Вряд ли кому в голову придёт несвойственная человеку блажь – ждать, когда на землю посыплется град, но если такая беда случается, люди потом выбегают из домов, чтоб посмотреть на грозную стихию и на её последствия.
Давно это было. После вечерней смены, мы всей бригадой стояли на автобусной остановке в посёлке Заозёрном и смотрели в сторону города. Там бушевала гроза. Громы и молнии словно сошлись на этом пятачке и затеяли драку. У нас же даже дождём асфальт не замочило. Автобуса всё нет и нет. Мы уже думали, что последний автобус не придёт и пошли пешком. Но автобус нас догнал и открыл двери. Я благополучно доехала до своей остановки, вышла и ещё подумала, что это был не автобус, а Машина времени. Я вошла в него летом, а вышла - зимой. Под моими босоножками хрустели градины. Асфальт был залит дождевой водой, ручьи уносили на своих плечах ледяные горошины. Ночной уличный свет отражался в воде и, хоть я вся дрожала от холода, всё же шла и оглядывалась, невольно любовалась этой красотой. Сорванные листья, а то и сломанные веточки лежали на пешеходной дорожке, газоны белые от холодных леденцов. И нигде ни одной живой души не видно. Окна в домах тёмные, люди спят. И у меня в груди ещё бесприютней стало…
***
Поздняя осень срывает последнюю листву. Погода слякотная, то дождь припустит, то снежная крупа устроит зловещую пляску. Снежная соль растворяется на асфальте мокрых улиц. А я, сокращая путь, скорым шагом пошла двором, наискосок. Никого нет, ни детей, ни собачек. Грустно сами собой покачиваются детские качели. Я посмотрела на потемневшую от дождя скамейку, густо присыпанную снежной крупой, а поверх всего лежал вниз лицом листочек яблони ранетки. Издали были видны прожилки на листике, и мне вдруг почудилось, что это лежит на скамейке очень худенький ребёнок, прямо рёбра из-под кожи выпирают… Я сделала шаг вперёд по дорожке, но у меня вдруг ком к горлу подкатил. Жалко мне стало тот листочек, ведь он же живой и на снегу. Остановилась, постояла и быстрым шагом направилась к скамейке. Подняла тот листик, вытерла его носовым платком и положила между страниц записной книжки.
***
Шла я домой поздним вечером. Тоскливо поглядывала на редкие окна, в которых ещё горел свет, и пыталась себе представить, чем в эту минуту занимаются хозяева. Чаще всего я видела задёрнутые шторы и вдруг увидела окно… без штор. В комнате горел тусклый свет ночника. На подоконнике стояла большая бутылка с высоким вытянутым тонким горлышком. В той бутылке, как в изысканной вазе стоял тюльпан, даже без листиков. Открывшийся его цветок смотрел сквозь окно в ночное небо.
И ещё меня удивило то, что пластиковое окно почему-то было не белое, а чёрное. И вот, в чёрной раме окна, на фоне тускло белого потолка, смотрел в ночной мир силуэт одиноко стоящего цветка. «Видать одинокими могут быть не только люди…» - подумала я, вздохнула и, съёжившись, зашагала дальше.
***
Мы в суете дней не предаём значения переменам времени года, дня и ночи, переменам погоды и даже тому, сколько раз перед нашими глазами меняется пейзаж за окном. А всё потому, что всё это у нас есть и как нам тоскливо становится лежать в четырёх стенах, когда попадаем в больницу…
Помню, как ехали мы по просёлочной дороге жарким летом. В полуденный зной вся природа просто изнывала от палящего солнца. Опытный водитель свернул к речке. Мы вышли из машины и по раскалённым камням пошли к речушке, которая далеко отступила от обозначившегося берега. Даже лозняк скучал от безветрия. На чахлую травку между камней было жалко смотреть. Детишки по речным камням бежали к реке и набирали воду в пластиковые бутылки и ею поливали обречённую на страдания травку.
Я смотрела и прислушивалась к словам детей в то время, когда они пытались напоить страждущие травинки. Сколько у них было душевного тепла и ласки. Сравнивала детей и уже взрослых мужиков, что стояли кружком в сторонке, курили и поминутно сплёвывали слюну на горячие камни. Никто из них даже внимания не обратил на детские старания. И мне так тоскливо стало от мысли, что жизнь высушит в сердцах детей такую искреннюю совестливость, самопожертвование, желание помочь и они, так же будут стоять кружком, говорить о чём-то своём… А может хоть в ком-то она всё-таки останется?..
Где-то через пол года я, уже с другими людьми оказалась в том же месте, на берегу речушки. Выпал снег и водитель даже не рискнул свернуть на обочину. Мы по снегу, спотыкаясь, постарались подойти поближе к речке, которая чуть ли ни вдвое стала шире летней. Теперь лозняк омывала вода, а он гнулся под тяжестью налипшего снега на ветках. Было такое впечатление, что это сказочные речные спруты белыми щупальцами пытаются притянуть к себе сопротивляющиеся кусты.
Мы поехали дальше и уже в сумерках подъезжали к обжитому месту. Сокращая путь, местный водитель вёл машину по узкой лесной дороге. В салоне стояла напряжённая тишина, переживали: доедем - не доедем. Деревья согбенные под тяжестью снега образовали сверху свод туннеля и только на синеющем снегу виднелись чьи-то размашистые следы.
Вдруг, в «конце туннеля» забрезжил всё ярче и ярче желтоватый свет. Теперь золотисто-жёлтые зайчики видны были на дороге, где ровную снежную гладь нарушили чьи-то следы. Никто не думал о том: красиво или не красиво на этой зимней дороге. От меня мало что зависело, поэтому я позволила себе совместить приятное с полезным. Да ещё подумала: как же всё-таки хорошо, что мне, городскому жителю, посчастливилось побывать на заснеженной лесной дороге, да ещё поздним вечером… Но об этом, конечно же, промолчала.
***