Я не доктор, и не собираюсь вас лечить. Мне хочется просто рассказать здесь о своих размышлениях. НО некоторые советы дам.
Совет первый: «Не начинать!» Банально?
У нас четверо детей. Мы с женой пережили три свадьбы наших детей. И вот, случилась и четвёртая, выходит замуж младшая дочь. Для нас это, как и для всех родителей, нагрузка на мозги, как и где организовать свадьбу? Надо договориться с родителями жениха о величине денежных взносов. Спрашиваем дочь, как они с женихом всё представляют? Но тут дочь огорошивает.
- Родители, вам ничего не надо делать. Вы гости на нашей свадьбе. Мы вас приглашаем!
Конечно, мы с женой к этому времени уже «голые пенсионеры». Наши проектные институты из-за кризисов закрылись. Все накопления ушли на детей. Старшие от нас получили двухкомнатные квартиры. Младшей пообещали оставить в наследство свою. Поэтому, нам бы пришлось занимать у родственников или друзей. Но тут такой необычный вариант.
Так подробно рассказываю потому, что второй сюрприз ждал нас в день свадьбы.
Ресторан находится на левом берегу Дона, в зелёной зоне. Наша дочь дизайнер, имеет своё швейное производство. Зал украшен ею и её подругами. Занавеси, скатерти, салфетки, накидки на спинки стульев украшены разноцветными материалами с придуманной символикой. Место каждого обозначено его личной фотографией (как ей это удалось?). На столах закуски, напитки в бутылках и кувшинах. Но ни одной бутылки алкоголя!
- Юля, а как поздравлять вас без бокала шампанского?
- А что, без спиртного слабо?
Началась свадьба. Ведущий, молодой парень лет тридцати, зажигательно и с юмором руководит процедурой поздравлений и всеми процессами так, что с удивлением замечаешь, как у всех поднимается настроение, на лицах улыбки и в зале начинает царить веселье. Никаких скабрезных шуток и юмора ниже пояса. Непрерывные конкурсы, розыгрыши, юмористические сценки…
На свадьбе не менее 60-ти человек. Почти все молодёжь. Лето, в зале душно. Выхожу на свежий воздух. Вечереет. Смотрю по сторонам. Предполагаю увидеть курящих и не вижу. Опять удивляюсь…
После множества разговоров на ТВ о потерянной молодёжи , ощущаю в душе благостное приподнятое чувство, что не всё потеряно. Радует меня, что мои дети живут в окружении друзей и единомышленников. Да, они не потерянное поколение.
***
Я пил с детства. Мне подносили – я пил. Как это было?
Впервые я попробовал алкоголь лет в пять –шесть. Мы жили в военном городке. Тогда, после войны, все жили в коммуналках и только генерал жил в трёх комнатной отдельной квартире.
Моя соседка, Валька, жила в более обеспеченной, чем я семье. Её отец после войны ещё несколько лет прослужил в Германии. Они вывезли оттуда много разных вещей, в том числе холодильник, фантастика по тем временам. Он был высотой чуть более метра, и в морозилку едва влезала целая курица. Но это был ХОЛОДИЛЬНИК.
Послевоенное детство было скудным на одежду, игрушки, еду. Все жили примерно одинаково. Немного лучше жили семьи офицеров. Отцам выдавали пайки. Там было свежее мясо, сушёная рыба, крупы, масло. Это позволяло не голодать.
Валькина мать продавала немецкие платья, блузки соседкам. В магазинах мало что можно было купить, тем более шёлковое, модное. Это помогало прокормить троих детей. Валька была младшей, моего возраста.
***
Был какой-то праздник, или воскресенье. У Валькиных родителей были гости. Мы играли во дворе.
Когда гости разошлись, вышла Валька и стала показывать фантики от разных конфет. Мы тогда собирали фантики. Особенно мне понравился фантик от конфеты «Золотая рыбка».
Красные и золотые краски были нанесены на прозрачный целлофан. Я постеснялся попросить подарить мне его, понимая, какая это редкая ценность. А Костя попросил. У меня замерло сердце. Я пожалел, что не сделал этого первым. Но Валька не отдала его, сказала, что он у неё один.
- А хотите конфет? – вдруг спросила она. Кто же тогда отказывался от конфет? Конечно, все согласились. И она повела нас к себе домой. Но в квартиру мы не вошли, ждали в подъезде.
Через некоторое время Валька вышла, прижимая одной рукой к себе газетный свёрток, в другой у неё была бутылка из под вина.
