день 1.
Какое прекрасное утро, сладко потянувшись в своей кровати, подумала маленькая Инга. Как же весело щебечут сегодня птички на яблоньке под окном.
Запах свежих калачей доносился из кухни. Только здесь, у бабушки, можно отведать такой хлеб в виде калача, в городе его днём с огнём не сыщешь. Бабушка печёт хлеб, по своему, особенному рецепту. С вечера поставит квашню, чтобы расстаялась. Утром подобьёт, всыпет муки. Эх, как же здорово стряпать пирожки вместе с бабушкой! Жаль, что она разбудила так поздно.
Бабушка Катя, она, как всегда на ногах с раннего утра. Солнышко ещё только выглянет из - за сопки, а бабушка уже печь затопила, калачей накрутила, пирогов с черёмухой настряпала. А ещё успела подоить коровушку, Марту, и молоко в печь поставить «вариться». Сколько же у неё дел с утра!
- Доча, ты проснулась? Вставай завтрекать , чай поспел – заглянула в комнату бабушка Катя.
Поначалу странно было слышать бабушкино ДОЧА…
- Я ж не доча, я внучка с уверенностью убеждала маленькая Инга свою бабушку.
-Конечно, внучка, подтверждала Ингины слова бабушка, но через некоторое время снова называла её Доча.
Постепенно Инга перестала спорить, словно смирившись с неизбежным, тем более, что все подруги бабушки Кати из села Харчетой , при встрече, тоже называли маленькую Ингу - доча, и угощали пирожками с черёмухой, пряниками и чаем с «варёным» молоком с «лягушками». «Лягушками» бабушка, смеясь, называла толстую, коричневую и неимоверно вкусную пенку, которая появляется на молоке, когда его долго «варят» в печи.
Инга быстро соскочила с кровати и побежала на крыльцо умываться. Крыльцо в доме было высокое, и представляло собой целую площадку с лавочкой, возле которой стояла прялка. Сбоку площадка была отгорожена от поленницы пристенком, на котором висел металлический умывальник – ещё одно чудо деревенской жизни. Деревенский умывальник представлял собой перевёрнутый колокол с металлическим колышком посредине. Инга с упоением хлопала рукой, приподнимая колышек, и умывальник, издавая свой глухой металлический «дзынь», наливал в ладошки прохладную воду.
Как же хорошо! Тут даже воздух другой. Утренняя прохлада таила запах лиственничной смолы, коровы Марты, печного дыма и ещё чего то неизвестного.
За пристенком послышались хлюпающие звуки. Инга тут же забралась на лавку, а с лавки на пристенок . Сверху было очень удобно наблюдать за бабушкиным хозяйством. Ночью прошёл дождь, и грузная чушка Машка с огромной радостью копалась в размокшей земле, тем самым устроив настоящий грязевой бассейн для своих ещё недавно розовых, а теперь чумазых поросят. У забора лениво похрюкивая лежал боров Васька. Кстати, почему похрюкивая? - вдруг спросила сама себя Инга. Каждый ребёнок с детства знает, что все свиньи и поросята говорят хрю – хрю – хрю. Но бабушкины свиньи словно разговаривали на другом языке. Боров Васька лениво щурился возлегая в грязи и издавал звуки больше похожие на Уфф -уфф… и резвящиеся рядом поросята дружно носились по двору словно передразнивая друг друга - уф-уф-уф-уф.
-Тьфу ты, паря дева язва. Я её чай жду пить, а ана вон куды забралась. Ну ка слазь щас жа, стаскивая Ингу с пристенка ворчала бабушка Катя.
Бабушка тоже разговаривала не как люди в городе, а по-особенному.
–Ну паря бяда. Пошто тебя тАщить та куды не надо? БрАинькай же нада быть. Иш, куды забралась. А шлёпнешься оттель - што я мамке с батькой скажу?– покачивала головой бабушка - Бяда не девка.
Попивая чай с молоком, и уплетая, за обе щеки, пирожок Инга подумала, да, в городе всё по-другому. Высокие дома, детские площадки, телевизор, где показывают мультики, папин шкаф с книгами и проигрыватель для пластинок. А ещё есть телефон, по которому можно очень быстро позвонить Наташке . Ой, просите, Наташе. Уж очень Наташина мама, тётя Люда, не любит, когда Наташу называют Наташка. И чего сердиться? Наташка или Наташа – она ж как сестра. С пелёнок вместе. Ну, подумаешь на год старше и на голову выше – мы всегда вместе. И даже в песне поётся «Сестрёнка, Наташка, теперь первоклашка» - мы её с мамой Наташке пели осенью, когда она в школу пошла. Вот - НА-ТАШ-КА а не Наташа.
