Дождь прекратился, и туман стал быстро рассеиваться. И вдруг Сашка почувствовал, что на него откуда-то сверху обрушился колючий морозный воздух, он обтекал его упругими струями и устремлялся дальше вниз по ущелью. Сашка поднял голову и посмотрел туда, откуда лавиной выкатилась эта прозрачная обжигающая масса, и увидел отчётливо вырисовывающиеся теперь склоны, покрытые у оснований невысокой, на глазах приобретающей серебристый цвет травой. Склоны уходили далеко вперёд, загибались вправо, там они становились совсем тёмными, и наверху, в самом конце ущелья, был виден белый изъеденный край ледника. Всё вокруг стало покрываться корочкой льда, тропинка и камни тускло блестели, трава стала хрупкой и звенящей на ветру.
Сашка почувствовал, что замерзает, что холод всё сильнее сковывает тело, и решил ставить палатку. Выбрав глазами ровную площадку у подножия крутого холмика на берегу ручья, он пошёл туда по хрустящей траве, оставляя цепочку следов. Подойдя к ручью, он немного постоял, посмотрел по сторонам, а потом, сбросив рюкзак, стал развязывать намокшую тесёмку, стягивающую его горловину. Побелевшие пальцы слушались плохо, узел не поддавался. Ток воздуха вокруг Сашки становился всё стремительнее, а воздух прозрачнее и жёстче. Промокшая брезентовая штормовка быстро задубела, прератившись в негнущийся панцирь. Сашка достал из ножен финку и принялся ковырять узел её остриём, но он всё не развязывался, а пальцы слушались хуже и хуже. Усиливающийся ветер жёг лицо. Внезапно раздавшийся шорох заставил Сашку вздрогнуть. Маленькие белые шарики дробно застучали по камням, зашуршали в траве. Снежная крупа была густой и твёрдой, летела по ветру почти горизонтально и больно ударяла в открытые участки тела. Сашка повернулся к ветру спиной и натянул на голову промёрзший царапающий капюшон.
«Нужно скорее ставить палатку», - подумал он. - «На таком ветру без укрытия не переоденешься. Ну-ка, быстренько», - подогнал он сам себя.
Сев на корточки над рюкзаком, Сашка расслабил ремни и выдернул из-под них чехол с палаткой. Шнур, стягивающий чехол с одного конца, был завязан "на бантик". Но он тоже промок, а теперь замёрз и не развязывался. Сашка потянул его из всех сил, но он так и не поддался, а на указательном пальце лопнула кожа. Глядя на выступившую из трещины кровь, Сашка подумал, что ему с этим шнурком не справиться, и на мгновение отчаяние охватило его. Выпрямившись, Сашка посмотрел вниз по течению ручья, в серое холодное пространство, заполненное ледяным ветром и зловещим шуршанием крупы.
«Чёрт возьми, что за невезение», - думал он, - «Что опять за дьявольщина, теперь обязательно простужусь».
Зубы у него уже ходили ходуном, глаза слезились, а пальцы рук совсем перестали слушаться. Сашка встал с корточек и стал быстро приседать, стараясь разогреть закоченевшее тело. Ладони он тёр друг о друга, а потом зажал их между ногами. И тут его взгляд упал на финку, торчащую из травы. Сашка поднял её негнущимися пальцами и, опять присев, перепилил шнур на чехле.
«Почему я сразу не сообразил?» - мелькнула досадная мысль.
Внутри чехла было тепло, сухой и скользкий материал палатки приятно обволакивал ладони. Сашка погрузил их поглубже, подержал минутку, потом, наступив ботинком на угол чехла, рывком выдернул палатку. Расправив на траве её днище, Сашка достал из кармашка рюкзака шесть стальных штырей, из другого - литой топорик. Четыре штыря Сашка медленно вбил по углам днища, плашмя ударяя по ним топорищем, торцом бы он сейчас не попал. Пятым штырём зафиксировал растяжку со стороны входа. Посмотрев на руки, Сашка увидел, что кровь сочится уже в нескольких местах. Оставалось поставить стойку, укрепить её в вертикальном положении второй растяжкой, и укрытие готово. Сашка поднял альпеншток, он же стойка, и, расправив вход, залез в палатку. В палатке сохранилось тепло, пахло обжитым уютом. Сашка подполз к задней стенке, вставил концы альпенштока в верхнее и нижнее гнёзда, окантованные металлическими кольцами, и полез обратно. Вылезать не хотелось, но Сашка заставил себя это сделать, утешая тем, что осталась совсем ерунда. Натянув растяжку так, что стойка стала вертикально, Сашка забил шестой штырь. Бросив топор, он подошёл к рюкзаку и финкой разрезал шнур горловины. Забравшись в палатку и затащив за собой тяжёлый рюкзак, Сашка перед тем, как закутать вход, выглянул в проём. Снег теперь шёл крупный и лёгкий, он бешумно опускался на землю, устилая её белым ковром. Где-то в низу ущелья под этим снегом шёл Женька.
Сжавшись в комок, Сашка сидел возле рюкзака и отогревал руки, засунув их в тёплую глубь шестяных вещей. Согреваясь, пальцы начали болеть. Боль становилась всё сильнее и скоро стала такой, что от неё сбивалось дыхание и хотелось кричать. Сашка терпел эту боль, напрягаясь всем телом. Он знал, что боль должна скоро пройти. И она действительно стала проходить. Но проходила боль слишком медленно, и Сашка совсем извёлся, проклиная про себя всё на свете. Когда боль всё же прошла, он достал из кармашка рюкзака узенькую катушку пластыря и маленькие ножницы, и аккуратно обмотал пальцы пластырем в тех местах, где кожа на них растрескалась. После чего вытащил толстый свитер, лыжные штаны, шерстяные носки, шапочку и высокие кожаные боксёрки. Надев это всё на себя, Сашка продолжал дрожать.
«Нужно согреть чая», - подумал он.
Достав походный примус, Сашка извлёк его из цилидрического футляра, две развинчивающиеся половинки которого служили котелками, поставил на ровное место и подкачал в примус воздуха. Бензина было ещё много. Чая тоже оставалось порядочно. Разломив таблетку сухого спирта, Сашка вставил половинку в гнездо под горелкой и поджёг. Когда это горючее прогорит, примус разогреется и его можно будет включать. Грея руки над голубоватым пламенем таблетки, Сашка подумал о Женьке. Заметит ли тот в снегу серебристую палатку, вдруг проскочит мимо? Следы уже занесло снегом. Но встречать Женьку было ещё рано, обычно он приходил на стоянку минут через сорок. Сашка посмотрел на часы. Сколько же времени прошло с тех пор, как он сошёл с тропы? Минут двадцать, не больше. Голубое пламя делалось всё короче, потом, вздрогнув, погасло. Сашки чиркнул спичкой и открыл краник. Раздался негромкий хлопок, и сине-зелёные язычки пламени забили из дырочек по окружности горелки. Порядок. Через десяток минут в палатке станет совсем тепло. Теперь нужно ставить воду, и не только на чай, но и на суп. К Женькиному приходу он как раз будет готов. Сашка наконец почувствовал, что согрелся. Зубы перестали стучать. Снаружи ветер шелестел складками ненатянутой ещё палатки, шуршал по крыше снегом. Внутри было тепло и уютно, как никогда не бывает уютно в больших домах.
1979