Дома не было родителей, и Валька набрала со стола пирожки и конфеты, а потом утащила и бутылку с вином. Каждому досталось по пирожку и по две конфеты. Конфеты и пирожки мы съели возле дома, сидя на бревне, привезённом на дрова на зиму. А потом пошли гулять на территорию воинской части, «в полк», как мы говорили. Бутылку хотели бросить, она была тяжёлая, но Валька сказала, что вино вкусное, и Костя согласился её нести. Вина там было не больше, чем на два пальца.
Мы подошли к воротам автобатальона, где служил отец Женьки. Вход перегораживал шлагбаум и стояла будка дежурного. Женька хотела спросить про отца, но в будке никого не было.
Мы вошли в будку и сели на лавочку. Точнее девчонки сели, а мы остались стоять, так там было тесно. Тут мы и выпили всё вино. Оно было терпкое и приторно сладкое, слегка запекло в горле. Каждому досталось по глотку. Оставшийся глоток выпил Костя. Ему стало весело, и он запел: «Елки-палки лес густой, ходит Ванька холостой…» Дальше слов он не знал, поэтому повторил это несколько раз.
Валька стала смеяться, а Женька сказала, что пойдёт искать отца и вышла из будки.
Мы вышли следом. Нас увидел проходивший мимо старшина и хотел выгнать с территории автобата, но тут из гаража выехала машина, в которой сидел Женькин отец.
- Вы что тут делаете? – строго спросил он.
- Папа, я тебя искала, - пропищала Женька.
Женькин отец ехал куда-то по делам. Он усадил нас в машину и отвёз до дома. Мы были очень довольны, что удалось покататься на машине.
Так я впервые узнал вкус вина.
***
Прошёл год или два. Был праздник «День Победы». Сначала на плацу дивизия прошла торжественным маршем. Потом был митинг и концерт самодеятельности, после которого для солдат были устроены спортивные состязания за призы, лезвия для бритья, зубные щётки, конверты для писем, а офицеры с жёнами разошлись по домам, где сгруппировались в коллективы для совместных обедов с выпивкой.
А мы, дети, группировались по интересам в разные игры.
День был солнечный. В Азербайджане часто в апреле уже тепло по-летнему. А тут 9-е мая. Мне было жарко, я захотел пить и побежал туда, где за большим столом сидели мои родители.
- Мама, я хочу пить, - сказал я. Она стала искать графин с водой, а тут её соседка взяла со стола гранёный стакан с прозрачной жидкостью, понюхала и дала мне.
- Вот же вода, - сказала она.
Я залпом сделал два глотка, и вдруг почувствовал, как мне обожгло горло. Слёзы брызнули из моих глаз. Тётка поняла, что-то не то и попробовала из стакана. Тут мама принесла воду и дала мне. В горле был такой спазм, что я не сразу проглотил воду. Да и первый глоток показался мне горьким. Мне стали давать разную еду, чтобы я закусил. Тётка просила у мамы прощения. Мама отвела меня домой и уложила в постель. Голова моя кружилась и я заснул.
Когда я проснулся, дома никого не было. Я побежал на улицу искать друзей. Настроение было хорошее, только немного болела и кружилась голова. И почему-то солнце казалось светило невероятно ярко.
***
Спустя пару лет мы были в Крыму, где жили родители отца. Там же проживали и другие наши родственники. Когда мы приезжали, обязательно в ближайшее воскресенье ходили в гости к дядьке моего отца. Шли пешком по улицам старого города. Дорога была выложена бутовым камнем, а тротуары были асфальтированные, хотя кое-где асфальт расползся от дождей, и тогда проглядывали жёлтые камни известняка. Кроны старых деревьев закрывали всё небо, и только изредка оно проглядывало сквозь нависшие над дорогой ветки. После дождя ноздри ощущали ароматы цветов, росших в палисадниках между домами. А вечером, когда мы возвращались, всегда стоял душный и необыкновенно вкусный запах цветков табака.
Дядька с семьёй жил в бараке на две квартиры. Его квартира располагалась «трамвайчиком». В прихожей мы упирались в дверь маленькой спаленки. Направо была кухня, налево большая комната, которая заканчивалась дверью в спальню. В большой комнате стоял длинный стол, за который усаживались все наши родственники. Здесь же стояло чёрное пианино с оторванными белыми пластинами из слоновой кости на двух крайних клавишах. На моей памяти на нём никогда никто не играл. Только я пробовал извлекать из него звуки, и мне не запрещали потому, что оно было давно расстроено. Ещё был большой диван из чёрной кожи и высокой прямой спинкой.