- Эх, Жаль, что Наташку со мной не отпустили, вернусь домой, и похвастаюсь, что мне позволили корову подоить.
Жаль, что коров в городе нет. Они пахнут молоком, и солидолом. Солидол – это такой коровий вазелин, им мажут коровьи дойки, чтобы удобнее было выжимать из них молоко. Вот Наташка обзавидуется.
Опять Наташка, ну не называется она никак Наташа. Наташа - это как кто - то чужой. Это, как соседка тетя Наташа. Нет, Наташка гораздо роднее – сделала вывод Инга. И, конечно же, Наташки тут однозначно не хватает.
После завтрака бабушка Катя собиралась «по хлеб». Хлеб привозили в сельпо в определённое время, поэтому все жители села Харчетой приходили «по хлеб» словно на собрание. Именно у сельпо обсуждались все новости и события, происходящие в мире и непосредственно в селе. Инга любила ходить с бабушкой в сельпо. Бабушка покупала чёрный хлеб для поросят и карамельки к чаю. А иногда, балуя внучку, бабушка брала «гостинцы» - очень вкусные шоколадные конфеты Каракум, Белочка и Мишка на севере. Но больше всех остальных конфет Инга любила Трюфели и чернослив шоколаде. Эта - «Дунькина радость», перепадала любимой внучке в день пенсии, или «с пензии», как говорила бабушка. А сегодня бабушка купила Инге красивое желтое шелковое платьишко с рукавами – фонариками и модным валаном по низу юбки. Будет, что надеть вечером в Клуб. Дядя Коля давно обещал сводить Ингу в Клуб на новый фильм. Сегодня крутят фильм «Волга-Волга», а после фильма всё село остаётся на танцы.
Дядя Коля – это сын бабы Кати и родной брат Ингиной мамы. С ним здорово! Вчера вместе чинили мотоцикл. По уши в масле, Инга, со знанием дела подавала дяде Коле гаечные ключи . У него их целый чемодан и все лежат по порядку, как положено. И складывать их обратно тоже надо по порядку. -А иначе, какая из тебя невеста вырастет – смеялся Дядя Коля.
А ещё с ним можно было прокатиться на тракторе, комбайне, и съездить на покос. Покос – это безумно интересное времяпровождение. Можно забраться на «зарод» – огромный стог сена, и сверху скатиться с него как с горки. Валяться в скошенной траве, наблюдая, как местные пацаны Витька Помигалов и Колька Масленников, управляются с конными граблями, а деревенские мужики набирают на вилы огромные хлопья сухой травы и забрасывают его на самый верх будущего зарода. Метать зарод – это очень серьёзное занятие. Надо сложить траву так, чтобы зарод не промок под осенними дождями и не развалился во время перевозки. Перевозили зароды всегда Зимой, поэтому ставили его сразу на огромные полозья. А ещё классно тихонько , пока все обедают, забраться в трактор – и нажимать педали, важно крутя руль, словно настоящий тракторист. Тут главное, чтобы дядя Коля не увидел, а то нагонит прутом или крапивой. «Нагонит» – вот и я уже разговариваю как местные ребятишки – ухмыльнулась Инга.
- «Ой, бяда не девка» – покачивает дядя Коля головой, щуря в усмешке глаз.
Очень любит дядя Коля свою маленькую племяшку. Бывало, скажет матери «Галка то с Олегом если приедут – хорошо, лишь бы Инга приехала». Галка и Олег – Ингины родители. Сегодня, рано утром они уехали в город Хилок, проведать маму Олега, другую бабушки Инги. Хилок – это районный центр. Расположен примерно в часе езды от Харчетоя. Приезжая из Томска в Забайкалье семья Решетниковых гостила по очереди то у бабушки Кати, то у бабушки Дины – мамы Олега. Инга не захотела ехать в Хилок, потому, что собиралась вечером идти в клуб с дядей Колей, поэтому осталась в Харчетое.
Ну вот и вечер. Слышно как гонят коров с пастбища.
- Ревуть милаи, надоть встречать. Отваряй ворота поширше. Марта, Марта., Марта – зовёт корову бабушка. А та уже торопится домой, а за ней и молоденький бычёк - Борька спешит в стайку. Так начинаются вечерние хлопоты. В это время деревенскую детвору на улице не видать. Все делом заняты. Эх, не хватает тут Наташки, с грустью подумала Инга, которую сегодня не пустили доить корову.
