ГЛАВА 13
Я не хотел мириться с тем, что от меня требуют почти что невозможного.
Пастухи не унимались. Распоясались до того, что преследовали меня практически по пятам. Порой даже не маскируясь, хотя домой ко мне пока не заглядывали, не считая того мордоворота с нунчаками, которого я хорошенько отодрал возле мусоропровода.
Скорее всего, мафиози дали команду своим пешкам не мельтешить, а сначала как следует «вылизать» все мои связи и возможности. Чего-то там засомневались, что ли... Правда, пастухов, после драки между собой двух противоборствующих группировок, значительно поубавилось.
Мне пришлось наблюдать эту потасовку.
Дрались четверо. И привычный «пастушонок», которого я уже знал как облупленного, был тоже среди них. Они буквально растерзали друг друга, хотя, на удивление, полностью окровавленные быстро пришли к пониманию.
Я вернулся домой довольно поздно, хотя, что такое для молодого человека в двадцать пять лет «поздно»? Лишь бы рано не было. Ну, больше суток отсутствовал дома — кто об этом мог знать? Живности дома никакой не было. Валентина взяла часть отпуска и укатила дней на десять к приболевшей матери в Сердобольск, поэтому уже неделю я после работы на фирме и сякой-такой кормежки немощных, половину из которых уже «разобрали» по несколько человек родственники, мог распоряжаться своим остальным временем, как заблагорассудится. Разве что «пастухи», которые околачивались перед домом, были в неведении, где же их «овечка» подевалась — с работы ушел вовремя, и, пропетляв по городу, запропастился. А так, все поделом...
Никишова, узнав, что я остался один, снова накатила на меня. По чуть-чуть, по чуть-чуть, повиляла задом, сиськами своими огромными покрутила почти перед носом, да так и присосалась подобно пиявке. Как я не отбивался от нахалки, она все равно не давала прохода. Три дня, подколодная, охаживала. А вчера таки уволокла домой к себе. Видно, на работе подсыпала возбудителя в кофе или чай, с которыми как никогда, с самого утра зачастила ко мне. Даже когда не просил... Часам к четырем вечера я неожиданно так воспылал к Светке, что хотел трахнуть ее тут же, на столе, в кабинете. Во время очередного ее «визита» с чашкой кофе. Я уже бросился на женщину как не видевший несколько лет самки горилла. Еще бы миг, и я бы за себя не отвечал. Откровенно говоря, едва сдержался. Да нет, скорее Никишова малость приструнила, когда я повалил ее на стол и начал сдирать колготки. Я уже был не человеком — зверем, но, как ни странно, Светлана заставила несколько поумерить мой неудержный пыл:
— Вы что же, Николай Владимирович, изнасиловать меня здесь, в кабинете собираетесь, что ли? — с гневом в голосе бросила Никишова, пытаясь высвободиться из моих цепких объятий.
Конечно, я после подобных слов отпустил ее. Не хватало еще одной неприятности. И так фараоны оборзели, прохода не дают...
Правда, Никишова не убежала сразу же из кабинета. Немного позанимавшись словоблудием, пригласила меня на вечер к себе домой...
...Уж что Никишова выделывала в кровати, с ума можно сойти. Я думал, что оргия не закончится никогда, а диван под нами распадется на части, или вообще провалится вместе с полом на нижние этажи.
Бедные Светкины соседи...
Я даже о слоноподобных ножищах Светкиных забыл, да о ведерных сиськах. Утонул в них, как в сахарном сиропе тонут осы. Может, сказалось почти недельное воздержание? Да, нет, случалось и много дольше воздерживаться. Действительно гадость Никишова целый день мне подмешивала. Сто пятьдесят коньяку, которые я принял уже дома у Светки, роли не играли...
Затем я крепко ужрался. Высосал и то, что осталось в бутылке с вечера, и новую, которую тут же на стол вместе со снедью выставила Никишова, почти до половины высосал. Светка, правда, граммов сто тоже выпила — не одному же стаканы в рот опрокидывать.
Никишова не противилась тому, что я залил себя сорокаградусной по завязку. Она была рада мне и такому, пускай и вдрызг пьяному. Конечно, я после принятия вовнутрь лошадиной дозы алкоголя, и лыка не вязал, но под боком у нее храпел нормальный молодой мужик, а не какой-то там нецелованный пацанчик или бомжара. Это уже было нечто определенное! Не весь век же самой постель себе греть! Да и куда он от нее денется? Под боком, каждый день. Когда ей захочется, припечет — охмурит по-новому...
...Отходил я долго. Не от выпитой водки. Нет. Почти вконец меня укатала шалая толстушка и ее то ли зелье приворотное, то ли какие-то порошки...
Правда, Никишова клятвенно пообещала перед тем, как я к ней пошел, больше меня не трогать и переключиться на кого-нибудь другого... А как уходил, расцеловывала, умываясь слезищами до трагизма, малость пьяненько причитала, что одного не оставит, никому не отдаст. Где уж мужику без бабы. А жена... Да пусть она подольше будет в отсутствии, да подальше... Если б дали права Светке, она бы, наверное, всех мужиков в округе на себя затащила, а их жен — куда подальше отослала... Вот уж, неуемная... Божье наказание, не иначе...
* * *
Подходя к двери, я почувствовал, что в мою квартиру кто-то проник и уверенно копошится в вещах, словно в своих мозгах.
Еще пребывая в плену Никишовой, которую оставил всю зареванную, но в то же время, донельзя счастливую, я, почуяв неладное, застыл на площадке между шестым и пятым этажами. К своей квартире не подходил, понимая, что меня может встретить любой подвох.
Я как в воду глядел.
Минут пять, «включив» свои «сенсоры», соображал, что делать. Мне казалось, что я видел все, как в кино. Пришлый за это время, оставив письменный стол, переключился на книжный шкаф. Неизвестный почти докопался до самого сокровенного: выудил из книг мою нычку. Затем он узрел огромную рапану и выхватил из нее миниатюрный блокнотик, который я скрупулезно вел как истый бизнесмен. Туда были занесены все сделки, адреса продавцов и покупателей и прочее. Поэтому, я, словно зверь, ворвавшись в квартиру, тотчас, ударом в подмышку в большой нерв, парализовал худосочного вора.
Выпотрошив его полупустые карманы, и, забрав блокнотик и доллары, на которые покусился вор, я раскрыл окно. Почти не соображая, что делаю, что подобное немедленно засечет Страж и передаст координаты в ближайший пункт правопорядка для выезда на место происшествия группы спецназовцев, выбросил непрошеного «гостя» с шестого этажа.
Я даже не проследил за падающим телом, понимая, что с парализованным вором все случится так, как и должно случиться при падении человека с шестого этажа.
Не смотря на то, что вор, уже в полете, пришел в себя, это ничего не дало. До «приземления» «потрошитель» лишь успел дико закричать и мешком врезаться в асфальт.
Закрыть окно и отойти от него я не успел. За спиной у меня послышался тихий шелест, затем щелчок предохранителя и тут же я почувствовал прохладный металл дула пистолета, которым меня, не церемонясь, больно ткнули сзади в шею:
— Не оборачивайся и делай, что прикажут, — негромко, спокойным голосом проговорили за спиной. — Медленно подними руки и пошире расставь ноги. Не балуй, не то пуля вышибет из тебя все мозги.
— Что вы от меня хотите? Кто вы? — спросил я, беспрекословно повинуясь приказу незнакомца. Я был не полным идиотом, чтобы не понять того, что от меня требует неизвестный с «пушкой», хотя свой голос не узнавал. Откуда-то, как из соседней подворотни, в нем появились писклявые нотки страха и отчаяния. Но в то же время, я начал собираться дать отпор непрошеному гостю, вернее нескольким гостям, поскольку теперь, намного опоздав, я почувствовал, что в квартире, за спиной у меня не один, а как минимум, двое отнюдь не настроенных на мирный исход мужчин, вооруженных до зубов. В подобной ситуации я не мог сразу же попытаться прошибить лбом толстенную кирпичную стену: и больно, и результатов от подобного безрассудного поступка было бы ноль целых ноль десятых...
— Я сказал тебе поднять вверх руки и широко расставить ноги.
«Как же я раньше не усек подвоха? Куда укатило мое шестое чувство, которое уже не раз выручало меня?» — зло подумал о себе я. Мышцы мои напряглись, но я послушно поднял кверху руки, как требовали, широко расставил ноги. — Я учуял лазившего во все дыры вора, даже «проследил» его путь и «увидел» как он захватил мой блокнотик и кристалл памяти из рапаны, но пропустил столько других пришлых... Странно... Я ведь должен был учуять и их при зондаже...»
— Еще шире! — недовольно произнес тот же голос. — Иван, чего стоишь, как истукан пошебурши у этого отсебятника, — добавил.
Я чуть напрягся. Дуло пистолета все так же упрямо и нагло давило в шею, хотя чуть согрелось. Кто-то подошел вплотную ко мне и быстро провел руками, практически не прикасаясь к костюму, ногам. Словно просканировал.
— Пуст, как высосанная банка из-под пива, — безразличным голосом сказал «сканировавший». — Ничего предосудительного.
Я пошевелился.
— Не мельтеши, Кравцов, — за спиной у меня послышался еще один голос. — Медленно повернись ко мне лицом.
— С раздвинутыми таким способом ногами? — в моем голосе послышалась язвинка.
— Повернись и снова расставь ноги на уровне плеч. Будешь выдергиваться, вести себя непредосудительно — пристрелим как куропатку. Нам пули не жалко, а тебе, после смерти, естественно, тем более.