Кухня была довольно большой, но много места занимала варочная кирпичная печка. В кухне священнодействовала тётя Ева. Запекались баклажаны и перцы для икры, или варилось абрикосовое варенье, всё источало такие волшебные запахи, которые всегда отличались от запахов тех же продуктов Азербайджана.
На столе всё было вкусно, только я в детстве был настолько привередлив к еде, что ел очень мало. Меня трудно было уговорить попробовать новую, незнакомую еду.
Помню, все уже наелись и вышли из дома на свежий воздух. А я ещё сидел за столом с недоеденной пищей на тарелке. Дядька отца, желая поднять мне аппетит, оглянувшись, налил мне рюмку вина и протянул мне. Я пытался отказываться.
- Пей, а то обижусь, - сказал он. А я не хотел его обижать и выпил вкусное сладкое вино.
Это был «Мускат» 1937 года. А был в то время 1956 год. Дядька работал директором винного склада. В том глубоком и большом подвале хранились правительственные запасы ещё с царских времён. Те запасы трогать было нельзя. А вот пару бутылок этого вина отец всегда привозил из отпуска до 60-го года.
***
Потом был пятый класс. В Азербайджане, где служил отец, зимы почти не было. Сентябрь был жарким, как лето. В октябре пару раз мог побрызгать дождик, но холодно ещё не было. Только носили уже рубашки с рукавами.
В начале ноября начинались дожди, которые охлаждали воздух, и приходилось носить пиджаки или куртки.
Только во второй половине декабря иногда по утрам ложился иней и хрустели льдинки в лужах, но к обеду всё растаивало.
Удивительно, но снег выпадал 31-го декабря. Иногда снежинки начинали виться в воздухе уже с утра. Но помню 31-го декабря 1960 года. С утра было пасмурно. Мороз в несколько градусов покрыл инеем ветки деревьев. Мы ходили по улице и наперегонки давили тонкий лёд в лужах. К середине дня вышло солнце, и вся морозная красота растаяла.
В Доме офицеров для детей был утренник. В фойе дед мороз водил хоровод с малышами. Дети декламировали стихи и пели песни. Потом им раздавали подарки. Мы считали себя уже большими и не участвовали в этом представлении, а сразу вошли в зал, чтобы дождаться фильма «Зимняя сказка», который показывали бесплатно. После обеда Славка предложил мне поиграть у него в шашки. Но это нам быстро наскучило, и простая игра в шашки перешла в «Чапаева». Кто не знает игру в «Чапаева»? Это когда своими шашками щелчком выбиваешь шашки противника. Но и это надоело и мы расстались.
В то время офицеры с жёнами собирались на все праздники дружными компаниями. Каждый что-то готовил на праздничный стол. Сбрасывались на алкоголь, колбасы, фрукты. В то время отец служил начальником штаба дивизии, поэтому генерал – командир дивизии пригласил его к себе домой, в свою компанию.
А мы встретились вечером, когда начало темнеть. Я, Славка и Юрка бродили вокруг домов, болтали о разном, надеялись встретить девчонок. Мы были в том возрасте, когда появляются симпатии.
Было около восьми вечера. Офицеры с жёнами потянулись в Дом офицеров на новогодний «Вечер отдыха». В фойе проводилась лотерея, у стены на большом столе лежали призы, множество недорогих вещичек. Билет стоил три рубля. Самым дорогим призом была бутылка шампанского. Если кто-то её выигрывал раньше, чем уходили маленькие призы, победителя уговаривали не забирать до конца вечера. В зрительном зале кресла были сдвинуты к сцене, на которой духовой оркестр играл вальсы, танго и фокстроты. Пары танцевали. Неженатым офицерам и девушкам прикреплялись номера, чтобы обменявшись записками через «почтальона», они легче могли познакомиться.
Девчонок мы увидели, когда совсем стемнело и на столбах возле домов зажглись фонари.
В сете фонарей кружились маленькие снежинки падающие сверху. Чтобы привлечь внимание девчонок и развеселить их мы стали дурачиться, бегали друг за другом, что-то кричали. Мелкие снежинки за несколько минут перешли в плотную пелену настоящих новогодних хлопьев. Мы пытались лепить снежки, но слой снега был очень маленький. Тут Юрка схватил камень и кинул в лампочку. Самый маленький из нас, он даже не докинул до неё. Славка тоже бросил и не попал. Я не хотел разбивать лампочку, но все кинули, схватил камень и я. Но взяв камень, я вдруг почувствовал, что если кину, попаду прямо в лампочку. Я бы не кинул, но тут стояли девчонки. И я не мог не выпендриться. Я кинул… Пока камень медленно поднимался вверх, я думал, он не долетит. Но он долетел, чуть цокнув лампочку. Она помутнела и треснув, стекло отвалилось от цоколя. Стало темно. Все испугались, что кто-то увидит, и бросились в подъезд дома.
