплетение грозовых туч и резкие порывы ветра. Природа постепенно умирает, чтобы заснуть до зимы, - некоторые верят, что она просто впадает в анабиоз, но на самом деле она именно умирает, ни один листок, упавший с дерева, не зацветёт зимой. А если так, то, о каком анабиозе идёт вообще речь? – упавшая звезда не вернётся к себе домой и там, наверху, среди молочно-белого тумана кто-то будет искать её, отчаянно звать, заглядывать во все тайные места, да только вот ничего не выйдет. Потому, что она будет догорать здесь, в верхних слоях атмосферы, пока не станет звёздной пылью.
Вместе с землей и воздухом кажется, выстывает и всё, что было внутри. Вымораживается и сковывается льдом, пока что тонким слоем, но это тоже ненадолго, потому что дни снова сливаются в один, бегут-бегут-бегут. Сливаются. Будто кто-то на максимальной скорости мотает плёнку вперёд. Она не понимает, что происходит. С каждым мгновением её чудо выплывает из рук. Отдаляется. Пока что ненамного, но совсем скоро его унесёт. Порыв холодного ветра вырвет его из рук, как верёвочку воздушного шара, что красным облаком взмывает вверх. Все дальше и дальше от земли. Так грустно и пусто, да… кажется, пусто. Это именно то слово, чтобы описать то, что творится внутри. Осень снова мерзкая и скользкая. Холодная. Равнодушная. Ангелы наверху развлекаются тем, что поливают людей из своих леек. Устраивают потопы и смеются, смотря на то, как всё стараются спрятаться подальше. Забиться в тёплую нору и никогда оттуда не вылезать, - по крайней мере, пока идёт дождь.
Ноябрь выскакивает из-за поворота, словно хочет закричать: «Сюрприз» во всю силу своих лёгких. Но только плотнее кутается в свои мантии, обшитые опавшими листьями. Занавешивает себя насыщенными тучами, из-за которых почти всегда темно, словно осталась пара часов до заката, даже ранним утром. Он отрезает пару часов от итак уже короткого дня и неизвестно, что делает с ними (такое ощущение, что время – это кремовый торт и всем нужно отрезать от него кусочек, попробовать; и снова отрезать, итак по кругу, пока не закончится осень, а после неё зима).
У ноября свой специфический вкус. Горький. И тающее сладостью на языке послевкусие. У него чуть кисловатый запах. Пахнет разложением и смертью. Чуть приторно, но все же чуть гадко. Словно карамель, что липнет к зубам, когда её жуёшь. Вкусно, но в какой-то момент понимаешь, что бесит. До мельтешения перед глазами чёрных точек и нервной трясучки. Когда выплевываешь сладость, а во рту всё также стянуто, говорить никак. Средних размеров океаны, - которые совсем не исчезали в последнее время, а, наоборот, становились всё больше и больше, - покрываются тонким слоем льда. Словно порез, на котором выступила кровь, через пару часов ранка зарастёт. Прикроется корочкой, так и в этом случае.
Люди всё также спешат на работу. Кутаются в свои тёплые пальто и вязаные шарфы. Лишь некоторые, - можно сказать: смельчаки, - неспешно бреду по улице, держась за руки. Иногда пряча сцепленные в замок пальцы в карман куртки, грея их там, а после снова показывая всем, словно говоря: «Съели? А мы-то счастливы». У них смешинки во взгляде и улыбка во все зубы, что есть во рту, - у всех неравное количество потому, что кто-то уже лишился своих зубов не важно: как и где, - и все они такие довольные, словно наелись чего-то вкусного. Словно коты, которым поставили миску до краёв полную сметаны. И даже среди всех этих людей есть исключения. Они шагают вроде и в ногу со всеми, но при этом то отстают, то слишком торопятся. Прогуливаются вперёд и назад. Иногда ещё наискосок, сквозь толпу идущих вперёд людей. У них точно так же сцепленные руки, но не так прочно, как у остальных. Сделай полшага – и всё. Сцепление распадётся. Разорвётся, как тонкая паучья нить. Ты выпустишь руку кого-то близкого и дорого и даже не заметишь, потому что холодно. И руки замёрзли так, что уже не чувствительны к холоду.
- Прости, - звоном отдаётся в ушах. Вылетает изо рта белесым паром. Вьется, прежде чем улететь вверх. Словно это прощание. Хотя, почему «словно»? Это и есть прощание. Самое горькое и болезненное. Полное первых зимних морозов. Набатом в ушах. Хочется закрыть уши и убежать куда-то далеко. Только вот никак. Этого не сделаешь потому, что некуда.
Она бредёт домой. Снова шоркает подошвами довольно изношенных кед, - за год они как-то поизносились/поистрепались, - и хлюпает покрасневшим от мороза, - а может и чего-то другого, - носом. Не отрывает глаз от земли. Под ногой что-то трещит, и она с удивление понимает, что наступила на небольшое озерцо, покрытое совсем ещё тонкой, неокрепшей корочкой льда. Звонкий треск и трещины, ползущие в разные стороны. Вода волнами ходит там, подо льдом. И её сердце точно такое же, сломанное и беспокойное. Она прячет нос в ворот свитера и усмехается. Осень и правда, непредсказуемая. Ноябрь хмурится и грустит вместе с ней. Завтра первый белый день, как символично, Боже… Горькая ухмылка скользит по губам, приподнимая сначала один уголок губ, а затем и второй в какой-то карикатуре на улыбку.
Осень даёт тебе что-то, а после забирает. Она то расцветает почти летними цветами, то показывает тебе свою зимнюю сторону. Осень разная и переменчивая. В этом отношении она и люди очень похожи. Непостоянные, как ветер. Неспособные нести ответственности за свои поступки/обещания. Делающие больно и сыплющие песок в глаза. Да, осень, она такая. Поднять взгляд к небу. Такая разная и слишком уж сложная, как головоломка для гения.