— Хорошо. Я все понял, ребята, — послушным голосом сказал я и, повернувшись, прямо перед собой увидел мордоворота в одеянии... настоящего ниндзя. — Чего вы от меня хотите? — спросил я тут же.
— Да ничего такого, чего ты не сможешь сделать, и чего не знаешь, — проговорил спокойно тот, что был передо мной.
Незнакомец едва шевелил своими тонкими, казалось бескровными из-за черной маски и не сильного света в комнате, губами. В правой руке у него была нехилая курасигама, которой он умело поигрывал.
— Понял, — сказал я и тут же, для вида, опять же, несмело и послушно, спросил:
— Куда идти прикажете?
— Да пока никуда. Стой и жди.
«Ниндзя» ни на миг не прекращая игры с курасигамой, левой рукой достал из кармана черных шаровар мобильный телефон и натыкал на кнопках нужный номер.
— Хорошо, — согласился я. — Разрешите сесть на диван, ребята, или стоять здесь?
— Обижаете. Конечно, взяли. Ждем, — веселым голосом проговорил в трубку «ниндзя». — Константина он сбросил с шестого этажа. Только ножки у бедняги мелькнули. Этого и следовало ожидать. Константин, сам того не зная, стал... камикадзе, — «ниндзя» рассмеялся. — Садись, — уже сказал он мне, складывая телефонную трубку и кладя ее в карман шаровар.
Голос у «ниндзя» подобрел, и это ему стоило дорого, потому что я понял: стоящий впереди здоровенный парень лишь поверхностно овладел приемами ниндзя. Настоящий боец ниндзя никогда не позволит себе расслабляться подобным образом. Подготовку в рамках триединства Небо — Человек — Земля, которая основывалась на принципе взаимодействия пяти стихий, этот пацан, хотя и нехилый с виду качок, так и не освоил сполна. Конечно, я не видел стоящего у меня за спиной. Он, так и не показавшись на глаза, снова больно тыкал снизу дулом пистолета в четвертый шейный позвонок.
Я сел. Уже нормально потеплевшее дуло пистолета лишь на долю секунды скользнуло чуть вверх и тут же опустилось на прежнее место.
«Знает, подлец, как пушку держать», — подумал я и на пару минут «затаился», стал в положении незрячего, пытаясь по незначительному шуму дыхания присутствующих в комнате сосчитать, сколько же непрошеных гостей обосновалось нынче в квартире.
Даже раньше, чем планировал, я «выведал», что в комнате сейчас лишь трое.
Об этом же мне сообщило и настроенное на чужой запах обоняние, которое подсказало и то, что за входной дверью стояло четверо, а в спальне — двое.
«Хорошо обложили» — мелькнула мысль. — И я, дурак, вперся в квартиру, как в клетку... Конечно, виновата в этом в первую очередь Никишова... Попробуй после всего, что было с ней, да после принятого «горючего» все свои сенсоры как следует наладить...»
Чтобы не распыляться по древу, я, мобилизовав и аккуратно отрегулировав дыхание ки, неожиданно для стоящего впереди меня «ниндзя», и, конечно же, для того, кто был за спиной, резко прыгнул из положения сидя «перекатом», руками вперед с сальто назад.
Тут же, оказавшись у самих ног оторопевшего парня, одетого в ниндзя, я, уходя от вертящегося, словно с ленцой на сравнительно длинной цепи остро отточенного и утяжеленного книзу серпа, с силой левой рукой захватил промежность «ниндзя». Затем рванул на себя и в сторону. В ту же секунду, отработанным приемом, «заостренный кулак», левой рукой нанес удар как раз под грудную кость в солнечное сплетение. Мордоворот даже не пикнул.
Я не ждал, пока поверженный упадет на пол, и, пользуясь теми же приемами, которые используют и ниндзя, легко взбежал по стене и, резко оттолкнувшись обеими ногами, неожиданно прыгнул вниз на второго противника. Секунда и, «сканировавший» меня упитанный мужчина от нервного шока растянулся на полу — удар вполсилы обеими руками по ушам противника если не разрушил его барабанные перепонки, то, по крайней мере, надолго лишил слуха.
Ствол пистолета еще дымился от первого выстрела, как я, выбив пистолет легким касанием левой ноги, правой не только взъерошил длинные волосы на голове третьего обидчика, а, применив собственный захват «лягушечья ножка», сбил с ног и тут же, ударом кончиков полусогнутых пальцев правой руки нанес удар в глаз. Я мог бы этому еще и добавить. Ну, например, «приклеить» лепешку его сердца к позвоночнику, но пожалел «старика»: зачем напрасная жертва? Поэтому только «погладил» ногой мордовороту пару ребер, когда он падал на пол.
Лишь после этого разрешил себе на пять-шесть секунд расслабиться. Я прекрасно понимал, что выстрел — сигнал для обеих групп. И для тех, кто нынче ждет за дверью, и для тех, кто в спальне. Они сразу же ворвутся в комнату, и я вряд ли справлюсь с ними в столь малогабаритном помещении, заставленном диванами, двумя мягкими креслами, огромным книжным шкафом и всякой ерундой, которая именно сейчас была огромной многоплановой преградой для подключения всех возможных видов единоборств, которыми я владел. Вбежавшие просто задавят массой.
Я метнулся к не затворенному окну. Мельком заметил, что внизу у распростертого тела вора, которого я выбросил из окна, уже собралось человек пятнадцать. Среди них были и представители власти. Страж и на этот раз сработал отменно...
Понимая, что прыгать с такой высоты на асфальт, самоубийство, я искал выхода в сложившейся ситуации, но ничего путного на ум не шло.
Соседний дом был далеко. Огромные тополя, уже достававшие до восьмого этажа, недавно спилили рабочие благоустройства города, посадив вместо них робинии.
Мелькнувшую мысль использовать «кошки» для хождения по вертикальной стене тут же отбросил — кошки лежали под диваном в спальне, а туда путь заказан напрочь. Конечно, если бы у меня было время, я бы нашел даже что-то получше из «инструментария», но приходилось выбирать то, что мог использовать именно в этой дурацкой ситуации — прыгать из окна вниз.
Это было не столь ординарное решение, но ничего другого и умнее, я не успел придумать, а налетчики уже ворвались в комнату и бежали к окну. Я понял, что они бы меня пристрелили, но, видно у них была указка взять только живым...
«Охотники», все скопом ворвавшись в комнату, и ринувшись к окну, на подоконнике которого стоял я, лишь помешали себе своими широкими плечами. Они были в обычной одежде и даже без масок.
Благодаря свалке, которую устроили нападавшие, я улучил момент и, выхватив из рук поверженного «нинздя» курасигаму, змеей «выскользнул» из окна.
Помня о выступающем из кирпичной стены крюке из арматуры, случайно оставленном на уровне между третьим и вторым этажом строителями, возводившими дом, я в полете развернулся так, чтобы либо ухватиться за него рукой, либо уцепиться курасигамой. Оттуда спрыгнуть, даже на асфальт и не разбиться, для меня, конечно же, не составляло труда. Единственное о чем я успел подумать уже в полете, выдержит ли мое несущееся вниз тело крюк, выдержит ли цепь курасигамы, если я будет цепляться ею, затормозит ли?
ГЛАВА 14
Ночь. Страшная, бессонная ночь для меня и Валентины только начиналась. Поскольку продукты были уже на исходе, уже с вечера решили наведаться в тот же магазинчик, что и прежде. Опять хорошо там отоварились, правда, не грузили свои рюкзаки и котомки, как в прошлый раз. Идя домой, обошли стороной все «злачные» места, где могли находиться полутораметровые и вновь остановились передохнуть в особняке Клад Кладыча. Если бы я знал, что случится в особняке, покинутом Клад Кладычем еще с прошлой осени, погибал бы под ношей, но в этот дворик больше вовек не сунулся бы!
— Пошли, в домике пересидим, — предложил я, когда мы были уже за калиткой в поинутом поместье. Вроде бы дождь может начаться, да и прохладно на улице.
— Не хочу, Коля. Я лучше здесь посижу, чуть остыну. Из меня жар столбом идет…
— Ладно, — саазал я. — Пройдусь, разведая, что там. В прошлый раз я так и не попал в дом. Только в коридоре шишек себе наставил…
— Вот, вот. Сматри осторожно, и не долго.
— Я только взгляну, и назад.
— Да иди уж, ноешь тут. Иди…
…Коридор прошел быстро, поскольку даже в темноте, но немного ориентировался, знал хотя бы, гже доско торчком стоят, а где провалиться в огромную дыру можно.
Как только подошел к двери, она тут же раскрылась. Свет вновь вспыхнул впереди меня. Хотя я уже почему-то ожидал этого.
— Проходи, Николай, уже заждались тебя, — хрипло сказал мужчина, заслонив собой полпрохода.
Свет теперь бил прямо в глаза, и я различал только черный силуэт мужчины. Хотел было рвануть со всех ног назад, но входная дверь громыхнула за моей спиной о косяк двери. Сухо, громким щелчком, подал свой металлический голос замок. Путь к отступлению был нахально отрезан. Мне оставалось одно — идти вперед, к свету. И я, собравшись и приготовившись к любым каверзам, вступил в обжигающе-белый прямоугольник за которым меня давно ждали... .