В темноте подъезда мы простояли несколько минут. Тут Галка сказала: «Пошли ко мне, посидим?» И мы вшестером ввалились к ней в квартиру на первом этаже. Когда разделись в прихожей и вошли в комнату, увидели большой стол с закусками и выпивкой. Галкины родители с гостями ушли в Дом офицеров. Бутылки с алкоголем были уже открыты, закуски опробованы. Витали аппетитные запахи копчёной колбасы и салатов.
Конечно, мы не отказались от Галкиного предложения покушать. Девчонки налили себе из открытой бутылки шампанского, но его было мало. И нам достались остатки креплёного вина и водки. Мы смешали, чтобы водка не казалась такой горькой. Пока закусывали, выпили по две или три рюмки. Всем стало весело. Включили проигрыватель, стали слушать пластинки. Девчонки пытались танцевать, а мы стеснялись. Около одиннадцати разошлись, вспомнив, что в одиннадцать заканчивался «Вечер отдыха».
Только на улице я почувствовал, как меня развезло. По улице я ещё шёл, а вот по лестнице поднялся с трудом. Лестница подо мной качалась так, что пришлось цепляться за перила и подтягиваться. Войдя в прихожую, я вспомнил, что дома спит младшая сестра, и родители поручали мне проследить за ней. Здесь я почувствовал себя лучше. Забежавшие после Дома офицеров родители, увидели, что всё в порядке, сестра спит, ушли в свою компанию, продолжать празднование.
Так впервые я напился очень сильно.
***
Как я любил приезжать в Крым! С нетерпением ждал летних каникул и отпуск отца. Но нагулявшись, хотелось обратно в свой город к друзьям, в привычную обстановку.
Но в 1963 году я не вернулся с родителями. Я остался жить и учиться в Симферополе.
Отец через несколько месяцев должен был демобилизоваться, и собирался обустраивать гражданскую жизнь на своей родине.
Жизнь с дедушкой и бабушкой, была не более свободная жизнь. Бабушка была очень беспокойной. Она никогда не ругала меня. Но если я возвращался домой после восьми вечера, она поднимала деда, и они вместе ходили по улице и ждали меня. Поэтому мне приходилось, сохраняя им спокойствие, стараться возвращаться рано.
В школе была более активная общешкольная жизнь, чем в Азербайджане. Появились новые друзья. Разнообразные события происходили вокруг меня и с моим участием.
Однажды вечером я с тремя друзьями сидел недалеко от дома на спиленном, но ещё не убранном дереве. Обсуждали разные случаи из жизни, «травили» анекдоты. Вовка жаловался, что ему нравятся две девчонки, но он никак не определится, какую выбрать. Ведь надо же выбирать ту, какой и он нравится.
И тут к нам подошли два парня. Ребята их знали и начали здороваться.
- А чего вы так просто сидите? Давайте выпьем, сказал один из них, - и, подняв руку, продемонстрировал в авоське две бутылки водки.
Ребята стали отнекиваться, но ОН, не слушая никого, откупорил одну бутылку. Достав из кармана стакан, наполнил его почти доверху.
- Пей, - протянул он его мне.
- Пей, - прошептал мне в ухо Толик, ему нельзя отказывать, будет драка.
Я отпил два глотка, думая, что этот стакан рассчитан на всех. Водка обожгла мне горло, но два глотка проскочили легко.
- Пей всё, - сказал он мне снова. Толик толкнул меня в бок.
Я выдохнул и осушил пол стакана. Горло сжал спазм и я задохнулся. Пока я откашливался, Толик забрал у меня стакан сказав: «Я допью». Но тот отнял стакан и, долив его снова до края, протянул Вовке. Тот выпил две трети стакана. Потом так же пили Валерка и Боря. Никто не выпил полный стакан.
- Слабаки, - произнёс ОН, и высушил полный стакан. Но оставшееся во второй бутылке, отдал своему напарнику: «Выпьешь дома».
После этого он закурил, и ушёл со своим напарником, не прощаясь с нами.
- Кто это? - спросил я.
- Это Вадим, - ответил Толик. - Он отсидел ещё «по малолетке» за убийство. Потом два года за хулиганство. Ты не смотри, что худой , силы он невероятной. Ударом кулака сбивает с ног. Без драки дня не проживёт. Ударить может в любой момент каждого, кто рядом, даже близкого друга. Потом удивляется, говорит, что-то в голове переклинило.
Первые минут десять после выпитой водки я чувствовал себя нормально.