Инга сидела на крыльце и строгала из палочки деревянный ножик. Дядя Коля выделил для такого заделья свой настоящий охотничий нож. Чем бы дитя не тешилось - лишь бы на глазах было.
Бабушка Катя уже подоила Марту, перегнала молоко и «наладила» тазик с обратом, вареной картошкой и чёрным хлебом поросятам.
Дядя Коля, умытый и выбритый, наряжался в белую рубаху и чистые, отглаженные Ингой, как она думала, брюки. На самом деле брюки отгладила бабушка, вернее перегладила, после того как их погладила Инга. Дядя Коля обещал сводить вечером Ингу в Клуб, и та, чтобы сделать ему приятное, решила погладить выстиранные бабушкой «ивошние» брюки. Давай, старайся, посмотрим, какая из тебя невеста выйдет - подтрунивал дядя Коля. И Инга старалась. Старалась изо всех сил. Ох уж, эти двойные складки.
Ну всё, доча, бежи одевай платьте, а то дядя без тебя уйдёт, ждать не станет – сказала, как отрезала бабушка, забирая из рук Инги утюг и дяди Колины брюки. И пока та крутилась перед зеркалом, примеряя новое платье, бабушка нагладила стрелки правильно.
В новом платье и за руку с дядей Колей Инга гордо заходила в сельский клуб.
Сельский клуб – это совсем не то, что городской Кинотеатр. Сельский клуб – это особая атмосфера. Тут тебе и кино и кружки всякие по интересам. Всё в одном месте. В Харчетое Клуб представлял собой большой зал с дополнительным выходом на улицу, который во время показа фильма превращался в кинозал, а когда приезжали артисты - в концертный зал, и достаточно вместительное фойе, из которого так же можно было попасть в кинозал заходя с центрального входа. Так же в фойе были ещё двери в небольшие комнаты. Но туда входить было нельзя, поэтому и не интересно. В кинозале царила темнота. Фильм уже начался, и Инга с дядей Колей быстро пробрались на свободные места.
Фильм Волга-Волга. Любовь Орлову знали все, даже дети. А песни из кинофильма не пел, наверное, только немой. – «Удивительный вопрос - Почему я - водовоз? Потому что без воды И ни туды и ни сюды» – подпевала Инга. Фильм, конечно же, всем понравился.
Эх, поплавать бы на таком пароходе! Здорово! – Инга мечтательно закатила глаза.
- Пойдём уже, темняет - позвал дядя Коля, выходя из зала .
На улице уже стемнело. Но танцплощадка была освещена, и молодёжь готовилась к танцам. Подкурив самокрутку, дядя Коля остановился с мужиками обсудить завтрашний день. Инге это было не интересно, поэтому она тут же забралась на забор, и принялась объедать растущую рядом черёмуху. Потянувшись за очередной веткой, Инга не удержалась и свалилась с забора прямо в густо растущий куст крапивы, при этом отодрав об гвоздь модный валан. О танцах пришлось забыть. Держа в одной руке отодранный от нового платья валан, и растирая покусанные крапивой места Инга с рёвом плелась за дядей.
- Бяда, не девка – только всплеснула руками бабушка Катя.
- Хто жа так себя ведёт. Такого ишо не було. Бывало пойдуть - Девки - бравы, сарафаны – бравы. Браинько же надо, а теперича неча голосить - приговаривала она, снимая с всхлипывающей внучки желтое платье.
Браинько или Бравенько – так говорят только здесь, в городе так не говорят.
Здесь в Харчетое ухо постоянно улавливает незнакомые слова. Например вчера бабушка сказала - Поставь латку на печку. ЛАТКА - это вообще непонятное для городского жителя слово, у нас дома такой предмет называют глубокая сковорода. Или Ведьмедь - все знают, что правильно говорить – медведь. А ещё оболакайся вместо одевайся, ладить – что либо делать, или не шавель – что значит не трогай. А фраза пошто така не путна - с первого раза просто не переводимая игра слов.
Ну усё, давайтя чаевать – сымая (снимая) со стола полотенце сказала бабушка Катя. Шипко крепкий та не налевай, ато чёта спать плохо стала - обернулась она к дочери Галине. Олег с Галиной уже вернулись из Хилка с вечерней электричкой. Хорошо когда все дома. И бабушка радуется, а когда уезжаем - целует всех и плачет. Ну, до отъезда ещё целый месяц, а завтра мы все вместе идём по землянику.
День 2.