Я ожидал увидеть внутри огромные хоромы, несколько накачанных мужиков или ребят с автоматами и пистолетами со взведенными курками и направленными на меня, однако глубоко ошибался. Миниатюрная комнатенка, разделенная желто-коричневой шторой на две, почти равные половины, поразила меня своим убранством и изысканностью. Под низким лепным потолком, горела хрустальная люстра. Я поймал себя на том, что сегодня, вот уже во второй раз столкнулся с непонятным: в районе уже несколько месяцев полностью отсутствует электроэнергия, а на полдороги от магазина, где мы во второй раз «отоваривались» с Валентиной, как ни в чем ни бывало, мертвенным светом горел уличный фонарь. И опять — комната эта освещена на все сто процентов... В комнате никого не было. Ни мужиков с автоматами, ни накачанных ребыт с пистолетами. Ни души.
«Допустим, — чуть расслабившись, размышлял я, — еще Клад Кладыч в свое время позаботился об автономном освещении — денежные мешки все могут! — Но кто мог думать о теперь никому не нужном уличном фонаре?»
Отогнав от себя навязчивую мысль, я вновь с любопытством принялся рассматривать уютную комнату, прикидывая, в какую копеечку влетело это убранство?
Слева, в «слепом» углу, стояла небольшая аккуратная печурка, мастерски обложенная импортным белым кафелем мастером-умельцем. Швы между выложенной кафелем стеной переливались всеми цветами радуги. Рядом с ней, поближе к широкому, зашторенному окну, почти половину комнаты оккупировал роскошный мягкий диван, на бархатной спинке которого золотом был вышит какой-то замысловатый, но красивый узор. В узком, глубоком кресле с широкими подлокотниками, свернувшись в мягкий клубочек, мирно спал рыжий длинношерстный котенок... За креслом в просторной нише расположился небольшой современный компьютерный стол, на котором мерцал как минимум тридцатидюймовый экран, рядом лежала клавиатура, «мышь» и еще какие-то пару коробочек, справа разместился огромный сканер и лазерный принтер. Компьютерный блок был спрятан, скорее всего, где-то либо за столом, или в другом месте...
При виде всего этого богатства и ублажающей тишины, у меня потеплело на душе, практически прошел страх. Я подумал, сколько же денег надо было вложить Клад Кладычу, или сегодняшнему хозяину во все это? И тут же поймал себя на мысли, что о подобном комфорте я всю жизнь мечтал: и о таком широком, богатом своей обшивкой диване, подобном кресле, печурке, где, потрескивая, весело полыхают поленья, картине, на которой был изображен водопад, о висевшем нынче над диваном объемном рисунке небольшого слоненка, многочисленных чеканках, пятерых мечах, «нашедших» место на стене напротив, компьютера, пускай и плохоньком, с экраном поменьше, но своем...
Я вздохнул. Мечтать-то я мечтал, но, сколько же баксов нужно было выложить на все это? Отнюдь не вшивую зарплату, да и не весь левак, который иногда зарабатывал я...
Старый обеденный стол с поломанной ножкой, закопченный, покрытый серой пылью и обвисшей паутиной между ножками, с грудой давно открытых консервных банок, наваленной дюжиной немытых тарелок и двух-двух с половиной десятков стреляных гильз на нем, да несколько больших кровавых пятен на паркетном полу, явно не вписывались в очарование этой небольшой уютной комнатенки.
Что было за сплошной шторой, я не видел: она, как глухой щит, скрывала от меня вторую половину комнаты...
Мой взгляд опять скользнул по полу, считая уже сухие кровавые пятна, гильзы, затем пробежался по грязной крышке стола, на миг остановился на беспорядочно разбросанных на нем патронах, пустых банках от рыбных консервов, грязных тарелках, брошенных четырех вилках и двух пустых бутылках из под водки и вина. Похоже было, что здесь недавно обедали. И, скорее всего, произошла какая-то кровавая разборка.
Неожиданно штора шевельнулась. Это едва заметное движение ткани я увидел боковым зрением. Из-за шторы в левую половину комнаты, если считать от двери, гордо подняв свой пушистый хвост, медленно, убирая свои острые когти в подушечки, вошла кошка. Она, мирно и довольно мурлыча, подошла ко мне, тщательно потерлась о ногу, затем прыгнула в кресло и тут же решительно принялась вылизывать котенка.
— Не стой, Николай, у двери, проходи и садись на диван. Мы сейчас подойдем, — произнес мужчина из-за шторы хриплым, скорее всего простуженным голосом. И тут я сообразил, что стою в проходе в старых, засаленных брюках, весь в пыли, подобно, старому столу... От этого мне стало не по себе — я вносил определенный дисбаланс в эту комнатенку.
— А как же Соколова? Она осталась на промозглой улице? — едва продирая голос, спросил я. — И там может вот-вот пойти холодный дождь, — нерешительно добавил.
— Валентина подождет, да и дождя пока не будет, — упрямо ответил из-за шторы незнакомец, — а ты, Николай, садись.
Мягкие подушки дивана манили.
Осторожно, чтобы не зацепить колченогий стол, я бочком прошел к дивану, сел на краешек. Подушки приятно охватили усталые ноги, располагая к отдыху.
Когда я уже начал терять терпение, в комнату вошли двое — низенького роста, дней пять-шесть не бритый незнакомый толстячок в косоворотке и странных, чуть пониже колен брюках, с автоматом наперевес. Я тут же автоматически придвинулся на край дивана, чтобы была возможность при надобности немедленно принять боевую позу. За стариком вошла и милая худенькая голубоглазая девчушка лет десяти-одиннадцати. Она была в длинном, скорее всего, ситцевом платье. На угловатые плечи девочка накинула симпатичный, но уже старый, расстегнутый пиджачок, что был явно мал ей. Его закругленные полы чуть прикрывали забинтованную руку девочки. Она мило улыбалась...
Увидев большеглазую девочку, я сразу же оторвал взгляд от автомата и ручищ незнакомца и почувствовал, как во мне все потеплело. Может, это ее лучистые глаза успокоили и приласкали...
Спустя мгновение, на меня из нее выплеснулось столько необузданной, юной энергии, что я едва не сошел с ума. И вместе с небывалой по теплоте и силе жизнеутверждающей энергией спокойствия, уравновешенности, нежности, и еще много чего приятного, на меня грозным водопадом обрушилась боль девочки. Это страшно болела ее правая рука, безвольно висевшая на цветастой тесемке. Рука была до самых кончиков пальцев забинтована какой-то желтой то ли материей, то ли это была застывшая тончайшая пенная масса. Боль, уже намного меньшая, шла и от огромного синяка, который «по-хозяйски» заполонил почти пятую часть лица девочки, расплывшись от глаза до щеки.
«Где же ее так угораздило, бедную?» — с жалостью, оккупировавшей меня, подумал я.
«Хворхи, — девочка подняла на меня полные небес глаза и мило, но с некоторой виной, улыбнулась. — Не слушалась отца. Вот и причина непослушания на лицо» — лениво расплескался искренний ответ девочки в мозгу.
— Ты бы лучше, Тамара, помолчала, — громко и недовольно сказал незнакомец, откладывая автомат на диван. — Хорошо, что я не ошибся, и это именно ты, наконец, соизволил прийти. — Мне показалось, что воздух в комнате качнулся и задрожал. — Бывает, ходят разные, — кашлянув в кулак, добавил незнакомец. — Два раза даже пришлось отстреливаться...
«Неужели обо всем этом мне рассказали твои милые глаза?» — ошеломленно подумал я, глядя на девочку и совершенно не обращая внимания на слова незнакомца.
Тамара зарделась. Не выдержав пристального, раздевающего до конца ее память моего взгляда, забирающегося во все клеточки ее «я», или повинуясь приказу незнакомца, виновато улыбнулась и опустила глаза.
«Пусть скажет спасибо, что все обошлось благополучно, и она чудом осталась жива. Хворх был молод и неопытен», — в мои мозги нахально влезло нечто бесцеремонное, грубое, усталое, но правильное... Оно вмиг перечеркнуло все милое, предыдущее, непротивное, приветливое...
Я от неожиданности оробел, виновато посмотрел на девочку, и ничего не сказав, подумал:
«У нас полутораметровые, здесь какие-то хворхи, незнакомец с автоматом, кровь на паркете, куча стреляных гильз... Видимо везде существуют некие премерзкие твари, которые чего-то хотят. Ну, допустим, отобрать жизнь, кастрировать мозги или еще чего...»
Я хотел дальше развить свою мысль, но мозги мои вновь наполнились «шелухой». Не моей. Холодно-чужой.
— Не торопись со своими глупыми выводами, будущий Щупач!»
Меня больно резануло слух слово «Щупач». Я поднял голову повыше головы девочки, за которой стоял мужчина. Глаза встретились с глазами незнакомца, мужиковатое лицо которого было мне чем-то неприятно. То ли глубоко и грубо изрезавшими его вдоль и поперек темными морщинами, то ли сильной конопатостью своей...
— Здравствуй, Николай, — грубоватым голосом произнес незнакомец, дрожащей рукой поправляя на голове длинные седовласые вихры. — Это моя дочь Тамара.
— Здравствуйте, — ответил я, все еще теряясь в догадках, кто эти люди, откуда знают мое имя? И сразу же в голове прояснилось: видимо эти люди поселились сюда. Особняк пустовал после бегства отсюда Клад Кладыча, почему бы им не воспользоваться пустующим помещением...
— Ты, Николай, недоумеваешь, почему мы со Тамарой остались и почему я назвал тебя Щупачом? Я прав?
Я пожал плечами.