Мы срочно скинулись мелочью, какая нашлась в карманах, и Валерка сбегал в ближайший магазин. Принёс сдобные булочки, пару плавленых сырков и бутылку лимонада.
Водка начала давать себя знать. После еды меня стало развозить. Ребята о чём - то говорили, но я не мог сосредоточиться. Хотелось лечь и расслабиться. Рядом был мой дом. Но приходить в таком виде мне не хотелось.
Минут через тридцать или сорок, как мне показалось, я стал приходить в себя. Видимо, и мои друзья почувствовали себя лучше. Хотели уже расходиться по домам, но Вовка стал уговаривать нас помочь ему определиться с девчонками.
Мы пошли с ним к одной из них. Пока стояли в подъезде на первом этаже, на третьем Вовка попытался объясниться в любви. Сначала мы слышали тихий разговор, потом перебранку, потом Вовка хотел поцеловать её и получил затрещину. Дверь квартиры громко хлопнула.
Вовка спустился вниз страшно расстроенный.
- Всё, идём к Ирке, - сказал он.
- Володя, давай в другой раз, ты же пьяный. Может поэтому она так повела себя, - сказал я.
- А трезвый я бы не решился разговаривать.
Мы пошли дальше. Здесь события происходили на втором этаже и ещё стремительней. Вовка скатился по лестнице, и мы вышли из подъезда.
И тут на нас вылилась куча воды, не менее тазика. Я шёл рядом с Вовкой и мне досталось даже больше, чем ему. Это освежило и рассмешило нас. Мы проводили Вовку домой, он жил в соседнем доме, потом проводили меня, и ребята пошли дальше. Много позже я узнал, что Ирке нравился я, а не Вовка. Может поэтому мне и досталось больше воды.
Я пришёл домой, когда все уже легли спать. Хотелось кушать. Я знал, что в холодильнике в пол литровой банке есть солёная килька.
Отрезал хлеб, достал банку и удивился, днём было пол банки кильки, а тут увидел полную банку.
Я съел одну кильку, она показалась пресной, хотелось её подсолить. Я начал есть вторую, не доел, расхотелось. Открыл холодильник, чтобы поставить банку и тут увидел другую, в которой было кильки ровно половина банки. Я попробовал её, она была солёная. Тут я всё понял. Я ел сырую кильку. Солёная показалась такой вкусной, что я съел ещё три кильки и пошёл спать. Так закончился этот день. Я боялся, что у меня расстроится желудок после сырой рыбы, но ничего не случилось. Только голова на другой день пол дня болела. Но это было от большого количества выпитой водки.
***
Как-то я прочитал размышления одного француза. Он говорил, что не стал алкоголиком потому, что впервые узнал вкус вина в 23 года. По его логике мне предстояло стать алкоголиком, я ведь ощутил вкус вина уже в шесть лет. А в пятнадцать я уже пил на всех застольях, праздниках и в дни рождения. Я не упивался, но две - три рюмки вина или одну водки выпивал. Становилось весело, приятно кружилась голова. Отец всегда возражал. Но под давлением друзей и матери, наливал. Я чувствовал свою норму и отказывался пить больше, когда мне уже было «хорошо». Но в моей жизни случилось два события, когда я «перебрал».
***
После демобилизации отец не хотел оставаться в Ереване, где он завершил службу, и у него уже была квартира. Он написал письма друзьям и родственникам в с просьбой помочь ему устроиться на работу. Отозвался только друг из Ростова. Он обещал помочь с работой и квартирой.
Так мы оказались в Ростове на родине моей мамы. Друг действительно помог с работой, отец был устроен заместителем директора училища. А жильё мы нашли сами, сняли частный дом, хотя и с удобствами на улице.
Я учился в институте заочно, поэтому мне надо было тоже искать работу. И тут мне повезло. Сын хозяйки квартиры работал в НИИ. Он помог мне устроиться туда на должность техника.
Я был страстным радиолюбителем. И попав в НИИ, я ощущал себя, вероятно, как «козёл в огороде». Я был счастлив невероятно. Я не шёл, я летел на работу. Рабочий день пролетал для меня мгновенно. Я не мог дождаться следующего дня, так здесь было всё интересно и удивительно. Мы работали на грани передовой науки. Благодаря моему усердию я быстро влился в коллектив. Активно участвовал в разных мероприятиях, оформлял стенгазету, ходил на праздничные демонстрации. Но это меня и «подвело».
Наступил праздник «10 лет НИИ». После торжественного собрания почти весь отдел собрался на квартире одного инженера за длинным столом. Меня пригласили тоже.