Завтра разбудило уже привычной суетой на кухне и запахом бабушкиных блинов. В городе блины тонкие, ажурные в мелкую дырочку, а у бабушки - толстые, пышные, с лёгким привкусом дымка. Печёт она их в русской печи на сковороде, которую достаёт ухватом. И вот уже на столе приличная горка блинов, густая деревенская сметана, которая достаётся из стеклянной банки горкой и так и остаётся лежать горкой в миске, не растекаясь. Завтракали все за большим столом в зале. Инга мазала блины сметаной и брусничным вареньем. Сметана таяла на горячих блинах и вместе с вареньем стекала по пальцам. Облизывая капли с рук Инга доела свой блин, запила парным молоком. Вкуснотища.
Ну оболакайся быстрее, по прохладе пойдём, ягодка ждать не будет - позвала бабушка - За алентуйку не пойдём, шипко далече. Пойдём сюды рядышком.
Инга с мамой, папой и бабушкой вышли на поле за сельсоветом. За полем начинался лесок. А в лесу земляники – хоть косой коси, да крупная вся, алая. Если родители и бабушка собирали ягоду в банки, то Инга - исключительно в рот. Ягода сладкая, спелая, душистая. Должен же ребёнок наестись до отвалу – важно заявила Инга смеющейся маме. Ягода набиралась не быстро, и это занятие очень скоро надоело маленькой Инге. Тем более, что она набрела на большой муравейник. Видишь как работают муравьи? – спросил дочку папа Олег. У них в муравейнике каждый занимается своим делом. Одни муравьи дом строят, другие охраняют, третьи еду добывают. Никто не бездельничает. А я и не бездельничаю, поняла намёк Инга. Я только хотела соломинку в муравейник засунуть и кисленькую полизать. А ягоду я сейчас быстро соберу – побежала к своей банке Инга.
С полными банками возвращались домой к обеду. Инга несла в руках букет из земляничных ягод – для дяди Коли. Вот он приедет с работы вечером и поест гостинчик от лисички из леса.
Вернувшись домой у калитки встретили тётю Дусю Титову. И хотя она тоже была бабушкой - все почему то звали её тётя Дуся. Тётя Дуся жила ниже по улице в большом доме. В ограде был ещё один дом, в котором жила тётка Мария Титова и баня. Она приходилась бабушке Кате золовкой по первому мужу Николаю, погибшему во время Великой Отечественной войны. Бабушка часто вспоминала своего Николая, с горечью рассказывала, что пожили то месяц, да на фронт забрали. А до фронту так он и не доехал. Немцы эшелон разбомбили. Так и числится Николай без вести пропавши.
Позже бабушка вышла замуж за деда Семёна. Но с тётей Дусей они крепко дружат.
- Ну, пойдём чай пить с земляникой. Иш, чё брава , да сладка – нахваливала бабушка Катя собранную ягоду. После сидели на крыльце. Тётя Дуся жаловалась - От, голова усё болит. Иду, а меня кидат (заносит, кидает) куда - то. Совсем плоха стала. Всё как пьяная. И качала головой, прикладывая к голове капустный лист. Вот приложу лист и немного легче.
Оценив полезность капустного листа, маленькая Инга отправилась ловить жуков короедов. Эти чёрные с длиннющими усами жуки жили в поленнице.
И спасти поленницу от этих прожорливых жуков Инга считала своим долгом.
Инга ловила жуков за усы и пересаживала на травку, рассказывая, жукам, что трава полезная, а дрова нужны для того, чтобы бабушка не замёрзла холодной зимой, поэтому есть их нельзя. Мимо, жужжа басом, пролетел толстый короед и уселся на самый верх поленницы. Чтобы его достать Инге пришлось забраться на забор, что не составило ни малейшего труда. Поленница из мелко наколотых дров была сложена плотно и казалась устойчивой. Поэтому Инга, ни капли не опасаясь, перелезла на поленницу, пытаясь поймать жука, и с грохотом свалилась с неё, ободрав и всадив кучу мелких заноз в попу, ноги руки и спину.
-Тьфу ты паря дева язва! Да ты пошто у нас така няпутна, пошто всё не ладно та – ругала бабушка ревущую во весь голос Ингу. А Инга ревела ещё громче, не от боли, а от обиды, что спасая поленницу, и, практически, тепло бабушкиного дома ещё и была наказана прижиганием зелёнкой ссадин и вытаскиванием тонкой иголкой засевших в мягких тканях множества заноз. Мама хоть и пыталась доставать занозы максимально нежно, но маленькая Инга при одном только виде иглы и зелёнки горестно выла, растирая ободранными ладошками слёзы: - Маманька родная! Ой, не трогай! Пусть так будет, всё само зарастёт!