— Так вот, Николай Владимирович, переправа твоя состоялась. Ты, конечно, ничего не помнишь и не знаешь. Поезд пришел, как и говорил тебе Вербовщик дед Кулич, к нулевой параллели, по вашему, первой перевалочной базе. Всех разобрали, как вы говорите, по сусекам, а тебя... Ты, Кравцов, отличнейший Щупач. — Незнакомец, не спеша потер свой небритый подбородок и монотонно продолжил. — А Тамара моя... Ну, да ладно, об этом мы с тобой потом потолкуем. У меня катастрофически мало времени, Николай, чтобы все рассказать. Поезд на первую перевалочную базу намного опоздал. Его вели ученики Всевершителя, поэтому произошел солидный межвременной сбой. Это первое. Во-вторых, из-за опоздания пришлось внести поправки и организаторам нового Лучегорска. Им едва удалось заштопать пропасть между современностью и тем временем, в котором очутился в новом Лучегорске ты.
— Дед Кулич говорил правду? — глаза у меня округлились.
— Ты что, до сих пор сомневаешься в этом? Придет время, Николай, ты, отбросив все сомнения, и сам все поймешь. Но Щупач ты отличнейший, если прочел мысли Тамары сразу же, без подготовки.
— Да что вы всё на меня вешаете. Не знаю никакого Щупача, и им не хочу быть тоже.
— У тебя не спрашивают, и не будут спрашивать. Захочешь! — зло проговорил незнакомец и тут же обратился к девочке:
Тамара, возьми фонарь для коридора и пойди, приведи Валентину. Небось, продрогла. На улице уже дождь пошел.. Шесть земных часов, как Николай здесь. — На лице у старика не дрогнул ни один мускул. Или, быть может, я за страшными морщинами и шрамами, не заметил этого.
Девочка тут же повернулась, и упорхнкла за штору, чтобы через несколькосекунд появиться из-а нее с фонариком.
— Я побежала, — сказала Тамара.
— И сразу же назад. Валентину убидишь. Не захочет идти — пошевели мозгами и заставь.
— Я поняла, — ответила девочка и подбежала к двери, подняла свою здоровую левую руку, и в двери опять же сухо щелкнули замки, и дверь «самостоятельно» расрылась, чтобы тут же, за спиной девочки, захлопнуться вновь.
— Шесть часов? — пробормотал я, когда Тамара исчезла за дверью. Я едва не поперхнулся собственной слюной.
— Чуть побольше. — Незнакомец подошел к окну, приоткрыл штору. — За окнами уже рассвело, Николай, хотя уже полощет дождь. Но не будем об этом. В данном доме жизнь твоя плывет своим чередом, и будет почти в сотни раз длиннее земной там, куда мы с тобой направимся чуть позже.
— Я несколько минут назад вошел сюда, — недоумевал я.
— Это для пребывающих в этой комнате, прошло столь мало времени. За ее пределами — часы. Знаешь, сколько по земным меркам этому котенку?
— Н-нет, — неуверенно выдавил из себя я, поглядывая на незнакомца, который, тщательно занавесив окно, кивнул на кресло.
— Вот, вот, его братья и сестры уже давно стали матерыми котами и кошками, или, может, почили в бозе, как любите говорить вы, земляне.
— Выходит...
— Ты правильно подумал, Николай. Здесь кривая времени растянута не по горизонтали, как на настоящей Земле в настоящем Лучегорске, а по вертикали и всплески активизации ее гасятся исправно. Щупач из тебя будет отменный. Кстати, богатенький толстяк, приехавший в ваш город с севера Иван Семенович Долговяз, самый настоящий землянин, а вот Клад Кладыч и я — мы здесь, на Земле, Проводники. Кулич, с которым ты ехал в поезде — Вербовщик, а я — Проводник. Знаешь, чего нашим стоило перекупить у Долговяза этот особняк?
— Построили бы другой, коли дорого, — машинально вырвалось у меня.
Незнакомец хитро улыбнулся.
— В том то и загвоздка, Николай. Это место лучше всех отвечает поддержанию постоянного канала присутствия на Земле при минимальных затратах энергии.
— Не понял, — пробормотал я.
— Ты интуитивно понимаешь большинство аксиом. По редкой случайности мы вышли на твой индивид только сейчас. Мы должны были забрать тебя много раньше, по земным меркам лет двенадцать назад. Это вменялось Клад Кладычу. Но ты потерялся, ушел из нашего поля зрения. Вы с твоей матерью переехали. Поле действия особняка, как ты называешь наш переходной отсек, двадцать метров в диаметре. Нам пришлось попотеть, Кравцов. Хотя ты уже перерос наш учебный класс, но это поправимо. Через пять-шесть земных лет из тебя не вышло бы даже паршивого Подщупача...
Незнакомец все говорил и говорил, от меня же слова отскакивали, как горох от стены: я думал о Валентине, которая осталась одна, и если верить щетинистому, ее вот уже несколько часов кряду поливает холодный осенний дождь, о Светлане, которую так основательно «потрепали» какие-то хворхи...
Я не заметил, как вспылил и поднял над головой трубу, чтобы что есть силы врезать нею по голове наполовину ненормального незнакомца.
— Да оставь ты свою трубу в покое, — спокойно сказал старик, бесцеремонно сбрасывая с кресла кошку с котенком. — Бр-рысь! Разлеглись тут, паршивцы шерстистые... Как дома, — пробормотал он и добавил, уже обратившись ко мне:
— Приблудилась в свое время. Не выгонять же ее в осеннюю непогодь. Затем котенка привела. А там, за дверью, знаешь, сколько времени прошло..., — продолжил незнакомец и, повернувшись ко мне спиной, пододвинул кресло поближе к печурке. Оно оказалось как раз напротив дивана, где сидел я. — Лет семь-восемь...
Кошка, с укоризной взглянув на ее теперешнего хозяина — недовольно мяукнув, юркнула за штору. За ней, покряхтывая, переваливаясь на коротких лапах, подался и толстый котенок.
Едва втиснувшись в узкое для него кресло, незнакомец провел своей широкой пятерней по седовласым вихрам и улыбнулся:
— Ну что, Николай, согласен?
— С чем? — недоуменно спросил я, из-под ресниц взглянув на незнакомца.
— Что с этой минуты ты становишься Щупачом?
— Щупачом чего? Кого? — удивился я, все еще не понимая, чего от меня добивается небритый толстяк. Нормальные давно уже смылись отсюда куда глаза глядят... Наплел тут «Проводник» свихнутый. Как же, постоянный канал... Кривая времени... Да пошел бы он со своей кривой куда подальше...
— Оставь, пожалуйста, свою трубу, Коля! — Незнакомец на минуту остановился, словно у него в горле заело, а потом зло сказал. — Тебя не убивать сюда пригласили. Для этого многого не нужно — нажал на гашетку, полоснул автоматной очередью, сделал решеточку на груди, и все. Хотя, на тебя и пули жалко тратить... Знал бы, сколько энергии понадобилось, чтобы просчитать все до мелочей, а затем переиначивать... Кстати, ты веришь в предчувствия? — спросил он, пристально посмотрев на меня.
— Не знаю, — растерянно ответил я, осторожно поглядывая на автомат.
— Пока я тебя, Николай, не тороплю с ответом, но жду его, — сказал незнакомец и тут же заволновался:
— Да где же запропастились Тамара с Валентиной? Неужели Тамара не смогла убедить твою благоверную?
— Не знаю, — коротко ответил я, и тут же практически подскочил с дивана. — Я пойду и приведу.
— Сиди. Ты забыл о времени, которое идут здесь, в этой комнате намного медленнее, чем снаружи. Они уже идут.
— Я хоть и разволновался немного, но тут же успокоился. Либо сам, либо меня успокоил старик…
— Так вот, пока я не тороплю с ответом, но, как и говорил прежде, могу подождать немного.
— Таким образом, вы составляете досье на меня? — спросил я и тут же добавил:
— Их на меня уже столько написали и в пунктах правопорядка, и в психушке, что я уже сбился со счету. Кстати, и кланы мафиозных группировок, знакомы с моей подноготной не хуже органов правосудия...
Незнакомец рассмеялся.
— Все это на тебя уже давно есть у нас. Значительно больше, чем ты думаешь, Николай. С минуты твоего рождения. С зачатия... Каждая твоя секунда расписана Всевершителем — Метагалактической киберсистемой как многочасовая, многолетняя опера...
— Никогда бы не подумал, — нерешительно начал я, но меня перебил незнакомец:
— Мне нравится, Николай, что ты в первую очередь, отменный психолог, а это, уважаемый Николай Владимирович, о многом говорит... Ты — Щупач, и у тебя непременно и очень быстро разовьются сверхчувства.
— Для чего? Я стану этаким Метагалактическим Слухачом, что ли? И что дальше? — спросил я и, не ожидая, ответил сам. — Для того, чтобы вашему сверхкомпьютеру, если таковой существует, передавать данные о множестве неблагонадежных, как наш Страж?
— Подобных приборов в нашем сообществе полно, и они намного превосходят вашего земного Стража. Главная цель у нас — не получить искаженную информацию. Мы занимаемся не только одной планетой. Метагалактиками и даже Сотами...
— И в этом преуспею я, некий сверхкомпьютер? — опять же спросил я, покосившись на незнакомца.
— Твоя задача координировать наши усилия. Ты будешь единым нейроцентром, усиленным до тех пределов, которые позволяют избежать многих ошибок. Ты будешь предотвращать беды галактического масштаба, изменять характеристики враждебно настроенных миров.
«Некий разведчик-миротворец» — подумал я.