Была очень весёлая компания. Но за столом расселись так, что правый от меня край стола занимали инженеры, а левый техники. Сначала выпили два тоста вместе, а потом техники поднимали тост отдельно, инженеры отдельно. Но все требовали, чтобы я их поддерживал. Закуски было много, но водку я запивал квасом, приятным, с газом. Сколько я выпил, не помню. Видимо этот углекислый газ и способствовал тому, что меня так развезло, что меня вывернуло в унитаз. Я хотел выйти на свежий воздух, но не мог стоять на ногах.
Ребята набрали полную ванну холодной воды и голого опустили меня туда. Сколько я отмокал, не помню. Но почти пришёл в себя. Компания начала уже расходиться. Двое ребят – техников, с которыми я дружил ещё долгие годы, помогли мне доехать до дома.
Двое суток я приходил в себя. Чувствовал себя отвратительно. Хорошо, что это были выходные дни.
***
На третьи сутки были вступительные экзамены в Политехническом институте, куда я хотел перевестись и даже подал заявление. Моё заявление приняли. Дали мне письмо для моего Ереванского Политехнического, что готовы меня принять. Сказали, чтобы я привёз из Еревана все документы и академическую справку, где будут все предметы, которые я там сдал. Я показал им зачётку, где были все сданные мною предметы подтверждённые печатями. Но бюрократия требовала академическую справку.
Я слетал в Ереван, написал заявление о переводе, но документы мне не выдали. Было уже лето, все разъехались по отпускам. Некому было решать мою судьбу и подписывать документы. Секретарь проректора заочного обучения пообещала, что вышлет мне все документы почтой в конце лета, когда все вернуться из отпусков. Но в конце лета пришло письмо, что в связи с недостатком студентов на заочном факультете мне необходимо продолжить обучение в ЕРПИ.
Я был в отчаянии. Но в Ереване оставались друзья, которые через небольшую «взятку» изъяли мои документы из архива и переслали мне. Всё было хорошо. Но не было академической справки. И тогда мне местный декан сказал.
- Не переживай. Сдавай вступительные экзамены. А когда сдашь, мы оформим тебя на третий курс, как ты учился там. На первом все предметы совпадают, а за второй кое-что придётся досдать.
В его словах была уверенность, что я всё сдам. А куда деваться? Продолжать учёбу в Ереване мне совершенно не хотелось. Но начинать всё сначала? Снова вступительные, нервотрёпка. А тут я перед экзаменами напился «до чёртиков».
И вот письменный экзамен по математике. В аудитории свежебелые после летнего ремонта стены, запах краски от крашеных оконных рам. На душе ощущение какой-то приподнятости внутреннего духа. Я верчу головой, разглядывая незнакомые лица. Вдруг с ними буду учиться. Две учебные доски завешаны грубой обёрточной бумагой. Зачем?
Вдруг в аудиторию входит в строгом костюме симпатичная моложавая женщина. Разговоры стихают, и начинается экзамен.
Преподаватель рассказывает порядок проведения экзамена и срывает бумагу с досок. Там написанные мелом по три уравнения в каждом варианте, которые надо решить. Два из алгебры, третье тригонометрическое. Я понимаю, что тригонометрическое вряд ли решу, всегда с тригонометрией были проблемы, а тут столько времени не занимался тригонометрией. Сижу, продолжая вертеть головой, разглядывая понравившуюся девочку.
- Вам что-то непонятно, - обращается ко мне преподаватель.
- Нет, всё понятно, - отвечаю я.
- Тогда не теряйте время, его не так много.
Да, времени не так много, всего два урока, полтора часа.
Я, наконец, сосредотачиваюсь и переписываю на черновик первое уравнение. Мне вдруг кажется, что я знаю, как его решить. И это действительно так.
Я переписываю второе, и оно у меня тоже быстро решается.
Моему удивлению нет предела. Я вглядываюсь в тригонометрическое уравнение и вижу, что оно тоже не сложное. И начинаю решать. Вот и оно почти готово, но я не знаю, как завершить его. Сижу и думаю, что за два решённых уравнения, тройка мне обеспечена.
Преподавательница идёт по рядам. Видя, что я сижу и не решаю, останавливается, смотрит на моё решение и ручкой подчёркивает мне что-то, и я понимаю, что куда вставить. Всё! Я решил.
Я переписываю решения на чистый лист и сижу. Прошёл час. Все склонились и решают, а у меня уже всё готово.
- Что вы сидите? – спрашивает преподавательница.
- Я проверяю, - отвечаю я.