То ли смирившись с уговорами, то ли, вытащив крупные занозы, мама намазала все нуждающиеся в исцелении места Инги зелёнкой и отпустила истошно орущую дочь. Рёв тут же прекратился.
- Ну паря бяда, браинька жа надо быть – сказала напоследок бабушка .
Вечером, вся в ссадинах и зелёнке, Инга с нетерпением ждала дядю Колю на лавочке, возле калитки. Не терпелось угостить его собранной земляникой и показать нож, вырезанный из деревянной палки. В глубине души Инга надеялась, что дядя поиграет с ней в ножечки. Ножечки – очень серьёзная игра. Требует ловкости и умения управляться с ножом. Дядя вычерчивал ножом на песке большой круг и делил его пополам. Это твоя территория, это моя. Ну - ка, кто кого победит? Кто больше себе земли оттяпает? – подзадоривал он Ингу. Нож нужно было бросить так, чтобы он воткнулся на территории соседа, при этом как ложилось лезвие - территория очерчивалась, а прежняя граница стиралась. Выигрывал тот, кто забирал территорию противника себе. Выигрывал почти всегда дядя Коля. Но Ингу это только раззадоривало. И сейчас она решила потренироваться. Инга держала нож за кончик лезвия и пыталась сделать так, чтобы нож воткнулся в землю, сделав в воздухе пируэт. Но нож не слушался и падал плашмя. За этим занятием и застала её соседская девочка Нина.
Нина жила в соседнем доме по улице Колхозной с папой, мамой, сестрами и братьями. Мама Нины – тётя Таня была женщиной грузной, к тому же у неё сильно болели ноги, и передвигалась она, опираясь палку. Она курила папиросы, а голос у тёти Тани был тихий и низкий. Нина была девочкой трудолюбивой и очень серьёзной. Она почти всегда была занята по хозяйству. То они с сестрами пололи траву в огороде, то готовили еду или занимались уборкой в доме или ограде. У Инги язык не поворачивался называть её Нинкой. Какая - то взрослость всегда была обозначена на лице Нины, хотя она немногим была старше Инги.
У деревенской детворы время исчисляется не так как в городе. С ними можно пойти поиграть после обеда и до коров, потому, что до обеда они были заняты в огороде, а после коров они убегали кормить скот. А позже Ингу загоняли домой спать. Сейчас как раз оставалось немного времени до коров, поэтому Нина вышла на улицу и застала Ингу за ножечками. Нина играть в ножечки не хотела, а Инге это занятие наскучило.
- Пойдём на сельсовет, предложила Нина, и, перебежав через дорогу, Инга и Нина тут же оседлали перила сельсоветского крыльца. В садке рядом с крыльцом росла роскошная черёмуха. Через несколько минут Инга и Нина уже сидели на ветвях черёмухи. Ягоды ещё до конца не доспели, но это не мешало с наслаждением объедать ещё не чёрные, но уже бурые, вяжущие язык ягоды.
Рёв приближающегося стада коров и зычные звуки пастушьего хлыста вывели на улицу всех жителей села Харчетой. Встреча коров – это всегда ажиотаж.
- Боря, Боря, Боря… Марта, Марта, Марта…. Звала бабушка
- И куды ты подалась, Садомойка няпутная – бежала за свой коровой Апрелькой бабка Селиваниха.
А стадо шло по улице вперёд, постепенно редея и разбредаясь по своим дворам.
Так закончилось время до коров, и Нина убежала заниматься домашними делами. Инга же осталась сидеть на дереве и ждать дядю Колю.
Все знают, что сок ягод черёмухи не отстирывается, и коричневыми пятнами остаётся на футболке. Футболка у Инги была новая, белая с красивыми вишнями. Инга изо всех сил старалась не запачкать черёмухой свою одежду. Толи плохо старалась, толи сглазил хто, как бабушка говорит, но вся футболка по спине и плечам была украшена черёмушными пятнами Идти домой в таком виде Инга побаивалась и потому решила во чтобы то ни стало дождаться дядю Колю. При нём ругать не станут.
Позже за ужином Дядя Коля, заступаясь за Ингу, выговаривал Галине и Олегу - Чистый ребёнок – это не ребёнок, сами то такими небыли? А Инга чувствуя защиту, важно сидела у него на коленях и запихивала в рот дяди собранную землянику.