— Нет, не миротворец, — незнакомец нахально считал мои мысли. — Ты станешь, говоря вашими земными мерками, определенным информационным каналом и будешь держать связь со всеми открытыми гуманоидными и негуманоидными мирами. Это раз.
— Ну и что дальше? — спросил я.
— Да погоди ты, экий нетерпеливый. Во-вторых ты, Николай Владимирович станешь… Нет, словами этого не передать, лучше мыслеобразами. Это проще и намного быстрее…
И сразу же незнакомец ответилмне оригинальным способом, ну, то есть, как он сказал, мыслеобразами. Сначала в мой мозг рванулась цепочка размытых картин сотен, тысяч, а, может, и миллионов миров, которые красочно разбросались по неоконченному пространству.
Вскоре я уяснил, что все они были кем-то предусмотрительно отсортированы. Как только «цепочка» закончилась, мне показалось, что я обо всех этих мирах знаю всё.
Лавина мыслеобразов и скоплений миров выстроилась в определенную схему. Я уже знал, что «иду» после тысяч разведывательных групп, что собираю от них информацию, сортирую ее, тщательно «раскладываю по «полочкам», чтобы после воспользоваться нею в своих целях и в целях Метагалактической системы.
Я не руководил разведгруппами и отдельными десантами. Этим занимались другие, но данное меня совершенно не интересовало. Я, словно губка, впитывал идущую по организованному специально для меня каналу информацию. Она была порой четкой, понятной, иногда же размытой и противоречивой, однако, несмотря на то, что разведгруппы были из разных миров, я понимал и принимал все сообщения до единого. Сортировал и раскладывал по «полочкам». Чувствуя, что мозги мои от переизбытка информации «вскипают» и ячейки его уже давно переполнены, я принудительно закончил «прием» в свой информационный канал и сбросил всё прибывшее ко мне в «мусорную корзину». Сразу почувствовал облегчение, хотя подобный мой реверанс, видимо не понравился незнакомцу.
— Что же ты делаешь, Николай? Так нельзя! Мы не успели списать информацию. И, кстати, она тебе может пригодится в будущем. Теперь тебе придется снова заняться тем же…
Я ухмыльнулся. На меня работало много сил. На время мой мозг стал как бы огромным винчестером, куда записывалась вся поступающая информация. И еще, меня охватило сильнейшее желание в этот миг помолодеть лет этак на пяток, очутиться в своей квартире, на своем диване, и спать, спать, спать, а не слушать россказни непонятно кого и непонятно о чем. А затем встать, потянуться до приятного хруста, пройти на кухню, где уже, чуть забрезжило за окном, и где готовит завтрак мама. Обнять ее, расцеловать в пухлые губы, щеки, а затем сесть за стол и уплетать за обе щеки только что приготовленное горячее, сочное, политое грибным соусом мясо, запивая его белым ржаным квасом... Либо выйти на улицу и первому же прицепившемуся подонку хорошенько надрать задницу, как я делал не раз...
...Неприятно скрипнула входная дверь. Следом за Тамарой в комнатушку, озираясь по сторонам, и щурясь от света, вошла Валентина.
Я вскочил.
На Соколову было страшно смотреть: посиневшая, она дрожала от холода. Ее одежда была похожа на разноцветные намоченные тряпки. Мокрые волосы перепутанными плетями свисали с головы. С них прямо на плечи девушке, скапывала вода...
Пораженный увиденным, я вновь опустился на диванные подушки.
Увидев меня, Соколова сразу же успокоилась и, облегченно вздохнув, опустила свои, посиневшие от холода и дождя руки.
— Ну, слава Богу! Я уж думала... передумала, — у Соколовой все лицо разрумянилось, — оставил меня одну, удрал... Ночь на исходе, и недавно начавшийсябесконечный моросящий дождь, а тебя все нет... Я и вокруг этого дома несколько раз обходила, во все окна заглядывала... Немощные заждались, Коля. Сколько времени прошло...
— Да всего пару минут-то, — попытался успокоить ее я, хотя сразу же усомнился в своем ответе — даже за полчаса при моросящем дожде так не намокнешь... Да и не посинеешь так...
— Взгляни на часы, — выдавила обиженно Соколова. — Ее начал бить озноб.
Я посмотрел на свои старинные заводные часы. Они, по крайней мере, нахально врали. На циферблате минутная стрелка словно взбесилась. Секундной стрелки не было видно вообще.
— Садись на диван, Валя, — прохрипел незнакомец, вновь приглаживая свои посеребренные вихры. Затем он почесал ладонь о щетину бороды. — Обсохни да отдохни чуток. Скоро за дело приниматься. Николай — будущий Щупач, а ты будешь ему во всем помогать. — Незнакомец поднял голову и взглянул на часы, висящие на стене. — Они, как отметил я, шли нормально. — Когда придет время. А сейчас, ребята, выпьем за удачу, да и тебе, Валентина, следует согреться... Кстати, знаете, что открыли мне ваши земляки? Оказывается, в полулитровой бутылке водки — двадцать один буль-буль, так что поделить ее содержимое на троих — не проблема...
— Может, не будешь пить, папа? — подала несмелый голос девчушка.
— Помолчи лучше, Тамара. Я знаю, что делаю. За удачу непременно нужно выпить!
— Щупач!? — удивленно вскинула брови Соколова на незнакомца, который, резво вскочив с кресла, отбросил еще дальше автомат и уже расставлял на столе немытые стаканы. Через миг Валентина перевела свои глаза на меня. — Хоть убей, не понимаю, Коля. Кто эти люди? Они твои знакомые? И зачем тебе труба???
«И впрямь, зачем? — подумал я. — Для такого пузатого, с автоматом, — я скосил глаза на толстяка, который уже разливал по стаканам водку, — эта труба, как спичка...»
Я хотел ответить Валентине, но что рассказать ей? То, о чем мне толковал незнакомец, назвавшийся Проводником — до подобной глупости я пока еще не дошел. Но откуда он знает о моей поездке в поезде, о встрече с Вербовщиком Куличом?.. А если все это сон? Длинный сон, которому нет ни начала, ни конца? И я никогда не встречался в поезде с неким дедом Куличом, и прочее, и прочее... Вокруг меня что-то последнее время стали собираться только одни ненормальные. Хотя, почему бы и нет? Только «поехавшие» и остались в Лучегорске после нашествия полутораметровых, чего же я мельтешу»?
Мельком взглянув на тучного незнакомца, который, не дожидаясь «гостей», уже успел опрокинуть в свой рот почти полный стакан водки объемом «в семь буль-буль», и улыбавшегося на все свои тридцать два зуба с чуть заметной желтизной, я понял, что именно в этот момент ответа не найду, и не смогу ничего дельного сказать Валентине.
Переведя взгляд на Тамару, мне стало по-человечески жаль ее: дочь алкаша. Каково ей сейчас? Каково ей всегда? Видеть пьяного отца — последнее дело! Девочка наклонила головку к забинтованной руке, которую покачивала как засыпающего ребенка.
Поймав мой беспомощный взгляд, девочка выручила:
— Извините, вам не холодно? — достаточно громко спросила Тамара у Валкнтины. — Может, подбросить в печку еще дров?
— Да нет, спасибо, уже не холодно, я начала согреваться, — улыбнувшись девочке, ответила Соколова.
— Да, садись ты, Валя. Как говорят у вас, в ногах правды нет и никогда не было, — вновь подал свой хриплый, чуть повеселевший, наверное, от выпитого, голос незнакомца, Обратившись к Валентине, которая в нерешительности все еще топталась посреди комнаты напротив дивана. — Выпей хоть чуть-чуть, сразу согреешься. Я тебе только пятьдесят граммов налил.
— Нельзя мне пить сейчас, — сказала Валентина, присаживаясь рядом со мной.
— Ладно, как хочешь. Не хочешь пить — не пей. Здесь никого не заставляют. Так, Тамара сейчас принесет полотенце и сухую одежду. Переодевайся и отдыхай, а мы с Николаем выйдем, поговорим, — не приказал, скорее попросил незнакомец. — Идем, — произнес толстяк, уже обращаясь ко мне.
— От Валентины у меня секретов нет, — упрямо сказал я, не собираясь вставать с дивана и даже не прикасаясь к своему стакану с налитой водкой.
— Зато у меня есть, — тоном, не терпящим возражения, произнес небритый. — И не забывай, Николай о том, что ты должен мне ответить, веришь ли ты в предчувствия?
Я задумался. Незнакомец пока не торопил с ответом, вновь потянулся за бутылкой, в которой осталось чуть меньше трети, или, может, ровно треть, опрокинул ее горлышко в стакан. Прозрачная жидкость приятно забулькала. Я начал машинально считать. И действительно, при седьмом «буль-буль» водка в бутылке закончилась. Вытряхнув последнюю каплю, небритый отставил под стол бутылку и дрожащей рукой поднял стакан, поднес ко рту. Затем, словно вспомнив обо мне и о Соколовой, хрипло произнес: «За удачу!»
Водка в два глотка исчезла из стакана.
— Веришь ли ты, Николай, в предчувствия, в так называемых пришельцев? — снова спросил он у меня, отерев губы рукой и даже не закусив и не запив.
Я утвердительно кивнул:
— После нашествия полутораметровых — верю. — Сказав последнее, я почувствовал, что взмок от напряжения.
— Ну, вот и хорошо, — произнес незнакомец, ставя стакан на стол. — Пойдем.