Тут поднимается девушка, и первая сдаёт работу и выходит. Это та, симпатичная, на которую я сразу обратил внимание. Я тоже встаю, сдаю работу и выхожу. Но девушку уже не вижу, успела куда-то уйти.
В последующие дни я сдаю остальные экзамены. Я удивлён, но письменную и устную математику, а потом физику я сдаю на пятёрки. Только сочинение на четвёрку. Я снова студент! Декан зачисляет меня на второй курс, но объявляет, что если я не принесу академическую справку, я должен сдать экзамены за первый курс.
Конечно, справку мне не получить. Я беру в деканате направления на экзамены и иду договариваться с преподавателями, показывая им ереванскую зачётку, прошу перенести оценку в новую. Соглашается только один преподаватель. Остальные предметы снова учу и сдаю.
К весенней сессии я подхожу уже без хвостов, радуюсь. Но тут выходит закон, что только студенты очного отделения освобождаются от службы в армии на период учёбы и меня призывают в армию даже не позволив сдать экзамены за второй курс.
И только через два года я снова восстанавливаюсь в институте. В третий раз иду учиться на втором курсе!
***
Я описываю все эти события так подробно, чтобы показать, что жизнь моя была многообразна. Уже в тридцать лет я говорил, что интересных событий моей жизни хватило бы на троих. Но здесь я описываю те, в которых я выпивал иногда неумеренно. Позже я ощутил на себе, что мера бывает не только у каждого человека, но и то, что мера в каждом конкретном случае оказывается разной.
Случалось, что я выпивал значительно больше той меры, что я однажды установил себе. Но выпитое, как будто, не действовало на меня. А бывало, и меньшая доза срабатывала сильнее.
***
Срочную службу в армии я служил в Краснодарском крае. Наша часть располагалась на окраине большой станицы. По центральной улице ходили автобусы. Говорили, что есть даже три машины такси. Алкоголь в Советской армии был запрещён. Но выпивать мне случалось не раз. Любители ходить в самоволку брали на кухне пятилитровый чайник и «шастали» через забор хоздвора, где менее всего был шанс нарваться на патруль части.
Месяца через три после призыва, ночью меня «растолкали». Я подскочил на кровати, с трудом приходя в себя, сна в армии всегда не хватает.
- В наряд, - подумал я, опуская ноги с кровати.
- Держи, - в руку мне сунули кружку, - пей!
Я поднёс кружку ко рту. В нос мне ударил аромат сивухи.
- Самогон?
- Да, пей скорее, кружка нужна.
Я никогда не любил самогон. Не терпел его из-за запаха сивушных масел. Но в этот раз настойчивое требование заставило меня выпить до дна. Полкружки самогона проскочили мгновенно. В горле запекло.
- А закусить?
Мне сунули в руку половинку помидора.
- Больше ничего нет. Всё съели. А ещё будешь?
Я отказался. Противный запах стоял у меня во рту. «Старички» уважили меня. Меня призвали на пять лет позже, и большинство из них было моложе меня.
- Пошли покурим, - после выпитого «дембелистов» всегда тянет на разговоры, так позднее было и у меня.
Но я отказался. В голове уже зашумело, хотелось спать.
Потом не один раз случалось пить. В одно из воскресений я писал агитационные лозунги в клубе части. Развод на службу и работы уже прошёл. Получив увольнительные, ушли счастливчики. Я работал, когда в помещение вошёл дежурный по роте сержант Арунас, литовец по национальности. Его многие не любили из-за его мелочных придирок. Он не имел друзей.
Только двум литовцам, служившим в роте, он позволял держаться с ним на равных. Я ещё не испытал на себе его придирок. Но я умел слушать, а ему не с кем было поговорить.
В этот раз он принёс две бутылки плодово-ягодного вина и сунул мне одну.
- Это мне много.
- Ничего, выпьешь, сказал он уверенно. И мы, начав разговор, отпили по глотку.
Больше говорил он, а я слушал и работал. Иногда он что-то спрашивал. Но ничего из тех бесед не сохранилось в моей памяти. За разговорами, мы высосали из горла обе бутылки, и он, сказав, что принесёт ещё, ушёл. Я на гражданке никогда не пил таких вин, считал, что ими только заборы красить. Но тут, после долгого воздержания вино удивительно легко всосалось в меня, я почти не чувствовал опьянения. Было приятно ощущать лёгкое головокружение в голове. До обеда Арунас так и не пришёл, чем и обрадовал меня. А после обеда был положенный перед «нарядом на службу» сон, после которого меня отправили со сменной командой на суточный наряд на станцию. Я был оператором на пульте Радиостанции Д Н.