— А Валя? — настаивал на своем я, взглянув на Соколову, которая уже сидела в кресле напротив и настороженно следила за моим разговором с незнакомцем.
— Она останется с Томой. Слышишь, Тамара, развлекай гостью. Покорми, и прочее, прибери со стола. Поняла? — приказал неизвестный, и сразу же переключился на меня:
— Валентина присоединится к тебе позже. Вернее, ты, второй, присоединишься к ней. К утру, надеюсь, и я вернусь сюда. Покажешь, Тома, гостье видеофильм. Твой любимый. А потом на компьютере разрешаю немного поиграть, и спать. Если поступит сигнал из Центра — примешь сообщение. Поняла?
Девочка послушно кивнула.
— Кто же будет с немощными? — растерянно спросила Валентина, обращаясь ко мне.
Что я мог ответить ей? Выручил старик.
— О них позаботятся другие, пока вы будете здесь. Но это не надолго. Как только Николай придет, можете уходить, — грубо, но повеселевшим голосом произнес он и тяжелой поступью подошел к занавеске, отстранил край ее и исчез.
Я встал с дивана, бросил быстрый взгляд на сидящую в кресле Валентину, затем положил отрезок трубы рядом с раскаленным чугунным листом плиты и прошел следом за небритым и подвыпившим толстяком за занавеску.
«Дурак старый, нашел, где секретничать!» — подумал я. Спустя секунду взял свои слова обратно, поскольку был не прав.
Зайдя за занавеску, я ожидал увидеть такую же миниатюрную комнатушку, вернее ту часть, которая была скрыта от постороннего взгляда. Я предполагал, что здесь стоят спальные кровати, еще что-то, но ничего подобного там не было и в помине. Все, что бросилось мне в глаза после ярко освещенной комнаты, где осталась Валентина с Тамарой — оглушивший меня своей тишиной и неизвестностью полумрак. Лишь где-то впереди, в щели неплотно прикрытой двери пробивался слабый свет.
Назвавшийся Проводником, уже «ворожил» у двери, похоже, открывал ее, набирая код на небольшой цифровой панели. Он чертыхался. У него ничего не получалось. Конечно же, опрокинув столько внутрь водки, попробуй, разберись. Незнакомец был уже не то, что навеселе. Его основательно развезло...
Наконец толстенная дверь плавно и беззвучно ушла в сторону и передо мной замаячила небольшая клетушка максимум на двоих, чем-то похожая на допотопный лифт.
Незнакомец, потоптавшись несколько секунд, смело шагнул в нее, повернулся ко мне и несколько, полупьяно и приглушенно произнес:
— Иди сюда, Николай, поедем...
Мне ничего не оставалось, как шагнуть в клетушку.
Громыхнули железом перекошенные решетки двери клетушки, и махина трясясь и покряхтывая, поволокла нас куда-то вниз.
Движение продолжалось недолго. Вскоре кабина, резко затормозив, пару раз дернулась и остановилась в промозглой сырости. Вновь неприятное царапанье и скрежет железа о железо.
Выйдя за Проводником, я увидел, что место, куда попал, было похоже на огромный полутемный тоннель, конец которого был «затоплен» щедрым туманом или дымом.
— Теперь основное, — повернувшись ко мне, сказал толстяк, — шагай за мной и не отставай. Лучше помолчи. Вопросы будешь задавать после. Ясно?
Непроточный воздух в тоннеле был спертым и основательно гнилым. В ноздри он нахально ворвался не только запахом плесени, но и еще чего-то, незнакомого мне доселе. Мне показалось, что, спустя долю секунды меня, как огромной плетью хлестнули по мозгам, отчего они скукожились и задрожали неприятной дрожью страха.
— Ясно, — ответил я и, как ни странно, притих.
— Тогда, пошли.
Проводник, не смотря на свою полноту, споро сбежав по бетонным ступенькам, быстро зашагал впереди. Стук его огромных ботинок гулко отражали темные сырые стены тоннеля. Он молчал. Я, несмотря на запрет, уже несколько раз пытался заговорить с ним, порывался получить от старика хоть какой-то вразумительный ответ, куда мы идем, но Проводник упрямо игнорировал мои несмелые попытки.
Я монотонно шагал за ним часа полтора. Стена тумана или дыма не придвинулась к нам ни на метр, и, словно отступая перед нами, оставалась практически неподвижной. Скупой свет, вырывавшийся из редких разветвлений тоннеля, вскоре опять притухал и, казалось, существовал здесь лишь для того, чтобы хоть что-то можно было увидеть впереди.
Проводник хорошо знал маршрут, поскольку шел уверенно, иногда поворачивая то в правое разветвление тоннеля, то в левое.
Ширина тоннеля поражала меня — метров, наверное, шестнадцать-семнадцать. Да и высота в девять-десять с половиной метров, тоже впечатляла.
«Сколько же нужно было времени, труда и энергии вложить, чтобы прорыть в твердых гранитных породах подобный многокилометровый монстр!» — подумал я. — Сродни метро в больших городах, да забыли проложить здесь рельсы»...
Неожиданно незнакомец остановился. Как остолбенел. Я, монотонно шагающий следом за ним в быстром темпе, едва не налетел на него.
— Половину дороги прошли, Щупач, — хрипло сказал Проводник, смахнув пот со лба. Слышно было напряжение в его голосе.
— Куда мы идем? — устало спросил я.
— Я же сказал тебе, поговорить, чтобы нам никто не мешал, — раздраженно бросил нынешний владелец особняка, назвавшийся Проводником. Он уже несколько протрезвел, и походка его стала намного увереннее.
— А не достаточно ли мы отошли, чтобы нас не могли услышать ни Валентина, ни ваша Тамара? — с иронией в голосе спросил я и через миг, не дожидаясь ответа Проводника, добавил, — и к тому же, я устал...
— Говорил, выпить надо было. Для поднятия бодрости в теле, — Проводник поднял вверх указательный палец. — Водочка здесь, в туннеле хорошо помогает. Прекрасно. Как ничто другое...
— Не пью я.
— ?
— Водку, — еще раз утвердительно проговорил я.
— И напрасно, — тот час подытожил Проводник. — Ежели не пьешь, отдыхать надо было на диване, — с сарказмом в голосе сказал незнакомец, даже не поворачиваясь ко мне. Он внимательно смотрел куда-то вперед. — Операция наша определенно займет много времени, Щупач!
— Какая операция, — я опешил.
— По твоей переброске в Центр. А теперь помолчи, и внимательно слушай! — зло сказал незнакомец. Впервые в его голосе я услышал нотки раздражения. — Это семнадцатый перекресток. Семнадцатый! — Незнакомец сделал ударение на последнем слове, уже повернув ко мне голову. Мужиковатое лицо, голова незнакомца в полутемном тоннеле стали похожи на неумело вырубленную из гранита плохим подмастерьем заготовку. — Будь предельно внимателен, Щупач, и слушай мои команды. Все свои мысли несмышленыша оставь на потом. Впереди — большая опасность!
Проводник как в воду смотрел. Буквально сразу же послышался треск, затем больно ударил по ушным перепонкам громкий хлопок. Это застало врасплох не только меня, но и хозяина особняка, который испуганно прохрипел:
— Падай на землю, и немедленно отползай к стене! Побыстрее! Ищи там нишу! Затем — замри! Иначе — смерть! Хворх!!! — Последнее слово Проводник проорал так, что мне показалось, что у меня действительно лопнут ушные перепонки.
Проводник тут же со всего маху плюхнулся на бетонный пол и резво пополз к стене.
Я незамедлительно последовал за Проводником, больно ударившись коленками о цемент. В лицо пахнул сырой встречный ветер, растрепав мне волосы и вызвав непроизвольные слезы на глазах у меня. Спустя мгновение огромная тень пронеслась у меня над головой и скрылась где-то позади. В мозгу закололо, но тут же отпустило.
Через минуту-две в правом разветвлении тоннеля вновь раздался оглушительный хлопок, и все стихло.
— Отползай к барьеру, идиот! Ко мне в углубление! Не вздумай бежать! Хворхи сюда не сунутся! Не вставай! Лежачего хворхам трудно взять! — хрипло прокричал Проводник. Не оставайся в центре! Он изловчится, хапанет даже лежачего! Отползай!!! Скорее!!!
Я, приподняв голову, осмотрелся и едва заметил темный пиджак Проводника в тени стены. Он прижался к ней своим огромным задом и спиной и лежал на боку, вытянувшись во весь рост.
— Быстрее, ты, кор-рова! — дал команду Проводник еще раз.
И тут я осознал, что лежу как раз посредине тоннеля. Это было опасно: незнакомец категорически приказывал мне последовать его примеру.
«Ну и дела» — подумал я и незамедлительно пополз к Проводнику.
Я был уже в двух метрах от Незнакомца, как впереди вновь послышался треск, через секунду-две почти над моей головой раздался оглушающий хлопок. Затем в мою сторону метнулась огромная, закрывшая все тень и почти сразу же упала на меня чернотой ночи.
...Я изо всех сил полз к Проводнику, но, видимо, мне не хватило всего нескольких сантиметров. Внезапно в левом плече я почувствовал резкую, душераздирающую боль, словно по плечу со всего размаху рубанули тупым топором. Я не помнил, кричал ли от боли, или сразу же впал в беспамятство.
Нет, я помнил, что в голове зазвенело, и я повернул голову на удар...
Я никогда бы не подумал, что смогу вот так, почти спокойно наблюдать за огромной рваной раной. Я видел только переднюю часть своего развороченного плеча и кусок торчащей наружу белой кости. Из разорванного плеча хлестала кровь. Моя кровь. Если бы хворх хапанул чуть поближе к шее, тогда все! А уже потом я потерял сознание...