***
В этой станице в каждом доме, где рос виноград, был и алкоголь. Поэтому ночные ходоки – самовольщики с чайниками никогда не ошибались, когда стучали ночью в чью-то калитку. И никто не говорил, что их отгоняли за нарушенный сон. Сухое вино наливали бесплатно. Сладкое или самогон давали за деньги. Но деньги редко у кого были. Да и самогон варили не все. Мне рассказывали, что чистый самогон «на абрикосах» необыкновенно приятный. Но его местные считали женским напитком. Для пьющих мужиков нужно было, чтобы выпитый стакан с ног валил. Такой самогон настаивали на карбиде или курином помёте.
Я самогон не любил и всегда отказывался. Но вот однажды вечером, перед киносеансом, я сидел на лавочке около клуба, когда ко мне подсел прапорщик Коржев Вася, любитель выпить. В руках у него была обычная армейская фляжка.
- Хочешь выпить? – спросил он.
- А что у тебя?
- Самогон, качественный.
- Не, я не люблю самогон.
Вася посидел немного, потом отвинтил крышку, налил в неё и опрокинул в себя. Налил снова и протянул мне.
- На, попробуй, хорошо идёт.
Что с той крышки, подумал я. Если он пьёт и хвалит, может действительно хороший самогон. Я взял крышку, и хотя запах сивухи тут же попал мне в ноздри, выпил её.
Мы посидели ещё немного. Вскоре началось построение, и я вместе с ротой вошёл в зал смотреть фильм. Но минут через пятнадцать у меня забурлило в животе. Я вышел из зала в туалет. Меня вырвало. Стало легче, но в голове уже сильно мутило. И я не пошёл в зал, остался сидеть на свежем воздухе. Потом начался «понос» и меня вынесло с другой стороны. Фильм я так и не увидел. Ночью раза три выскакивал в туалет.
Около шести утра желудок опять просигналил мне и я выбежал в дворовой туалет. Утро было серым, облачным, прохладным. Я сидел над очком и сквозь щель рассохшихся досок двери смотрел на территорию части. Справа стояло одноэтажное здание нашего кинозала. На асфальтированной площадкой перед ним были две скамейки. Дальше шла площадка со спортивными снарядами, за ней плац перед одноэтажным зданием казармы.
Вдруг я увидел трёх офицеров идущих к дверям казармы. Больше по фигурам, чем по лицам, я узнал командира части, замполита части и командира роты. « К чему бы это в шесть утра?» - подумал я. Но через несколько минут я услышал звонок громкого боя и выбегающих из казармы солдат с карабинами и противогазами на боку.
«ТРЕВОГА» - кровь ударила мне в голову, и я, застегнув штаны, побежал к казарме. Увидев меня бегущего откуда-то со стороны, командир роты удивлённо посмотрел на меня.
- Не подумал ли он, что я из самоволки?
Вбежав в казарму, я быстро оделся, перемотал портянки, схватил в оружейной комнате карабин, противогаз и выбежал на плац.
Командир части смотрел на часы. «Старички» уже стояли в строю, но «салаги» ещё тянулись после меня. Когда все построились, неудовлетворённый временем командир части приказал командиру роты повторить «Подъём по тревоге» и мы все двинулись в казарму.
Недовольные «старички» бухтели на молодых, но когда улеглись, «тревога» повторилось.
Только теперь, всех, кто не уложился по времени, строили в отдельную колонну. И после построения, нам скомандовали «разойтись», а их отправили за ворота части на пробежку километрового кросса, в назидание, чтобы в следующий раз пошевеливались быстрее.
До привычного подъёма оставалось чуть более получаса. Кое кто улегшись в постель, надеясь «приснуть», а я отправился умываться, бриться и подшивать чистый подворотничёк.
***
Почти два года я не мог смотреть не только на самогон, но и на водку. Один запах спиртного вызывал у меня отвращение. Такое отравление было у меня после «фирменного» самогона.
Через двадцать лет я пил самогон, очищенный от сивухи, настоенный на перепонках грецких орехов, с добавлением сахара и ванилина. Он мог составить конкуренцию хорошему коньяку.
***
К тому времени я всегда пил не более своей нормы, в основном по праздникам, только для настроения. Но в доме всегда был хороший алкоголь. Поэтому, иногда после напряжённой работы, я любил для расслабления, выпить рюмку хорошего коньяка.
Но прошли годы. Тяга к алкоголю постепенно слабела.
Недавно жена открыла бутылку водки, чтобы сделать спиртовую чесночную настойку для лечения. Эту бутылку финской водки я унёс со свадьбы внука четыре года назад.
Я понял, что пить я уже бросил…