ГЛАВА 15
Крюк, забытый строителями в стене между этажами, от рывка предательски согнулся, чуть выдернулся из известкового раствора, но, к счастью, выдержал мое стремительно падающее тело. Выдержала и цепь. Если бы не схваченная у поверженного «ниндзя» курасигама, я вряд ли удержался бы за крюк рукой.
Я приземлился на асфальт тротуара удачно, но не успел отбежать и десяти шагов, как меня остановил властный голос представителя правопорядка, который гаркнул в усилитель:
«Стоять!»
Я подчинился, как подчинились все, кто шел по этой улице. Люди словно мумии тут же застыли на месте. Все знали: убежать от мусорщиков и их более крутых коллег из недавно созданных спецподразделений UV и VVV, которых в народе сразу же окрестили двушниками и трешниками, было невозможно: спецназовцы уже успели окружить все прилегающие к дому улицы. Даже шаг мусорщики, не говоря уже о двушниках и трешниках, которым помогал Страж, могли посчитать за бегство и в решившегося на это, непременно всадили бы либо парализующую, либо даже боевую пулю.
— Мужчине, который вывалился из окна, подойти ко мне! — опять же властно приказал в усилитель накачанный парень с эмблемой трешника, — все остальные могут быть свободны.
Застывшие фигуры, спокойно вздохнув, преобразились и постарались как можно быстрее ретироваться от опасного соседства с представителем правопорядка.
Вспоминая падение, я наконец-то понял, что страха во время «полета» не было. Он появился лишь после того, как гаркнули «Стоять!»
Медленно, чтобы не навлечь на себя беды, я направился к трешнику. Уже подходя к нему, машинально сунул руку в карман брюк. Корешок блокнотика и горошинка кристалла памяти нахально уперлись в пальцы: так и есть, они были там. Это еще больше придало страху.
«Лучше бы они выпали из кармана, когда я летел вниз, — в сердцах подумал Кравцов. — Блокнотик и кристалл памяти найдут и обязательно прочтут. И тогда начнется. Всё навешают на меня, паразиты. Даже то, чего отродясь не было»...
— Здравствуйте, — поздоровался я с трешником, который, держа наизготовку свою скорострелку, подозрительно, из-под лохматых бровей, поглядывал на меня, подошедшего. — Слушаю вас.
— Объясни свое падение, — не ответив на приветствие, сразу же взял быка за рога спецназовец.
— Я только пожал плечами.
— Тебе понятен мой вопрос? — спросил трешник, теперь уже угрожающе взглянув на меня.
— Да, конечно. Они сбросили меня с шестого этажа, — почти пролепетал я, чувствуя, как страх еще глубже забирается в меня.
— Кто они? Конкретнее и побыстрее.
— Не знаю, — соврал я, взглянув на пластиковую карточку, висевшую на лацкане куртки трешника.
Мне показалось, что блокнотик и кристалл памяти уже прожгли штанину и вот-вот вывалятся наружу. А, если этого не произойдет, то спецназовцы все равно вывернут не только карманы, но и душу, пока будут докапываться до реальных причин, если захотят.
— Выбросившие меня из окна были в масках. Они ворвались в мою квартиру и, поскольку я был дома, первым делом накинулись на меня. Затем привязали веревкой к трубе батареи центрального отопления. Что неизвестные искали у меня, и почему ворвались в квартиру — ума не приложу. А затем они передрались между собой, господин старший лейтенант. Один из них, огромного роста подошел ко мне и хрипло сказал, что жить моему существу осталось ровно столько, сколько будет длиться падение с шестого этажа. Затем этот мужчина отвязал меня от батареи центрального отопления, отнес к окну и сразу же выбросил вниз, хотя я просил у него этого не делать... Вот и все...
— Откуда у тебя это взялось? — спросил громадина под два двадцать, кивая на курасигаму, которая еще покачивалась на крюке между третьим и вторым этажом.
— Даже не помню, — соврал я. — Они нападали на меня. Бросили по мне вот это. Как оно попало ко мне в руки — не помню. Помню, что летел вниз.
— Почему бежал с места падения?
— А как бы вы в данном случае поступили, господин старший лейтенант? — я попытался ударить на психику спецназовца.
Трешник не прореагировал никак и ждал более конкретных объяснений.
— Побежал и все, — выдавил из себя я. — Наверное, как говорят, я был в шоке, господин старший лейтенант. Не знаю...
— Этого тоже выбросили из твоей квартиры? — трешник кивнул на все еще лежащего в луже крови «потрошителя», которого я вышвырнул перед тем, как отправиться в «полет к асфальту» самому.
— Да нет, — соврал я. — Может, из иного места. Я практически с утра был дома, и больше никого в моей квартире не было, господин старший лейтенант. А потом в дверь позвонили. Я открыл, даже не посмотрев в глазок, поскольку ждал, что придет девушка и поэтому...
— Убитый тоже жил в твоем доме? — прервал меня вопросом трешник, указывая на лежащего в крови мужика.
— Н-не знаю, — я попытался, как можно неувереннее произнести. — Разрешите взглянуть на него поближе, господин старший лейтенант?
Трешник кивнул.
Я подошел к «упавшему» и для виду внимательно осмотрел окровавленное тело. Затем, обойдя с другой стороны, наклонился и попытался приподнять разбитую голову трупа. Уже ухватился за нее, как трешник гаркнул:
— Не трогать!
— Боже! — деланно ужаснулся я, — отпечатки пальцев... Простите, господин старший лейтенант, я этого не учел. Извините, пролепетал оправдательно, хотя душа моя возликовала: теперь следователи ни при каких обстоятельствах не смогут доказать, что это я дрался с «потрошителем» и выбросил почившего в бозе из своей квартиры, найди они отпечатки моих пальцев на теле трупа или его вещах. Таким образом, я обезоружил их и приобрел себе еще одно железное алиби. — Думаю, что этот мужчина не жил в нашем доме, — добавил я, распрямляясь от трупа. — До сегодняшнего дня я его не видел. Это точно. Я могу быть свободным, господин старший лейтенант? — спросил я, поглядывая на стоящего трешника.
— Погоди, — вдруг резко сказал трешник. — Руки! — добавил он.
Я протянул трешнику обе руки. В руках ничего не было.
— Одерни повыше рукава, — снова приказал старший лейтенант.
«Вычислил, собака», — подумал я.
Я, расстегнув пуговицы на рубашке, закатал рукава.
— Откуда это? — только взглянув на руки, — спросил офицер. Старший лейтенант заметил следы от вакуумных шипов наручников. — Кровососы? — уточнил трешник, придирчиво взглянув на меня. Одного его взгляда мне было достаточно, чтобы понять: у трешника было интеллекта ноль целых ноль сотых. Передо мной стоял практически полный дебил со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Он лишь следовал заученным правилам, такой же дебильной инструкции, которую составили его такие же дебильные начальнички... Эти с дубинками во все века славились своей беспомощностью и дебильностью. Как бы они не назывались — стражами правопорядка, полицейскими, двушниками, трешниками, мусорами... Их извилин всегда хватало лишь на то, чтобы поднять дубинку...
— Баловство, господин старший лейтенант. — С дружками года два назад забавлялись...
— Баловство говоришь, — трешник удовлетворенно ухмыльнулся. — Ладно, проверим через Страж в пункте правопорядка или в городском управлении, — безразлично сказал он. — Топай к нашей машине. Там тебя старший наряда освободит... Если все то, что ты говоришь, правда. Если же нет — пеняй тогда на себя, — трешник развел руками.
Я действительно имел шанс попробовать в действии подобную дрянь, и отпираться перед стрелеем нынче было бы первейшей глупостью. У меня и по сей день остались на запястье левой руки заметные следы. Двенадцать рубцов от острых полых шипов-доилок, устроенных на наручниках нового образца по типу вакуумных насосов, так до сих пор и не рассосались.
Шутка друзей тогда едва не оказалась для меня последней в жизни. Однокашник Ленчик Криворотенков раздобыл на время у соседа-трешника подобные наручники и ради хохмы захлопнул их на ручке двери и на левой руке именинника — меня. Мол, чтобы хорошенько запомнил свой день рождения. Ребята перепили и потеряли электронные ключи от кровососов. Стоило мне, тоже под изрядным хмельком, пару раз хорошенько дернуть рукой, как шипы наручника, словно отлично обученная свора собак, впились в запястье, и из руки тут же брызнула кровь.
Как ни сжимал я запястье, как не пытался высвободиться, шипы наручника-кровососа, прозванного в народе еще и «исходняком», словно «железные» челюсти трехлетнего или пятилетнего бультерьера, все глубже впивались в руку. Кровь из запястья уже хлестала фонтаном, но, по крайней мере, бежала не струйкой.
Пока пришедшие в себя ребята, почти протрезвевшие от вида крови именинника, сообразили, что следует перетянуть мою руку повыше веревкой да оторвать ручку от двери, пока довезли к ближайшему пункту правопорядка, я потерял сознание.
Затем была больничная палата, где я, обескровленный, провалялся почти две недели. Потаскали трешники всех — и ребят, и своего же коллегу, который дал ребятам попользоваться «клевой штучкой», пару месяцев, но все тогда, к счастью, обошлось...
Когда я уже повернулся идти, чтобы, если представится возможность, даже смыться — лишняя встреча с представителем правопорядка, с участковым Беляковым, а потом, возможно, и с комиссией старых пердунов мне не к лицу, трешник остановил:
— Стоять! Ко мне лицом, — приказал он.
Я послушно остановился, повернулся, вздохнул и подумал, что трешник начнет еще и обыскивать, но этого не произошло. Спецназовец достал из кармана регистратор — металлическую трубочку не толще авторучки, навел на меня. Она «плюнула» едва заметной иголкой, которая тут же, чуть кольнув, глубоко вонзилась в руку чуть повыше запястья, оставив в ней микронную микросхему, тем самым, пометив меня.
— А теперь иди к машине, — в бодром голосе трешника было превосходство.
«Скотина, — подумал я, взглянув на ухмыляющегося старшего лейтенанта. — Теперь я еще и меченый, и от них никуда не смоюсь — хоть на Луну или на Марс беги. — Выдернув из левой руки пустую иглу, я пошел к машине. Передатчик остался где-то глубоко в руке, и достать его оттуда самостоятельно не представлялось возможным. Этого не мог бы сделать даже опытный хирург: микросхема размером в несколько микрон при насильственном удалении из тела, могла просто взорваться и расплескать по телу яд рыбы куго, или какой-то другой... Эту микросхему могли удалить только спецназовцы в пункте правопорядка после «сканирования мозга» и сверки всех данных с центральным компьютером и показаниями Стража... Затем, если я для них буду «безгрешен», спецназовцы дадут команду на самоуничтожение микросхемы по компьютерной сети...
Кода доступа не знал никто. Даже пометившие меня спецназовцы. Его знали лишь на центральном компьютерном комплексе.
Я отбросил преждевременную задумку возможного побега. «Может, это и к лучшему, — подумал я. — На время хоть мафиози от меня отстанут... Правда, Валентина... В нынешнем положении жене нельзя переживать — вот-вот у нас появится ребенок... А ведь Валентину тоже, если что, следователи потащат в пункт правопорядка... Даже в Сердобольске у матери найдут...»
Немногочисленные зеваки осторожно поглядывали на лежащий на асфальте труп, меня и трешника, который поставил метку у меня на руке.
— Никому не двигаться с места, — зычно приказал трешник после того, как пометил меня. — Всех осмотреть, подозрительных отправить в ближайший участок правопорядка для определения личности, — бросил недовольно он к подбежавшему стрелею двушнику.
Двушник взял под козырек, но даже не успел повернуться к сразу же отпрянувшим от меня и трешника зевакам. В это время на плече у трешника зазывно пискнула рация.
— Слушаю, — нетерпеливо бросил в микрофон стрелей.
— Господин старший лейтенант! В соседнем подъезде лежит труп девушки, — из микрофона послышался приглушенный уличным шумом писклявый голос.
— Проверь кто она, сержант, — сразу же приказал трешник.
— Идентификационного номера у нее нет.
— Бомжиха? — устало спросил в микрофон старший лейтенант.
— Не похоже. Одета, как с иголочки.
— Кто же она тогда?
— Земсков сфотографировал ее лицо. Взяли пробы клеток, отсканировали отпечатки пальцев на предмет идентификации трупа.
— Немедленно перешлите по модему в Центральную лабораторию.
— Уже сделано, — господин старший лейтенант.
— И что?
— Отпечатки пальцев этой девушки в главном компьютере не зарегистрированы.
— Хорошо, подойду к вам через три минуты, — сказал старший лейтенант и, отдав приказания своим помощникам, быстрым шагом направился через площадь к указанному подъезду.
Неожиданно сзади меня завизжали тормоза и маленькая юркая сине-зеленая машина, едва не сбив с ног трешника, остановилась как вкопанная почти рядом со мной. Я только краем глаза увидел, что в приоткрывшуюся щель чуть опущенного затемненного стекла высунулось черное дуло автомата. В тот же миг упал на землю и откатился в сторону. И вовремя: пули щедрым горохом полоснули по брусчатке, не миновав и стоящего на дороге трешника и одного из зевак, изрешетив их тела.
Пока трешник и зеваки, обливаясь кровью, падали на землю, я был уже метрах в тридцати от нарушившего покой автомобильчика, из которого все еще плевались смертью. Может, автоматчик достал бы и меня, но мне крупно повезло. Кто-то из спецназовцев, не раздумывая, громыхнул по машине со своей «пушки», всадив пару зарядов в ствол автомата, который тут же, вместе с его хозяином разорвало в клочья. Другие пули «достали» до бака с горючим и машина, воспламенившись, громыхнула, разбросав по проезжей части куски покореженного металла и окровавленные останки боевиков-смертников.
— Взять всех! Страж разберется! — спокойно приказал старший группы захвата, появившийся как из-под земли. — Пропустить через «решето», — добавил он, и я уяснил: спецназовцы прошерстят весь дом, соседние многоэтажки, все квартиры, пересадят всех и, пока не проверят домочадцев до пятого колена никого не отпустят. Конечно, и меня не «обидят». Уж со мной они будут разбираться куда ретивее, чем с остальными... Перекопают всех и вся. Здесь я одной Валентиной, которая сейчас пребывала у матери в городе Сердобольске, не отделаюсь. Как же, третий раз под «закорючку» попадаю...
Глубокое «сканирование» в пункте правопорядка «мозга» может вскрыть все. Даже последнее «похождение» с секретаршей Никишовой... Сучка она хорошая... Чем же напоила меня в тот вечер, что я, почти не раздумывая, полез на образину? Ну и ножищи... Хотя, может, Никишова меня и спасла? Сама того не подозревая. Что бы было, если бы я не ночевал у Никишовой, а пришел домой вовремя да лег спать? Еще вчера захомутали бы меня, сонного, мафиози. Как пить дать...
Естественно, попадутся спецназовцам и пастухи, пасущие меня вот уже столько времени, и те, кто нынче хотел распороть мне брюхо да вывернуть наизнанку мои кишки... Они вряд ли уйдут отсюда безнаказанно.
Может, и до Льва Викторовича, если он без ксивы неприкосновенности, тоже наведаются, хотя, как понимал я, это действительно проблематично. Уж если его подчиненные с подобными ксивами ходят, то Лев Викторович и подавно купил себе корочки... Да ладно, что о них думать. Как бы себе не того... Одни мои отпечатки пальцев чего в нынешней ситуации стоят! Дурак, к существующим, на трупе, добавил еще несколько... Кто теперь разбираться будет? Свидетелей нет... Этот трешник приказал долго жить...
Разве что всевидящий Страж? Но записал ли Страж мои последние действия или проигнорировал? Сканирование? Если я попытаюсь заблокировать от сканирования мозга свои последние несколько минут, вернее, исказить их, может получиться, что это выпадет из общего фона...
Я подошел к старшему группы:
— Простите, господин капитан, меня этот парень, — я кивнул на кровавое месиво трешника, — пометил передатчиком. Я по приказу старшего лейтенанта пытался опознать труп, который столкнули вниз с какого-то этажа, прикасался к лежащему. Это может послужить неопровержимой уликой против меня. На трупе остались отпечатки моих пальцев, господин капитан... Что делать?
Приехавшие медики, констатировав смерть всех троих, уже заворачивали в прорезиненную ткань труп последнего парня, чтобы отвезти на экспертизу. Того, которого я выбросил из окна. К разбросанным останкам из машины они еще не подошли. Да там нечего было и констатировать, а соскрести с асфальта окровавленные куски мяса да собрать искореженные куски металла мог после разбирательства и дворник.
— Иди в ноль восьмую, — машинально бросил старший группы, даже не взглянув на меня. — В ближайшем пункте правопорядка разберутся, нет, в Управлении правопорядка города, — дополнил он и, отойдя в сторону, продолжал руководить спецназовцами. Они действовали на удивление четко и слаженно, выстраивая перед домом всех, кто попадался им под руку.
— Я переворачивал выброшенного мужчину. Мои отпечатки пальцев, господин капитан... — канючил, не отставая от трешника ни на шаг.
— Сканирование покажет, — отмахнулся капитан.
— Оно может дать сбой не в мою пользу, господин капитан. Я сильно волновался...
— Ладно, я помечу, — недовольно согласился трешник. Он вынул из бокового кармана кристалл памяти, и что-то нашептал в него. — Иди в ноль восьмую. Передашь водителю вот это, — капитан пошевелил в пальцах диктофон и когда из него выпал крохотный кристалл памяти, протянул его мне. — В Управлении сверят твои показания с показаниями Стража.
Прекрасно понимая, что из плотного кольца спецназовцев мне, к тому же меченому, не вырваться, я послушно, минуя еще стоящую «скорую помощь» с двумя пулевыми пробоинами, прошел к машине, на крыше и по бокам которой красовались огромные красные цифры ноль и восьмерка, открыл дверь, поздоровался, сел. Водитель, не говоря ни слова, принял от меня «послание» капитана. Дальше, опять же ничего не спрашивая, словно был в курсе, сразу же включил зажигание, и машина плавно двинулась с места.
Уже отъезжая, я увидел, что из подъезда послушно, как роботы выходили соседи, за каждым из которых следовал спецназовец. И еще, когда ноль восьмая уже заворачивала за угол, я снова услышал автоматные очереди — одну длинную, вторую — короткую, которая тут же захлебнулась в двух громких хлопках «пушек» спецназовцев.
«Как минимум, еще двумя трупами стало больше, — подумал я. — «Распоясались» охотники... Дураки. Как говаривали в старину, против лома — нет приема, как против Стража и скорострелок спецназовцев тоже...»